Чокнутая

                Ч О К Н У Т А Я
Она была странная. Не как все. Длинная, худая, с синюшными костлявыми руками, торчащими из грубого свитера, явно не ее размера и висевшего на ней, как на колу, с чудными хвостиками, завязанными шнурками от ботинок, и прилипшими к ее ногам джинсами, которые обтягивали их настолько плотно, что, казалось, на них совсем нет мяса, а только кости, торчащие на коленях и по бокам вздутыми буграми. Лицо ее было мелким, с впалыми бледными щеками, и имело вид человека, сильно не доедающего. Со спины ее запросто можно было принять за парня, настолько неженственной и нелепой была вся ее долговязая фигура.
Она производила впечатление неряшливости и вызывающей небрежности. Но ее это не смущало, несмотря на то, что окружающие девчонки посматривали в ее сторону с явным пренебрежением и даже брезгливостью. Она не проявляла к ним никакого интереса, и это еще больше вызывало раздражение, переходящее в мелкие уколы, перешептывания за спиной и злобливые свистящие шуточки, которые отпускались по ее адресу с неизменным ядовитым удовольствием.
Ребята смотрели в ее сторону насмешливо, но не трогали, хотя тоже  считали ее в своем кругу странной и несколько не в себе. Она не вызывала у них никакого интереса, а потому сидела всегда одна, в уголке, тихонько поглядывая на всех из своего укрытия. Наш университет был преимущественно девчачий, и среди остальных сокурсниц, нарядных и накрашенных, как в гламурных журналах, она и вовсе блекла своей серенькой внешностью.
Лекции она посещала нечасто, и было странно, что преподаватели как будто не замечали этого. Даже на семинарах она была редкой гостей. Зато когда посещала их, изумляла всех глубоким знанием предмета и умением вести дискуссию даже с преподавателем. В группе она  держалась особнячком, не проявляя интереса ни к кому, словно всех остальных и не было. Ее неусредненность сослужила ей недобрую службу: ее называли «заумной», «выскочкой» и еще больше сторонились, с желчной завистью наблюдая за ее успехами.   
Иногда из любопытства кто-нибудь просил у нее конспекты. Она пожимала плечами и вынимала толстую академическую тетрадь с мелкими каракулями, неизменно предупреждая, что разобраться в них непросто, и это не совсем то, что давали на лекциях. Каракули эти мелким бисером теснились в каждой клеточке листа и были написаны столь убористо, что рябило в глазах. Читались они тяжело, и после нескольких минут пыток тетрадь возвращалась хозяйке без чувства малейшей благодарности.
Ходили слухи, что она чья-то дочка, поэтому с ней так носятся, но, наверное, никто ничего не знал. Все же попытки разузнать что-либо от нее самой заканчивались двусмысленным молчанием, вызывавшим еще большее недоумение и любопытство. Ее молчаливость и нежелание с кем-либо сближаться, создавали вокруг нее вакуум. Но она не тяготилась этим, живя в каком-то своем, неизвестном никому мире, где ей было уютно,  и куда она не хотела нас впускать. Фамилия ее была самая обыкновенная, и только имя вызывало недоразумение, хотя и оно не было чем-то необычным. Официально полное имя ее звучало как Ираида Иванова. Представлялась же она как Ра. На вопрос, что это за имя и почему Ра, она вновь пожимала плечами и отвечала, улыбаясь: «Мне так нравится – Ра…».
Постепенно ее перестали замечать вовсе, словно ее и не было. Даже в обычные студенческие посиделки или забавы ее не приглашали, считая это не нужным и не помня о ее существовании.   И так длилось до тех пор, пока она однажды не появилась перед лекцией с шикарным парнем, одетым в смокинг и с бабочкой, словно на прием к английской королеве. Девчонки ахнули, а ребята, придирчиво оглядывая незнакомца, презрительно перешептывались с явной завистью, которой наделяла его женская половина. Парень выглядел еще шикарнее в сравнении с небрежностью Ра. В его непринужденности носить эту необычную для молодых одежду и в самих манерах чувствовалась некая  врожденная утонченность, которой обладают люди, искушенные дорогими  изысканными вещами, привычными их кругу, и умеющими обращаться с ними просто и естественно, не испытывая ни малейшей неловкости. Он услужливо крутился возле Ра, негромко наговаривая ей что-то на ухо, а она сосредоточенно молчала и только изредка наклоняла голову в знак согласия. Девчонки бесились от любопытства, но подойти и встрять в их разговор не решился никто.
Когда в аудиторию вкатился наш толстенький и смешной декан, которого за глаза звали Колобком, он лучезарно улыбнулся и, раскланиваясь, выскользнул в коридор, на ходу успев махнуть Ра рукой и дав ей понять, что будет звонить. По нашему ряду пошел шепот. Все делились впечатлением от увиденного, комментируя на свой лад, что бы это значило. Колобок несколько раз сделал нам замечания, и мы, чтобы не искушать судьбу, перешли на записочки. Лекция слушалась вполуха. И не успел прозвенеть звонок, как мы дружно ринулись к Ра.
Она встретила нас спокойно и равнодушно, ничуть не удивившись нашему всеобщему вниманию.  Ее тетрадка была испещрена бисером, и было видно, что лекцию она слушала внимательно, и присутствие молодого человека на ней никак не отразилось.
- Колись, Ра, кто это? – Чуть не хором допытывались девчонки. – Ну, Денди, прямо… Шикарный парень! Где подхватила?
- Нигде, - спокойно и равнодушно ответила она, - это брат, мой брат. – Ее губы тронула усмешка. – Все так, - она обвела замолчавших девчонок взглядом, - так всегда… Увидят, потом спрашивают, пристают…
- Познакомила бы… - раздался чей-то голос. – Свободен или как? Не жмись, Ра, все равно не твое…
- А машина у него есть, марка какая, - рвались вперед ребята, - папочка, небось, купил… Сколько лет брательнику твоему?.. Сразу видно, из заграницы не вылазит…
Ра слушала молча, изредка морща свой длинный нос, как будто ей были неприятны все наши вопросы.
- Ну, хоть как зовут его скажи, - девчонки начинали злиться, - строишь из себя… Тоже нашла тайну… Не парень же твой, брат…
На губах Ра заиграла странная улыбка. Она подняла на нас свое худое бледное лицо с бесцветными глазами и, глядя поверх наших голов, тихо, почти одними губами прошелестела каким-то странным полушепотом несколько непонятных фраз, заставивших нас переглянуться.
- А может, и не брат… Не совсем брат… Или брат, я не знаю… А машина есть, хорошая машина, только я в них не разбираюсь…
Кто-то из ребят покрутил возле виска с явным намеком, что она не в себе. Девчонки  дружно захихикали и понимающе переглянулись.
- Ну да, не определилась еще… Только ты того, на себя посмотри в зеркало. Куда тебе с ним? Такому девушка другая нужна, а ты… ты…
- Что я? – Ра одернула свой обвисший свитер. – Жаба, крыса, страшилище… Что я? Тогда не надо…
Ей не дали договорить. Ей хохотали прямо в лицо.
- Да, да – и то, и другое, и третье. А еще – ты чокнутая, чокнутая, поняла!
Ра молча убрала книги и тетрадь и, не говоря больше ни слова, спокойно удалилась из аудитории. Это взбесило всех еще сильнее.
- Нет, что ни говорите, а она не в себе, - констатировала Танька, самая красивая в группе. – Неужели у этой уродины такой брат? И пошла, как палку проглотила, - Танька чуть ссутулилась и вобрала голову в плечи, изображая походку Ра. – Точно, Чокнутая… А братик ничего, что надо мальчик!
- Чокнутая-нечокнутая, а знакомить не хочет, - подтрунил кто-то из ребят, - ты Танька тоже, того… Не любишь, когда мимо рта пролетает. Вон как взвилась! Парень в шоколаде, не то что мы, бедные студенты…
- Это точно, - подтвердил кто-то из девчонок, - Танька везде на боевом коне. Порхает, как бабочка, от одного к другому, где чем поживиться… Ишь, слюна закапала! Ра, конечно, не от мира сего, но сдается, не такая уж дура, как вы думаете…
С легкой руки Таньки за Ра закрепилась кличка Чокнутая. Теперь ее так и звали, перешептываясь за ее спиной и громко обзывая в отсутствие. Ра ничего не выясняла и больше не возвращалась к разговору о брате. Однако, спустя неделю, он так же внезапно появился вновь, возбудив новые пересуды алчущего любопытства аудитории. Теперь уже девчонки рассматривали его, не стесняясь, поедая глазами и явно давая намек на знакомство. Танька нахально вперилась в него глазами и смотрела, не моргая, точно хотела его загипнотизировать. Она, как товар на рынке, вертелась перед ним, стараясь показать все свои достоинства – ладную красивую фигуру, стройные длинные ноги на шпильках и волнистые густые волосы, окрашенные в модный платиновый блонд.
В ее присутствии Ра поблекла окончательно. И Танька с удовольствием констатировала, что парень несколько раз посмотрел на нее с интересом. Ра молчала, словно ничего не замечала. Лишь несколько раз дернулись уголки ее губ, выдавая в ней напряжение и раздраженность. Разговор Ра с братом подходил к концу, и Танька решила не упускать момента.
- Я в совершенном отчаянии, - подплыла она, - таинственный незнакомец второй раз посещает нашу альма матер, а мы до сих пор не знакомы… - Она смотрела парню прямо в глаза так смело и пристально, что он опустил голову, смутившись. – По неизвестным причинам нас не хотят знакомить, видимо, оберегая для кого-то другого?
- Уйди, - сказала Ра, - прошу тебя, уйди!
Танька прищурилась.
- Значит, я не ошиблась, - насмешливо проговорила она, - оберег в действии! Кстати, а кто она – сестра, знакомая, невеста… В прошлый раз она лепетала что-то неразборчивое…
Парень покраснел, несколько раз глянул в сторону Ра, потом на Таньку и четко, внятно выговорил:
- Не сестра, не знакомая, не невеста… - Он чуть помолчал. – Честно говоря, трудно сказать кто, мы с ней дальние родственники, седьмая вода на киселе, - он поморщился, явно затрудняясь с ответом. – Впрочем, это неважно. Вы ее подруга?
Вопрос застал Таньку врасплох. Даже в страшном сне не могло ей присниться, что она и эта Чокнутая могут быть подругами. Но в доли секунд ее мозг выдал правильное решение.
- Подруги, - мило улыбаясь, подтвердила она, - близкие… Татьяна, - она протянула ему руку.
- Денис, - он взял ее ладошку обеими руками. – Ра почему-то никогда про вас не говорила. Странно… Обычно она рассказывает мне все.
- Мы недавно подружились, - торопливо добавила Танька, - она не успела. Теперь, Денис, я думаю, вам будет о чем поговорить кроме ваших дел. – Танька широко улыбалась, чувствуя, что нравится ему, и довольная тем, что он не имеет к Чокнутой почти никакого отношения.
- К сожалению, мне пора, - Денис вскинул руку с часами, - цейтнот. Времени катастрофически не хватает. Приятно было познакомиться, думаю, мы еще встретимся? – Он перевел взгляд на Ра. – Оказывается, у тебя красивая подруга, а ты от меня скрываешь, - шутливо пожурил он, - а зря…
Танька была на седьмом небе. Она торжествующе обвела всех взглядом и снова вперилась в Дениса.
- Как жаль, - сладко пропела она, -  что времени совсем нет, - она капризно оттопырила губку, изображая из себя обиженного ребенка, - а мне бы хотелось продолжить наше знакомство…
Ра дернулась. Хотела что-то сказать, схватила Дениса за рукав, но отпустила, успев только метнуть в сторону Таньки колючий холодный взгляд.
- Пренепременно, - Денис сунул Таньке свою визитную карточку. – Вот, пожалуйста, обращайтесь, если что. Всегда к Вашим услугам…
Танька радостно помахала ему рукой.
- Зачем ты ему наврала? – Услышала она за спиной голос Ра. – Какие мы близкие подруги? Ведь вы все смеетесь надо мной, сплетничаете… И что, мне теперь врать тоже, или сказать Денису правду?
- Для достижения своей цели не грех и соврать! – Парировала Танька. – Если бы не мое вранье, ты вряд ли познакомила меня с ним. А теперь… Теперь все будет зависеть от меня! Я думаю, что, если ты даже скажешь ему правду, я сумею объяснить ему, почему я так поступила. Просто не было другого выхода. А ты… ты постоишь в сторонке… - Танька хохотнула. – И мой тебе совет: не стой под стрелой, поняла?
Танькины каблучки весело простучали по паркету, и в толпе девчонок послышался хохот. Танька явно делилась опытом, рассказывая, как ловко она завела знакомство, и демонстрируя визитку, на которой было золотыми буквами вытеснено все, что ей хотелось узнать.
Попасть Таньке на зубок означало только одно: отвязаться от нее было невозможно. Своего Танька добиваться умела, и если ей что-то было нужно, можно было не беспокоиться – мытьем или катанием, но дело будет сделано.
- Пропал парень, - с завистью глядя на Таньку, рассуждали мальчишки. – Это не мы… На нас она и глядеть не хочет. А этого быстренько к ручкам приберет… И как это Чокнутая с ним… Тоже – бедная родственница. А Танька скушает его и не подавится!
Завидно было и девчонкам. К Таньке всегда липли парни, поэтому дружить с ней было выгодно, но любовью она, как и Ра, не пользовалась. Таньку боялись. Она могла отбить любого, даже на зло, на спор, и с ней предпочитали оставаться в хороших отношениях. К тому же, обладая смелостью на грани наглости, она была умна, хитра и изобретательна. С ней было весело, и в отличие от занудной  Ра она всегда была душой компании.   
- Так тебе теперь придется с Чокнутой подружиться, - обсуждали положение девчонки. – Какая ни есть, а все-таки родня твоему денди, куда же деваться? – Танька пожимала плечами. – Не ровен час накапает чего-нибудь – и прости-прощай без начала…
- Ну, это мы еще посмотрим кто кому накапает, - Танька уверенно подмигнула толпе, - а дружить… Со скуки с ней сдохнешь, ведь квашня квашней… Так если, из вежливости на первых порах. А потом видно будет…
Странно было не то, что никто даже не попытался защитить Ра. Странно было то, что все думали точно так же, не пытаясь даже представить, что так же могли бы думать и относиться к ним самим. Молодой эгоизм, отвергнувший эту непохожую, чудаковатую сокурсницу, не ведал жалости, не имел душевной тонкости и элементарной человеческой деликатности для того, чтобы дать ей шанс сблизиться с их капризным, неоднородным и самолюбивым мирком, где ей была отведена не вполне пристойная роль  юродивой полудурочки.
- А Чокнутая наша совсем скисла, - вынимая пачку дорогих сигарет и кивая на выход, сказала Танькина подружка Светка. – Сейчас в три ручья заревет. Может, она себе его берегла, а ты… - Светка захохотала. – И утешить-то ее некому…
- Тоже скажешь, - Танька вынула из пачки сигарету, - пошли покурим. Не для нее Денис, не по ней… Погодите, девки, стану встречаться – все узнаем потихоньку: и кто она, и что с ней… Точно овца сидит, тихонькая, смирненькая… - Танька громко захохотала. – Ей бы в монашки, а девки?
Все засмеялись. Ра поняла, над кем, подняла голову и впервые смотрела на всех, не отводя глаз, с чуть приоткрытым ртом, словно хотела что-то сказать, но не могла. Вид ее сейчас был жалок, но вызывал не сочувствие, а непонятное раздражение, смешанное с брезгливостью.
- Рот закрой, галку поймаешь, - проходя мимо нее кинула Танька. – Раззявилась! Ты еще заплачь здесь, вот смеху-то будет!
Ра внезапно дернула головой, резко вскочила, потом снова села и крикнула громко, так чтобы слышали все, и Танька, проходившая мимо, и толпа ребят, гоготавшая у стены, и девчонки, с любопытством наблюдавшие за ней.
- Не заплачу, не ждите, не заплачу!
Она схватила тетрадки, сумку и опрометью выскочила из аудитории. В дверях она чуть задержалась, ожидая, когда Танька и Светка приблизятся к ней.
- Ты, ты… - задыхаясь шипела она. – Вы обе, все… - Она искала подходящее слово. – Все… - она ловила воздух ртом, как рыба. – Вы выгрызенные, понимаете, выгрызенные!..
Она бежала по коридору, распихивая встречных в стороны, цепляясь своими длинными ногами за их ноги, в своем нелепом длинном свитере, как будто куда-то опаздывала и не слышала, как вокруг  шикали на нее со всех сторон толкаемые ею люди.
- Точно Чокнутая, - прикуривая, констатировала Светка, выйдя на крылечко на улицу. – Смотри – понеслась, как ненормальная… Голосок прорезался у нее,  и как тебе?  Как она нас всех – «выгрызенные»… Уродина. Дать бы ей…
- Успеется, - Танька сладко затянулась. – Узнать надо все сначала, а потом уж и решать. Сейчас не время. Дениса нужно на крючок прочненько посадить. Пока потерпим. Пусть злится. Хоть горшком называет, в печку-то не поставит, - они со Светкой захохотали. – Потом свое наверстаем!
А Ра бежала, прижав к себе сумку с тетрадками, и слезы заливали ее бледное лицо. Она не вытирала их. Всегдашние обиды копились в ее душе сухим остатком, долгим, горьким. И слезы редко облегчали их. Но сегодня они текли ручьями, как половодье захлестнувшее дамбу, и вытирать их было бесполезно. Ра радовалась, что успела убежать, не показав своей слабости, но теперь слезы не смущали ее, потому что вокруг не было тех, кто ранил ее так походя, небрежно, словно не замечая, что она тоже человек, нисколько не хуже, а быть может, лучше их.
Прохожие смотрели на нее испуганно, с любопытством. Но никто не остановился, не спросил, в чем дело, а ей так хотелось, чтобы кто-то именно сейчас поговорил с ней просто так, по душам. Но все спешили по своим делам, только косясь в ее сторону. Что они думали о ней? Ничего… Просто какая-то чудачка с заплаканным лицом, которая наверное, поссорилась с подругами или с парнем, да мало ли что… Своих забот полно, не до того… Все спешат по своим делам, всем некогда…
Ра вытащила мобильник и нашла нужный номер Дениса. «Абонент временно недоступен! Перезвоните позже!» - раздался оттуда металлический голос. Ра нажала на кнопку. «Теперь уже не то, - подумала она. – Как она сказала? «Не стой под стрелой!». Да, от Таньки ему не отвертеться, это не я, - подумала она. – Да и что у нас было? Ничего. Он даже не догадывался, не знал. Или не хотел знать. Общался из вежливости, из благодарности – к отцу, ко всей их семье… А Танька ему понравилась! Теперь начнет бегать на свидания, дарить цветы, подарки… - Ра вздохнула. – Таньке это не в диковинку. А мне… Хоть бы кто-нибудь, когда-нибудь… Правда, мама или отец… Но это все не то…»
Ра пошарила по карманам. Носового платка, как всегда, нет. Она вытерла мокрое лицо полой свитера, шмыгнула носом. Домой идти не хотелось, но и шататься по улицам с распухшим красным носом желания не было. Она купила булочку и села в скверике, где гуляли с колясками такие же, как она, девчонки. Пирожок был теплый и вкусный. Ра даже не заметила, как в ее руке осталась только бумажка, жирная и липкая. Ей захотелось еще. Она встала и вновь побрела к киоску, чувствуя, что потихоньку приходит в себя, заедая горькую обиду этим теплым пирожком. Ей казалось, что пекли его очень добрые руки, которые с каждым глотком помогали ей оттеснить обиду, переполнившую ее через край. .
- Понравились? – Продавщица довольно улыбалась. – Еще хотите?
- Еще…
Продавщица ловко завернула ей еще один пирожок.
- И мне парочку, - прямо у ее уха раздался сочный мужской баритон. – Вкусные говорите…
Ра оглянулась. Это был мужчина, высокий, худощавый, со смуглым обветренным лицом. Он внимательно смотрел ей в глаза, как будто хотел высмотреть ее изнутри, и Ра стало неуютно от его пронзительного проникающего взгляда. Она отошла в сторону и вновь побрела в знакомый скверик. Спиной она чувствовала, что мужчина смотрит ей вслед, но не оглядывалась. Она была уверена, что он пойдет за ней, и не ошиблась. Как только она присела на скамейку, почти тут же рядом с ней плюхнулся и он.
Ра сделала вид, что не  заметила его, тихонько уплетая свой пирожок за обе щеки. Незнакомец же, наоборот, всеми силами старался обратить на себя внимание. Он то нахваливал пирожки, поглядывая в ее сторону, то незаметно пытался сесть к ней поближе. Ра не отвечала ему, каждый раз отодвигаясь от него подальше, и хранила неприступное молчание.
- Однако вы нелюдимая, - сказал он, доедая второй  пирожок. – Просто дикарка… Вас, наверное, не любят? – Он немного помолчал. – Ваши сверстники не такие, им пальца в рот не клади, бойкие ребята, а Вы… Вы какая-то непонятная… - Заключил он. – Так нельзя…
- Послушайте!.. – Не выдержала Ра.
- Нет, это Вы послушайте! – Сердито перебил он. – Вы думаете, что я к Вам пристаю, или как это у Вас – «клеюсь»… Нисколько! Просто мне Вас жаль. Вы заплаканы, расстроены и вообще… - он поморщился. – Какая-то растрепанная, несуразная… Ну, несовременная… - Он ужаснулся своей откровенности. – Я вовсе не хотел Вас обидеть, поймите меня правильно. Вы еще молодая, у Вас много чего впереди и нельзя так…
Ра резко вскочила со скамейки. Привычным жестом одернула свой болтающийся свитер и перекинула сумку с тетрадями через плечо. Ее ноги аршинными шагами понесли ее прочь от скамейки, но вновь за спиной послышались частые шаги, и она почувствовала на себе сверлящий взгляд незнакомца. Ра круто повернулась и почти нос к носу столкнулась с его лицом.
- Я все про себя знаю, - прошипела она, - и мне не нужно читать нотаций! Да, меня не любят, я страшная, нескладная, нелюдимая – но какое до этого вам дело? Разве Вас кто-то об этом просит? Может быть, Вы…
- Я просто хотел помочь. Я могу Вам помочь, - перебил ее незнакомец. – Ваше раздражение – это признак обиды, неудовлетворенности, Вашего отчуждения…
- Вы кто? – Ра почти выкрикнула ему в лицо. – Зачем, зачем Вы лезете мне в душу? Может быть, я не хочу этого, может быть, мне это не нужно, Вам не прихоило это в голову?
- Вам это нужно, - спокойно возразил незнакомец, - нужно. И чем сильнее вы отрицаете это, тем глубже я понимаю, что вам это необходимо. Сейчас я уйду, но вот, - он вынул из-за пазухи портмоне, и протянул ей визитку,  -  возьмите. Не хорохорьтесь, это всего лишь мой телефон. Когда Вам будет  совсем плохо, позвоните, не стесняясь. Я запомню Вас. Ваше имя?   
Ра, не ожидавшая такого напора, несколько растерялась и почти машинально ответила ему, не понимая, зачем и почему она это делает.
- Ра, - пробормотала она, - Ра…
- Что за странное имя, - рассмеялся незнакомец, - кажется, Тур Хейердал плавал на лодке с названием «Ра»… Никогда не слышал таких женских имен.
- Меня зовут Ираида, - уточнила Ра, - просто я не люблю своего имени… А это осталось еще от детства. Когда меня спрашивали, как меня зовут, я отвечала «Ра»… Еще меня зовут Чокнутая, - Ра опустила глаза, - те, кто не любят… - Она посмотрела на визитку. – По-моему, для первого знакомства вполне хватит, Александр Олегович…
Ра испытывала странные чувства. Она хотела отвязаться от этого назойливого, настырного человека, который почему-то так настойчиво предлагал ей свою помощь. Она, не привыкшая к чьему-то вниманию, сейчас, после нанесенной ей обиды, была раздражена и чувствовала, что ее растерянность играет ему на руку. Но твердая уверенность, что все закончится, как только они разойдутся, заставляла ее несколько сдерживать это раздражение.
Ра сразу решила, что никогда и ни за что не будет ему звонить. Она долго смотрела на его удаляющуюся спину, но потом, словно оборвав какую-то нить, повернулась и пошла прочь, уже не думая о нем, как будто его и не было. Сунутая наспех в сумку визитка сползла на дно и, прижатая тетрадками, тихонько обшмыгивалась о его шелковую подкладку.
Душевная боль постепенно стихала, уходила куда-то вглубь, как будто зарывалась, чтобы погаснуть там совсем. Но на это нужно было время. Ра привыкла перебаливать в одиночку. Она медленно вспоминала все, что с ней случалось, чтобы понять, где, почему, из-за чего все произошло так, а не иначе. Ее ли здесь вина, или нет… Она редко оправдывалась и почти всегда виноватой считала именно себя, относясь снисходительно к другим, но беспощадно к себе.
«Разве что-то должно было случиться по-другому, - думала она, - рано или поздно все случилось бы именно так. Пусть не с Танькой, а с какой-то другой… И что я? Разве я люблю его, или это просто привычка. Привычка видеть его, говорить с ним, делиться с ним. Еще та детская привычка… Но мы уже не дети, мы повзрослели. И теперь каждый должен идти своей дорогой, на которой будут встречаться другие, разные люди, не всегда приятные обоим. И эта дорога будет разводить их по сторонам, потому что… - Мысль Ра оборвалась. Она вскинула голову, обвела взглядом все вокруг, не понимая, где она, и, словно от толчка, остановилась от внезапно раскрывшейся ей истины. – Кто я для него? Разве он дал мне какой-нибудь повод думать больше того, что было простыми дружескими отношениями из их давнего детства, с которым давно пора проститься… Разве когда-нибудь я думала о чем-то таком, на что намекнула Танька?  Тогда почему так обидно и больно, как не было никогда? Или я сама, того не понимая, давно решила, что так будет всегда?..  – Сердце Ра билось гулко и сильно. Она испуганно оглянулась, словно все, кто проходили мимо нее, знали ее мысли, такие же глупые и несуразные, как она сама. – А теперь… Теперь все будет так, как нужно. И я не подам никому даже вида. Я привыкла… А потом все пройдет, отболит и забудется, и станет смешным…»
Ра возвратилась домой уже затемно. Ни на кого не глядя, рухнула в своей комнате на диван,  пробормотав, что у нее болит голова и ей хочется спать. Это означало, что трогать ее сейчас нельзя. И родители молча обменялись взглядами, поняв, что с ней что-то произошло, о чем говорить и допытываться не время, а иногда и просто бесполезно. 
Ра с самого детства обращала на себя внимание своей пытливостью и недетской серьезностью, часто уединялась и играла одна, не испытывая тяги к сверстникам и удивляла родителей тем, что почти не играла с куклами, а имела мальчишеские склонности и мало была похожа на девчонку. Родня считала, что она пошла в отца, вечно углубленного в свою науку, немного чудаковатого и отстраненного от привычного всем быта. Мать, любившая покрасоваться в обществе, модница и говоруха, никак не могла понять, отчего дочь такая молчаливая, диковатая и не в пример ей необщительная. Все ее старания как-то расшевелить и увлечь дочь женскими забавами и секретами терпели крах и приводили мать в отчаяние. Но время шло, Ра взрослела, и мать постепенно смирилась с таким ее поведением, посчитав, что это природа,  и спорить с ней бесполезно.
Единственным другом, с которым Ра общалась с удовольствием был Денис, часто навещавший их дальний родственник отца. Их сближение произошло спонтанно и не объяснялось ничем, кроме каких-то неуловимых и невидимых нитей, которые связали обоих. Денис был покладист от природы и, словно текущая вода, незаметно сглаживал угловатость Ра, при нем и сама она казалась более мягкой и близкой другим. Со временем он стал не только близким другом Ра, но почти членом их семьи, которого они воспринимали исключительно как своего.
Денис подрастал, из мальчика превращался в заметного интересного мужчину, и мать с горечью глядела, как ее Ра все больше и больше свой внешностью отходит на задний план, пропуская вперед себя многих других более привлекательных девушек. Ее равнодушие к собственной внешности и неумение одеваться приводили мать в отчаяние, которое она выплескивала на мужа и дочь без какого-либо успеха.
- Она еще глупа, - отмахивался муж, - вот подожди, влюбится – и произойдет метаморфоза. А пока… Не мучай ее, девочка еще не созрела.
- Но другие, - возражала мать, - ты же видишь, как они одеты, причесаны. Ра среди них просто дурнушка. Поговори с ней, как мужчина, меня она не хочет даже слушать. Поверь, все эти модные течения  с их небрежностью и неряшливостью сыграют с ней плохую шутку!
Отец ежился и скоропалительно ретировался, закрываясь от жены в кабинете, пока она громогласно выдавала очередную тираду. При дочери он косноязычно бормотал какие-то несвязные фразы, краснел, как провинившийся мальчишка, и покорно замолкал, встретившись с дерзким взглядом дочери. Ра упрямо гнула свою линию, не слушая никого, и он только разводил руками, словно оправдывался  за то, что бессилен переубедить свою упрямую дочь.
Когда же мать, пытаясь спровоцировать ее, накупала ей всякой всячины в надежде увлечь обновками, Ра на все ее старания отвечала без всякого энтузиазма настолько обыденно и небрежно, что становилось обидно до слез.
- Это мне?  Зачем? У меня же есть…– Недоумевала Ра, вертя в руках обновку. – Спасибо. Положи куда-нибудь там… - она неопределенно махала рукой.
- Хотя бы примерь, - растерянно предлагала мать. – Это так красиво.
Ра покорно надевала новинку, мать восхищенно нахваливала, но дочь, повертевшись для ее удовольствия, вновь облачалась в привычные ей свитер и брюки с той же сокраментальной фразой.
- Потом, как-нибудь потом… -  спешила она отделаться от материнских вздохов, нисколько не тронутая новыми нарядами, словно ей действительно ничего было не нужно.   
К Денису мать питала самые теплые чувства и мечтала, чтобы дочь вышла за него  замуж, хотя никогда не говорила об этом, точно боясь сглазить. Парень с малолетства отличался старательностью и природной смекалкой, позволявшей ему схватывать все на лету и успешно двигаться вперед. Усердие его увенчалось тем, что вскоре после окончания школы он с первого захода поступил в университет, а затем в аспирантуру, где блистательно защитился и теперь работал под руководством отца Ра в одной из коммерческих структур, часто уезжая в зарубежные командировки и будучи уже достаточно обеспеченным. Но, как женщина вполне светская, она понимала всю очевидность несовпадения ее дочери с ним и всячески пыталась помочь ей соответствовать. Ра была достаточно умна, образованна, хорошо воспитана, но подать себя и заинтересовать мужчин она не умела. И мать боялась, что ее личная жизнь не сложится, и она останется куковать среди таких же нерасторопных дурех, упустивших свое время.
- Оглянись вокруг, - стыдила она Ра, - девчонки просто лезут из кожи, чтобы обратить на себя внимание, а ты!.. Уж если бы мы бедствовали, или не было возможностей, все было бы как-то объяснимо, но так… когда тебе ни в чем не отказывают, и ты можешь позволить себе все, вести себя так небрежно и глупо… - Мать начинала явно нервничать. – Откуда это у тебя? Ни я, ни отец не можем понять, что с тобой! – Ра молча разворачивалась и уходила к себе. – Нет, это невозможно, - доносился до нее крик матери, - когда ты поймешь, будет уже поздно!
Ра и сама не знала, почему она так равнодушна ко всем этим женским радостям, о которых с таким удовольствием говорили все девчонки на факультете. Разговоры о моде, ногти, высокие каблуки – все это казалось ей мелким, не стоящим и суетным, как панцирь, который сковывает и снаружи и изнутри, заставляя быть не самим собой, а тем, кем принято согласно условностям данного времени, придуманными кем-то, кто помимо ее воли хочет заставить ее им подчиняться.
- Ей надо было родиться мальчишкой, - заключала мать, - тогда бы все было в порядке. Не знаю, что должно произойти, чтобы заставить ее измениться и понять, что она женщина.
Ответ отца был лаконичен и прост.
- Мужчина и только мужчина.
Но время шло, и ничего не менялось. Единственным мужчиной, с которым Ра общалась, был Денис, и он держался с ней, как всегда, дружелюбно и предупредительно, но без должного продолжения, отдаляясь своей внешней стороной от нее все дальше и дальше.   
Ра осунулась, несколько дней почти ничего не ела и ни с кем не разговаривала. Денис не показывался, и Танька насмешливо поглядывала в ее сторону, явно являясь причиной его исчезновения. Это заметили и родители, но выспрашивать у дочери не решались, зная, что нарвутся на ее холодное молчание. Вопреки всем своим стараниям Ра выглядела удрученной и хмурой. Роль равнодушной избалованной особы ей была не по плечу. Несколько раз она набирала номер Дениса, но он отвечал отрывисто, или томный металлический голос предлагал оставить ему сообщение.
Танька пыталась заговорить с ней, но Ра привычно отворачивалась, цедя сквозь зубы, что у нее все хорошо по-прежнему и сочиняя, как они с Денисом обсуждают то, что интересно обоим. Танька смущенно пожимала плечами, веря и не веря ей, но расспрашивать Дениса не решалась, боясь повредить только-только начавшие складываться с ним отношения.
- Я рада, - с ехидством произносила она, выводя своим тоном Ра из терпения, - что Денис успевает везде. Правда, мне он говорил, что давно с тобой не виделся, и кому верить я не знаю…
От Таньки приятно пахло дорогими духами и еще чем-то таким, что волновало и раздражало Ра. Вся ее ладная, красивая фигура и роскошные локоны напоминали красавиц из гламурных журналов, к которым Ра относилась с чувством небрежного высокомерия, считая их просто упакованными куклами, от которых не останется никакого лоска, если вытряхнуть их из блестящей мишуры,  окружающей их с головы до ног. Но Танька была живая, и до нее можно было дотронуться рукой, и все у нее было свое и на своем месте, и Ра не могла, не хотела признаваться себе, что смертельно завидует ей, потому что не может быть такой же, как она.
Денис появился только через неделю. Он был весел, глаза его сверкали, и сам он как будто стал другим, не тем, каким его знали все они, а более уверенным, раскованным и даже немного надменным, словно одержал значительную и важную победу в своей жизни. От этой перемены сердце Ра дрогнуло. Она почувствовала, что случилось что-то непоправимое, что уже никогда не вернет их отношения на прежнее русло, что он стал не тем милым и откровенным другом, которого она знала много лет и с которым можно было говорить о чем угодно, что он стал другим, хотя еще сам не понимает этого, но это уже знала и понимала она.
- Где ты пропадал? - Спросила она, стараясь поймать его прячущийся от нее вгляд. – Не звонишь и не отвечаешь на звонки. Это Танька?..
Денис, застигнутый врасплох ее прямолинейным вопросом, суетливо замялся, но вдруг, точно очнувшись, решительно кивнул.
- Да,  ты угадала. Это она. Ты обижена? Но мы с тобой только друзья, и ты ей тоже подруга, разве не так?  Тебе скучно, но я…
- Не так! – Ра зеленела от негодования. – Не так! Мы не подруги, и что она тебе все врет было ясно с самого начала. Просто ты… Просто она…
- Она мне нравится! – Денис смотрел на Ра в упор. – Она классная девчонка. Ты даже представить себе не можешь, сколько теперь у меня завистников! У меня еще такого ни с кем не было…
- Ты спал с ней?.. – Угасающим голосом спросила Ра. – Ты с ней спал?
Денис молчал. Он опустил голову и боялся смотреть на нее, испытывая  сейчас и злость, и раздражение и неловкость одновременно. 
- Спал… - упавшим голосом ответила она за него. – Я сразу это поняла… Ты стал чужим. – Денис взял ее за руку, но Ра отстранила его. – Не надо, теперь не надо… Это ложь. Все, что ты скажешь мне, будет ложью. Лучше молчи… - Она чуть помедлила. – И не приходи больше… прошу тебя…
Дома повисла плаксивая тоска. Плакала вода в кране, уныло стонал ветер за окном, слезливо катился дождь, и в голосе матери слышались печальные срывающиеся нотки, похожие на расстроенные струны. Ра чувствовала себя опустошенной, выпотрошенной до самой кожи, где, как в пустом сосуде, эхом отдавались ее воспоминания, ударяя ее своей незаживающей болью.
Теперь Танька не подходила к ней, а даже сторонилась, как будто ожидая от нее каких-то козней и неприятностей. Ра по-прежнему садилась в свой гол и оттуда украдкой рассматривала ее, раздирая свою боль еще больше. Денис больше не звонил и не приходил. И на вопросы родителей Ра ответила угрюмым молчанием, бросив лишь странное «У нас все…»
Ситуацию прояснил отец, и мать попыталась разговорить Ра. Но та упрямо молчала, подолгу запиралась в своей комнате и тихонько злилась на нее за ее назойливое материнское участие.
- Оставь ее в покое, - советовал отец, - пусть перебесится! В конце концов, она взрослая девка, и это должно было случиться. – Он заботливо поглаживал жену по плечу. – К сожалению, в жизни не все бывает так, как нам хочется… - И хватит дурить! – Уже обращался он к Ра, переходя на крик. – Ты не маленькая! Пора прощаться с грезами и жить реальной жизнью! И не нужно чекать Дениса только за то, что он полюбил не тебя, а другую… Любовь, знаешь ли, - отец осекся, - это штука сложная… А у вас… В сущности, ваши отношения были детскими, и Денис, вопреки нашим ожиданиям, вырос раньше тебя…
Ра вспомнила про случайное знакомство внезапно. Ее забила лихорадка. Она трясущимися руками стала рыться в своей сумке, ища его визитку. На пол летели учебники, тетради, ручки… Визитка лежала на самом дне сумки, потертая и измятая. Ра бережно разгладила ее рукой и впервые прочитала все, что там было написано. «Щуров Александр Олегович, директор по связям с общественностью». В голове Ра всплыл их недолгий диалог. «Я могу Вам помочь!», - стучали в ее висках его слова.
«Чем же вы можете мне помочь? – Ей стало смешно. – Он самонадеян, - Ра отшвырнула визитку в сторону. – Никто мне не может помочь, никто… Разве что развлечься, от скуки… И в случае чего – сразу оборвать все навсегда…» Ей вдруг захотелось наговорить ему кучу глупостей, ему, этому незнакомому человеку, который так в себе уверен, что смел предложить ей свою помощь.
Она вновь взяла визитку, еще раз внимательно прочитала ее и решительно схватила мобильник. Трубка загудела и в ней раздался спокойный мужской баритон.
- Это я! – Без обиняков заявила Ра. – Вы узнаете меня?
Трубка неловко молчала. Было понятно, что на том конце лихорадочно соображали, кто бы это мог быть.
- Это я, - вновь повторила Ра, - Вы оставили мне свою визитку, чтобы я позвонила Вам…
- Да, да, вспомнил, - перебил ее голос, - у Вас еще такое странное имя, кажется, Ра… Извините, что сразу не узнал: незнакомый голос, дела…
- Да, это я, - опять повторила Ра, - Вы хотели мне помочь, я…
- Не нужно ничего объяснять, - он торопливо прервал ее, - Вы все расскажете мне при встрече. Так… Знаете, послезавтра у меня есть окно, и я предлагаю Вам встретиться эдак часиков в шесть вечера, устраивает?
- Вполне.
- Тогда жду Вас на Пушкинской, у памятника, подходит?
- Вполне, - снова повторила Ра неуверенным голосом, уже жалея о своем звонке.
- Не надо думать плохого, - сказал он, как будто прочитав ее мысли, - Вы не совершили ничего страшного и постыдного. Поверьте мне, Вы сделали все правильно. Итак, до встречи.
Он не клал трубку, ожидая, когда она положит ее первой.
- До свидания, - ответила Ра, подождав еще немного, и, наконец, нажав на кнопку отключения.
В душе ее творилось смятение, и она не понимала, почему. В зеркале отражалось растерянное лицо, бледное, осунувшееся, с торчащими по-детски хвостиками, которые теперь казались ей такими нелепыми и неказистыми, как она вся. Непонятная тревога колотила ее изнутри, выливаясь на скулы  пятнами и лихорадочным блеском глаз. «Наверное, со стороны я точно выгляжу чокнутой, - подумала она. – И пусть, пусть! И почему мне стало страшно? Ведь я могу и не пойти, просто не пойти и все! И ничего не будет! И пусть он катится к черту! Разве я кому-то что-то обязана?..»
Но она пошла. Она приехала намного раньше и долго кружилась по скверу, выбирая укромный уголок, откуда просматривалось все, что делалось вокруг памятника. Она наблюдала за людьми, как будто в тысячный раз смотрела один и тот же фильм, где бесконечно встречаются незнакомые ей люди, которым нет до нее дела, но за которыми с такой жадностью смотрит она сама, потому что всего этого у нее в жизни никогда не было.   
Ра знала неписанное правило, что женщина обязательно должна хотя бы на немного опоздать и заставить мужчину ждать ее. Время близилось к шести, но Александра Олеговича так и не было. Ра совершенно вжалась в скамейку. «Не хватало только, чтобы он вообще не пришел, - подумала она. – Может быть, это очередная насмешка, и я сижу здесь, как дура, - Ра чувствовала себя уничтоженной. – Уже седьмой час…»
Она встала со скамейки, обошла памятник вокруг и решительно направилась к входу в метро. Уже на лестнице до нее донесся зычный мужской голос, выкрикивающий ее имя.
- Ра, постойте, куда же вы!
Ра оглянулась. Он торопливым шагом мчался к ней, на ходу махая ей рукой, чтобы она увидела его.
- Да постойте же!
На лице Ра появилась жалкая улыбка. Она повернула назад и пошла навстречу.
- Прошу извинить меня, - запыхавшись, произнес Александр Олегович, - не успел, задержали. Дел по горло… Рад, рад, очень рад… Ну, здравствуйте, Ра!
Они говорили без продыха.  Вернее, говорила Ра. Все, что копилось в ней долгие годы, вдруг прорвалось наружу, как назревший нарыв,  излив наружу всю боль и страдания ее души. Она рассказывала про детство, про отца и мать, про Дениса, которого считала своим единственным и самым близким другом, про то, как ее не любят и не замечают сокурсники, о том, что она думает и чем интересуется. Александр Олегович слушал, не прерывая, лишь изредка уточняя ту или иную деталь. И Ра впервые почувствовала, что это не просто вежливое участие зрелого мужчины, а настоящая заинтересованность в ней и как в человеке, и как в женщине. Ей надо было выговориться, и он дал ей эту возможность.
- Ну, что ж, - сказал он, когда она внезапно замолчала, словно споткнулась или очнулась от своего излишнего откровения. – Могу сказать Вам только одно – в Вашей голове полный сумбур обид, непонимания и одиночества. И знаете, мне кажется, не всегда причина в ком-то… - Голос его зазвучал мягче. – Понимаете, во всем всегда есть две стороны – внешняя и внутренняя. И они взаимосвязаны и взаимозависимы. А Вы изолировали одну от другой. Получилось… то, что получилось… Возможно, я скажу Вам сейчас несколько неприятных вещей. Вы готовы их услышать?
Ра напряглась и замерла, как будто он хотел зачитать ей приговор.
- Ддда, - заикаясь сказала она едва слышно. – Только, пожалуйста, не зовите меня на «Вы», это как-то… как-то по-старчески… - Ра покраснела. – Нет, это не про Вас, просто мне…
- Я понял, - Александр Олегович улыбнулся. – На «ты», так на «ты»… Начнем с того, что некоторая часть вины, а может быть, и большая лежит на тебе самой. – Ра опустила голову и покраснела. – Не смущайся, - ободрил он. – Мы часто не замечаем своих недостатков, хотя судим других. Допустим, что ты такая от  природы: сама в себе, самодостаточная, неглупая, пытливая, любишь до всего докопаться, но… - Он обвел глазами все вокруг. – Нельзя жить только этим, своим маленьким, придуманным, книжным мирком, пренебрегая всем, что тебя окружает. Время, мода, люди, техника, законы, искусство – это те условности, в которых мы все живем и которые нельзя не замечать и не соответствовать им. Как только ты начинаешь отставать от всего, ты неизбежно остаешься позади, и отрыв этот тем больше, чем больше ты отстаешь. И сократить его можно только приложив усилия.
- Вы считаете, что я отстала? – Ра смотрела на него с нескрываемым ужасом. – Но я одна из лучших студенток, и я…
- Вот-вот, одна из твоих ошибок, - Александр Олегович строго перебил ее, - опять погружение в себя, а остальное… Вот это, например, - он ткнул в ее хвостики, - ну, что это по-твоему? А твое неумение общаться со сверстниками,  да и не только с ними. Ведь и с родителями у тебя нет доверительного контакта, не так ли? И этот твой Денис… Он же сейчас, как молодой олень! У него гон, понимаешь, гон, а ты!...
Ра густо покраснела и схватилась за свои хвостики, на которых, как и раньше, болтались шнурки. Она поджала под себя свои худые коленки и вся вобралась внутрь, словно хотела спрятаться от его сверлящего взгляда.
- Ну, вот уже и скукожилась, - укоризненно произнес он, отводя свой взгляд. – Скованная, закомплексованная, жалкая какая-то… Сколько тебе сейчас?
- Девятнадцать…
- Боже мой, девятнадцать лет! Да это взрыв, вулкан страстей и эмоций, стихия чувств и порывов, а ты… Сидишь дома, как старушка, и жизнь проходит мимо! Да тебе нужно ворваться в нее! Как комете – ярко, внезапно, чтобы все увидели тебя! Не сидеть мышкой у себя в комнате, не кукситься и злиться, а бежать, бежать жизни навстречу, наверстывать, что потеряно -  и жить, жить, жить! К черту эти детские хвостики, к черту этот оттянутый свитер и облезлые джинсы, и эти лапти, похожие на  стародавние калоши из прошлого! Положи всех на лопатки! Вспомни, что ты  молодая, а не баба Яга!
Он говорил так горячо и уверенно, что Ра невольно поддалась его настроению. Она вся подалась вперед, ловя каждое его слово, словно боялась что-то пропустить или не услышать.
- Я постараюсь, попробую, - дрогнувшим голосом, выдававшим ее внутреннее волнение,  пролепетала она.
- Да «не попробую», - возмутился Александр Олегович, - а «немедленно возьмусь за дело» - вот каков должен быть твой ответ! А сейчас вперед,  в парикмахерскую, начни с головы и держи меня в курсе дел! – Он встал. – На сегодня все! Звони. И чтобы в следующий раз я увидел другую, совсем другую!
Ра летела, будто ее подхлестывали. Она плюхнулась в кресло парикмахерской,и на немой вопрос мастера притязательно брякнула:
- На ваш вкус и чтобы хорошо…
Молоденькая парикмахерша старательно сдернула с ее хвостиков шнурки и брезгливо отбросила их в сторону. Затем провела по волосам рукой, ощупывая их густоту, и наклонила голову Ра к раковине. Ра удивленно уставилась на нее, готовая уже возразить и даже встать со своего места.
- Так надо, - девчонка направила струю воды ей на голову, - так всегда делают. Сначала мыть, потом все остальное…
- Делайте, что хотите, - обреченно произнесла Ра, - но только чтобы было хорошо…
На пол летели густые русые пряди волос, и лицо Ра постепенно приобретало совершенно другие очертания. Оно округлилось, и из зеркала на нее смотрело другое незнакомое лицо с мальчишеской стрижкой, большими удивленными глазами и припухшим ртом.
- Теперь совсем другое дело, - удовлетворенно сказала девчонка, стряхивая с простыни остатки ее волос. – Угораздило же тебя…
- А что, было плохо? – Растерялась Ра.
- Не то слово! – Девчонка укоризненно качала головой. – Чистая уродина! Еще шнурочки эти от дырявых штиблет, хоть в бомжатник сажай!
Ра вспыхнула. Ей стало стыдно,  неловко и обидно. Вдруг захотелось сказать девчонке тоже что-нибудь обидное, но она сдержалась.
- Неужели так плохо? – Переспросила она. – Никто ничего не говорил…
- В глаза, может, и не говорили, - резюмировала девчонка, - зато за глаза наверняка! Теперь увидят – обалдеют!
Первым рухнул от ее вида отец. Открыв ей дверь, он ошарашенно встал на пороге и первые несколько мгновений не знал, что сказать. Наконец, отступив вглубь прихожей, он, запинаясь, как  школьник, плохо выучивший урок, удивленно и почти с ужасом произнес:
- Ра, это ты? Что ты с собой сделала?
- Постриглась, - коротко бросила Ра, -  пропусти же меня…
- Мать, - заорал отец истошным голосом, пропуская Ра вперед, - посмотри на нее!
Ра стояла недвижимая, словно ее приговорили к смерти, и ожидала своей участи. Испуганная мать влетела в прихожую, ожидая чего-то страшного. Глаза ее были расширены, и одна рука сжимала платок.
- Вот, полюбуйся на свою дочь! – Широким жестом указал на Ра отец. – Оболванилась чуть не до лысины!
- А по-моему неплохо, - сказала мать и облегченно вздохнула. – Ты консерватор и тебе не угодишь. И чего нужно кричать, словно стряслась беда? Девочка просто сделала современную прическу и ей идет. – Она повернула Ра кругом. – Неплохо, очень неплохо… Правда, совсем по-мальчишески, но тебе идет… И не слушай отца. Он в этом профан, хотя и профессор…
У Ра отлегло от сердца. Она видела, что мать довольна, и это придавало ей уверенности.
- Это еще не все, - радостно сообщила она, устремляясь к гардеробу, где лежали ее обновки, которые до сих пор не находили своего применения. Она швыряла из гардероба свои вещи  на пол, словно искала и не могла найти что-то заветное.
- Что ты делаешь, - возмутилась мать, - скажи, что тебе нужно,  и я найду. Ты же разворотила все вещи…
Ра не слушала ее. Она выгребала обновки и удивлялась, сколько их у нее. Она не помнила кто, когда и зачем покупал или дарил ей их, но теперь ей было жутко приятно, что вещей было много и выбор был богатый.
Ра надевала то одно, то другое, вертелась перед зеркалом и постоянно смотрела на мать, ловя ее одобрительный взгляд.
- Слава богу! – Проговорила мать. – Слава богу, что ты взялась за ум! Сними же наконец с себя это безобразие и начни носить нормальную одежду!
Ра с готовностью швырнула  свитер и джинсы в кучу.
- В утиль! – Торжествующе сказала она. – На свалку!
- Давно бы так, - одобрительно сказала мать, - но откуда эта перемена? Объясни, что случилось? Ты влюбилась?
- Хуже, - тем же торжественным тоном проговорила Ра, - я встретилась с волшебником! И теперь начинаются превращения!
-  Фантазерка! – Засмеялась мать. – Скажи проще – влюбилась!
- Не верите? – Закричала Ра. – И не надо! Все увидите сами!
- По-моему, она чуточку хватила, - вмешался отец, услышав ее крик и выразительно щелкая себя по шее. – Она неадекватно себя ведет…
- Нисколечко, - Ра бросилась ему на шею, - не угадали!..
Впервые за много лет ей было свободно и раскованно, словно с отстриженными волосами ей отстригли и ее закомплексованность, и ее дикость, и еще что-то такое, что мешало ей стать свободной, какой она чувствовала себя сейчас.
- Тогда ищи мужика, - сказал отец, обращаясь к матери, - без нашего брата здесь не обошлось. Я прав?.. – Сквозь очки на Ра смотрели хитрые глаза отца.
- Прав! – Подтвердила она.
- Ну, что я говорил! И кто он?
- Он женат? – Осторожно вставила мать.
- Думаю, да, - кивнула Ра, - он намного старше меня…
- Час от часу не легче, - мать замахала руками, - это надо гасить в зародыше…
Ра стало смешно. Наблюдать растерянность матери и некоторую озабоченность отца было действительно смешно. Они оба выглядели сейчас как дети, застигнутые за шалостями врасплох. И это было тем более забавно, что они не знали ни что предпринять, ни как понять их взбалмошную непредсказуемую дочь.
- Не вздумайте устраивать мне проверки, - Ра сердито сверкнула глазами. – я давно не ребенок, и мне пора уже быть самостоятельной. – Она крутилась перед зеркалом, примеряя то одно, то другое платье.
- Худая… - горестно вздохнула мать. – Если бы хоть чуть-чуть покруглее… Как было бы хорошо тогда…
- Были бы кости, - парировала Ра, - а мясо нарастет! Лучше подскажите, что мне идет больше.
По всему полу и на диване лежали груды ее нарядов, и Ра никак не могла решить, на чем ей остановиться. Она, до сих пор равнодушная ко всякой одежде и не умеющая, что и как носить, была в самом затруднительном положении. Ее растерянность и неуверенность сейчас делали ее мягче и женственнее, и мать, переглянувшись с отцом многозначительным взглядом, поспешила ей на помощь.
- Вот это, оно попышнее, - подала она дочери заложенное вокруг складками легкое крепдешиновое платье. – С твоей худобой нужно то, что полнит. Эта твоя хрупкость… - Мать тяжело вздохнула. – Можно подумать, тебя морят голодом. И сколько раз я говорила тебе, чтобы ты ела, как следует, а не на ходу!
Ра расправила на себе пышную юбку и, повертевшись возле зеркала, вскинула большой палец правой руки вверх, что означало, что она в полном восторге.
- В самом деле неплохо, - одобрил отец. – Она смотрится даже изящно. Подберите ей туфли – и будет полный порядок!
В комнате наступила полная тишина. Модельной обуви у Ра отродясь не было. Кроссовки, кеды, босоножки на низком каблуке типа «лапти», и сапоги составляли весь  ее ассортимент. Она понятия не имела, что это такое, и теперь молчала, не зная, как и что делать.
- Купить не проблема, - утешила ее мать, - вот только как ты будешь все это носить… - Она укоризненно смотрела на большие ступни дочери. – Увы, ты не Золушка, - сказала она и вновь вздохнула. – Ножка явно в папу… И потом, ты же никогда не ходила на каблуках. – Мать немного подумала, а потом решительно направилась к себе и вскоре вернулась, держа в руках красивую коробку. – Вот, - торжественно сказала она, - примерь. Конечно, они могут быть тебе маловаты, но ради красоты придется потерпеть.
В коробке лежали черные лаковые лодочки на шпильке, отделанные по бокам стразами и золотым шнуром. Они пахли тем особенным обувным запахом, который всегда исходит от дорогой обуви. Ра осторожно вынула их из коробки и почувствовала, как кровь ударяет ей в щеки и виски.
- Мне нужно это надеть? – Растерянно спросила она. – Я боюсь, я не сумею…
- Ничего! – Мать забирала бразды правления в свои руки. – Учись! Пора! Пора, моя милая, вылезать из вот этого, - она ткнула пальцем в растоптанные кроссовки Ра, - а теперь смелее, я буду учить тебя ходить в такой обуви.
Ноги Ра разъезжались и не хотели повиноваться. Она ковыляла по комнате, как пьяная, заваливаясь то одним боком, то другим, и совершенно не понимала, как такие, как Танька, чувствуют себя в такой обуви, словно в домашних тапочках, умудряясь в ней даже бегать по улице.
- Наша малышка заново учится ходить, - хохотал отец. – Ну как, когда было труднее? – Ра, заваливаясь на бок, ковыляла по комнате. – Ну, ну, еще шажок, - ободрял он, улыбаясь.
Всем было весело и интересно, как уже давно не было. Душа Ра наполнилась теплом и любовью. Она улыбалась шуткам отца и видела, как приятно матери, что все ее прошлые старания наконец нашли свое применение.
- Никогда не думала, что это так трудно, - сказала Ра, глядя на мать. – И как скоро я научусь на этих шпильках бегать?
- Понравилось? – Лицо матери было розовым от удовольствия. – Надеюсь, что скоро. Все зависит от тебя, от твоего желания и старания.
- Тогда скоро, - твердо сказала Ра, продолжая ковылять по комнате.
Ноги ее с непривычки задеревенели, и от напряжения их стало ломить. К тому же туфли были на размер меньше и совершенно новые, поэтому держали всю ступню, как в колодке. Ра с трудом скинула туфли и облегченно вздохнула.
- На сегодня хватит! Но денька через три я просто обязана уверенно ходить на шпильке!
Мать понимающе покачала головой, и с ее лица моментально схлынула улыбка. Она крепко схватила Ра за руку и уже металлическим голосом, постоянно поглядывая в сторону мужа, словно ища его поддержки, чеканным голосом начала читать Ра нотацию.
- Этот твой… волшебник… - мать сердито засопела, - не должен становиться на твоем пути. Тебе нужен другой… такой, как Денис… или что-то наподобие… Ты должна понимать, что связываться с женатым мужчиной старше себя – это неприлично и недостойно! Ни к чему хорошему это не приведет…
Ра дернулась и застыла. Ей хотелось накричать на мать, наговорить ей много обидных слов, нагрубить и сказать, что она все не так понимает, но отец, стоявший за ее спиной, приложил руку к губам, прося  не отвечать на материнскую тираду.
- Успокойся, мама, - сказал он, обращаясь к жене. – Ничего страшного не произошло. Я думаю, все не так. Все гораздо лучше, чем ты себе представляешь. Оставь это мне, я разберусь…
Утром Ра проснулась со странным чувством радостной тревоги. Она вспомнила, как долго лежала в постели с открытыми глазами, представляя, как завтра она войдет в аудиторию на глазах у изумленных сокурсников, совершенно не подавая вида, что ее интересует их мнение. Она представляла, с каким ледяным спокойствием обведет она их взглядом и как всегда сядет в своем углу, улыбаясь  и смущая всех своей непринужденностью.   
На стуле лежало с вечера приготовленное пышное платье и стояли материнские лодочки, на которых она так старательно училась вчера ходить. Ра поглядела на себя в зеркало и вновь удивилась, как изменила ее эта короткая стрижка. Вихрастое озорное лицо улыбалось ей незнакомой загадочной улыбкой. Ра подмигнула сама себе и сощурилась.
- Была не была! – Вслух проговорила она. – Теперь отступать поздно.
Под насмешливым взглядом отца и тихими вздохами матери она старалась ничем не выдать своего волнения, но сердечко ее ёкало и что-то непонятное дергалось внутри, вырываясь наружу розовым румянцем.
- Ну, вот, - сказала Ра, когда была уже готова. – Как я вам? – Ноги ее все еще стояли на шпильках неуверенно, и она то и дело покачивалась из стороны в сторону, как пьяная.
- Вполне… - коротко бросила мать и вздохнула. – Только не торопись, все-таки ты никогда не ходила на каблуках…
- Ничего, - ободрил отец, - все начинают так. А в общем – ты похорошела… И не тушуйся! Держись, как будто так было всегда…
Ра шла непривычным шагом: тихо и осторожно. Ее обгоняли все, но она упрямо не торопилась, стараясь придать своей походке уверенной неспешности. Она впервые с помощью матери чуть подкрасила губы, ресницы, подвела глаза и удивилась, как вновь преобразилось ее детское личико, приобретя более женственное  утонченное выражение. «Почти как в «Служебном романе», - подумала она, вспоминая известный фильм. – Вот только какой будет финал…»
Чем ближе становилось здание университета, тем меньше было у Ра уверенности в себе. Она никак не могла собраться, ноги разъезжались, и сердце билось сильнее и сильнее. Несколько знакомых ребят проскочили мимо, даже не заметив ее, и она, глядя им вслед, с ужасом подумала, что всем все равно, какая она теперь, и все ее фантазии – только ее фантазии. Но когда с ней рядом поравнялась Танька, с Ра случилась метаморфоза.
- Привет! – Улыбаясь в тридцать два зуба, звонко проговорила Ра и уставилась прямо Таньке в лицо. – Не узнаешь?
Танька несколько мгновения обалдело смотрела на нее, не понимая, кто эта наглая самоуверенная особа, расплывшаяся перед ней двумя рядами крепких белых зубов. Танька смерила Ра с головы до ног, чуть приоткрыла рот и изумленно воскликнула:
- Ни фига! Шикарно, блин! – Она все еще не могла понять, кто же эта незнакомка. – Ты… откуда… - неуверенно пролепетала она, и, словно спохватившись, снова смерила Ра взглядом. – Ты! – Она ткнула Ра пальцем. – Ты!
- Я! – Подтвердила Ра, довольная произведенным эффектом. – Узнала все-таки…
- Ну ты даешь! Что с тобой могло случиться?..
- Ничего особенного, - как можно равнодушнее ответила Ра, - просто захотелось стать взрослее…
- Темнишь, - недоверчиво проговорила Танька, - скажи честно – подцепила стоящего мужика, - Танька завистливо глядела на Ра, - как тебе удалось… такой… ну, такой… - Таньке очень хотелось сказать «Чокнутой», но она вовремя спохватилась и замолчала.
- Не все тебе одной! – Насмешливо сказала Ра и сощурилась, будто тоже оценивала Таньку.
- И кто он?
- Много будешь знать, скоро состаришься!
«Облом, - подумала Ра, торжествуя свою маленькую победу. – Посмотрим, что будет дальше…»
Дальше было так. Ра медленным шагом шла по аудитории и следом за ней Танька, которая кивала на нее и делала сокурсникам большие глаза. Все молча смотрели на нее, как на диковинное чудо, а за плечами нарастал гул, похожий на пчелиное жужжание.
- Во Чокнутая дает! - Донеслось до нее откуда-то сбоку. – Откуда что взялось!
Ра резко оглянулась. На нее смотрело несколько десятков пар любопытных ошаращенных взглядов.
- Всем привет! – Сказала она и остановилась. – Это я, та, которую вы зовете Чокнутая. Вообще-то меня зовут Ираида, но лучше просто Ра. Прошу любить и жаловать! – Краем глаза Ра увидела, как Танька покрутила пальцем возле своего виска. – Возможно, некоторые умственно отсталые еще не усвоили, как меня зовут, так я повторю, - она повернулась к Таньке лицом, - Ра, понятно, усвоила? – Кто-то хихикнул. – Больше повторять не буду!
Она уселась на свое привычное место и разложила конспект. В аудитории, как ей казалось, было непривычно тихо. Ребята бросали на нее украдкие взгляды и тихо перешептывались, изумленные ее многословием и бойкостью, с которой она осадила Таньку. А девчата смотрели с явным любопытством  и нескрываемой завистью, невольно сравнивая теперь ее и Таньку, которая уязвленная при всех сидела тихо и скромно, как никогда.
Начавшаяся лекция сняла напряжение. Преподаватель, бросив на Ра мимолетный взгляд, пробормотал «Новенькая» и начал лекцию.
-  Ну дает.. И этот  не узнал, - раздались смешки.
Ра смеялась вместе со всеми. Ей было удивительно хорошо, как в добрый веселый праздник, который еще в самом начале, когда все еще впереди – и подарки, и веселая встреча друзей, и вкусная еда, и музыка, льющаяся бархатной волной над их головами, и ожидание чего-то прекрасного, что непременно должно случиться, как в сказке, которой неосознанно жаждет каждая юная душа на рассвете своей жизни.
Она чувствовала, что открыла какую-то новую дверцу, доселе закрытую от нее на ключ, который она когда-то потеряла, а теперь чудесным образом отыскала снова. И там, за этой дверцей, была другая жизнь – яркая и красочная, где не было места скуке и одиночеству.
Любопытство подстегивало и ребят и девчонок. Она чувствовала, что стала притчей во языцех. Ее природная стеснительность бунтовала против этого, но она помнила наставления Александра Олеговича и держалась, как могла. На все вопросы любопытствующих она отвечала сдержанной загадочной улыбкой, не желая никого посвящать в свои дела, о которых и сама мало что знала. Ей не терпелось предстать в новом обличии перед своим наставником и она решительно набрала его номер.
- Это я, - обронила она свою обычную для нее фразу.
- Здравствуй, здравствуй! Узнал, - послышался ответ. – Надеюсь, твои дела в порядке?
- В полном, - бодро затараторила она, - даже очень. Хотелось бы похвастаться и перед Вами… - Ра очень хотелось, чтобы он также не узнал ее и так же изумился, как все ребята, и она нажала. – Никогда не откладывайте на завтра то, что можете сделать сегодня. Честное слово, все не займет много Вашего времени, зато… зато это будет сюрприз!
- Хорошо, сдаюсь! – Хмыкнул он. – Тогда ты сама подъезжай, - он сделал некоторую паузу, видимо, соображая, где с ней встретиться, и затем медленно, словно раздумывал, проговорил, - ну, скажем, на Арбате, там есть такое уютненькое кафе…
- Знаю, знаю! – Радостно закричала Ра. – Когда?
- Часиков эдак в восемь, устроит?
- Устроит.
- Тогда не опаздывать! Мое время дорогое!
- Спасибо! – Ра чувствовала, как заполыхали ее щеки, и сердце снова заколотилось от бешенной удачи. – Я буду, обязательно!
Танька весь день нарезала вокруг нее круги, в надежде хоть что-нибудь узнать. Несколько раз она пыталась завязать с ней разговор, напоминала о Денисе, но Ра «не клевала», делая вид, что он ее  больше не интересует и ей безразлично, что и как у него с новой пассией. И в самом деле, голова ее начала крутиться вокруг других вещей, которые вдруг стали ей интересны, и она удивлялась, почему до сих пор ни на что не обращала внимания, прозябая в своем углу, точно серая мышь.
Преподаватели один за другим рассыпались в комплиментах, не узнавая в ее утонченности бледный линялый облик чего-то подобного среднему роду. Мальчишки боязливо поглядывали в ее сторону, явно делясь впечатлениями, и на их юных лицах читалось то же изумление.
После занятий она, обычно, плелась одна, загребая своими большими ногами и ни на кого не обращая внимания. Теперь же женское любопытство взяло верх, и девчонки стайкой облепили ее у выхода.
- Мы сейчас лопнем от любопытства, - верещали они, - откуда все взялось!? Не строй из себя недотрогу, Ра, все равно не поверим! Кто он? Таньку не обманешь. Танька мужика за версту чует!
- Правильно чует, - подтвердила Ра, - я к нему сейчас на свидание бегу. – Так что… - Она очень хотела съязвить, сказать что-нибудь колкое и смущенно поняла, что не умеет, не смеет быть похожей на Таньку с ее острым бритвенным языком. – Пока… - вместо этого сказала она и сосредоточенно пошагала на шпильках.
«Интересно, кто приедет раньше на этот раз – он или я, - думала Ра, стараясь не спешить и дать ему время. – Наверное, он. «Мое время дорогое» - припомнилось ей. – Пусть уж лучше он! И чтобы, как говорят девчонки, обалдел насмерть!».
Она глядела в зал настороженно, шаря по столикам глазами. Но Александра Олеговича не было. Ра выбрала столик в уголке и уселась, уставившись на вход. Чашечка кофе уже остыла, но его все не было, и Ра начала дергаться. Ей стало неприятно. «Это неприлично, - рассуждала она сама с собой, - второй раз и вновь опаздывает… «Но ведь ты набилась ему сама», - вторил другой голос, - и нечего теперь хныкать, хвастунишка!».
Ра начала набирать его номер, но вдруг передумала. Она торопливо допила свой кофе и кликнула официанта.
- Сто пятьдесят коньяка! – Потребовала она и сама удивилась своей смелости.
«Напьюсь и пусть увидит, какова я буду, - продолжала рассуждать она. – То-то будет сюрприз, двойной! И по пьянке наговорю ему всяких глупостей от обиды… Ничего, потерпит…»
Она уже порядком отхлебнула, и голова начала кружиться, качая предметы волнами, когда Александр Олегович вошел в зал. Он медленно оглядывал столики, и даже раза два мельком посмотрел на нее, но по выражению его лица Ра поняла, что он не узнал ее.
- Я здесь, - привстав со своего места, - крикнула она и замахала ему рукой. – Я здесь!
Жар от коньяка и волнения сделал ее лицо ярко-розовым, и глаза сверкали сумасшедшим блеском. Алкоголь расслабил ее, и она чувствовала себя совершенно свободной. Ра отпила еще глоток и плюхнулась на свое место. Ноги были мягкими и бесчувственными. Она никогда еще не пила коньяка, и потому не предполагала, что эти сто пятьдесят граммов сделают ее совершенно пьяной. Глаза начал застилать голубой дым, и все звуки, которые доносились до нее, казались далекими и глухими.
- Вот так-так, - проговорил Александр Олегович и присел возле нее. Он посмотрел на бокал, уже почти пустой, и улыбнулся. – Понятно, - сказал он, - психовала? Ну и зря… Я же сказал, что буду. А тебя и впрямь не узнать, похорошела, посвежела. И совершенно другая. Ну-ка, ну-ка… - Он оглядел ее со всех сторон и удовлетворенно прищелкнул губами. – Конфетка! – Потом посмотрел на ее бокал и с иронией добавил. – Конфетка с коньяком! И как – плывешь?
- Плыву, - глупо улыбаясь, ответила Ра. – Как на морском лайнере… Все вокруг кружится, кружится…
- Сейчас поправим, - он щелкнул пальцами. – Два крепких кофе и сок лимона… Что ж ты, голубушка, так сразу… - Он не договорил фразу, чтобы не обидеть Ра. – Нужно иметь выдержку. В жизни много придется терпеть, так что учись, иначе… Скажу тебе откровенно, с нашим братом иногда очень нелегко, так что…
- Вы все время не договариваете,  - осекла его Ра, - хотите, чтобы я додумала сама?
- А ты, голубушка еще не совсем, - Александр Олегович неопределенно покрутил кистью руки, - голова еще варит. Именно так, угадала. – Ну, давай, приходи в себя, иначе твои родичи меня съедят с кашей.
Ра, морщась, отхлебывала лимонный сок и запивала его крепким густым кофе. Постепенно таяла в ушах вата, переставали качаться окружающие столы и люди, и до ее сознания стал доходить смысл оброненной фразы.
- За что съедят с кашей, - повторила она, еще не совсем понимая, в чем дело, - не за что…
- Не за что, - подтвердил Александр Олегович, - но родители есть родители, они любят тебя и беспокоятся о тебе…
Ра глядела, соображая, что же могло случиться, раз возник такой разговор. И боялась спросить об этом, думая, что тогда все закончится, так и не начавшись.
- Струсила? – Понял Александр Олегович. –Откровенно говоря, мне самому было не по себе… Вдруг раздался звонок, и твой папа пошел на меня в атаку… Я опоздал, потому что встречался с ним. Не волнуйся, все нормально. Встретились два мужика, поговорили и выяснили, что ничего страшного нет и не будет. Теперь он успокоит мать, и она больше не будет читать тебе мораль. Хотя…
- Отец хороший, он… он… Это мама, это она, - Ра стало стыдно. – Я не жаловалась, не думайте и не давала телефон, они сами… Я просто хотела Вас удивить и спросить, хорошая ли я ученица. Вы знаете, что сегодня было в универе – я их всех положила на лопатки. Они не узнали меня, и Вы не узнали… - Ра почувствовала в горле тугой комок. – Это и был мой сюрприз…
Она замолчала. Сдавленная обида душила и нужно было держаться. Александр Олегович смотрел на нее, не говоря ни слова. Минуты тянулись одна за другой, но он по-прежнему молчал. Пауза затянулась, и Ра решилась.
- Значит, я все сделала правильно, я понравилась Вам?
- Ты просто молодчина! – Широко улыбаясь, похвалил Александр Олегович. – Из гадкого утенка в прекрасные лебеди… Теперь держи марку! Нужно поработать еще чуть-чуть… - он замялся, - для манкости…
- Для чего? – Не поняла Ра.
- Для манкости… Как тебе это объяснить проще… Одним словом, от тебя должно исходить нечто такое, мимо чего нельзя пройти, эдакая притягательность…
- И что мне нужно сделать?..
- Чуточку больше кушать, - сказал Александр Олегович, - все просто… И тогда, - он хмыкнул, - и тогда… пусть твой Денис кусает локти!
Ра захохотала так звонко и заливисто, так свободно и раскованно, что окружающие невольно обратили на нее внимание. Смех ее был заразителен и похож на смех ребенка, беззаботный, искренний и совершенно чистый.
- Денис, - наконец проговорила Ра, - нет, это уже прошлое… Стоит ли его догонять? А кушать – я постараюсь, только разве этого одного хватит?
- Одного не хватит, но не все сразу, - Александр Олегович кивнул головой, - пока это. Потом будут другие уроки и другие встречи.
Они расстались, договорившись увидеться через месяц, когда Ра должна была стать чуточку попышнее…
От слова «манкость» веяло сладостью и каким-то непонятным, незнакомым ароматом, которого она не знала, но который должен был родиться в ней по мере того, как она превращалась из угловатого подростка в очаровательную девушку, похожую на роскошный бутон, готовый вот-вот распуститься в прекрасный цветок. 
Отцу удалось успокоить мать, убедив ее, что ничего страшного в том, что дочь встречается с взрослым мужчиной, нет. Он подробно описал ей свою встречу с ним и, обратив ее внимание на то, как положительно он действует на Ра, добавил:
- Если это идет на пользу, можно только приветствовать такое знакомство. Знаешь, он неплохой мужик и, по-моему, искренне хочет ей помочь. К тому же это его профессия, и ему самому интересно, что из этого получится. Не волнуйся, все под моим неусыпным контролем.   
Ра поставила себе задачу через месяц набрать вес и шла к своей цели упорно и педантично. Она обложилась всевозможными книгами и рецептами по правильному питанию и приступила к выполнению задачи. Теперь она утром обязательно завтракала, перестала перекусывать на ходу в университете, а полнокровно обедала в столовой, придя домой, усердно наворачивала десерт и ужинала совсем не на легке, а плотно, чтобы ночью калории шли впрок.
Мать не могла нарадоваться, видя, как тело дочери наливается приятной сдобой и фигурка приобретает округлые аппетитные черты. Ра усердно штудировала модные журналы, кривлялась перед зеркалом, отрабатывая то один, то другой ракурс и начала проявлять недюжинный интерес ко всякого рода штучкам, которые и составляют часть женского очарования.
Все ее вещи, лежавшие до поры до времени мертвым не нужным грузом в шкафу, закружились каруселью. Ра меняла платья чуть ли не каждый день, чем теперь возбуждала к себе не только девичье любопытство, но и желчную зависть некоторых «подруг», пытавшихся навязаться ей в дружбу. Сама того не замечая, она вдруг стала серьезным конкурентом самым модным и красивым сокурсницам, которые смотрели на нее настороженно и подозрительно, не зная, что еще можно ожидать от бывшей замарашки, ворвавшейся к ним столь стремительно и нахально.
Их колкости, казалось бы, не трогали Ра, но она своим тонким чутьем начинала понимать, что лучше делать вид, что не замечаешь этого, продолжать улыбаться, как ни в чем ни бывало,  и этим еще больше бесить своих соперниц. Ра помнила уроки своего наставника и упорно гнула свою линию, обращая минусы в плюсы посредством своего природного такта и женского наития, начавшему подсказывать ей правильные ходы.
Мужская часть курса уже не ходила мимо нее,  в упор не замечая. Она постоянно ловила на себе их заинтересованные взгляды, пристальные и говорящие о том, что она им нравится. У Ра не было той свободы и развязности, с которой с парнями общалась Танька, но она чувствовала, что ей это и не нужно: ее козыри другие, и нужно следовать своим путем, не подражая никому и не стараясь быть похожей на других. Ее природная застенчивость, которую она упорно преодолевала в себе, невольно прорывалась самым неожиданным образом и придавала ей ту особенную очаровательность, которая и называется шармом. Но она этого не знала, и ее незнание усиливало очарование этого шарма его естественным и искренним выражением. В ней не было наигранности кокетки, которой в полной мере обладала Танька, от ее застенчивости веяло чистотой и свежестью, как в цветущем саду после теплой грозы.
Ра уже уверенно ходила на шпильках и даже бегала, но еще несколько сутулилась, и жесты ее были резки. С подъезжавшими к ней парнями она разговаривала ровно, улыбалась, но дальше обычных товарищеских отношений дело не шло. Что ее сдерживало, она не могла сказать и сама, и потому отклоняла их предложения ласково, не лишая шанса на будущее.
Забросивший по началу ее Денис теперь возобновил к ним визиты, и Танька дико бесилась, когда узнавала, что он был у них в гостях. Он с нескрываемым мужским интересом наблюдал за ней, пытался выяснить причину таких перемен, но Ра только улыбалась в ответ, ничего ему не рассказывая и ни о чем не расспрашивая. Даже когда он спросил ее, будет ли она против того, чтобы сюда пришла Татьяна, она только пожала плечами, выражая ему свое безразличие и давая понять, что это ее не интересует. Она еще испытывала иногда по отношению к нему некую фантомную боль, отдававшуюся в ее душе детской наивностью, но уже понимала, что их пути разошлись и прежнего не будет уже никогда.
Она гнала время вперед, ускоряя его ход. Ей быстрее хотелось дождаться дня встречи с взявшим ее за руку сильным человеком, к которому она испытывала неподдельное уважение и интерес.  Мать, наблюдавшая превращения своей дочери не без гордости, тем не менее, продолжала охлаждать ее пыл.
- Смотри, не увлекись им, - предупреждала она. – Это частенько случается с молоденькими девушками… Я нисколько не хочу бросить на него тень, но… - мать боялась продолжения разговора и замолкала. – Надеюсь, ты понимаешь меня?..
«Какая все это чушь! – Думала Ра. – Все эти опасения… Он просто интересный человек и хочет мне помочь. А я… Ну, разве могу я заинтересовать его? Вот такая – глупая, неловкая…». Но проснувшаяся в ней женщина уже хотела понравиться ему, хотя Ра боялась признаться в этом даже себе самой и гнала эту мысль в сторону. Это тоже была бы ее маленькая женская победа, к которой он вел ее сам, может быть, и не думая об этом, но невольно  подводя к этой черте. Нет, она не влюбилась, это она осознавала четко. Это было именно желание нравиться, которое так отчаянно он будил в ней.
Их третья встреча состоялась чуть раньше, чем было назначено. Он позвонил ей сам и сказал, что уезжает в командировку, а потому предлагает встретиться накануне отъезда. Он заехал за ней к университету, и оторопевшие девчонки долго глядели вслед отъезжавшей «японке», пытаясь издалека как можно лучше рассмотреть сидевшего за рулем уже немолодого мужчину.
- Папика что ли отхватила? – Бросила Танька в толпу зевак, провожавших машину взглядом. – Тихоня наша… - Танька торжествовала, всем своим видом показывая свое презрение. – А нам-то лапшу на уши вешала!
- Зачем ты так… - послышался чей-то робкий голос. – Ра не такая… Может быть, это просто знакомый, друг семьи…
- Знаем мы этих друзей! – Усмехнулась Танька. – Сначала друг семьи, потом пузо на носу! А папик непростой…
Ей никто не ответил. «Японка» увозила Ра все дальше…
Ра не  спрашивала, куда ее везут. За окном мелькали улицы, залитые солнцем, деревья ласково шумели листвой, ей было хорошо. Несколько раз Александр Олегович изумленно посмотрел на нее, ничего не говоря, но Ра видела, как блестят его глаза, и он едва сдерживается от избытка нахлынувших на него чувств. По всему было видно, что он очень доволен и находится в прекрасном расположении духа.
- Ты просто молодчина, Ра! – Наконец, прервал он молчание. – Ты делаешь гигантские успехи! Я даже не ожидал, не ожидал… - Он посмотрел в ее сторону и улыбнулся. – Есть перемены?.. Как на личном фронте?
Ра загадочно улыбнулась и пожала плечами.
- На личном фронте пока затишье, - сказала она и посмотрела прямо ему в глаза. – А перемены? Перемены есть. Кажется, меня начинают замечать…
- Не скромничай, - пожурил Александр Олегович, - говорю тебе – ты молодчина! Ты хорошеешь не по дням, а по часам… И поверь мне, не за горами тот час, когда и на личном фронте будут хорошие перемены. – Он резко вывернул руль, и машина помчалась за город. – Сейчас я представлю тебя своему другу, - продолжал Александр Олегович, и мы посмотрим, чем еще можем тебе помочь.
- Что за друг? – Встрепенулась Ра. – Разве Вы не можете дать мне совет сами?
- В этом вряд ли… Видишь ли, я не то специалист, чтобы давать советы в этой области. Ты молодчина. Но чтобы закрепить успех, нужно еще кое-что. Скажем, еще немного спортивной формы.
В глазах Ра появился испуг. Она, вечно худая и нескладная, в школе относилась к урокам физкультуры, как к суровой необходимости, которая обременяла ее. Ее сутулость и худосочность вызывали вечные насмешки, и она всячески старалась избежать этих мучительных для нее занятий. А теперь… Ее везли на заклание, даже не спросив, согласна ли она и нужно ли ей это…
- Тебе не нравится моя идея? – Посмотрев на нее, догадался Александр Олегович. Ра кивнула. – Значит, не одобряешь… а зря… До си пор ты мне доверяла, и результат получился прекрасный! Доверься мне и в этот раз…
Машина повернула к какому-то особняку и посигналила. Ворота отворились, и Ра увидела двухэтажный дом, обрамленный зеленью. Повсюду виделись еще следы недавнего строительства, и сам хозяин, дюжий и загорелый, насмешливо смотрел, как они выходят из машины.
- Давненько не виделись! – Голос хозяина был густой и низкий. – Совсем ты меня забыл! Нехорошо забывать старых друзей! – Он крепко обнял Александра Олеговича и внимательно посмотрел на Ра. – Она?
- Она…
- Что ж, сделаем, что можно, - хозяин прищелкнул языком. – Давайте знакомиться. Меня зовут Аркадий Борисович, я тренер. – Он смерил Ра оценивающим взглядом. – Здесь есть над чем поработать, - сказала он, обращаясь к другу. – Сделаем…
- Только не перестарайся, - упредил его Александр Олегович. – Ей в чемпионки не нужно.
- Меня зовут Ираида, но лучше Ра, - проговорила Ра, с ужасом начиная понимать, что ей предстоит. – Хочу сразу предупредить, что я далека от спорта и…
- Это заметно, - прогудел Аркадий Борисович. – Я вижу… Ну, так что ты от меня хочешь, Саша? – Обратился он к другу и широким жестом пригласил всех в дом. – Прошу, барышня…
- Ну, что мне тебя учить, - удобно расположившись в кресле на веранде, начал Александр Олегович. – Ты все видишь сам… Кое-что мне уже удалось, но в этом я не силен… - Он похлопал себя по  животу, уже начавшему округло обозначаться из-под рубашки. – Теряю форму, веду сидячий образ жизни – и вот результат! – Он захохотал. – А здесь другое дело. Девочку нужно подтянуть, нерезко, конечно,  не как ты своих…
- Она слабенькая, - сказал Аркадий Борисович, - холодец… Для начала четыре часа в спортзале и бассейн…
Ра слушала его с ужасом. Ей хотелось закричать, что ей это не нужно, и она не будет ходить ни в какой бассейн, но горло ее перехватило, и она только хрипло выдавила из себя что-то непонятное и нечленораздельное.
- Мне.. я..
- Зачем тебе все это? – Совершенно не стесняясь ее присутствия, спросил Аркадий Борисович. – Кто она тебе? Девчонка, конечно, ничего, но…
- Это не то, что ты думаешь, - Александр Олегович замахал на него рукой, - не то… Это долго рассказывать, но мой интерес здесь совсем другой. Если бы ты видел ее в начале… То, что ты видишь сейчас – это плод моего и ее труда, но это только половина задуманного. Я прошу тебя, Аркадий, помоги…
Он хотел добавить, что Ра – пластилин, из которого он лепит нечто чудесное, но, увидев, что Ра смотрит на них во все глаза, замолчал и стушевался. Ему стало неудобно за неловкость друга, и он перевел разговор в другое русло.
- Хорошо, поговорим об этом подробнее позже, а пока… Аркадий, ты негостеприимный хозяин! Угости же нас чем-нибудь, и вообще, ты обязан развлекать своих гостей…
Ра чувствовала себя неуютно. Ей не терпелось покинуть этот дом. Она уже сожалела, что приехала сюда, и  досадовала на себя, что сразу не спросила Александра Олеговича, куда и зачем они едут. Еще не обустроенный дом был молчалив и холоден. Они втроем пили кофе и болтали ни о чем. Разговор не клеился. Ра чувствовала, что она мешает, и отпросилась походить по лесу, окружавшему дом. Ее отпустили.
Она бродила и не могла понять, чего ей не хватает, чтобы вполне соответствовать тому, к чему ее вел этот держащий ее за руку человек.  Она понимала, что сейчас они объясняются друг с другом откровенно и без стеснения, и ей хотелось слышать, о чем они говорят и спорят. Но вокруг сияло солнце, шумела листва, и лес заполняли дивные звуки и запахи, кружившие ей голову.
- Ра! – Донеслось до нее из дома. – Ра!
Александр Олегович махал ей рукой. Она медленно повернула назад. Он стоял на краю крыльца и смотрел в ее сторону с видом человека, явно добившегося своего.
- Пора ехать, - сказал он. – Теперь все в порядке. Тебе позвонят, Аркадий Борисович договорится…
Ра не ответила. Она вежливо простилась, и только в машине, когда дом скрылся за поворотом, тихо с укором проговорила:
- Вы все решаете за меня, почему?...
Александр Олегович сделал вид, что не услышал. Несколько минут они ехали молча. Ра тупо смотрела на дорогу, не желая говорить ни о чем. Ей опять припомнилось ее отчуждение, когда она тихо сидела в углу и никто не обращал на нее внимание. Дорога вилась серой лентой, и шуршание шин напоминало ей шипение змеи. «Мы знакомы уже несколько месяцев, а я так ничего о нем и не знаю, - подумала Ра. – Он никогда не говорит о себе…»
- Ты напрасно обиделась, - он сказал это так резко, что Ра вздрогнула и оглянулась. – В том, что я делаю, нет ничего для тебя плохого. А не спрашиваю тебя только потому, что ты еще мало что понимаешь. – Он глубоко вздохнул. – Мне пятьдесят лет, я женат, у меня двое ребят и сумасшедшая работа, из-за которой я их почти не вижу. Они уже старше тебя, и я не видел, как они выросли… - Ра испуганно заморгала, испытывая неподдельную неловкость из-за того, что он так метко попал в ее мысли. – Даже с друзьями больше общаюсь по телефону или интернету. Порой не видимся годами… Они уходят. И вдруг на очередных похоронах ты понимаешь, как летит время, и уже ничего нельзя поправить, что безвозвратно упущено… Жена начинает ворчать, потом привыкает быть одна, потом…
- Вы любите ее? – Тихо спросила Ра.
- В том понимании, как думаешь ты,  - нет. В том понимании, как думаю я, -  да! – Он оторвал взгляд от дороги и посмотрел Ра в глаза. – Ты еще в романтическом возрасте, - сказал он, - у тебя нет житейского опыта, и ты думаешь, что любовь – это букеты и конфеты. Это не так… Все гораздо сложнее и проще. Только это понимаешь с возрастом, когда многое испытаешь на своей шкуре… -  Он вновь посмотрел на Ра. – Это трудно объяснить сейчас, и ты вряд ли поймешь меня, но потом… В жизни у каждого из нас много долгов, обязательств и всякого другого, с чем мы живем, и что нас связывает в этом мире. И рвать все это всегда болезненно, а порой даже и смертельно…
- А Ваши дети…
- Дети выросли. Мои два парня вполне самостоятельные люди. Оба получили хорошее образование, вполне успешные и порядочные мужики, но… - Ра показалось, что голос его дрогнул. - …но они где-то далеко от меня, как отрезанные ломти, хотя мы живем под одной крышей и все еще одна семья… Иногда мне кажется, что я тоже один, окруженный гудящей многоликой толпой, вечно текущей и суетящейся, как муравейник. И я один из этих муравьев, тоже муравей… 
Из-под шин вылетали камешки. Иногда они попадали в стекла, и Ра слышала легкое покалывание их щелчков, звонкое и хрупкое. Она старалась ни о чем не думать, боясь, что опять он прочитает ее мысли, но они упрямо лезли в ее голову, нагромождаясь одна на другую и создавая в ней вертящийся хаос. Чтобы как-то прервать эту карусель, она снова заговорила.
- А Ваши сыновья – кто они?
- Они… - Александр Олегович хитро прищурился. – Хочешь познакомлю? Они вполне современные парни, продвинутые, надеюсь, в будущем обеспеченные…
- Я не о том, - Ра заливал жар, обдавая ее пунцовой краской и дрожью, с которой она едва справлялась. – Я не о том… Просто интересно…
Александр Олегович улыбнулся.
- Ну да, я так и понял. И нечего так смущаться, я пошутил… А впрочем, могу и познакомить… Они погодки, лет эдак на пять-шесть старше тебя. Один программист, второй – медик, так что… - он вновь лукаво взглянул на Ра, - могу познакомить… И потом, у них масса друзей. Тебе давно уже пора найти себе какого-нибудь друга, или как вы там говорите теперь – «бойфренда», хватит кукситься!
- У меня уже был друг… - Ра не нравился начавшийся разговор, и она хотела как можно скорее его закончить. – Уже был…
- Это детство, - сказал Александр Олегович, - это не то… Не нужно помнить прошлых обид и неудач. Лучшие твои годы еще впереди и не нужно упускать их. Эх, Ра, «если бы юность умела, если бы старость могла!..». Дай мне съездить в командировку и не теряй времени зря. Мы еще с тобой им всем покажем!..
Ра не спросила, куда он едет и насколько. Она все еще дулась на него. Она, добившаяся  неоспоримых успехов и уверенно шагавшая по лестнице вверх, вновь ощутила себя вчерашней девчонкой, у которой, как у плохо сделанной работы то тут, то там обнаруживаются всевозможные просчеты и недоделки. Ее, такую неспортивную и далекую от всего этого, настойчиво толкали туда, где ей всегда было некомфортно и боязно, как бывает всякому физически малоразвитому человеку. И вопреки своему нежеланию, сопротивляясь и отторгая его решение, она должна была идти, потому что это было почему-то нужно, как она думала не ей, а ему.
Эта встреча разочаровала ее. Они расстались сухо, как люди не питающие друг к другу симпатии, а только обремененные необходимостью вежливости. Ра была не на шутку встревожена и расстроена ожидавшими ее звонками недавнего знакомого, не сулившими ей ничего, кроме очередных забот и нудных занятий, к которым она не только не благоволила, но, наоборот, делала все, чтобы избежать.
Домашние сразу заметили ее перемену, но на все расспросы Ра отвечала им улыбкой, печальной и тихой, как она сама.
- Я устала, - сказала она, - просто устала…
Она и впрямь ощутила какую-то внутреннюю усталость. Ее эмоциональный порыв, длившийся так долго, вдруг начал затухать, и она ослабла, погружаясь в туманный полусон.
- Это просто лень, - констатировал отец. – Лень, говорю я тебе, и только! Тяжело и грустно стало, слишком много было сала… Нужно вбрызнуть живой крови, тогда откроется второе дыхание! Ну же, займись чем-нибудь!
- Вероятно, скоро придется… - загадочно ответила Ра и улыбнулась.
Звонок раздался через три дня. Несмотря на то, что Ра его ожидала, он стал для нее полной неожиданностью. Без всякого представления, как будто только его и ждали, голосом, не терпящим никаких возражений, Аркадий Борисович буквально обрушил на нее свою новость.
- Сегодня, в спортивном зале, - басил он, - я договорился, и не опаздывать! В шестнадцать часов жду на месте!
Ра растерялась. Так сразу, взяв быка за рога, словно кроме этого у нее не было никаких дел! Она почувствовала, как вся напружинилась и стала собираться в комок. Напор, с каким начиналось новое дело, не оставлял сомнений, что покоя в ближайшее время ей не будет. «Ну и пусть, ну и хорошо, - думала она, - отец прав. Надо чем-то заняться… В крайнем случае, я всегда могу сбежать, - утешала она сама себя. – Мало ли что кому взбредет в голову, решать все-таки буду я. А пока посмотрим, что это такое…»
Спортивная форма, в которой она иногда посещала нелюбимые занятия физкультуры, была далеко не в лучшем состоянии. Наскоро перетряхнув ее, Ра сунула ее в спортивную сумку и на испуганный взгляд матери насмешливо пробормотала:
- Иду покорять спортивный Олимп…
- Боже мой, девочка, - мать всплеснула руками, - что еще приготовил тебе этот странный человек… Нет, отцу пора вновь вмешаться!
- Он в отъезде, - обрезала Ра, - и это не он. Он, кажется, и сам не знает, что это будет. Пожалуйста, не волнуйся, если что… - Ра пальчиками побежала по воздуху, - никто не сможет меня там удержать.
Ра чмокнула мать в щеку и скрылась за дверями. Удивительное дело, но этот звонок выбил ее из начавшейся хандры и заставил вновь почувствовать прилив сил. Она шла без охоты, но с твердой решимостью отстоять свое решение во что бы то ни стало. «Все будет зависеть от меня, - твердила она, ускоряя шаг. – От меня…»
Ее ждали. К ней подошли сразу, как только она вошла.
- Вы Ра? – Спросила ее уже немолодая женщина в спортивном костюме.
- Да…
- Аркадий Борисович предупредил меня. Пойдемте, он здесь.
- Вы будете со мной работать? – Спросила Ра, чувствуя, как краснеет.
- Возможно, посмотрим.
Ра поморщилась. Женщина уверенной пружинистой походкой пошла впереди. Она не была худой, но фигура ее была подтянута и стройна. Решительный тон и немногословность говорили о силе ее характера. Сердечко Ра заколотилось от волнения.
Спортивный зал громыхал, лязгал, пыхтел и сопел. Аркадий Борисович сидел у стены на лавке и громко отдавал команды. Увидев их, он рыкнул в зал «Продолжайте!», и отвел их в сторону.
- Уже познакомились? – Осведомился он. Ра смущенно передернула плечами. – Это Полина Павловна, она будет вести тебя. Шаг за шагом. Он повернулся к женщине. – Сплошной холодец. Мускулов - ноль. Нужно постараться сделать из этого дистрофика что-нибудь подходящее… Не мне тебя учить, Полина… Конечно, что-нибудь в меру посильное, но с результатом…
Лицо Ра вытянулось. Говорить ей в лицо подобные вещи, когда все последнее время она слышала только восторженные комплименты и похвалы, - это уж слишком! Она уже хотела повернуться и уйти, но крепкая рука Полины Павловны уже сжимала ее кисть.
- Спокойно! – Сказала она. – Спокойно!
- Тебе будет с ней нелегко, - как ни в чем ни бывало проговорил Аркадий Борисович, а ты, милая моя, засунь свой гонор куда-нибудь поглубже, здесь не детский сад… Скажи спасибо Сашке и начинай работать, как лошадь, как ломовая лошадь, иначе… Иначе я тебя просто выгоню!   
Ра разозлилась. Рука ее дергалась, но Полина Павловна держала ее крепко.
- Я не собираюсь быть чемпионкой, - зло прошипела она, глядя прямо в глаза Аркадию Борисовичу. – И не нужно говорить со мной в таком тоне…
Она резко выдернула свою руку из цепких пальцев Полины Павловны. В виски противно застучали молоточки. Ей стало душно. Она круто развернулась и пошла прочь, не оглядываясь и не прощаясь ни с кем.
- Пошли все к черту! – С досадой пробормотала она, уже почти у самой двери. – Заучили… Буду какая есть…
- Не ершись! – На ее плечо легла мягкая теплая рука. – Не ершись!
Ра оглянулась. Полина Павловна смотрела на нее с усмешкой, снисходительно и немного печально.
- Аркадий грубоват, - сказала она, - это правда. Но он не так плох, как кажется сначала. Я работаю с ним давно, и он совсем не такой бирюк, как ты думаешь. И сколько ему ни говоришь… Он вообще такой… - Она замялась. – Такой… несколько занозистый, - наконец, подобрала она нужное слово, - но он не такой…
- Прекрасное объяснение, - огрызнулась Ра, - только мне от этого не легче. И вообще, мне живется неплохо и так… Все это выдумки Александра Олеговича… А я… Честно говоря, мне это не нужно и не хочется…
- Никто тебя не собирается принуждать, - голос Полины Павловны стал жестче. – Ты вполне взрослый человек и давно должна решать сама за себя. И уговаривать тебя никто не будет. Но ты подумай и не руби с плеча сразу. Остынь и только потом принимай  окончательное решение. Если надумаешь, приходи завтра в это же время, а сейчас иди и думай…
Весь вечер Ра не находила себе места. Она металась по комнате, как тигрица в клетке, то останавливаясь, чтобы осмотреть себя в зеркале, то принимаясь бессмысленно листать конспекты, ничего не понимая в написанном. Голова ее шла кругом. Она колебалась и, как маятник, сдвигала свое решение то в одну, то в другую сторону. За ужином она была рассеяна, как никогда.
- Что случилось? – Тревожно спросила мать. – Ты сегодня явно не в себе…
Ра поморщилась. Рассказывать о чем бы то ни было, настроения не было. Она недовольно фыркнула и уткнулась в свою тарелку, не ответив ни слова.
- «Быть или не быть – вот в чем вопрос…» - небрежно проронил отец и посмотрел на Ра. Она насторожилась и напряглась, но снова промолчала. – Помнишь, мать, - продолжал он, обратившись к жене, словно и не заметил ее напряжения, - как мы с тобой еще в студенческую пору хотели  прыгать с парашютом, а потом ты струсила и отговорила меня? – Он снова посмотрел на Ра.
- К чему это ты? – Недоуменно спросила мать. – Вспомнил какую-то ерунду… Правильно сделала, что отговорила. Не хватало только, чтобы сломать себе шею…
- А я до сих пор жалею, что не прыгнул, - отец вздохнул и встал из-за стола. – До сих пор… И только теперь, с возрастом понял, что мудрецы правы, сказав что «лучше жалеть о том, что сделано, чем о том, что не сделано»… - Ра подняла на него глаза, и взгляды их встретились. – Вот так…
Ра отчетливо поняла, что второго шанса у нее не будет, и Александр Борисович подумает о ней неизвестно что. «Лучше жалеть о том, что сделано, чем о том, что не сделано», - стучало у нее в голове. – Пойду, - решила она. – Пусть этот индюк не думает, что я испугалась. И вообще, нужно хотя бы попробовать».
Ра сразу повеселела. Принятое решение сбросило с ее души зыбкую маяту, тяжелую и каменную, как чугунный шар, катающийся из стороны в сторону. Ей стало легко и спокойно. Она высунула голову из своей комнаты и, увидев сидевшего на диване отца, уткнувшегося в газету, тихонько присвистнула ему. Отец поднял голову и улыбнулся.
- Спасибо, папка! – Крикнула она громко. – Все путем! - И, сжав кулак, подняла большой палец вверх.
Месяц дался ей нелегко. Она сразу поняла, что ее физическая форма не оставляет ей никакой надежды на легкие победы, к которым она так быстро привыкла. Ее дряблые мускулы не выдерживали даже малейшей нагрузки, которой ее начинали подвергать на тренировках. Она задыхалась, садилась на скамейку и глотала пот, струями стекавший по ее коже. Ее «холодец» никак не хотел становиться крепкой пружинистой массой, укрепляющей не только тело, но и дух. Кости ныли, и вся она была словно побитая, с непонятно откуда бравшимися синяками и ссадинами.
Аркадий Борисович, глядя на ее мучения скалился и не упускал случая уколоть какой-нибудь скабрезной шуточкой, от которой Ра терялась и краснела. Сколько раз хотелось ей послать его ко всем чертям и уйти от этих мучений! Но всякий раз самолюбие брало верх, и она, стиснув зубы, принималась мучительно выжимать вес, крутить педали и подтягиваться на своих слабеньких ручонках. Ра диву дивилась, что Полина Павловна, несмотря на все его скабрезные шуточки, по-прежнему защищала его и продолжала утверждать, что он добрейшей души человек. Откуда было ей знать, неопытной глупенькой девчонке, что он специально разжигал в ней злость, чтобы заставить ее делать нужное, но противное ей дело.
Когда же стали появляться первые, самые тяжелые, но и самые дорогие результаты, когда тело ее стало наливаться силой и приятной крепостью, на лице Аркадия Борисовича появилась странная застенчивая улыбка, как у человека,  сделавшего трудное и доброе дело вопреки всему тому, что мешало и отбрасывало его назад.
- Ну что? – Вопрошал он. – Конец старческой дряблости и да здравствует юная крепкая плоть?! – Ра, по обыкновению, молчала. – Посмотри, Полина, какова стала, - продолжал Аркадия Борисович, обращаясь к Полине Павловне, - приятно посмотреть. А походка… Ты помнишь ее спину – этот вопросительный знак сгорбленной старушки? А теперь, а! – Он гордо отходил назад и, упирая руки в боки, выпячивал грудь вперед. – Красота! Хоть на выставку красоток! А что, Полина, подойдет она для этого, как его…
- Конкурса красоты, - напоминала Полина Павловна. – Вполне подойдет!
- Теперь Сашке не отвертеться! Какую я ему красавицу вылепил, а старуха? Придется проставиться, не отвертится!
Теперь Ра краснела от удовольствия и смущения. Походка ее стала уверенной и пружинистой, как у кошки, ноги крепкими, а руки цепкими и пластичными, и сама она стала мягкая и гибкая, как зеленая веточка, полная нежных, трепетных сил.
Ра казались смешными теперь ее неуклюжие движения и боязливость всего того, что требовало ловкости и выносливости. С каждым днем она ощущала себя все увереннее и спокойнее. Спорт давал ей не только внешнюю красоту, но и приучал к терпению, трудолюбию и упорству в достижении своей цели.
Даже мать уже не ворчала по адресу Александра Олеговича, а дипломатично помалкивала и кивала головой, когда речь заходила о новой встрече с ним. Отец же не просто не переставал нахваливать его, но даже восхищался им, громогласно выражая свое мнение в присутствии жены и дочери.
- Ей-богу мужик молодец! – Говорил он, в очередной раз оглядывая Ра. – Ты помнишь, какая она была? Замухрышка, какой-то мышонок в скорлупе, который всего дичился и сидел где-то на отшибе от всех… А сейчас! Посмотри, мать, на свою дочь – нам есть, чем погордиться, честное слово есть! – Мать счастливо улыбалась и кивала в ответ. – И когда он приедет, этот твой бог? – Приставал отец к Ра. – Долговато его нет…
- Не знаю, не спросила, - тушевалась Ра. – Мы тогда расстались не очень…
- Понимаю, понимаю, - отец утешительно гладил ее по плечу. – Ничего. Он мужик умный, все поймет. Особенно когда увидит, какой ты стала…
За два месяца тренировок Ра так втянулась в свои занятия, что уже не мыслила себя вне их. Она четко и старательно выполняла все требования Полины Павловны, и с ужасом ждала, что с приездом Александра Олеговича все это может кончиться.
«Кто я для них, - говорила она сама с собой, - так, каприз друга, которому неудобно отказать. Он попросил – они сделали, и теперь вполне вероятно, что в лучшем случае меня перекинут куда-нибудь от себя подальше, а сами по-прежнему станут заниматься своими серьезными делами, делать новых чемпионов. А я… я всего лишь эпизод, про который сразу забудут, как только за мной закроется дверь».
Впрочем, продолжала она себя утешать, все, что ей пришлось узнать, останется при ней, и продолжать уже можно будет самостоятельно, собрав свою волю в кулак и не давая себе расслабляться без их строгого контроля. Она знала, что она сможет, но каждый день, приближавший ее к встрече с Александром Олеговичем, мог означать ее прощание с полюбившимися ей тренерами, на которых она глядела теперь другими, любящими глазами.
- Завтра прилетает Сашка, - сказал Аркадий Борисович, когда она пришла на очередную тренировку. – Он звонил тебе? – Ра отрицательно покачала головой. – Ну, я тебе говорю… Смотри, не подведи меня, чтоб была!.. – Он потряс кулаком. - Одним, словом, молодцом была! Старая гвардия еще кое-что может, - он подмигнул Ра, - так что ли, цыпленок? – Аркадий Борисович удовлетворенно щелкнул пальцами. – Пусть знает наших!   
В этот раз Ра волновалась, как никогда, как будто она сдавала важный и ответственный экзамен, от которого зависело все ее будущее. Она и сама не знала, почему это так, но чувствовала, что не ошибается. Когда он позвонил ей по приезде, она долго молчала, едва сдерживая свое волнение. И только, когда он тревожно закричал в трубку, ответила хриплым сдавленным голосом.
- Я сделала это, я смогла…
Александр Олегович не скрывал своего удовольствия. Он смотрел на стройную фигурку Ра с искренним восхищением. В ней виделась юная упругость, величавая стать и от прежней неуклюжей девчонки не осталось и следа. Тело ее из слабой студенистой массы превратилось в крепкое, сильное и гибкое, с тем изяществом и грациозностью, которыми отличаются физически развитые люди.
- Я вижу, Аркашка поработал на славу! – Сказал он, блестя глазами. – Да, старина знает свое дело, ничего не скажешь. Результат на лицо. Всего каких-то два месяца – и тебя не узнать! А помнишь…
- Я была не права, - поспешила прервать его Ра. – Со мной это бывает. И потом… главное ведь не то, что было, а то, что есть, не правда ли?
- Правда! – Александр Олегович засмеялся. – Ты делаешь успехи не только на физическом, но и на дипломатическом поприще. Не будем вспоминать наши размолвки. Но Аркашка… и ты… Нет, в самом деле вы оба молодцы!
Он говорил без умолку. Рассказывал о командировке, о том, как он соскучился по Москве, как хочет отдохнуть от  суеты всех приемов и фуршетов и посидеть, наконец, в  привычном кругу своих близких и друзей.    
- Куда ты денешься, - увидев его, набросился Аркадий Борисович, - куда ты от нас всех денешься, старый хрыч! Ты посмотри, какую конфетку я тебе сделал! Смотри и любуйся! И не говори, что тебе некогда, не приму никаких отказов!
- Дай же придти в себя, Аркаша, - отбрыкивался Александр Олегович, - нельзя же сразу…
- Можно, можно, - наседал друг, - иначе с тебя не получишь. Начнешь пропадать черте где – и поминай, как звали… Помнишь обещанный плов? Жду до сих пор, а лет прошло столько, что даже стыдно напомнить!
- Разве? – Александр Олегович притворно всплеснул руками. – Я обещал?
- Обещал, обещал, уже обещание бородой обросло. Нет, Сашка, ты все же порядочная  свинья, вот что я тебе скажу.
Ра наблюдала за их перепалкой с ироничной улыбкой. Александр Олегович несколько раз искоса глянул на нее и покраснел.
- Так грубо и при даме, - обиженно пробормотал он, - нет, Аркашка, ты тоже порядочная свинья, и я…
Нижняя губа его оттопырилась, он шмыгнул носом и затих.
- Вот уже и обиделся, - обнимая его, захохотал Аркадий Борисович, - ты как ребенок, Сашка.   А впрочем, нечего обещать, слово не воробей! И вообще, старый хрыч, хватит кукситься, - он подмигнул и кивнул в сторону Ра, - ну, что, по девочкам? Или я зря старался?
- Ты все ставишь с ног на голову, - разозлился Александр Олегович, - не слушай его, Ра! Этот старый хрен иногда выдает, что-нибудь эдакое, но сам уже в далеком прошлом. Как говорится, ушел из большого секса на тренерскую работу! – И он захохотал.
- Не обольщайся, - парировал Аркадий Борисович, - тебя тоже там давно уже нет! – И оба они оглушительно загоготали своей не очень пристойной шутке.
Они еще долго  беззлобно подкалывали друг друга, как бывает только среди хороших настоящих друзей, связанных долгими годами дружбы. Ра смотрела с завистью и легкой грустью, понимая, что таких друзей у нее нет и, по сути дела, никогда не было. Ей захотелось, чтобы кто-нибудь вот так, как они, стал подшучивать над ней,  называть «старухой» или еще как-нибудь, как зовут друг друга между собой старые друзья, но этого не было. Не было никогда…
Несколько дней по возвращении  Александра Олеговича она не тревожила своего благодетеля, давая ему заняться собой и неотложными делами, но острое желание увидеть его и узнать, что-нибудь новое, чего она ждала в эти два месяца, заставили ее взяться за телефон раньше, чем он обещал позвонить сам. Дозвониться не получалось. Телефон или был отключен или занят.
- Не дергайся, - советовала мать. – Дай человеку отдохнуть с дороги. Нельзя быть навязчивой, это неприлично. Имей женское терпение. Не все же заниматься тобой, у него семья, свои дела, и потом, он просто мог от тебя устать… Дождись, когда он позвонит сам…
- Мы не виделись два месяца, - возражала Ра, - когда он успел от меня устать?
- Можно подумать, что у него дел только что ты… - недовольно проворчала мать. – Прекрати капризничать, сходи куда-нибудь, с кем-нибудь…
Ра замолчала. Конечно, она могла найти кого-нибудь, но не это нужно было ей. Сокурсники по-прежнему, даже с еще большим усердием обращали на нее внимание, но все это было не то… Даже Денис, к которому она благоволила так долго, вдруг стал ей неинтересен и не нужен. И все, что ее окружало, казалось ей серым, скучным и слишком обыденным.
- Все правильно, -  назидательно говорила мать. – Они слишком юны, чтобы конкурировать с таким, как Александр Олегович. Он много повидал, у него опыт общения с разными людьми, у него большие возможности, и он интересен просто, как человек, но пойми… У него многому можно научиться, но остальное… Надеюсь, что ты не влюблена в него?
Мать говорила осторожно, боясь спугнуть и отдалить от себя дочь. Она не знала, как ей помочь, и страдала от этого, понимая, что Ра нужен другой круг общения, которого у нее нет, и к которому она подспудно стремится.
- Всему свое время, - философствовал отец. – Прекрати панику. Придет время – и все будет. Девчонка только-только входит в жизнь, это болезнь роста. Смотри, какими семимильными шагами она пронеслась по этому времени, сколько успела, сколько смогла! Гусеница окуклилась и вот-вот прорвет свою оболочку и вылетит наружу. Не мешай ей. Пусть она это сделает сама.
- Но этот ее Александр Олегович…
- Ерунда! – Отец замахал руками. – Все твои опасения сплошной блеф. Вы, женщины, иногда городите в своем уме такое… - Он сделал круглые глаза. – Одним словом, успокойся. Все под контролем и все будет хорошо!
Ра скучала. Даже в спортзале, привычно отрабатывая свои упражнения, она думала о том, что будет дальше и не находила ответа на свой вопрос. Ее рассеянность и несколько печальный вид не остались незамеченными. И заботливая Полина Павловна не замедлила обратить на это внимание Аркадия Борисовича.
- Пропал? – Без лишних прелюдий в лоб спросил он. – Знакомая история. Опять вляпался в какую-нибудь авантюру и погряз в ней с головой. А ты распустила нюни, как сопливая девчонка. Не смей! Сейчас же соберись и продолжай работать! У тебя своя жизнь, и ты не должна зависеть от него. Конечно, Сашка – свинья, но ты тоже… - что хотел сказать Аркадия Борисович про нее, Ра не услышала, потому что как раз в этот момент в зал ввалился краснощекий и довольный Александр Олегович.
- Привет  покорителям олимпийских вершин! – Заорал он от самой двери. Было видно, что он чем-то очень доволен и ему не терпится поделиться свой радостью с ними. – Ну, как вы тут без меня?
- Без тебя – прекрасно! – Бухнул Аркадий Борисович. – Штурмуем рекорды. А ты я вижу преуспел, сияешь, как начищенный самовар! Выкладывай – иначе мы умрем от любопытства!
Александр Олегович  заговорщически подмигнул и хитро улыбнулся обоим. Его просто распирала гордость, и он едва сдерживался.
- Ей-богу, Сашка, ты сейчас лопнешь от важности! – С иронией произнес Аркадий Борисович. – Ну, старый хрыч, долго ты еще будешь измываться над нами? Говори или… он  обхватил Александра Олеговича медвежьей хваткой и зарычал, словно и вправду был медведем.
- Пусти, пусти, бугай ты эдакий! – Завопил Александр Олегович, пытаясь вырваться    из его цепких сильных рук. – Не здесь, не сейчас… Вечером, все вечером… Да пусти же ты, здоровина! – Он, наконец, высвободился и вновь хитро посмотрел на приятеля. – Всему свое время… Ужин, баня… Все обсудим вечером…
- А я?.. – Не выдержала Ра. – Мне тоже идти в баню? – В голосе ее звучали сарказм и обида. – Насколько я помню, вы…
Александр Олегович покраснел. В его вечерние планы Ра никак не вписывалась. Но и оставить ее одну наедине с самыми неприятными мыслями ему не хотелось. Его замешательство было столь очевидным, что Ра стало жаль его. «Разве не может быть у них каких-то своих, мужских дел? - Подумала она. – И разве он мне нянька?». Но другой голос упрямо твердил прямо противоположное, что он не должен так поступать с ней, раз уж взялся за нее, и должен подвести к какому-то логическому концу, прежде чем расстаться или просто отойти в сторону.
- Совершенно нет времени, - растерянно пробормотал Александр Олегович. – Снова дела, бегаю, как сумасшедший. Жена тоже ворчит. Но я найду, конечно, найду для тебя время и вообще, - голос его окреп, - не капризничать! Есть кое-какие мыслишки… Что-нибудь придумаем… А пока… Все бегу, некогда, до вечера!
Он торопливо взмахнул рукой, как будто отмахивался от них, и выкатился в дверь с такой поспешностью, как будто боялся, что его не выпустят отсюда.
- Узнаю Сашку, - сказала Аркадий Борисович. – Сколько знаком с ним, он все такой же. Всегда спешит, куда-то бегает, вечно где-нибудь торчит и не договаривает… Завязать интрижку – у него в крови, но если что-то выгорит, раздуется от важности и просто сияет, как масляный блин! Ну, и чего ты… - он снова посмотрел на Ра. – Раз сказал, что-нибудь придумает, значит, сделает. Да я с него с живого не слезу, в случае чего! Сгребу вот так, как тогда, и куда ему деваться? – Ра засмеялась. – Говорю тебе проявится, значит, так и будет!
Ра пожала плечами. Весь вид ее говорил: «А что же еще остается? Разве есть что-то другое?». Но Аркадий Борисович погрозил пальцем, что могло означать только одно: не балуй и не дури!
Чтобы не кукситься и не вызывать лишних разговоров со стороны матери, Ра решила вечер провести в компании сверстников, собиравшихся посетить только что открывшуюся выставку. Галдящая веселая толпа отвлекла ее от сумрачных мыслей, и она даже была рада, что здесь она была предоставлена сама себе, и никому ничего не нужно было объяснять. Современное искусство мало привлекало ее, и она дивилась, как нагромождение некоего хлама выставлялось, как нечто самобытное  и оригинальное.
- Я вижу, вам не очень нравится, - услышала она за своей спиной приятный мужско баритон. 
- Мне совсем не нравится, - ответила Ра и оглянулась. – По-моему это просто помойка…
Он понравился ей сразу. Спортивный, черноглазый, черноусый и смуглый, как цыган. Густой черный чуб был зачёсан на правую сторону, на лице ослепительно и насмешливо играла улыбка.
- Признаться, мне тоже, - ответил он, - тогда что мы здесь делаем, или вы с ними, - он кивнул в сторону студенческой толпы, хохочущей у очередного экспоната.
- С ними, - подтвердила Ра, - но сама по себе…
- Вот как? Тогда, может быть, стоит покинуть это чрево городского убожества?
- Стоит, - согласилась Ра, и они дружно двинулись к выходу.
Ра помахала толпе рукой и послала воздушный поцелуй.
- Вот так, - констатировала Танька. – Пока мы тут ржали, Ра такого кадра подцепила! Везет же некоторым!..
Но Ра не видела ни ошарашенных взглядов своих сокурсников, ни Танькиной кривой усмешки, ядовито выжимающей на нее зависть, она вся была уже не здесь, а где-то в другом пространстве, по которому летела с легкой радостью, почти невесомая, не понимая, отчего и почему ей вдруг стало так хорошо. Ей казалось, что она знала его  давно, но потом забыла, а теперь вспомнила, как будто память вернулась к ней, как только она его увидела. Эта непривычная легкость несла ее свободно, беззаботно, так, словно за спиной у нее выросли крылья, и она делала сейчас свой пробный первый полет над всем, что было раньше, и от чего она уже улетала.
- Меня зовут Тимофей, - представился он, а Вас?
- У меня странное имя, и я его не люблю, - ответила Ра. – Меня зовут Ираида, но для друзей и дома я просто Ра.  Ра… - она посмотрела на парня и уидивилась, как ей легко и непринужденно с ним.
- Значит, и я буду звать Вас Ра, - сказал он, - так?
- Так, - согласилась Ра. – Только давай на «ты», мы же еще не такие старые и не такие чопорные, как в прошлом веке.
- Заметано, - рассмеялся он, - на «ты». Так куда мы с тобой теперь пойдем, время-то еще детское, какие будут предложения?
- Просто погулять, - предложила Ра, - мне так хорошо…
Они бродили по парку, по зеленым  аллеям, по вьющимся торопинкам, спускающимся с крутого холма к самой реке, откуда виднелся противоположный берег с высокими синими соснами, так оттенявшими желтый песок, сияющий под солнцем медно-красным отливом, по берегу, где у тихой заводи склонялись плакучие ивы, грустно смотря на воду, в которой плыло лазурное небо с молочной пеной облаков.
Они говорили о разном, перескакивая с одной темы на другую, иногда обрывая ее на полуслове и убегая мыслью куда-то в другую сторону, куда стремительно мчался их молодой пытливый радостный ум. Обоим было легко, и глаза говорили больше, чем слова, слетающие с их уст, и наполняли душу чем-то доселе не веданным, чистым и необычайно волнительным, чего с ними еще не было.
Ра чувствовала, что она ему нравится. И впервые ей это было приятно и сладостно, как будто внутри ее что-то таяло теплым нежным вкусом того, что она еще не познала, а только пригубила, слегка соприкоснувшись с ним. Его мягкий взгляд источал тепло, бархатистость и черную бездонную глубину, в которой было скрыто то, что она так хотела узнать про него. И ее взгляд был горяч и игрив, как у молодой лани, дрожащей при виде красивого крупного самца. Он зазывал, манил и кокетничал всей своей природной женственностью, свойственной еще не испорченной юности, стоящей в преддверии таинства под названием любовь.
У них не было усталости  и не было ощущения времени, они парили, не видя никого и ничего вокруг, словно и вправду были только вдвоем – и это было ощущение счастья, полного счастья, которого они не осознавали, но которое было с ними в этот миг их жизни.
Уже спустились сумерки, и последний луч зари багряной полосой лег на небо, уходя вдаль за горизонт, а им казалось, что прошли не часы, а мелькнувшие мгновения, незаметно перенесшие их в этот чудесный сиреневый вечер, спускавшийся темным покрывалом на засыпающий парк.   Их сплетенные руки пели струящимся по ним током, и они не помнили, не знали, как, когда, в какой миг они переплелись и стали единым целым, таким неразрывным, словно родились вместе, чтобы быть навсегда.
Ее пальцы трепетали, и он чувствовал их волненье и сжимал ее маленькую ладошку все крепче и крепче, словно боялся ее отпустить от себя. И она не вырывалась, а только покорно и нежно смотрела на него, отдаваясь полностью его власти. И сердце ее замирало от радости его близости.
- Мне пора, - сказала Ра, когда в парке засветились фонари. – Уже поздно.
- Поздно, - повторил он и посмотрел на часы, - я провожу…
Они шли пешком уже по полупустым улицам в вечерних огнях домов, за которыми мелькали чьи-то тени, и шла чужая жизнь, до которой им не было никакого дела, но которая, как тень, следовала за ними по пятам, сопровождая теплом своего света, мягкого и желтого, как солнце.
- Вот, - сказала Ра, останавливаясь у своего подъезда. – Я здесь живу.
Он все еще держал ее за руку, не отпуская, ничего не говоря, а только пристально вглядываясь в нее омутами своих черных глаз.
- Пора, - прошептала она.
- Пора…-  эхом отозвался он, все еще не решаясь отпустить ее.
Она тихонько высвободила свою руку,  торопливо побежала к двери и дрожащими пальцами стала набирать код, сбиваясь и путаясь от волнения. Потом оглянулась, несколько секунд постояла молча и стремительно бросилась к нему, неловко поцеловав его в губы. Затем отпрянула и вновь оказалась у двери, скользя непослушными пальцами по кнопкам замка. Наконец, дверь открылась, и она юркнула в проем и вновь обернулась назад. Он все еще стоял на том же месте, улыбаясь глупой счастливой улыбкой…
Ей было страшно и весело. Страшно от того, что она шагнула в какой-то незнакомый ей мир, а весело, потому что это был праздник, которого она жаждала и ждала и который наступил так внезапно, неожиданно и, как цунами, обрушил на нее эту гигантскую волну новых чувств, эмоций, красок и звуков. Кнопка дверного звонка под ее пальчиками пела звонким хрустальным колокольчиком нежно, томительно и трепетно.
- Где ты была? – Тревожно спросила мать, пропуская ее в прихожую. – Ни звонка, ничего… Мы с отцом…
- Все хорошо, все очень хорошо! – Заорала Ра и повисла у матери на шее. – Ты не представляешь, как все хорошо! – Она сбросила с ног туфли и закружилась по прихожей. – Все очень хорошо, - повторяла она вновь и вновь, - все очень хорошо!
- Не понимаю, - растерялась мать, - ты можешь объяснить, что случилось?
- По-моему, все ясно, - отец схватил Ра в охапку и посмотрел ей в глаза. – Наша дочь влюбилась. Я прав? – Глаза Ра были счастливые и блестящие, с тем особенным внутренним светом, который бывает только у влюбленных.
- Да, выдохнула она, кажется, да, папка…
- Ну, вот и дождались, - сказал он, выпуская ее из рук.
Она выпорхнула легкая, гибкая, сильная. Он увидел, что это уже не та угловатая девочка-подросток, которая была еще вчера, а другая, распустившаяся так внезапно и незаметно одновременно, что он, как слепой, пропустил этот миг.
Мать опустилась в кресло у трюмо и смотрела на Ра удивленно и недоверчиво. Она как будто спрашивала свою взрослую дочь и все  еще не понимала, как такое могло с ней произойти.
- Кто он? – Наконец, вымолвила она, оправившись от внезапной новости. – Ты совершенно сошла с ума!
- Он? – Ра счастливо засмеялась. – Он – Тимофей, просто Тимофей…
- И все? – Мать  обернулась к отцу. – Ты слышал? Просто Тимофей… Нет, ты погляди на нее, она же ненормальная, нет, что она делает?.. – Ра чмокала мать в обе щеки, крепко держа ее в объятиях.
- Влюбленные все ненормальные, - констатировал отец, - и наша не исключение. Ничего страшного, обычная жизненная история. Думаешь, мы в свое время были лучше, - он замахал руками, - такие же ненормальные!
- У тебя всегда все легко, - возразила мать. – Нет, я должна все знать, слышишь, Ра, все!
- Хочу только есть и спать, есть и спать, - смеясь, проговорила Ра. – Накормите же ребенка, родители! И потом – я сама еще ничего не знаю…
Она уснула крепко и сразу, едва ее голова коснулась подушки. Последнее, что она запомнила, погружаясь в темный мрак сна, было ощущение чего-то очень хорошего и радостного, что открылось перед ней и куда она только еще вошла. Она не слышала бурной дискуссии, развернувшейся между отцом и матерью, обсуждавшими ее новое знакомство, она просто спала, без сновидений, без тревог, но с какой-то счастливой уверенностью в том, что ее ожидало.
Утром она проснулась еще до будильника. Сияло солнце, и небо было чистое и синее, лишь где-то вдалеке легкими перышками плыли облачка. Она вспомнила вчерашний вечер и сладко потянулась. Чувство радости, охватившее ее вчера, снова вернулось к ней и заставило подпрыгнуть в постели с веселым визгом. Все теперь казалось ей необычным и новым,  где все было прекрасно и счастливо.
Тихонько, чтобы никого не разбудить, она выскользнула из своей комнаты и прошмыгнула в ванную. В зеркале на нее смотрела улыбающаяся глупая мордашка, еще чуть припухшая от сна, таращившая на нее удивленные горящие глаза. «Неужели это я? – Подумала Ра. – Какое восторженное незнакомое лицо! Да, это я, конечно, я, только… я влюбилась, - наконец, призналась она сама себе, - я влюбилась! И как мне теперь хорошо, радостно, светло – и все потому, что есть ОН, ОН!». Она зажмурилась.
- Ты там надолго? – Раздался голос матери. – Пожалуйста, поторопись. Отец уже встал и ему надо спешить.
- Да, да, мамочка, сейчас, - отозвалась Ра, наскоро приводя себя в порядок.
Она вдруг вспомнила, что не дала ему номер своего телефона и не знает его. Где-то внутри засосала противная тревога, поднимающаяся вверх к горлу, стиснувшая ее удушливой хваткой. «Какая я дура, - пронеслось у нее в голове. – А вдруг этого ничего больше не будет, и все станет по-прежнему, и я никогда его не увижу?». Она почувствовала, как холод растекается по ее рукам и ногам, сковывая все ее движения, словно она калека.
- Что опять, - увидев ее бледное лицо, забеспокоилась мать, - что ты там себе надумала?
- Он не знает моего номера, - упавшим голосом ответила Ра, - он не позвонит. И я не знаю…
- Дуреха, - оборвала ее мать, - он знает, где ты живешь, и если захочет…
- А если нет?..
- Не забивай себе голову, - рассердилась мать, - лучше позвони Александру Олеговичу. Думаю, он даст тебе нужный совет. И не раскисай. Ничего страшного не произошло. Не накручивай…
- По-моему, мать права, - вмешался отец. – Ну же, не вешай носа,Ра! Куда он от нас денется!..
Тимофей не звонил и не появлялся. Александр Олегович снова был занят, и нудный автоответчик предлагал оставить ему сообщение. Ра оставила их уже несколько штук, но телефон по-прежнему молчал. Ра ругала себя последними словами, и на все расспросы однокурсников отвечала лукавым молчанием, не желая признаться в своем промахе.   
А Александру Олеговичу было отчего молчать. Уже несколько дней он безуспешно пытался уговорить своих сыновей познакомиться с Ра, расписывал ее прелести и хвалил на все лады, словно хотел повыгоднее ее продать. Парни только ухмылялись и наотрез отказывались знакомиться.   Каждый из них довольно ревниво относился к ущемлению своей личной свободы, и даже родителям было категорически запрещено вмешиваться в их личную жизнь.
- Отстань, батя, - наперебой увещевали они отца, - сваха из тебя никудышная, - да и не надо это… Все образуется само собой, вот увидишь! И девица эта твоя непременно подцепит кого-нибудь без твоего участия. Честное слово, батя, ты стареешь…
- Вы хотя бы посмотрели на нее, - не отступал отец, - конфетка, прелесть, а не девочка! От одного раза с вас не убудет! Хотя бы оценили мои старания… Сколько труда положил я на эту девчонку! И что? Вам даже лень уважить отца…
Александр Олегович не на шутку обиделся. В душе он желал, чтобы кто-то из них двоих непременно заинтересовался Ра и, чем, как говорится, черт ни шутит!.. Но… парни упрямо отказывались выполнить его просьбу.
- Была какая-то сухопарая дылда, - брюзжал он, - а теперь… теперь просто персик в самом соку! А сколько с ней возился Аркашка, подумать только - и все из-за меня, потому что я его попросил, а вы, вы – мои родные сыновья не хотите сделать мне маленькое одолжение… - Александр Олегович разочарованно разводил руками. – Обидно, честное слово, обидно!
- И что, этот персик никого не может себе найти, - с нескрываемой иронией спрашивали сыновья. – Детский сад какой-то… Ты, что, батя, нянька при ней или кто…
- Не нянька и не детский сад, - сердился Александр Олегович, - просто девчонке не повезло. Немножко странноватая, диковатая, застенчивая… С такими часто бывает нелегко. Они просто не могут вписаться в окружение и им нужно помочь. Между прочим, как раз на вас обоих я и возлагал огромные надежды. И неужели так трудно помочь отцу, когда он вас так просит…
Александр Олегович замолчал и всем своим видом показывал, как он разочарован этими двумя взрослыми мужчинами, которые никак не могут понять столь простых вещей  и не желают поступиться ни каплей своих интересов, чтобы помочь ему.
- Может, все-таки сходим посмотрим, - неуверенно предложил младший, которого звали Илья, - оценим папашин труд. Не понравится – рванем, куда глаза глядят, и пусть  она ищет других дураков!
- Хотя бы посмотрите… - вкрадчиво, чтобы не сглазить удачу, снова повторил Александр Олегович. – Просто посмотрите – и свободны. Ну, а если она вам понравится, - он лукаво посмотрел на старшего, - тогда берите на абордаж, я не возражаю!
- Ну, хорошо, - сдался старший Андрей, - но только посмотреть. И ничего не обещай ей. А то нагородишь всякой всячины, а нам отдувайся! И не раньше, чем послезавтра, раньше я не смогу…
Алексанлр Олегович торжествовал. Он знал, он просто чувствовал, что Ра им понравится. И они – двое рослых красивых спортивных парней тоже не могли не понравиться ей. А потом… потом он соберет всех вместе, и там Ра войдет в их круг уже совершенно своей, окруженной заботами и вниманием всего их мужского клана.
Он тараторил  в трубку без остановки. Ра едва успевала отвечать «да», как получала новую порцию наставлений. Ей совсем не хотелось встречаться с его сыновьями, но грустное настроение, навеянное разлукой с Тимофеем, хотелось разбавить какими-нибудь приключениями, и встреча с ними как нельзя кстати подходила под этот случай.
- Хорошо, я буду, - не желая расстраивать Александра Олеговича и посвящать его в свои дела, весело отвечала она. – Да-да,  я поняла, я все  сделаю, как вы говорите. Непременно… 
- Вот и хорошо, - ободрил ее отец, - а то сидишь киснешь. Погуляй, познакомься… Смотришь, и твой суженый-ряженый найдется сам по себе. Главное не падать духом. Все образуется, дочурка!
Ему вторила мать, довольная тем, что Александр Олегович снова все берет в свои руки.
- Он знает, что делает! – Уверенно заявила она. – У этого молодца промашек не бывает! И потом, все-таки интересно, что за отпрыски у такого отца. Если бы было можно… - она закатила глаза под лоб, - я бы и сама побежала, как девчонка. Это так романтично и любопытно… Потом ты все расскажешь нам с отцом. И, может быть, наконец, он примет наше приглашение на обед.
Ах, матери! Они всегда проявляют недюжинный интерес к делам своих дочерей. С каким жаром, искусством, лукавством суют они порой свой нос в самые интимные стороны их жизни, с каким адским терпением по крохам выуживают из них интересующие  подробности, с каким рвением ругают всех и вся когда их ставят на место и как возмущаются, когда что-то делается в обход их!
- Мама! – Постаралась урезонить ее Ра. – Ему некогда. Он светский человек…
- Он интеллигентный человек, - обрезала мать, - и должен прекрасно все понимать. Наше затянувшееся незнакомство уже неприлично. Он так много для тебя сделал, что пора как-то отблагодарить его…
Ра замахала руками: спорить с матерю было бесполезно. Наверное, не случись ее встречи с Тимофеем, и она была бы в том же тревожно-приподнятом настроении, которое бывает перед свиданием, могущим стать для нее переломным событием в жизни. Но теперь это ее не трогало, а скорее было отвлекающим маневром от нудных серых дум, засевших в ее голове и душе, с которыми ей никак не удавалось справиться. Все материнские советы о том, как ей нужно выглядеть, она пропускала мимо ушей, словно и впрямь махнула на все рукой. В далеком углу ее души ныла загнанная тоска, боровшаяся с теплившимся огоньком надежды на другую встречу, которой она жаждала и которой она жила по-прежнему.
Любой звонок по телефону заставлял ее вздрагивать, хотя она знала, что он не может ей звонить. И все-таки снова ждала какого-то чуда, всматриваясь в горящие цифры номера. Ее женское самолюбие бунтовало и возмущалось, хотя внешне она была тиха и покойна. И мысли ее то обвиняли его, то искали  оправдания, запутывая ее все сильнее и сильнее. «Как странно бывает, - думала она, - одна встреча, один взгляд – и ты уже знаешь, что это ОН и никто другой! И как ты это понимаешь, невозможно объяснить. Можно только почувствовать какими-то невидимыми биотоками, о которых никто ничего не знает, но которые существуют, как бы это ни отрицали! И сразу все меняется, и меняюсь я, хотя еще никто этого не понял, не увидел, не почувствовал! Как странно…»
Она узнала их сразу. Они стояли оба одинакового роста, лениво посматривали на проходящих и о чем-то неторопливо переговаривались. У каждого в руке было по розе, но разного цвета: у одного она была красная, у другого – белая. Одеты они были просто, без вычурности, и Ра это понравилось. Она подошла к ним не сразу, а издали несколько минут приглядывалась к ним, как будто оценивала, стоит ли вообще знакомиться. Ей вдруг стало неловко, и она уже готова была дать стрекоча, как неожиданно встретилась с одним из них взглядами и почувствовала, что он понял, кто она такая. Парень тут же кивнул брату, и они решительно и торопливо направились к ней. И чем ближе они подходили к ней, тем больше она чувствовала свою неловкость.
- Это вы – Ра? – Спросил тот, кто показался ей старше.
- Я… - голос Ра охрип и был едва слышен. Она кашлянула, покраснела и вновь повторила, - я…
- А мы сыновья Александра Олеговича, - совершенно спокойно, будто и не замечая ее волнения, проговорил парень. – Знакомьтесь – мой брат Илья, а я – Андрей. – Они протянули ей по цветку.
- По два не дарят, - сказала Ра, не принимая их подарка. – Парные только на похороны. Вы же не хотите мне…
- Третий цветок в пути, - несколько стушевавшись, сказал Илья. – Папочка, как всегда опаздывает. Не бойтесь, берите… - Он  посмотрел на часы. – Вот-вот должен появиться…
Ра протянула руку к цветам. Наступила неловкая пауза. Пялиться и рассматривать девушку в упор, было неприлично, и парни бросали на нее украдкие взгляды, про себя оценивая все, что видели по одним, только им понятным меркам. Несколько раз они довольно хмыкнули, скользнув взглядом по ее длинным стройным ногам и даже улыбнулись.
- У вас хорошая фигура, - сказал Илья, решаясь прервать затянувшееся молчание, - и это не комплимент, это правда…
- Вы прекрасно выглядите, - поддакнул Андрей, вторя брату. – Как это… когда все совпадает… гармонично, - нашелся он. – Все на месте, все, как надо.
Ра смутилась, словно никогда и никто ей не говорил приятных слов. Те комплименты, которые сыпались ей от сокурсников, были для нее чем-то полудетским, что она воспринимала с удовольствием, но не серьезно. А эти незнакомые ей два молодых человека было совсем другое, взрослое и мужское, она это чувствовала и поэтому это было ей особенно приятно.
- Однако, папаша где-то застрял, - снова глядя на часы проговорил Андрей. – С ним вечно так… Короче, ждем еще пять минут – и рвем когти, не возражаете? – Он посмотрел на Ра.   
Она неопределенно пожала плечами. Ни она, ни братья не знали, что это очередной хитрый ход Александра Олеговича, спланированный и продуманный им заранее. По его плану, мальчишки теперь просто обязаны были тащить ее за собой, чего он и добивался от них. Бросить девушку на него и тихонько отойти в сторону теперь было невозможно.
- Ну все, валим! – Скомандовал Андрей.
- Давай хотя бы позвоним ему, - предложил Илья, набирая отцовский номер. «Абонент занят, перезвоните позже», - раздался в трубке женский голос. – Занят… - сказал Илья. – Ладно, идем, пусть беспокоится сам. В конце концов…
Розочки в руках Ра нервно подрагивали.
- Да бросьте вы их к черту! – Вспылил Андрей. – Если верите в приметы, выбросите – и дело с концом!
- Лучше давай купим еще один цветок, - предложил Илья, - зачем выбрасывать…
- Дуй, - коротко бросил Андрей, - пять минут – и чтобы был здесь!
Через несколько минут Ра, подхваченная с  обеих сторон братьями, уже шла к стоявшей в стороне машине. В ее руке трепетали три цветка: две розы и огромный синий ирис с желтыми прожилками по лепесткам.
- Куда теперь? – Спросил Илья брата. – Девушку нужно развлечь, нельзя давать ей грустить… Может быть, в клуб?
- В клуб так в клуб, - садясь за руль, согласился Андрей. – Вы не против?
Ра покраснела. Ей было стыдно признаться, что она еще ни разу  не была ни в каком клубе. Она торопливо кивнула и отвернулась к окну, боясь, что они угадают ее растерянность. З а окнами побежали перекрестки и дома, новые, старые. Мимо неслись машины, и Ра казалось, что она переступает еще один порог неизвестной ей другой жизни, и это тоже волновало и тревожило ее.
Машина остановилась возле нового стеклянного здания. Клуб «Айвенго» прочитала Ра на фасаде. Перед входом стояло множество машин, и люди входили и выходили из таких же стеклянных дверей, впускавших и выпускавших их праздничный поток.
- Вперед! – Снова скомандовал Андрей. – Прошу, - он галантно пропустил Ра вперед. – Вы,  я вижу, здесь в первый раз…
- Да, - выдохнула Ра, тараща глаза вокруг. – Уж, пожалуйста, не бросайте меня здесь одну…
- Как можно, - Илья тихонько взял ее под локоток, - здесь только рыцари. Вы же прочитали название клуба? «Айвенго» - это говорит само за себя. – Он улыбнулся. – Прекрасная дама, мы в Вашем полном распоряжении.
- Всегда хотелось почувствовать себя кем-то в этом роде, - призналась Ра, все еще не справляясь с охватившим ее волнением.
- Чувствуйте! – Смеясь, предложил Андрей. – А мы с Илюхой Вам поможем. – Ну-с… - Он галантно изогнул руку. – Просю…
Эта игра понравилась всем троим. Они наперебой старались угодить ей, шутливо оперировали галантным языком прошлого и от души веселились, играя роли заклятых соперников, вставляя друг другу  шпильки в ухажерских  перепалках. Напряжение Ра испарилось, словно его и не было. И она капризно оттопырив губку, снисходительно принимала знаки их внимания, находя настоящее удовольствие в их колких перепалках.
Немного вина, фрукты, шоколад – все подействовало на нее магически: ей было легко, хорошо, весело и совершенно свободно, словно этих двух ребят она знала давным-давно. Народу все прибывало, и к ним стали подходить незнакомцы, которым Ра представляли в той же галантной форме, заставляя целовать ей ручку и соблюдать все нормы галантного этикета. Она хохотала. Впервые ей доставляло удовольствие быть центром всеобщего внимания и играть эту непривычную ей роль, которой она всегда стеснялась и боялась. Все кружилось цветным фейерверком – музыка, огни, танцы, лица… Лица…
Ра тряхнула головой. «Мне показалось, - подумала она, столько впечатлений!». Но сердце билось, как сумасшедшее. Она внимательно вглядывалась в толпу – ничего. «Показалось,  снова подумала она. – Полумрак, тени, душно…». Она встала из-за стола.
- К Вашим услугам, - тут же услышала она голос.
- Душно, нельзя ли проветриться? – Тихо спросила она. – Голова закружилась…
И опять она увидела это лицо, надвигавшееся на нее из полумрака. Теперь оно приближалось, и Ра ясно видела, что это Тимофей. Ноги ее обмякли,  и она вновь опустилась на стул.
- Вам дурно? – Раздался над ее ухом тихий шепот.
- Нет, мне хорошо, просто… - Ра сделала паузу, пристально вглядываясь в уже совсем близко подошедшего Тимофея. «Узнал ли ты меня, - спрашивали ее глаза, - где ты был, почему не звонил?».
- А Тимоха, - следуя ее взгляду, проговорил Андрей. – Откуда ты? Сто лет не видались, знакомься – наша Прекрасная дама с таинственным именем Ра!
- Знакомы, - коротко бросил он, - с месяц как знакомы.
- Ну, ты ловелас! – Воскликнул Илья. – Когда же успел? Целуй даме ручку и присоединяйся. Каково, а? Синьора, это правда?
- Сущая правда, - подтвердила Ра. – Только синьор кавалер сразу же после знакомства бесследно исчез в неизвестном направлении.
- И ни разу не позвонил? – Не унимался Илья. – Тогда дуэль – и немедленно! К барьеру, каналья ты эдакая!
- Может быть, сначала выслушаем его объяснения? – Предложила Ра. – Итак, сеньор…
- Я был в отъезде, - спокойно сказал Тимофей, - далеко…
- И что, - не унимался Илья, - там не было связи?
- Не было, - подтвердил Тимофей, - осьмнадцатый век, знаете ли… Какая связь? Все эстафеты, эстафеты… Едва успел к нынешнему числу…
Все захохотали. Тимофей смотрел на Ра, не отрывая глаз.
- Выкрутился, каналья! – Констатировал Илья. – Ну, и что будем с ним делать?
- На первый раз помилуем, - сказала Ра. – Но только на первый…
- Ах, синьора, - вздыхая, проговорил Илья, - кажется, мы все опоздали, и место рядом с Вами уже занял кто-то другой, - он выразительно посмотрел на Тимофея, - завидую, но удаляюсь! Синьоры, мы все остались не у дел, поскольку здесь другой поспел! Ну, что ж, не будем им мешать дела их тайные решать!
Смеялись все. И только Ра и Тимофей молча глядели друг на друга, не произнося ни слова и не принимая участия во всеобщем веселье. Они не видели и не слышали никого вокруг. И та незримая ниточка, которая соединила их в первый раз, трепетала их чувствами, передавая взглядами нечто большее, что можно сказать словами. Им хотелось побыть вдвоем, как тогда, продолжить то, что так внезапно было прервано разлукой, просто побродить по улицам, на которых уже никого нет, просто послушать друг друга и себя, чтобы понять и услышать, что творится в душе каждого.
Их уход никто не заметил. Вернее, сделали вид, что не заметили. Они, не прощаясь, вышли в полумраке из танцующего круга  на улицу. Вечерние огни, проносящиеся мимо машины, особенный вечерний гул города – все звенело в ушах необыкновенной симфонией благородства, переливающейся калейдоскопом звуков и цветов.
- Где же ты был все это время? – Неожиданно для себя самой спросила Ра.
- Дела, - коротко ответил он.
- Такие дела, что ты не мог дать о себе знать, - сказала она и в голосе ее послышалась обида.
- Мог, - откровенно признался он, - просто не хотел…
- Не хотел, почему? – Голос ее споткнулся и сдавленно охрип.
- Не знаю, - проговорил он. – Хотелось все обдумать.
- И как?... – Ра затаила дыхание, боясь услышать что-нибудь такое, что навсегда порушило бы то, что зародилось в ее душе.
- Как видишь, - голос его звучал ровно, и Ра показалось, что ему совершенно безразлично, как ей было, и что она передумала в его отсутствие. – Иногда приходится брать паузу, чтобы понять самого себя, - продолжил он, - просто разобраться, что и как. Странно…
- Что странно? – Голос Ра задрожал и зазвучал звонко и тонко. – Странно, что вот так, в первый же раз девчонка может броситься тебе на шею? Странно, что можно сразу почувствовать, что это именно твой человек? Странно, что тебя пронизывает, как током, некая сумасшедшая мысль о том, что это тот единственный человек, который тебе нужен? – Она выпалила это  залпом и остановилась перевести дух. – Не перебивай! Знаешь, какое прозвище мне дали в университете? – Чокнутая… Ты тоже так считаешь? Говори, не стесняйся…
Тимофей молчал. Его голова была низко опущена, как у человека, в чем-то сильно провинившегося, и в полумраке позднего вечера невозможно было разглядеть на его лице улыбку. Он спокойно вытащил пачку сигарет, вынул одну и закурил, затем протянул Ра.
- Не курю, - коротко бросила она и замолчала.
Несколько минут они шли молча, рассматривая бегущую мимо них вечернюю жизнь.
- Первый раз в жизни мне объясняются в любви, - наконец вымолвил он, - не знал, что это так приятно… Ты просто Татьяна Ларина…
- Я не она, - резко возразила Ра, - и ты не Онегин. Я сама не знаю, как это вышло… Наверное, от обиды, от твоего молчания.
- Однако, ты отчаянная, - сказал он и взял ее за руку. Он сжал ее крепко и почувствовал, как ее пальчики нервно затрепетали. – А как ты подцепила этих двоих? – Спросил он неожиданно. – Ты знаешь, кто они?
- Конечно, - Ра затараторила как заведенная, радостно уходя от прежнего разговора, - это сыновья моего… она запнулась, - наставника, благодетеля, продюсера, даже не знаю, как назвать его. Одним словом, Александр Олегович взял надо мной шефство…
- А теперь решил познакомить тебя с сынками, - продолжил Тимофей, - и как?- В голосе Тимофея слышалась плохо скрываемая ревность.
- По-моему парни что надо, - сказал Ра, - и ты не задирай нос, не хуже тебя.
- Не хуже? Лучше, лучше меня, потому что у меня нет такого крутого папы, как у них. – Глаза его были совсем близко от глаз Ра. Они играли и светились, вспыхивали и гасли. – Смотрите, девушка, не промахнитесь!
- Не промахнусь, - ответила Ра, не отводя взгляда. – Кажется, я уже попала в цель!
Они целовались так много и так долго, что у Ра опухли губы. Голова ее кружилась от счастья, и порой ей казалось, что она и вправду сошла с ума. Они были рядом, и она понимала, что теперь  просто не сможет жить одна, без него, потому что они слились во что-то единое и неразрывное. И она не боялась говорить ему об этом, а он слушал и смущенно улыбался ей в ответ.
Они вбили друг другу в телефоны номера, и, расставшись у дома, он еще несколько раз позвонил ей, прежде чем она нажала кнопку своего звонка. Мать, нетерпеливо ожидавшая ее появления, увидев ее сияющую физиономию, радостно всплеснула руками и тут же принялась тормошить дочь расспросами.
- Ну, как все прошло, - тараторила она, кружась возле Ра, - по твоему виду – так просто блестяще?
- Как нельзя лучше, - подтвердила Ра. – Мальчишки что надо и все что надо! – Во! Не исключено, что я скоро выйду замуж, так что, родители, готовьтесь!
Мать онемела и бессильно опустилась на стул. Лицо ее выражало растерянность и испуг, как будто на нее обрушилось нечто страшное и печальное.
- Как? – Сдавленным голосом спросила она Ра. – Кто он? Так скоро… Эти нынешние мальчики…
- Это не мальчики, - улыбнулась Ра, - это я! Сегодня я объяснилась в любви, - мать тихо охнула и обмякла, - и знаешь кому? Тимофею. Он оказался их другом, и мы встретились с ним в клубе… Мальчишки сразу все поняли.
- Отец! – Закричала мать таким голосом, словно кричала «караул!». – Только послушай, что она говорит… Вы же совсем не знаете друг друга… Как можно… Такой шаг в жизни… Сумасшедшая…
- В чем дело, что ты так кричишь? – Отец недовольно заворчал, оторванный от своих профессорских дел. – Я же прошу не мешать мне, когда я работаю…
- Наша дочь собралась замуж, - выпалила мать, - за этого шалопая, который заморочил ей голову, а потом пропал черт знает куда и сегодня снова возник, словно черт из табакерки! – Мать не жалела красочных эпитетов. – Она сошла с ума и, кажется, сделала ему предложение,   ты должен…
- Ты сделала ему предложение? – Отец задрал очки на лоб. – Это шаг. Впрочем, какая разница кто кому делает предложение, важен результат… Каков результат?
- По-моему положительный, - весело ответила Ра.
- Ну, вот, - отец посмотрел на мать. – И нечего закатывать истерики. Девке давно пора замуж. Так что, как говорится, готовь приданое!
- А Александр Олегович, он знает, он видел? – Не унималась мать.
- Думаю, ребята ему все расскажут, - проговорила Ра. – И потом, здесь он мне не советчик!
Александр Олегович проявился на следующий день. Он не подавал вида, но был явно чем-то расстроен. Ра сразу поняла это по тому наигранно веселому тону, которым он заговорил с ней. Он тарахтел без умолку, рассыпаясь перед ней в многочисленных комплиментах, за которыми ее чуткому уху слышалась явная досада.
- Моим оболтусам ты приглянулась, - браво заявил он, -  и старшему и младшему. Не скрою, поначалу я едва их уговорил на встречу с тобой, но теперь… Теперь я вижу, что труды мои, действительно, не были напрасны. Но и ты, милочка, - в его тоне зазвучали ехидные нотки, - как оказывается, не теряла времени зря. У тебя там серьезно?..
Ра вспыхнула. Конечно, она была благодарна Александру Олеговичу. Без него она, вероятно, так и осталась бы замарашкой, сидящей в углу, на которую никто не обращал внимания. Но ведь и она приложила немало стараний, чтобы добиться такого результата и не вечно же ей ходить под его пятой? – Все это промелькнуло у нее одной мыслью, которая обожгла ее, заставила сжаться в комок и начала бешено сопротивляться.
- Более чем, - ответила она сухо. – Хотя честно Вам признаюсь, что Ваши сыновья весьма забавные и неглупые ребята.
- Неужели, ну спасибо, - в голосе Александра Олеговича звучала нескрываемое раздражение. – Забавные? Я непременно передам…
- Ну же, не злитесь, - поняв, что брякнула что-то не то, спохватилась Ра. – Они мне очень понравились. Впрочем, я всегда думала, что у такого отца, как Вы, не может быть плохих сыновей. А я.. Что же делать… я просто влюбилась, и Вы должны понять меня…
Александр Олегович чуть помолчал, как будто собирался с мыслями, затем громко кашлянул и, наконец, проговорил спокойным, но грустным голосом.
- Надо признать, ты права… Что же -  это жизнь. Не всегда получается, как хочешь, иногда лучше, иногда хуже. Во всяком случае я рад за тебя. Наверное, я старею, брюзжу, устаю, как собака… Не обижайся…
- Что Вы! –  Поспешила уверить его Ра. – На что? Я – это частичка Вас. Просто я выросла и теперь…
- Не продолжай, - прервал он, - мне все ясно. Одна просьба:  не познакомишь ли ты со своим избранником и меня? Все-таки очень хотелось бы знать, кому я передаю тебя?
Ра улыбнулась. «Он хочет знать, какой конец будет у этой истории, - поняла она. – Что ж, он имеет на это полное право».
- Конечно, при первом же удобном случае, - вслух продолжила она свою мысль.
- В таком случае этот случай не за горами, - каламбуром ответил он. – Я как раз собирался собрать вас всех на небольшую вечеринку. Особенных гостей там не будет, только свои. И я надеюсь, там ты и познакомишь меня со своим избранником. Думаю, это будет через пару дней. Тебе перезвонят.
Через два дня в уютном небольшом ресторанчике веселилась пестрая шебутная компания. Там не было ни смокингов, ни громких пылких речей, ни официальных поздравлений, что говорило о том, что здесь присутствуют только хорошо знакомые близкие люди. Непринужденная обстановка ресторанчика расслабляла и придавала встрече домашнее теплое очарование семейственности. Ра знала почти  всех гостей, присутствующих здесь за исключением некоторых, что совершенно не мешало ее раскованности. Александр Олегович сидел рядом с Аркадием Борисовичем и о чем-то оживленно переговаривался с ним.
Ра уже успела познакомить его с Тимофеем, и он издалека придирчиво посматривал в их сторону, словно, как когда-то из нее, хотел выудить все, что было у него внутри. Ра не знала, о чем он говорит со своим собеседником, но чувствовала, что разговор идет о них.   
- Он просто поедает нас глазами, - сказал Тимофей. – Удерем?
- Неудобно, - нерешительно проговорила Ра,  - он так старался. Задержимся хотя бы еще на часик…
После изрядно выпитого, суеты, громких разговоров и музыки, гремящей на весь ресторанчик, их уход заметили не сразу. Два пустых стула сиротливо глядели в середине стола, словно два выбитых зуба.
- Сбежали, - констатировал Аркадий Борисович. – Что им с нами, мы для них старики. И пусть…
- Пусть, - согласился Александр Олегович, размягченный и несколько осовевший от выпивки, - пусть, конечно… Только знаешь, Аркашка, я чувствую себя, как Пигмалион, который собственными руками отдал другому свою Галатею…
Аркадий Борисович захохотал.
- Смотри только не брякни это жене…
 
       
 


































 


 


 
 





















 



















 

 

















 

 

   


                Ч О К Н У Т АЯ
Она была странная. Не как все. Длинная, худая, с синюшными костлявыми руками, торчащими из грубого свитера, явно не ее размера и висевшего на ней, как на колу, с чудными хвостиками, завязанными шнурками от ботинок, и прилипшими к ее ногам джинсами, которые обтягивали их настолько плотно, что, казалось, на них совсем нет мяса, а только кости, торчащие на коленях и по бокам вздутыми буграми. Лицо ее было мелким, с впалыми бледными щеками, и имело вид человека, сильно не доедающего. Со спины ее запросто можно было принять за парня, настолько неженственной и нелепой была вся ее долговязая фигура.
Она производила впечатление неряшливости и вызывающей небрежности. Но ее это не смущало, несмотря на то, что окружающие девчонки посматривали в ее сторону с явным пренебрежением и даже брезгливостью. Она не проявляла к ним никакого интереса, и это еще больше вызывало раздражение, переходящее в мелкие уколы, перешептывания за спиной и злобливые свистящие шуточки, которые отпускались по ее адресу с неизменным ядовитым удовольствием.
Ребята смотрели в ее сторону насмешливо, но не трогали, хотя тоже  считали ее в своем кругу странной и несколько не в себе. Она не вызывала у них никакого интереса, а потому сидела всегда одна, в уголке, тихонько поглядывая на всех из своего укрытия. Наш университет был преимущественно девчачий, и среди остальных сокурсниц, нарядных и накрашенных, как в гламурных журналах, она и вовсе блекла своей серенькой внешностью.
Лекции она посещала нечасто, и было странно, что преподаватели как будто не замечали этого. Даже на семинарах она была редкой гостей. Зато когда посещала их, изумляла всех глубоким знанием предмета и умением вести дискуссию даже с преподавателем. В группе она  держалась особнячком, не проявляя интереса ни к кому, словно всех остальных и не было. Ее неусредненность сослужила ей недобрую службу: ее называли «заумной», «выскочкой» и еще больше сторонились, с желчной завистью наблюдая за ее успехами.   
Иногда из любопытства кто-нибудь просил у нее конспекты. Она пожимала плечами и вынимала толстую академическую тетрадь с мелкими каракулями, неизменно предупреждая, что разобраться в них непросто, и это не совсем то, что давали на лекциях. Каракули эти мелким бисером теснились в каждой клеточке листа и были написаны столь убористо, что рябило в глазах. Читались они тяжело, и после нескольких минут пыток тетрадь возвращалась хозяйке без чувства малейшей благодарности.
Ходили слухи, что она чья-то дочка, поэтому с ней так носятся, но, наверное, никто ничего не знал. Все же попытки разузнать что-либо от нее самой заканчивались двусмысленным молчанием, вызывавшим еще большее недоумение и любопытство. Ее молчаливость и нежелание с кем-либо сближаться, создавали вокруг нее вакуум. Но она не тяготилась этим, живя в каком-то своем, неизвестном никому мире, где ей было уютно,  и куда она не хотела нас впускать. Фамилия ее была самая обыкновенная, и только имя вызывало недоразумение, хотя и оно не было чем-то необычным. Официально полное имя ее звучало как Ираида Иванова. Представлялась же она как Ра. На вопрос, что это за имя и почему Ра, она вновь пожимала плечами и отвечала, улыбаясь: «Мне так нравится – Ра…».
Постепенно ее перестали замечать вовсе, словно ее и не было. Даже в обычные студенческие посиделки или забавы ее не приглашали, считая это не нужным и не помня о ее существовании.   И так длилось до тех пор, пока она однажды не появилась перед лекцией с шикарным парнем, одетым в смокинг и с бабочкой, словно на прием к английской королеве. Девчонки ахнули, а ребята, придирчиво оглядывая незнакомца, презрительно перешептывались с явной завистью, которой наделяла его женская половина. Парень выглядел еще шикарнее в сравнении с небрежностью Ра. В его непринужденности носить эту необычную для молодых одежду и в самих манерах чувствовалась некая  врожденная утонченность, которой обладают люди, искушенные дорогими  изысканными вещами, привычными их кругу, и умеющими обращаться с ними просто и естественно, не испытывая ни малейшей неловкости. Он услужливо крутился возле Ра, негромко наговаривая ей что-то на ухо, а она сосредоточенно молчала и только изредка наклоняла голову в знак согласия. Девчонки бесились от любопытства, но подойти и встрять в их разговор не решился никто.
Когда в аудиторию вкатился наш толстенький и смешной декан, которого за глаза звали Колобком, он лучезарно улыбнулся и, раскланиваясь, выскользнул в коридор, на ходу успев махнуть Ра рукой и дав ей понять, что будет звонить. По нашему ряду пошел шепот. Все делились впечатлением от увиденного, комментируя на свой лад, что бы это значило. Колобок несколько раз сделал нам замечания, и мы, чтобы не искушать судьбу, перешли на записочки. Лекция слушалась вполуха. И не успел прозвенеть звонок, как мы дружно ринулись к Ра.
Она встретила нас спокойно и равнодушно, ничуть не удивившись нашему всеобщему вниманию.  Ее тетрадка была испещрена бисером, и было видно, что лекцию она слушала внимательно, и присутствие молодого человека на ней никак не отразилось.
- Колись, Ра, кто это? – Чуть не хором допытывались девчонки. – Ну, Денди, прямо… Шикарный парень! Где подхватила?
- Нигде, - спокойно и равнодушно ответила она, - это брат, мой брат. – Ее губы тронула усмешка. – Все так, - она обвела замолчавших девчонок взглядом, - так всегда… Увидят, потом спрашивают, пристают…
- Познакомила бы… - раздался чей-то голос. – Свободен или как? Не жмись, Ра, все равно не твое…
- А машина у него есть, марка какая, - рвались вперед ребята, - папочка, небось, купил… Сколько лет брательнику твоему?.. Сразу видно, из заграницы не вылазит…
Ра слушала молча, изредка морща свой длинный нос, как будто ей были неприятны все наши вопросы.
- Ну, хоть как зовут его скажи, - девчонки начинали злиться, - строишь из себя… Тоже нашла тайну… Не парень же твой, брат…
На губах Ра заиграла странная улыбка. Она подняла на нас свое худое бледное лицо с бесцветными глазами и, глядя поверх наших голов, тихо, почти одними губами прошелестела каким-то странным полушепотом несколько непонятных фраз, заставивших нас переглянуться.
- А может, и не брат… Не совсем брат… Или брат, я не знаю… А машина есть, хорошая машина, только я в них не разбираюсь…
Кто-то из ребят покрутил возле виска с явным намеком, что она не в себе. Девчонки  дружно захихикали и понимающе переглянулись.
- Ну да, не определилась еще… Только ты того, на себя посмотри в зеркало. Куда тебе с ним? Такому девушка другая нужна, а ты… ты…
- Что я? – Ра одернула свой обвисший свитер. – Жаба, крыса, страшилище… Что я? Тогда не надо…
Ей не дали договорить. Ей хохотали прямо в лицо.
- Да, да – и то, и другое, и третье. А еще – ты чокнутая, чокнутая, поняла!
Ра молча убрала книги и тетрадь и, не говоря больше ни слова, спокойно удалилась из аудитории. Это взбесило всех еще сильнее.
- Нет, что ни говорите, а она не в себе, - констатировала Танька, самая красивая в группе. – Неужели у этой уродины такой брат? И пошла, как палку проглотила, - Танька чуть ссутулилась и вобрала голову в плечи, изображая походку Ра. – Точно, Чокнутая… А братик ничего, что надо мальчик!
- Чокнутая-нечокнутая, а знакомить не хочет, - подтрунил кто-то из ребят, - ты Танька тоже, того… Не любишь, когда мимо рта пролетает. Вон как взвилась! Парень в шоколаде, не то что мы, бедные студенты…
- Это точно, - подтвердил кто-то из девчонок, - Танька везде на боевом коне. Порхает, как бабочка, от одного к другому, где чем поживиться… Ишь, слюна закапала! Ра, конечно, не от мира сего, но сдается, не такая уж дура, как вы думаете…
С легкой руки Таньки за Ра закрепилась кличка Чокнутая. Теперь ее так и звали, перешептываясь за ее спиной и громко обзывая в отсутствие. Ра ничего не выясняла и больше не возвращалась к разговору о брате. Однако, спустя неделю, он так же внезапно появился вновь, возбудив новые пересуды алчущего любопытства аудитории. Теперь уже девчонки рассматривали его, не стесняясь, поедая глазами и явно давая намек на знакомство. Танька нахально вперилась в него глазами и смотрела, не моргая, точно хотела его загипнотизировать. Она, как товар на рынке, вертелась перед ним, стараясь показать все свои достоинства – ладную красивую фигуру, стройные длинные ноги на шпильках и волнистые густые волосы, окрашенные в модный платиновый блонд.
В ее присутствии Ра поблекла окончательно. И Танька с удовольствием констатировала, что парень несколько раз посмотрел на нее с интересом. Ра молчала, словно ничего не замечала. Лишь несколько раз дернулись уголки ее губ, выдавая в ней напряжение и раздраженность. Разговор Ра с братом подходил к концу, и Танька решила не упускать момента.
- Я в совершенном отчаянии, - подплыла она, - таинственный незнакомец второй раз посещает нашу альма матер, а мы до сих пор не знакомы… - Она смотрела парню прямо в глаза так смело и пристально, что он опустил голову, смутившись. – По неизвестным причинам нас не хотят знакомить, видимо, оберегая для кого-то другого?
- Уйди, - сказала Ра, - прошу тебя, уйди!
Танька прищурилась.
- Значит, я не ошиблась, - насмешливо проговорила она, - оберег в действии! Кстати, а кто она – сестра, знакомая, невеста… В прошлый раз она лепетала что-то неразборчивое…
Парень покраснел, несколько раз глянул в сторону Ра, потом на Таньку и четко, внятно выговорил:
- Не сестра, не знакомая, не невеста… - Он чуть помолчал. – Честно говоря, трудно сказать кто, мы с ней дальние родственники, седьмая вода на киселе, - он поморщился, явно затрудняясь с ответом. – Впрочем, это неважно. Вы ее подруга?
Вопрос застал Таньку врасплох. Даже в страшном сне не могло ей присниться, что она и эта Чокнутая могут быть подругами. Но в доли секунд ее мозг выдал правильное решение.
- Подруги, - мило улыбаясь, подтвердила она, - близкие… Татьяна, - она протянула ему руку.
- Денис, - он взял ее ладошку обеими руками. – Ра почему-то никогда про вас не говорила. Странно… Обычно она рассказывает мне все.
- Мы недавно подружились, - торопливо добавила Танька, - она не успела. Теперь, Денис, я думаю, вам будет о чем поговорить кроме ваших дел. – Танька широко улыбалась, чувствуя, что нравится ему, и довольная тем, что он не имеет к Чокнутой почти никакого отношения.
- К сожалению, мне пора, - Денис вскинул руку с часами, - цейтнот. Времени катастрофически не хватает. Приятно было познакомиться, думаю, мы еще встретимся? – Он перевел взгляд на Ра. – Оказывается, у тебя красивая подруга, а ты от меня скрываешь, - шутливо пожурил он, - а зря…
Танька была на седьмом небе. Она торжествующе обвела всех взглядом и снова вперилась в Дениса.
- Как жаль, - сладко пропела она, -  что времени совсем нет, - она капризно оттопырила губку, изображая из себя обиженного ребенка, - а мне бы хотелось продолжить наше знакомство…
Ра дернулась. Хотела что-то сказать, схватила Дениса за рукав, но отпустила, успев только метнуть в сторону Таньки колючий холодный взгляд.
- Пренепременно, - Денис сунул Таньке свою визитную карточку. – Вот, пожалуйста, обращайтесь, если что. Всегда к Вашим услугам…
Танька радостно помахала ему рукой.
- Зачем ты ему наврала? – Услышала она за спиной голос Ра. – Какие мы близкие подруги? Ведь вы все смеетесь надо мной, сплетничаете… И что, мне теперь врать тоже, или сказать Денису правду?
- Для достижения своей цели не грех и соврать! – Парировала Танька. – Если бы не мое вранье, ты вряд ли познакомила меня с ним. А теперь… Теперь все будет зависеть от меня! Я думаю, что, если ты даже скажешь ему правду, я сумею объяснить ему, почему я так поступила. Просто не было другого выхода. А ты… ты постоишь в сторонке… - Танька хохотнула. – И мой тебе совет: не стой под стрелой, поняла?
Танькины каблучки весело простучали по паркету, и в толпе девчонок послышался хохот. Танька явно делилась опытом, рассказывая, как ловко она завела знакомство, и демонстрируя визитку, на которой было золотыми буквами вытеснено все, что ей хотелось узнать.
Попасть Таньке на зубок означало только одно: отвязаться от нее было невозможно. Своего Танька добиваться умела, и если ей что-то было нужно, можно было не беспокоиться – мытьем или катанием, но дело будет сделано.
- Пропал парень, - с завистью глядя на Таньку, рассуждали мальчишки. – Это не мы… На нас она и глядеть не хочет. А этого быстренько к ручкам приберет… И как это Чокнутая с ним… Тоже – бедная родственница. А Танька скушает его и не подавится!
Завидно было и девчонкам. К Таньке всегда липли парни, поэтому дружить с ней было выгодно, но любовью она, как и Ра, не пользовалась. Таньку боялись. Она могла отбить любого, даже на зло, на спор, и с ней предпочитали оставаться в хороших отношениях. К тому же, обладая смелостью на грани наглости, она была умна, хитра и изобретательна. С ней было весело, и в отличие от занудной  Ра она всегда была душой компании.   
- Так тебе теперь придется с Чокнутой подружиться, - обсуждали положение девчонки. – Какая ни есть, а все-таки родня твоему денди, куда же деваться? – Танька пожимала плечами. – Не ровен час накапает чего-нибудь – и прости-прощай без начала…
- Ну, это мы еще посмотрим кто кому накапает, - Танька уверенно подмигнула толпе, - а дружить… Со скуки с ней сдохнешь, ведь квашня квашней… Так если, из вежливости на первых порах. А потом видно будет…
Странно было не то, что никто даже не попытался защитить Ра. Странно было то, что все думали точно так же, не пытаясь даже представить, что так же могли бы думать и относиться к ним самим. Молодой эгоизм, отвергнувший эту непохожую, чудаковатую сокурсницу, не ведал жалости, не имел душевной тонкости и элементарной человеческой деликатности для того, чтобы дать ей шанс сблизиться с их капризным, неоднородным и самолюбивым мирком, где ей была отведена не вполне пристойная роль  юродивой полудурочки.
- А Чокнутая наша совсем скисла, - вынимая пачку дорогих сигарет и кивая на выход, сказала Танькина подружка Светка. – Сейчас в три ручья заревет. Может, она себе его берегла, а ты… - Светка захохотала. – И утешить-то ее некому…
- Тоже скажешь, - Танька вынула из пачки сигарету, - пошли покурим. Не для нее Денис, не по ней… Погодите, девки, стану встречаться – все узнаем потихоньку: и кто она, и что с ней… Точно овца сидит, тихонькая, смирненькая… - Танька громко захохотала. – Ей бы в монашки, а девки?
Все засмеялись. Ра поняла, над кем, подняла голову и впервые смотрела на всех, не отводя глаз, с чуть приоткрытым ртом, словно хотела что-то сказать, но не могла. Вид ее сейчас был жалок, но вызывал не сочувствие, а непонятное раздражение, смешанное с брезгливостью.
- Рот закрой, галку поймаешь, - проходя мимо нее кинула Танька. – Раззявилась! Ты еще заплачь здесь, вот смеху-то будет!
Ра внезапно дернула головой, резко вскочила, потом снова села и крикнула громко, так чтобы слышали все, и Танька, проходившая мимо, и толпа ребят, гоготавшая у стены, и девчонки, с любопытством наблюдавшие за ней.
- Не заплачу, не ждите, не заплачу!
Она схватила тетрадки, сумку и опрометью выскочила из аудитории. В дверях она чуть задержалась, ожидая, когда Танька и Светка приблизятся к ней.
- Ты, ты… - задыхаясь шипела она. – Вы обе, все… - Она искала подходящее слово. – Все… - она ловила воздух ртом, как рыба. – Вы выгрызенные, понимаете, выгрызенные!..
Она бежала по коридору, распихивая встречных в стороны, цепляясь своими длинными ногами за их ноги, в своем нелепом длинном свитере, как будто куда-то опаздывала и не слышала, как вокруг  шикали на нее со всех сторон толкаемые ею люди.
- Точно Чокнутая, - прикуривая, констатировала Светка, выйдя на крылечко на улицу. – Смотри – понеслась, как ненормальная… Голосок прорезался у нее,  и как тебе?  Как она нас всех – «выгрызенные»… Уродина. Дать бы ей…
- Успеется, - Танька сладко затянулась. – Узнать надо все сначала, а потом уж и решать. Сейчас не время. Дениса нужно на крючок прочненько посадить. Пока потерпим. Пусть злится. Хоть горшком называет, в печку-то не поставит, - они со Светкой захохотали. – Потом свое наверстаем!
А Ра бежала, прижав к себе сумку с тетрадками, и слезы заливали ее бледное лицо. Она не вытирала их. Всегдашние обиды копились в ее душе сухим остатком, долгим, горьким. И слезы редко облегчали их. Но сегодня они текли ручьями, как половодье захлестнувшее дамбу, и вытирать их было бесполезно. Ра радовалась, что успела убежать, не показав своей слабости, но теперь слезы не смущали ее, потому что вокруг не было тех, кто ранил ее так походя, небрежно, словно не замечая, что она тоже человек, нисколько не хуже, а быть может, лучше их.
Прохожие смотрели на нее испуганно, с любопытством. Но никто не остановился, не спросил, в чем дело, а ей так хотелось, чтобы кто-то именно сейчас поговорил с ней просто так, по душам. Но все спешили по своим делам, только косясь в ее сторону. Что они думали о ней? Ничего… Просто какая-то чудачка с заплаканным лицом, которая наверное, поссорилась с подругами или с парнем, да мало ли что… Своих забот полно, не до того… Все спешат по своим делам, всем некогда…
Ра вытащила мобильник и нашла нужный номер Дениса. «Абонент временно недоступен! Перезвоните позже!» - раздался оттуда металлический голос. Ра нажала на кнопку. «Теперь уже не то, - подумала она. – Как она сказала? «Не стой под стрелой!». Да, от Таньки ему не отвертеться, это не я, - подумала она. – Да и что у нас было? Ничего. Он даже не догадывался, не знал. Или не хотел знать. Общался из вежливости, из благодарности – к отцу, ко всей их семье… А Танька ему понравилась! Теперь начнет бегать на свидания, дарить цветы, подарки… - Ра вздохнула. – Таньке это не в диковинку. А мне… Хоть бы кто-нибудь, когда-нибудь… Правда, мама или отец… Но это все не то…»
Ра пошарила по карманам. Носового платка, как всегда, нет. Она вытерла мокрое лицо полой свитера, шмыгнула носом. Домой идти не хотелось, но и шататься по улицам с распухшим красным носом желания не было. Она купила булочку и села в скверике, где гуляли с колясками такие же, как она, девчонки. Пирожок был теплый и вкусный. Ра даже не заметила, как в ее руке осталась только бумажка, жирная и липкая. Ей захотелось еще. Она встала и вновь побрела к киоску, чувствуя, что потихоньку приходит в себя, заедая горькую обиду этим теплым пирожком. Ей казалось, что пекли его очень добрые руки, которые с каждым глотком помогали ей оттеснить обиду, переполнившую ее через край. .
- Понравились? – Продавщица довольно улыбалась. – Еще хотите?
- Еще…
Продавщица ловко завернула ей еще один пирожок.
- И мне парочку, - прямо у ее уха раздался сочный мужской баритон. – Вкусные говорите…
Ра оглянулась. Это был мужчина, высокий, худощавый, со смуглым обветренным лицом. Он внимательно смотрел ей в глаза, как будто хотел высмотреть ее изнутри, и Ра стало неуютно от его пронзительного проникающего взгляда. Она отошла в сторону и вновь побрела в знакомый скверик. Спиной она чувствовала, что мужчина смотрит ей вслед, но не оглядывалась. Она была уверена, что он пойдет за ней, и не ошиблась. Как только она присела на скамейку, почти тут же рядом с ней плюхнулся и он.
Ра сделала вид, что не  заметила его, тихонько уплетая свой пирожок за обе щеки. Незнакомец же, наоборот, всеми силами старался обратить на себя внимание. Он то нахваливал пирожки, поглядывая в ее сторону, то незаметно пытался сесть к ней поближе. Ра не отвечала ему, каждый раз отодвигаясь от него подальше, и хранила неприступное молчание.
- Однако вы нелюдимая, - сказал он, доедая второй  пирожок. – Просто дикарка… Вас, наверное, не любят? – Он немного помолчал. – Ваши сверстники не такие, им пальца в рот не клади, бойкие ребята, а Вы… Вы какая-то непонятная… - Заключил он. – Так нельзя…
- Послушайте!.. – Не выдержала Ра.
- Нет, это Вы послушайте! – Сердито перебил он. – Вы думаете, что я к Вам пристаю, или как это у Вас – «клеюсь»… Нисколько! Просто мне Вас жаль. Вы заплаканы, расстроены и вообще… - он поморщился. – Какая-то растрепанная, несуразная… Ну, несовременная… - Он ужаснулся своей откровенности. – Я вовсе не хотел Вас обидеть, поймите меня правильно. Вы еще молодая, у Вас много чего впереди и нельзя так…
Ра резко вскочила со скамейки. Привычным жестом одернула свой болтающийся свитер и перекинула сумку с тетрадями через плечо. Ее ноги аршинными шагами понесли ее прочь от скамейки, но вновь за спиной послышались частые шаги, и она почувствовала на себе сверлящий взгляд незнакомца. Ра круто повернулась и почти нос к носу столкнулась с его лицом.
- Я все про себя знаю, - прошипела она, - и мне не нужно читать нотаций! Да, меня не любят, я страшная, нескладная, нелюдимая – но какое до этого вам дело? Разве Вас кто-то об этом просит? Может быть, Вы…
- Я просто хотел помочь. Я могу Вам помочь, - перебил ее незнакомец. – Ваше раздражение – это признак обиды, неудовлетворенности, Вашего отчуждения…
- Вы кто? – Ра почти выкрикнула ему в лицо. – Зачем, зачем Вы лезете мне в душу? Может быть, я не хочу этого, может быть, мне это не нужно, Вам не прихоило это в голову?
- Вам это нужно, - спокойно возразил незнакомец, - нужно. И чем сильнее вы отрицаете это, тем глубже я понимаю, что вам это необходимо. Сейчас я уйду, но вот, - он вынул из-за пазухи портмоне, и протянул ей визитку,  -  возьмите. Не хорохорьтесь, это всего лишь мой телефон. Когда Вам будет  совсем плохо, позвоните, не стесняясь. Я запомню Вас. Ваше имя?   
Ра, не ожидавшая такого напора, несколько растерялась и почти машинально ответила ему, не понимая, зачем и почему она это делает.
- Ра, - пробормотала она, - Ра…
- Что за странное имя, - рассмеялся незнакомец, - кажется, Тур Хейердал плавал на лодке с названием «Ра»… Никогда не слышал таких женских имен.
- Меня зовут Ираида, - уточнила Ра, - просто я не люблю своего имени… А это осталось еще от детства. Когда меня спрашивали, как меня зовут, я отвечала «Ра»… Еще меня зовут Чокнутая, - Ра опустила глаза, - те, кто не любят… - Она посмотрела на визитку. – По-моему, для первого знакомства вполне хватит, Александр Олегович…
Ра испытывала странные чувства. Она хотела отвязаться от этого назойливого, настырного человека, который почему-то так настойчиво предлагал ей свою помощь. Она, не привыкшая к чьему-то вниманию, сейчас, после нанесенной ей обиды, была раздражена и чувствовала, что ее растерянность играет ему на руку. Но твердая уверенность, что все закончится, как только они разойдутся, заставляла ее несколько сдерживать это раздражение.
Ра сразу решила, что никогда и ни за что не будет ему звонить. Она долго смотрела на его удаляющуюся спину, но потом, словно оборвав какую-то нить, повернулась и пошла прочь, уже не думая о нем, как будто его и не было. Сунутая наспех в сумку визитка сползла на дно и, прижатая тетрадками, тихонько обшмыгивалась о его шелковую подкладку.
Душевная боль постепенно стихала, уходила куда-то вглубь, как будто зарывалась, чтобы погаснуть там совсем. Но на это нужно было время. Ра привыкла перебаливать в одиночку. Она медленно вспоминала все, что с ней случалось, чтобы понять, где, почему, из-за чего все произошло так, а не иначе. Ее ли здесь вина, или нет… Она редко оправдывалась и почти всегда виноватой считала именно себя, относясь снисходительно к другим, но беспощадно к себе.
«Разве что-то должно было случиться по-другому, - думала она, - рано или поздно все случилось бы именно так. Пусть не с Танькой, а с какой-то другой… И что я? Разве я люблю его, или это просто привычка. Привычка видеть его, говорить с ним, делиться с ним. Еще та детская привычка… Но мы уже не дети, мы повзрослели. И теперь каждый должен идти своей дорогой, на которой будут встречаться другие, разные люди, не всегда приятные обоим. И эта дорога будет разводить их по сторонам, потому что… - Мысль Ра оборвалась. Она вскинула голову, обвела взглядом все вокруг, не понимая, где она, и, словно от толчка, остановилась от внезапно раскрывшейся ей истины. – Кто я для него? Разве он дал мне какой-нибудь повод думать больше того, что было простыми дружескими отношениями из их давнего детства, с которым давно пора проститься… Разве когда-нибудь я думала о чем-то таком, на что намекнула Танька?  Тогда почему так обидно и больно, как не было никогда? Или я сама, того не понимая, давно решила, что так будет всегда?..  – Сердце Ра билось гулко и сильно. Она испуганно оглянулась, словно все, кто проходили мимо нее, знали ее мысли, такие же глупые и несуразные, как она сама. – А теперь… Теперь все будет так, как нужно. И я не подам никому даже вида. Я привыкла… А потом все пройдет, отболит и забудется, и станет смешным…»
Ра возвратилась домой уже затемно. Ни на кого не глядя, рухнула в своей комнате на диван,  пробормотав, что у нее болит голова и ей хочется спать. Это означало, что трогать ее сейчас нельзя. И родители молча обменялись взглядами, поняв, что с ней что-то произошло, о чем говорить и допытываться не время, а иногда и просто бесполезно. 
Ра с самого детства обращала на себя внимание своей пытливостью и недетской серьезностью, часто уединялась и играла одна, не испытывая тяги к сверстникам и удивляла родителей тем, что почти не играла с куклами, а имела мальчишеские склонности и мало была похожа на девчонку. Родня считала, что она пошла в отца, вечно углубленного в свою науку, немного чудаковатого и отстраненного от привычного всем быта. Мать, любившая покрасоваться в обществе, модница и говоруха, никак не могла понять, отчего дочь такая молчаливая, диковатая и не в пример ей необщительная. Все ее старания как-то расшевелить и увлечь дочь женскими забавами и секретами терпели крах и приводили мать в отчаяние. Но время шло, Ра взрослела, и мать постепенно смирилась с таким ее поведением, посчитав, что это природа,  и спорить с ней бесполезно.
Единственным другом, с которым Ра общалась с удовольствием был Денис, часто навещавший их дальний родственник отца. Их сближение произошло спонтанно и не объяснялось ничем, кроме каких-то неуловимых и невидимых нитей, которые связали обоих. Денис был покладист от природы и, словно текущая вода, незаметно сглаживал угловатость Ра, при нем и сама она казалась более мягкой и близкой другим. Со временем он стал не только близким другом Ра, но почти членом их семьи, которого они воспринимали исключительно как своего.
Денис подрастал, из мальчика превращался в заметного интересного мужчину, и мать с горечью глядела, как ее Ра все больше и больше свой внешностью отходит на задний план, пропуская вперед себя многих других более привлекательных девушек. Ее равнодушие к собственной внешности и неумение одеваться приводили мать в отчаяние, которое она выплескивала на мужа и дочь без какого-либо успеха.
- Она еще глупа, - отмахивался муж, - вот подожди, влюбится – и произойдет метаморфоза. А пока… Не мучай ее, девочка еще не созрела.
- Но другие, - возражала мать, - ты же видишь, как они одеты, причесаны. Ра среди них просто дурнушка. Поговори с ней, как мужчина, меня она не хочет даже слушать. Поверь, все эти модные течения  с их небрежностью и неряшливостью сыграют с ней плохую шутку!
Отец ежился и скоропалительно ретировался, закрываясь от жены в кабинете, пока она громогласно выдавала очередную тираду. При дочери он косноязычно бормотал какие-то несвязные фразы, краснел, как провинившийся мальчишка, и покорно замолкал, встретившись с дерзким взглядом дочери. Ра упрямо гнула свою линию, не слушая никого, и он только разводил руками, словно оправдывался  за то, что бессилен переубедить свою упрямую дочь.
Когда же мать, пытаясь спровоцировать ее, накупала ей всякой всячины в надежде увлечь обновками, Ра на все ее старания отвечала без всякого энтузиазма настолько обыденно и небрежно, что становилось обидно до слез.
- Это мне?  Зачем? У меня же есть…– Недоумевала Ра, вертя в руках обновку. – Спасибо. Положи куда-нибудь там… - она неопределенно махала рукой.
- Хотя бы примерь, - растерянно предлагала мать. – Это так красиво.
Ра покорно надевала новинку, мать восхищенно нахваливала, но дочь, повертевшись для ее удовольствия, вновь облачалась в привычные ей свитер и брюки с той же сокраментальной фразой.
- Потом, как-нибудь потом… -  спешила она отделаться от материнских вздохов, нисколько не тронутая новыми нарядами, словно ей действительно ничего было не нужно.   
К Денису мать питала самые теплые чувства и мечтала, чтобы дочь вышла за него  замуж, хотя никогда не говорила об этом, точно боясь сглазить. Парень с малолетства отличался старательностью и природной смекалкой, позволявшей ему схватывать все на лету и успешно двигаться вперед. Усердие его увенчалось тем, что вскоре после окончания школы он с первого захода поступил в университет, а затем в аспирантуру, где блистательно защитился и теперь работал под руководством отца Ра в одной из коммерческих структур, часто уезжая в зарубежные командировки и будучи уже достаточно обеспеченным. Но, как женщина вполне светская, она понимала всю очевидность несовпадения ее дочери с ним и всячески пыталась помочь ей соответствовать. Ра была достаточно умна, образованна, хорошо воспитана, но подать себя и заинтересовать мужчин она не умела. И мать боялась, что ее личная жизнь не сложится, и она останется куковать среди таких же нерасторопных дурех, упустивших свое время.
- Оглянись вокруг, - стыдила она Ра, - девчонки просто лезут из кожи, чтобы обратить на себя внимание, а ты!.. Уж если бы мы бедствовали, или не было возможностей, все было бы как-то объяснимо, но так… когда тебе ни в чем не отказывают, и ты можешь позволить себе все, вести себя так небрежно и глупо… - Мать начинала явно нервничать. – Откуда это у тебя? Ни я, ни отец не можем понять, что с тобой! – Ра молча разворачивалась и уходила к себе. – Нет, это невозможно, - доносился до нее крик матери, - когда ты поймешь, будет уже поздно!
Ра и сама не знала, почему она так равнодушна ко всем этим женским радостям, о которых с таким удовольствием говорили все девчонки на факультете. Разговоры о моде, ногти, высокие каблуки – все это казалось ей мелким, не стоящим и суетным, как панцирь, который сковывает и снаружи и изнутри, заставляя быть не самим собой, а тем, кем принято согласно условностям данного времени, придуманными кем-то, кто помимо ее воли хочет заставить ее им подчиняться.
- Ей надо было родиться мальчишкой, - заключала мать, - тогда бы все было в порядке. Не знаю, что должно произойти, чтобы заставить ее измениться и понять, что она женщина.
Ответ отца был лаконичен и прост.
- Мужчина и только мужчина.
Но время шло, и ничего не менялось. Единственным мужчиной, с которым Ра общалась, был Денис, и он держался с ней, как всегда, дружелюбно и предупредительно, но без должного продолжения, отдаляясь своей внешней стороной от нее все дальше и дальше.   
Ра осунулась, несколько дней почти ничего не ела и ни с кем не разговаривала. Денис не показывался, и Танька насмешливо поглядывала в ее сторону, явно являясь причиной его исчезновения. Это заметили и родители, но выспрашивать у дочери не решались, зная, что нарвутся на ее холодное молчание. Вопреки всем своим стараниям Ра выглядела удрученной и хмурой. Роль равнодушной избалованной особы ей была не по плечу. Несколько раз она набирала номер Дениса, но он отвечал отрывисто, или томный металлический голос предлагал оставить ему сообщение.
Танька пыталась заговорить с ней, но Ра привычно отворачивалась, цедя сквозь зубы, что у нее все хорошо по-прежнему и сочиняя, как они с Денисом обсуждают то, что интересно обоим. Танька смущенно пожимала плечами, веря и не веря ей, но расспрашивать Дениса не решалась, боясь повредить только-только начавшие складываться с ним отношения.
- Я рада, - с ехидством произносила она, выводя своим тоном Ра из терпения, - что Денис успевает везде. Правда, мне он говорил, что давно с тобой не виделся, и кому верить я не знаю…
От Таньки приятно пахло дорогими духами и еще чем-то таким, что волновало и раздражало Ра. Вся ее ладная, красивая фигура и роскошные локоны напоминали красавиц из гламурных журналов, к которым Ра относилась с чувством небрежного высокомерия, считая их просто упакованными куклами, от которых не останется никакого лоска, если вытряхнуть их из блестящей мишуры,  окружающей их с головы до ног. Но Танька была живая, и до нее можно было дотронуться рукой, и все у нее было свое и на своем месте, и Ра не могла, не хотела признаваться себе, что смертельно завидует ей, потому что не может быть такой же, как она.
Денис появился только через неделю. Он был весел, глаза его сверкали, и сам он как будто стал другим, не тем, каким его знали все они, а более уверенным, раскованным и даже немного надменным, словно одержал значительную и важную победу в своей жизни. От этой перемены сердце Ра дрогнуло. Она почувствовала, что случилось что-то непоправимое, что уже никогда не вернет их отношения на прежнее русло, что он стал не тем милым и откровенным другом, которого она знала много лет и с которым можно было говорить о чем угодно, что он стал другим, хотя еще сам не понимает этого, но это уже знала и понимала она.
- Где ты пропадал? - Спросила она, стараясь поймать его прячущийся от нее вгляд. – Не звонишь и не отвечаешь на звонки. Это Танька?..
Денис, застигнутый врасплох ее прямолинейным вопросом, суетливо замялся, но вдруг, точно очнувшись, решительно кивнул.
- Да,  ты угадала. Это она. Ты обижена? Но мы с тобой только друзья, и ты ей тоже подруга, разве не так?  Тебе скучно, но я…
- Не так! – Ра зеленела от негодования. – Не так! Мы не подруги, и что она тебе все врет было ясно с самого начала. Просто ты… Просто она…
- Она мне нравится! – Денис смотрел на Ра в упор. – Она классная девчонка. Ты даже представить себе не можешь, сколько теперь у меня завистников! У меня еще такого ни с кем не было…
- Ты спал с ней?.. – Угасающим голосом спросила Ра. – Ты с ней спал?
Денис молчал. Он опустил голову и боялся смотреть на нее, испытывая  сейчас и злость, и раздражение и неловкость одновременно. 
- Спал… - упавшим голосом ответила она за него. – Я сразу это поняла… Ты стал чужим. – Денис взял ее за руку, но Ра отстранила его. – Не надо, теперь не надо… Это ложь. Все, что ты скажешь мне, будет ложью. Лучше молчи… - Она чуть помедлила. – И не приходи больше… прошу тебя…
Дома повисла плаксивая тоска. Плакала вода в кране, уныло стонал ветер за окном, слезливо катился дождь, и в голосе матери слышались печальные срывающиеся нотки, похожие на расстроенные струны. Ра чувствовала себя опустошенной, выпотрошенной до самой кожи, где, как в пустом сосуде, эхом отдавались ее воспоминания, ударяя ее своей незаживающей болью.
Теперь Танька не подходила к ней, а даже сторонилась, как будто ожидая от нее каких-то козней и неприятностей. Ра по-прежнему садилась в свой гол и оттуда украдкой рассматривала ее, раздирая свою боль еще больше. Денис больше не звонил и не приходил. И на вопросы родителей Ра ответила угрюмым молчанием, бросив лишь странное «У нас все…»
Ситуацию прояснил отец, и мать попыталась разговорить Ра. Но та упрямо молчала, подолгу запиралась в своей комнате и тихонько злилась на нее за ее назойливое материнское участие.
- Оставь ее в покое, - советовал отец, - пусть перебесится! В конце концов, она взрослая девка, и это должно было случиться. – Он заботливо поглаживал жену по плечу. – К сожалению, в жизни не все бывает так, как нам хочется… - И хватит дурить! – Уже обращался он к Ра, переходя на крик. – Ты не маленькая! Пора прощаться с грезами и жить реальной жизнью! И не нужно чекать Дениса только за то, что он полюбил не тебя, а другую… Любовь, знаешь ли, - отец осекся, - это штука сложная… А у вас… В сущности, ваши отношения были детскими, и Денис, вопреки нашим ожиданиям, вырос раньше тебя…
Ра вспомнила про случайное знакомство внезапно. Ее забила лихорадка. Она трясущимися руками стала рыться в своей сумке, ища его визитку. На пол летели учебники, тетради, ручки… Визитка лежала на самом дне сумки, потертая и измятая. Ра бережно разгладила ее рукой и впервые прочитала все, что там было написано. «Щуров Александр Олегович, директор по связям с общественностью». В голове Ра всплыл их недолгий диалог. «Я могу Вам помочь!», - стучали в ее висках его слова.
«Чем же вы можете мне помочь? – Ей стало смешно. – Он самонадеян, - Ра отшвырнула визитку в сторону. – Никто мне не может помочь, никто… Разве что развлечься, от скуки… И в случае чего – сразу оборвать все навсегда…» Ей вдруг захотелось наговорить ему кучу глупостей, ему, этому незнакомому человеку, который так в себе уверен, что смел предложить ей свою помощь.
Она вновь взяла визитку, еще раз внимательно прочитала ее и решительно схватила мобильник. Трубка загудела и в ней раздался спокойный мужской баритон.
- Это я! – Без обиняков заявила Ра. – Вы узнаете меня?
Трубка неловко молчала. Было понятно, что на том конце лихорадочно соображали, кто бы это мог быть.
- Это я, - вновь повторила Ра, - Вы оставили мне свою визитку, чтобы я позвонила Вам…
- Да, да, вспомнил, - перебил ее голос, - у Вас еще такое странное имя, кажется, Ра… Извините, что сразу не узнал: незнакомый голос, дела…
- Да, это я, - опять повторила Ра, - Вы хотели мне помочь, я…
- Не нужно ничего объяснять, - он торопливо прервал ее, - Вы все расскажете мне при встрече. Так… Знаете, послезавтра у меня есть окно, и я предлагаю Вам встретиться эдак часиков в шесть вечера, устраивает?
- Вполне.
- Тогда жду Вас на Пушкинской, у памятника, подходит?
- Вполне, - снова повторила Ра неуверенным голосом, уже жалея о своем звонке.
- Не надо думать плохого, - сказал он, как будто прочитав ее мысли, - Вы не совершили ничего страшного и постыдного. Поверьте мне, Вы сделали все правильно. Итак, до встречи.
Он не клал трубку, ожидая, когда она положит ее первой.
- До свидания, - ответила Ра, подождав еще немного, и, наконец, нажав на кнопку отключения.
В душе ее творилось смятение, и она не понимала, почему. В зеркале отражалось растерянное лицо, бледное, осунувшееся, с торчащими по-детски хвостиками, которые теперь казались ей такими нелепыми и неказистыми, как она вся. Непонятная тревога колотила ее изнутри, выливаясь на скулы  пятнами и лихорадочным блеском глаз. «Наверное, со стороны я точно выгляжу чокнутой, - подумала она. – И пусть, пусть! И почему мне стало страшно? Ведь я могу и не пойти, просто не пойти и все! И ничего не будет! И пусть он катится к черту! Разве я кому-то что-то обязана?..»
Но она пошла. Она приехала намного раньше и долго кружилась по скверу, выбирая укромный уголок, откуда просматривалось все, что делалось вокруг памятника. Она наблюдала за людьми, как будто в тысячный раз смотрела один и тот же фильм, где бесконечно встречаются незнакомые ей люди, которым нет до нее дела, но за которыми с такой жадностью смотрит она сама, потому что всего этого у нее в жизни никогда не было.   
Ра знала неписанное правило, что женщина обязательно должна хотя бы на немного опоздать и заставить мужчину ждать ее. Время близилось к шести, но Александра Олеговича так и не было. Ра совершенно вжалась в скамейку. «Не хватало только, чтобы он вообще не пришел, - подумала она. – Может быть, это очередная насмешка, и я сижу здесь, как дура, - Ра чувствовала себя уничтоженной. – Уже седьмой час…»
Она встала со скамейки, обошла памятник вокруг и решительно направилась к входу в метро. Уже на лестнице до нее донесся зычный мужской голос, выкрикивающий ее имя.
- Ра, постойте, куда же вы!
Ра оглянулась. Он торопливым шагом мчался к ней, на ходу махая ей рукой, чтобы она увидела его.
- Да постойте же!
На лице Ра появилась жалкая улыбка. Она повернула назад и пошла навстречу.
- Прошу извинить меня, - запыхавшись, произнес Александр Олегович, - не успел, задержали. Дел по горло… Рад, рад, очень рад… Ну, здравствуйте, Ра!
Они говорили без продыха.  Вернее, говорила Ра. Все, что копилось в ней долгие годы, вдруг прорвалось наружу, как назревший нарыв,  излив наружу всю боль и страдания ее души. Она рассказывала про детство, про отца и мать, про Дениса, которого считала своим единственным и самым близким другом, про то, как ее не любят и не замечают сокурсники, о том, что она думает и чем интересуется. Александр Олегович слушал, не прерывая, лишь изредка уточняя ту или иную деталь. И Ра впервые почувствовала, что это не просто вежливое участие зрелого мужчины, а настоящая заинтересованность в ней и как в человеке, и как в женщине. Ей надо было выговориться, и он дал ей эту возможность.
- Ну, что ж, - сказал он, когда она внезапно замолчала, словно споткнулась или очнулась от своего излишнего откровения. – Могу сказать Вам только одно – в Вашей голове полный сумбур обид, непонимания и одиночества. И знаете, мне кажется, не всегда причина в ком-то… - Голос его зазвучал мягче. – Понимаете, во всем всегда есть две стороны – внешняя и внутренняя. И они взаимосвязаны и взаимозависимы. А Вы изолировали одну от другой. Получилось… то, что получилось… Возможно, я скажу Вам сейчас несколько неприятных вещей. Вы готовы их услышать?
Ра напряглась и замерла, как будто он хотел зачитать ей приговор.
- Ддда, - заикаясь сказала она едва слышно. – Только, пожалуйста, не зовите меня на «Вы», это как-то… как-то по-старчески… - Ра покраснела. – Нет, это не про Вас, просто мне…
- Я понял, - Александр Олегович улыбнулся. – На «ты», так на «ты»… Начнем с того, что некоторая часть вины, а может быть, и большая лежит на тебе самой. – Ра опустила голову и покраснела. – Не смущайся, - ободрил он. – Мы часто не замечаем своих недостатков, хотя судим других. Допустим, что ты такая от  природы: сама в себе, самодостаточная, неглупая, пытливая, любишь до всего докопаться, но… - Он обвел глазами все вокруг. – Нельзя жить только этим, своим маленьким, придуманным, книжным мирком, пренебрегая всем, что тебя окружает. Время, мода, люди, техника, законы, искусство – это те условности, в которых мы все живем и которые нельзя не замечать и не соответствовать им. Как только ты начинаешь отставать от всего, ты неизбежно остаешься позади, и отрыв этот тем больше, чем больше ты отстаешь. И сократить его можно только приложив усилия.
- Вы считаете, что я отстала? – Ра смотрела на него с нескрываемым ужасом. – Но я одна из лучших студенток, и я…
- Вот-вот, одна из твоих ошибок, - Александр Олегович строго перебил ее, - опять погружение в себя, а остальное… Вот это, например, - он ткнул в ее хвостики, - ну, что это по-твоему? А твое неумение общаться со сверстниками,  да и не только с ними. Ведь и с родителями у тебя нет доверительного контакта, не так ли? И этот твой Денис… Он же сейчас, как молодой олень! У него гон, понимаешь, гон, а ты!...
Ра густо покраснела и схватилась за свои хвостики, на которых, как и раньше, болтались шнурки. Она поджала под себя свои худые коленки и вся вобралась внутрь, словно хотела спрятаться от его сверлящего взгляда.
- Ну, вот уже и скукожилась, - укоризненно произнес он, отводя свой взгляд. – Скованная, закомплексованная, жалкая какая-то… Сколько тебе сейчас?
- Девятнадцать…
- Боже мой, девятнадцать лет! Да это взрыв, вулкан страстей и эмоций, стихия чувств и порывов, а ты… Сидишь дома, как старушка, и жизнь проходит мимо! Да тебе нужно ворваться в нее! Как комете – ярко, внезапно, чтобы все увидели тебя! Не сидеть мышкой у себя в комнате, не кукситься и злиться, а бежать, бежать жизни навстречу, наверстывать, что потеряно -  и жить, жить, жить! К черту эти детские хвостики, к черту этот оттянутый свитер и облезлые джинсы, и эти лапти, похожие на  стародавние калоши из прошлого! Положи всех на лопатки! Вспомни, что ты  молодая, а не баба Яга!
Он говорил так горячо и уверенно, что Ра невольно поддалась его настроению. Она вся подалась вперед, ловя каждое его слово, словно боялась что-то пропустить или не услышать.
- Я постараюсь, попробую, - дрогнувшим голосом, выдававшим ее внутреннее волнение,  пролепетала она.
- Да «не попробую», - возмутился Александр Олегович, - а «немедленно возьмусь за дело» - вот каков должен быть твой ответ! А сейчас вперед,  в парикмахерскую, начни с головы и держи меня в курсе дел! – Он встал. – На сегодня все! Звони. И чтобы в следующий раз я увидел другую, совсем другую!
Ра летела, будто ее подхлестывали. Она плюхнулась в кресло парикмахерской,и на немой вопрос мастера притязательно брякнула:
- На ваш вкус и чтобы хорошо…
Молоденькая парикмахерша старательно сдернула с ее хвостиков шнурки и брезгливо отбросила их в сторону. Затем провела по волосам рукой, ощупывая их густоту, и наклонила голову Ра к раковине. Ра удивленно уставилась на нее, готовая уже возразить и даже встать со своего места.
- Так надо, - девчонка направила струю воды ей на голову, - так всегда делают. Сначала мыть, потом все остальное…
- Делайте, что хотите, - обреченно произнесла Ра, - но только чтобы было хорошо…
На пол летели густые русые пряди волос, и лицо Ра постепенно приобретало совершенно другие очертания. Оно округлилось, и из зеркала на нее смотрело другое незнакомое лицо с мальчишеской стрижкой, большими удивленными глазами и припухшим ртом.
- Теперь совсем другое дело, - удовлетворенно сказала девчонка, стряхивая с простыни остатки ее волос. – Угораздило же тебя…
- А что, было плохо? – Растерялась Ра.
- Не то слово! – Девчонка укоризненно качала головой. – Чистая уродина! Еще шнурочки эти от дырявых штиблет, хоть в бомжатник сажай!
Ра вспыхнула. Ей стало стыдно,  неловко и обидно. Вдруг захотелось сказать девчонке тоже что-нибудь обидное, но она сдержалась.
- Неужели так плохо? – Переспросила она. – Никто ничего не говорил…
- В глаза, может, и не говорили, - резюмировала девчонка, - зато за глаза наверняка! Теперь увидят – обалдеют!
Первым рухнул от ее вида отец. Открыв ей дверь, он ошарашенно встал на пороге и первые несколько мгновений не знал, что сказать. Наконец, отступив вглубь прихожей, он, запинаясь, как  школьник, плохо выучивший урок, удивленно и почти с ужасом произнес:
- Ра, это ты? Что ты с собой сделала?
- Постриглась, - коротко бросила Ра, -  пропусти же меня…
- Мать, - заорал отец истошным голосом, пропуская Ра вперед, - посмотри на нее!
Ра стояла недвижимая, словно ее приговорили к смерти, и ожидала своей участи. Испуганная мать влетела в прихожую, ожидая чего-то страшного. Глаза ее были расширены, и одна рука сжимала платок.
- Вот, полюбуйся на свою дочь! – Широким жестом указал на Ра отец. – Оболванилась чуть не до лысины!
- А по-моему неплохо, - сказала мать и облегченно вздохнула. – Ты консерватор и тебе не угодишь. И чего нужно кричать, словно стряслась беда? Девочка просто сделала современную прическу и ей идет. – Она повернула Ра кругом. – Неплохо, очень неплохо… Правда, совсем по-мальчишески, но тебе идет… И не слушай отца. Он в этом профан, хотя и профессор…
У Ра отлегло от сердца. Она видела, что мать довольна, и это придавало ей уверенности.
- Это еще не все, - радостно сообщила она, устремляясь к гардеробу, где лежали ее обновки, которые до сих пор не находили своего применения. Она швыряла из гардероба свои вещи  на пол, словно искала и не могла найти что-то заветное.
- Что ты делаешь, - возмутилась мать, - скажи, что тебе нужно,  и я найду. Ты же разворотила все вещи…
Ра не слушала ее. Она выгребала обновки и удивлялась, сколько их у нее. Она не помнила кто, когда и зачем покупал или дарил ей их, но теперь ей было жутко приятно, что вещей было много и выбор был богатый.
Ра надевала то одно, то другое, вертелась перед зеркалом и постоянно смотрела на мать, ловя ее одобрительный взгляд.
- Слава богу! – Проговорила мать. – Слава богу, что ты взялась за ум! Сними же наконец с себя это безобразие и начни носить нормальную одежду!
Ра с готовностью швырнула  свитер и джинсы в кучу.
- В утиль! – Торжествующе сказала она. – На свалку!
- Давно бы так, - одобрительно сказала мать, - но откуда эта перемена? Объясни, что случилось? Ты влюбилась?
- Хуже, - тем же торжественным тоном проговорила Ра, - я встретилась с волшебником! И теперь начинаются превращения!
-  Фантазерка! – Засмеялась мать. – Скажи проще – влюбилась!
- Не верите? – Закричала Ра. – И не надо! Все увидите сами!
- По-моему, она чуточку хватила, - вмешался отец, услышав ее крик и выразительно щелкая себя по шее. – Она неадекватно себя ведет…
- Нисколечко, - Ра бросилась ему на шею, - не угадали!..
Впервые за много лет ей было свободно и раскованно, словно с отстриженными волосами ей отстригли и ее закомплексованность, и ее дикость, и еще что-то такое, что мешало ей стать свободной, какой она чувствовала себя сейчас.
- Тогда ищи мужика, - сказал отец, обращаясь к матери, - без нашего брата здесь не обошлось. Я прав?.. – Сквозь очки на Ра смотрели хитрые глаза отца.
- Прав! – Подтвердила она.
- Ну, что я говорил! И кто он?
- Он женат? – Осторожно вставила мать.
- Думаю, да, - кивнула Ра, - он намного старше меня…
- Час от часу не легче, - мать замахала руками, - это надо гасить в зародыше…
Ра стало смешно. Наблюдать растерянность матери и некоторую озабоченность отца было действительно смешно. Они оба выглядели сейчас как дети, застигнутые за шалостями врасплох. И это было тем более забавно, что они не знали ни что предпринять, ни как понять их взбалмошную непредсказуемую дочь.
- Не вздумайте устраивать мне проверки, - Ра сердито сверкнула глазами. – я давно не ребенок, и мне пора уже быть самостоятельной. – Она крутилась перед зеркалом, примеряя то одно, то другое платье.
- Худая… - горестно вздохнула мать. – Если бы хоть чуть-чуть покруглее… Как было бы хорошо тогда…
- Были бы кости, - парировала Ра, - а мясо нарастет! Лучше подскажите, что мне идет больше.
По всему полу и на диване лежали груды ее нарядов, и Ра никак не могла решить, на чем ей остановиться. Она, до сих пор равнодушная ко всякой одежде и не умеющая, что и как носить, была в самом затруднительном положении. Ее растерянность и неуверенность сейчас делали ее мягче и женственнее, и мать, переглянувшись с отцом многозначительным взглядом, поспешила ей на помощь.
- Вот это, оно попышнее, - подала она дочери заложенное вокруг складками легкое крепдешиновое платье. – С твоей худобой нужно то, что полнит. Эта твоя хрупкость… - Мать тяжело вздохнула. – Можно подумать, тебя морят голодом. И сколько раз я говорила тебе, чтобы ты ела, как следует, а не на ходу!
Ра расправила на себе пышную юбку и, повертевшись возле зеркала, вскинула большой палец правой руки вверх, что означало, что она в полном восторге.
- В самом деле неплохо, - одобрил отец. – Она смотрится даже изящно. Подберите ей туфли – и будет полный порядок!
В комнате наступила полная тишина. Модельной обуви у Ра отродясь не было. Кроссовки, кеды, босоножки на низком каблуке типа «лапти», и сапоги составляли весь  ее ассортимент. Она понятия не имела, что это такое, и теперь молчала, не зная, как и что делать.
- Купить не проблема, - утешила ее мать, - вот только как ты будешь все это носить… - Она укоризненно смотрела на большие ступни дочери. – Увы, ты не Золушка, - сказала она и вновь вздохнула. – Ножка явно в папу… И потом, ты же никогда не ходила на каблуках. – Мать немного подумала, а потом решительно направилась к себе и вскоре вернулась, держа в руках красивую коробку. – Вот, - торжественно сказала она, - примерь. Конечно, они могут быть тебе маловаты, но ради красоты придется потерпеть.
В коробке лежали черные лаковые лодочки на шпильке, отделанные по бокам стразами и золотым шнуром. Они пахли тем особенным обувным запахом, который всегда исходит от дорогой обуви. Ра осторожно вынула их из коробки и почувствовала, как кровь ударяет ей в щеки и виски.
- Мне нужно это надеть? – Растерянно спросила она. – Я боюсь, я не сумею…
- Ничего! – Мать забирала бразды правления в свои руки. – Учись! Пора! Пора, моя милая, вылезать из вот этого, - она ткнула пальцем в растоптанные кроссовки Ра, - а теперь смелее, я буду учить тебя ходить в такой обуви.
Ноги Ра разъезжались и не хотели повиноваться. Она ковыляла по комнате, как пьяная, заваливаясь то одним боком, то другим, и совершенно не понимала, как такие, как Танька, чувствуют себя в такой обуви, словно в домашних тапочках, умудряясь в ней даже бегать по улице.
- Наша малышка заново учится ходить, - хохотал отец. – Ну как, когда было труднее? – Ра, заваливаясь на бок, ковыляла по комнате. – Ну, ну, еще шажок, - ободрял он, улыбаясь.
Всем было весело и интересно, как уже давно не было. Душа Ра наполнилась теплом и любовью. Она улыбалась шуткам отца и видела, как приятно матери, что все ее прошлые старания наконец нашли свое применение.
- Никогда не думала, что это так трудно, - сказала Ра, глядя на мать. – И как скоро я научусь на этих шпильках бегать?
- Понравилось? – Лицо матери было розовым от удовольствия. – Надеюсь, что скоро. Все зависит от тебя, от твоего желания и старания.
- Тогда скоро, - твердо сказала Ра, продолжая ковылять по комнате.
Ноги ее с непривычки задеревенели, и от напряжения их стало ломить. К тому же туфли были на размер меньше и совершенно новые, поэтому держали всю ступню, как в колодке. Ра с трудом скинула туфли и облегченно вздохнула.
- На сегодня хватит! Но денька через три я просто обязана уверенно ходить на шпильке!
Мать понимающе покачала головой, и с ее лица моментально схлынула улыбка. Она крепко схватила Ра за руку и уже металлическим голосом, постоянно поглядывая в сторону мужа, словно ища его поддержки, чеканным голосом начала читать Ра нотацию.
- Этот твой… волшебник… - мать сердито засопела, - не должен становиться на твоем пути. Тебе нужен другой… такой, как Денис… или что-то наподобие… Ты должна понимать, что связываться с женатым мужчиной старше себя – это неприлично и недостойно! Ни к чему хорошему это не приведет…
Ра дернулась и застыла. Ей хотелось накричать на мать, наговорить ей много обидных слов, нагрубить и сказать, что она все не так понимает, но отец, стоявший за ее спиной, приложил руку к губам, прося  не отвечать на материнскую тираду.
- Успокойся, мама, - сказал он, обращаясь к жене. – Ничего страшного не произошло. Я думаю, все не так. Все гораздо лучше, чем ты себе представляешь. Оставь это мне, я разберусь…
Утром Ра проснулась со странным чувством радостной тревоги. Она вспомнила, как долго лежала в постели с открытыми глазами, представляя, как завтра она войдет в аудиторию на глазах у изумленных сокурсников, совершенно не подавая вида, что ее интересует их мнение. Она представляла, с каким ледяным спокойствием обведет она их взглядом и как всегда сядет в своем углу, улыбаясь  и смущая всех своей непринужденностью.   
На стуле лежало с вечера приготовленное пышное платье и стояли материнские лодочки, на которых она так старательно училась вчера ходить. Ра поглядела на себя в зеркало и вновь удивилась, как изменила ее эта короткая стрижка. Вихрастое озорное лицо улыбалось ей незнакомой загадочной улыбкой. Ра подмигнула сама себе и сощурилась.
- Была не была! – Вслух проговорила она. – Теперь отступать поздно.
Под насмешливым взглядом отца и тихими вздохами матери она старалась ничем не выдать своего волнения, но сердечко ее ёкало и что-то непонятное дергалось внутри, вырываясь наружу розовым румянцем.
- Ну, вот, - сказала Ра, когда была уже готова. – Как я вам? – Ноги ее все еще стояли на шпильках неуверенно, и она то и дело покачивалась из стороны в сторону, как пьяная.
- Вполне… - коротко бросила мать и вздохнула. – Только не торопись, все-таки ты никогда не ходила на каблуках…
- Ничего, - ободрил отец, - все начинают так. А в общем – ты похорошела… И не тушуйся! Держись, как будто так было всегда…
Ра шла непривычным шагом: тихо и осторожно. Ее обгоняли все, но она упрямо не торопилась, стараясь придать своей походке уверенной неспешности. Она впервые с помощью матери чуть подкрасила губы, ресницы, подвела глаза и удивилась, как вновь преобразилось ее детское личико, приобретя более женственное  утонченное выражение. «Почти как в «Служебном романе», - подумала она, вспоминая известный фильм. – Вот только какой будет финал…»
Чем ближе становилось здание университета, тем меньше было у Ра уверенности в себе. Она никак не могла собраться, ноги разъезжались, и сердце билось сильнее и сильнее. Несколько знакомых ребят проскочили мимо, даже не заметив ее, и она, глядя им вслед, с ужасом подумала, что всем все равно, какая она теперь, и все ее фантазии – только ее фантазии. Но когда с ней рядом поравнялась Танька, с Ра случилась метаморфоза.
- Привет! – Улыбаясь в тридцать два зуба, звонко проговорила Ра и уставилась прямо Таньке в лицо. – Не узнаешь?
Танька несколько мгновения обалдело смотрела на нее, не понимая, кто эта наглая самоуверенная особа, расплывшаяся перед ней двумя рядами крепких белых зубов. Танька смерила Ра с головы до ног, чуть приоткрыла рот и изумленно воскликнула:
- Ни фига! Шикарно, блин! – Она все еще не могла понять, кто же эта незнакомка. – Ты… откуда… - неуверенно пролепетала она, и, словно спохватившись, снова смерила Ра взглядом. – Ты! – Она ткнула Ра пальцем. – Ты!
- Я! – Подтвердила Ра, довольная произведенным эффектом. – Узнала все-таки…
- Ну ты даешь! Что с тобой могло случиться?..
- Ничего особенного, - как можно равнодушнее ответила Ра, - просто захотелось стать взрослее…
- Темнишь, - недоверчиво проговорила Танька, - скажи честно – подцепила стоящего мужика, - Танька завистливо глядела на Ра, - как тебе удалось… такой… ну, такой… - Таньке очень хотелось сказать «Чокнутой», но она вовремя спохватилась и замолчала.
- Не все тебе одной! – Насмешливо сказала Ра и сощурилась, будто тоже оценивала Таньку.
- И кто он?
- Много будешь знать, скоро состаришься!
«Облом, - подумала Ра, торжествуя свою маленькую победу. – Посмотрим, что будет дальше…»
Дальше было так. Ра медленным шагом шла по аудитории и следом за ней Танька, которая кивала на нее и делала сокурсникам большие глаза. Все молча смотрели на нее, как на диковинное чудо, а за плечами нарастал гул, похожий на пчелиное жужжание.
- Во Чокнутая дает! - Донеслось до нее откуда-то сбоку. – Откуда что взялось!
Ра резко оглянулась. На нее смотрело несколько десятков пар любопытных ошаращенных взглядов.
- Всем привет! – Сказала она и остановилась. – Это я, та, которую вы зовете Чокнутая. Вообще-то меня зовут Ираида, но лучше просто Ра. Прошу любить и жаловать! – Краем глаза Ра увидела, как Танька покрутила пальцем возле своего виска. – Возможно, некоторые умственно отсталые еще не усвоили, как меня зовут, так я повторю, - она повернулась к Таньке лицом, - Ра, понятно, усвоила? – Кто-то хихикнул. – Больше повторять не буду!
Она уселась на свое привычное место и разложила конспект. В аудитории, как ей казалось, было непривычно тихо. Ребята бросали на нее украдкие взгляды и тихо перешептывались, изумленные ее многословием и бойкостью, с которой она осадила Таньку. А девчата смотрели с явным любопытством  и нескрываемой завистью, невольно сравнивая теперь ее и Таньку, которая уязвленная при всех сидела тихо и скромно, как никогда.
Начавшаяся лекция сняла напряжение. Преподаватель, бросив на Ра мимолетный взгляд, пробормотал «Новенькая» и начал лекцию.
-  Ну дает.. И этот  не узнал, - раздались смешки.
Ра смеялась вместе со всеми. Ей было удивительно хорошо, как в добрый веселый праздник, который еще в самом начале, когда все еще впереди – и подарки, и веселая встреча друзей, и вкусная еда, и музыка, льющаяся бархатной волной над их головами, и ожидание чего-то прекрасного, что непременно должно случиться, как в сказке, которой неосознанно жаждет каждая юная душа на рассвете своей жизни.
Она чувствовала, что открыла какую-то новую дверцу, доселе закрытую от нее на ключ, который она когда-то потеряла, а теперь чудесным образом отыскала снова. И там, за этой дверцей, была другая жизнь – яркая и красочная, где не было места скуке и одиночеству.
Любопытство подстегивало и ребят и девчонок. Она чувствовала, что стала притчей во языцех. Ее природная стеснительность бунтовала против этого, но она помнила наставления Александра Олеговича и держалась, как могла. На все вопросы любопытствующих она отвечала сдержанной загадочной улыбкой, не желая никого посвящать в свои дела, о которых и сама мало что знала. Ей не терпелось предстать в новом обличии перед своим наставником и она решительно набрала его номер.
- Это я, - обронила она свою обычную для нее фразу.
- Здравствуй, здравствуй! Узнал, - послышался ответ. – Надеюсь, твои дела в порядке?
- В полном, - бодро затараторила она, - даже очень. Хотелось бы похвастаться и перед Вами… - Ра очень хотелось, чтобы он также не узнал ее и так же изумился, как все ребята, и она нажала. – Никогда не откладывайте на завтра то, что можете сделать сегодня. Честное слово, все не займет много Вашего времени, зато… зато это будет сюрприз!
- Хорошо, сдаюсь! – Хмыкнул он. – Тогда ты сама подъезжай, - он сделал некоторую паузу, видимо, соображая, где с ней встретиться, и затем медленно, словно раздумывал, проговорил, - ну, скажем, на Арбате, там есть такое уютненькое кафе…
- Знаю, знаю! – Радостно закричала Ра. – Когда?
- Часиков эдак в восемь, устроит?
- Устроит.
- Тогда не опаздывать! Мое время дорогое!
- Спасибо! – Ра чувствовала, как заполыхали ее щеки, и сердце снова заколотилось от бешенной удачи. – Я буду, обязательно!
Танька весь день нарезала вокруг нее круги, в надежде хоть что-нибудь узнать. Несколько раз она пыталась завязать с ней разговор, напоминала о Денисе, но Ра «не клевала», делая вид, что он ее  больше не интересует и ей безразлично, что и как у него с новой пассией. И в самом деле, голова ее начала крутиться вокруг других вещей, которые вдруг стали ей интересны, и она удивлялась, почему до сих пор ни на что не обращала внимания, прозябая в своем углу, точно серая мышь.
Преподаватели один за другим рассыпались в комплиментах, не узнавая в ее утонченности бледный линялый облик чего-то подобного среднему роду. Мальчишки боязливо поглядывали в ее сторону, явно делясь впечатлениями, и на их юных лицах читалось то же изумление.
После занятий она, обычно, плелась одна, загребая своими большими ногами и ни на кого не обращая внимания. Теперь же женское любопытство взяло верх, и девчонки стайкой облепили ее у выхода.
- Мы сейчас лопнем от любопытства, - верещали они, - откуда все взялось!? Не строй из себя недотрогу, Ра, все равно не поверим! Кто он? Таньку не обманешь. Танька мужика за версту чует!
- Правильно чует, - подтвердила Ра, - я к нему сейчас на свидание бегу. – Так что… - Она очень хотела съязвить, сказать что-нибудь колкое и смущенно поняла, что не умеет, не смеет быть похожей на Таньку с ее острым бритвенным языком. – Пока… - вместо этого сказала она и сосредоточенно пошагала на шпильках.
«Интересно, кто приедет раньше на этот раз – он или я, - думала Ра, стараясь не спешить и дать ему время. – Наверное, он. «Мое время дорогое» - припомнилось ей. – Пусть уж лучше он! И чтобы, как говорят девчонки, обалдел насмерть!».
Она глядела в зал настороженно, шаря по столикам глазами. Но Александра Олеговича не было. Ра выбрала столик в уголке и уселась, уставившись на вход. Чашечка кофе уже остыла, но его все не было, и Ра начала дергаться. Ей стало неприятно. «Это неприлично, - рассуждала она сама с собой, - второй раз и вновь опаздывает… «Но ведь ты набилась ему сама», - вторил другой голос, - и нечего теперь хныкать, хвастунишка!».
Ра начала набирать его номер, но вдруг передумала. Она торопливо допила свой кофе и кликнула официанта.
- Сто пятьдесят коньяка! – Потребовала она и сама удивилась своей смелости.
«Напьюсь и пусть увидит, какова я буду, - продолжала рассуждать она. – То-то будет сюрприз, двойной! И по пьянке наговорю ему всяких глупостей от обиды… Ничего, потерпит…»
Она уже порядком отхлебнула, и голова начала кружиться, качая предметы волнами, когда Александр Олегович вошел в зал. Он медленно оглядывал столики, и даже раза два мельком посмотрел на нее, но по выражению его лица Ра поняла, что он не узнал ее.
- Я здесь, - привстав со своего места, - крикнула она и замахала ему рукой. – Я здесь!
Жар от коньяка и волнения сделал ее лицо ярко-розовым, и глаза сверкали сумасшедшим блеском. Алкоголь расслабил ее, и она чувствовала себя совершенно свободной. Ра отпила еще глоток и плюхнулась на свое место. Ноги были мягкими и бесчувственными. Она никогда еще не пила коньяка, и потому не предполагала, что эти сто пятьдесят граммов сделают ее совершенно пьяной. Глаза начал застилать голубой дым, и все звуки, которые доносились до нее, казались далекими и глухими.
- Вот так-так, - проговорил Александр Олегович и присел возле нее. Он посмотрел на бокал, уже почти пустой, и улыбнулся. – Понятно, - сказал он, - психовала? Ну и зря… Я же сказал, что буду. А тебя и впрямь не узнать, похорошела, посвежела. И совершенно другая. Ну-ка, ну-ка… - Он оглядел ее со всех сторон и удовлетворенно прищелкнул губами. – Конфетка! – Потом посмотрел на ее бокал и с иронией добавил. – Конфетка с коньяком! И как – плывешь?
- Плыву, - глупо улыбаясь, ответила Ра. – Как на морском лайнере… Все вокруг кружится, кружится…
- Сейчас поправим, - он щелкнул пальцами. – Два крепких кофе и сок лимона… Что ж ты, голубушка, так сразу… - Он не договорил фразу, чтобы не обидеть Ра. – Нужно иметь выдержку. В жизни много придется терпеть, так что учись, иначе… Скажу тебе откровенно, с нашим братом иногда очень нелегко, так что…
- Вы все время не договариваете,  - осекла его Ра, - хотите, чтобы я додумала сама?
- А ты, голубушка еще не совсем, - Александр Олегович неопределенно покрутил кистью руки, - голова еще варит. Именно так, угадала. – Ну, давай, приходи в себя, иначе твои родичи меня съедят с кашей.
Ра, морщась, отхлебывала лимонный сок и запивала его крепким густым кофе. Постепенно таяла в ушах вата, переставали качаться окружающие столы и люди, и до ее сознания стал доходить смысл оброненной фразы.
- За что съедят с кашей, - повторила она, еще не совсем понимая, в чем дело, - не за что…
- Не за что, - подтвердил Александр Олегович, - но родители есть родители, они любят тебя и беспокоятся о тебе…
Ра глядела, соображая, что же могло случиться, раз возник такой разговор. И боялась спросить об этом, думая, что тогда все закончится, так и не начавшись.
- Струсила? – Понял Александр Олегович. –Откровенно говоря, мне самому было не по себе… Вдруг раздался звонок, и твой папа пошел на меня в атаку… Я опоздал, потому что встречался с ним. Не волнуйся, все нормально. Встретились два мужика, поговорили и выяснили, что ничего страшного нет и не будет. Теперь он успокоит мать, и она больше не будет читать тебе мораль. Хотя…
- Отец хороший, он… он… Это мама, это она, - Ра стало стыдно. – Я не жаловалась, не думайте и не давала телефон, они сами… Я просто хотела Вас удивить и спросить, хорошая ли я ученица. Вы знаете, что сегодня было в универе – я их всех положила на лопатки. Они не узнали меня, и Вы не узнали… - Ра почувствовала в горле тугой комок. – Это и был мой сюрприз…
Она замолчала. Сдавленная обида душила и нужно было держаться. Александр Олегович смотрел на нее, не говоря ни слова. Минуты тянулись одна за другой, но он по-прежнему молчал. Пауза затянулась, и Ра решилась.
- Значит, я все сделала правильно, я понравилась Вам?
- Ты просто молодчина! – Широко улыбаясь, похвалил Александр Олегович. – Из гадкого утенка в прекрасные лебеди… Теперь держи марку! Нужно поработать еще чуть-чуть… - он замялся, - для манкости…
- Для чего? – Не поняла Ра.
- Для манкости… Как тебе это объяснить проще… Одним словом, от тебя должно исходить нечто такое, мимо чего нельзя пройти, эдакая притягательность…
- И что мне нужно сделать?..
- Чуточку больше кушать, - сказал Александр Олегович, - все просто… И тогда, - он хмыкнул, - и тогда… пусть твой Денис кусает локти!
Ра захохотала так звонко и заливисто, так свободно и раскованно, что окружающие невольно обратили на нее внимание. Смех ее был заразителен и похож на смех ребенка, беззаботный, искренний и совершенно чистый.
- Денис, - наконец проговорила Ра, - нет, это уже прошлое… Стоит ли его догонять? А кушать – я постараюсь, только разве этого одного хватит?
- Одного не хватит, но не все сразу, - Александр Олегович кивнул головой, - пока это. Потом будут другие уроки и другие встречи.
Они расстались, договорившись увидеться через месяц, когда Ра должна была стать чуточку попышнее…
От слова «манкость» веяло сладостью и каким-то непонятным, незнакомым ароматом, которого она не знала, но который должен был родиться в ней по мере того, как она превращалась из угловатого подростка в очаровательную девушку, похожую на роскошный бутон, готовый вот-вот распуститься в прекрасный цветок. 
Отцу удалось успокоить мать, убедив ее, что ничего страшного в том, что дочь встречается с взрослым мужчиной, нет. Он подробно описал ей свою встречу с ним и, обратив ее внимание на то, как положительно он действует на Ра, добавил:
- Если это идет на пользу, можно только приветствовать такое знакомство. Знаешь, он неплохой мужик и, по-моему, искренне хочет ей помочь. К тому же это его профессия, и ему самому интересно, что из этого получится. Не волнуйся, все под моим неусыпным контролем.   
Ра поставила себе задачу через месяц набрать вес и шла к своей цели упорно и педантично. Она обложилась всевозможными книгами и рецептами по правильному питанию и приступила к выполнению задачи. Теперь она утром обязательно завтракала, перестала перекусывать на ходу в университете, а полнокровно обедала в столовой, придя домой, усердно наворачивала десерт и ужинала совсем не на легке, а плотно, чтобы ночью калории шли впрок.
Мать не могла нарадоваться, видя, как тело дочери наливается приятной сдобой и фигурка приобретает округлые аппетитные черты. Ра усердно штудировала модные журналы, кривлялась перед зеркалом, отрабатывая то один, то другой ракурс и начала проявлять недюжинный интерес ко всякого рода штучкам, которые и составляют часть женского очарования.
Все ее вещи, лежавшие до поры до времени мертвым не нужным грузом в шкафу, закружились каруселью. Ра меняла платья чуть ли не каждый день, чем теперь возбуждала к себе не только девичье любопытство, но и желчную зависть некоторых «подруг», пытавшихся навязаться ей в дружбу. Сама того не замечая, она вдруг стала серьезным конкурентом самым модным и красивым сокурсницам, которые смотрели на нее настороженно и подозрительно, не зная, что еще можно ожидать от бывшей замарашки, ворвавшейся к ним столь стремительно и нахально.
Их колкости, казалось бы, не трогали Ра, но она своим тонким чутьем начинала понимать, что лучше делать вид, что не замечаешь этого, продолжать улыбаться, как ни в чем ни бывало,  и этим еще больше бесить своих соперниц. Ра помнила уроки своего наставника и упорно гнула свою линию, обращая минусы в плюсы посредством своего природного такта и женского наития, начавшему подсказывать ей правильные ходы.
Мужская часть курса уже не ходила мимо нее,  в упор не замечая. Она постоянно ловила на себе их заинтересованные взгляды, пристальные и говорящие о том, что она им нравится. У Ра не было той свободы и развязности, с которой с парнями общалась Танька, но она чувствовала, что ей это и не нужно: ее козыри другие, и нужно следовать своим путем, не подражая никому и не стараясь быть похожей на других. Ее природная застенчивость, которую она упорно преодолевала в себе, невольно прорывалась самым неожиданным образом и придавала ей ту особенную очаровательность, которая и называется шармом. Но она этого не знала, и ее незнание усиливало очарование этого шарма его естественным и искренним выражением. В ней не было наигранности кокетки, которой в полной мере обладала Танька, от ее застенчивости веяло чистотой и свежестью, как в цветущем саду после теплой грозы.
Ра уже уверенно ходила на шпильках и даже бегала, но еще несколько сутулилась, и жесты ее были резки. С подъезжавшими к ней парнями она разговаривала ровно, улыбалась, но дальше обычных товарищеских отношений дело не шло. Что ее сдерживало, она не могла сказать и сама, и потому отклоняла их предложения ласково, не лишая шанса на будущее.
Забросивший по началу ее Денис теперь возобновил к ним визиты, и Танька дико бесилась, когда узнавала, что он был у них в гостях. Он с нескрываемым мужским интересом наблюдал за ней, пытался выяснить причину таких перемен, но Ра только улыбалась в ответ, ничего ему не рассказывая и ни о чем не расспрашивая. Даже когда он спросил ее, будет ли она против того, чтобы сюда пришла Татьяна, она только пожала плечами, выражая ему свое безразличие и давая понять, что это ее не интересует. Она еще испытывала иногда по отношению к нему некую фантомную боль, отдававшуюся в ее душе детской наивностью, но уже понимала, что их пути разошлись и прежнего не будет уже никогда.
Она гнала время вперед, ускоряя его ход. Ей быстрее хотелось дождаться дня встречи с взявшим ее за руку сильным человеком, к которому она испытывала неподдельное уважение и интерес.  Мать, наблюдавшая превращения своей дочери не без гордости, тем не менее, продолжала охлаждать ее пыл.
- Смотри, не увлекись им, - предупреждала она. – Это частенько случается с молоденькими девушками… Я нисколько не хочу бросить на него тень, но… - мать боялась продолжения разговора и замолкала. – Надеюсь, ты понимаешь меня?..
«Какая все это чушь! – Думала Ра. – Все эти опасения… Он просто интересный человек и хочет мне помочь. А я… Ну, разве могу я заинтересовать его? Вот такая – глупая, неловкая…». Но проснувшаяся в ней женщина уже хотела понравиться ему, хотя Ра боялась признаться в этом даже себе самой и гнала эту мысль в сторону. Это тоже была бы ее маленькая женская победа, к которой он вел ее сам, может быть, и не думая об этом, но невольно  подводя к этой черте. Нет, она не влюбилась, это она осознавала четко. Это было именно желание нравиться, которое так отчаянно он будил в ней.
Их третья встреча состоялась чуть раньше, чем было назначено. Он позвонил ей сам и сказал, что уезжает в командировку, а потому предлагает встретиться накануне отъезда. Он заехал за ней к университету, и оторопевшие девчонки долго глядели вслед отъезжавшей «японке», пытаясь издалека как можно лучше рассмотреть сидевшего за рулем уже немолодого мужчину.
- Папика что ли отхватила? – Бросила Танька в толпу зевак, провожавших машину взглядом. – Тихоня наша… - Танька торжествовала, всем своим видом показывая свое презрение. – А нам-то лапшу на уши вешала!
- Зачем ты так… - послышался чей-то робкий голос. – Ра не такая… Может быть, это просто знакомый, друг семьи…
- Знаем мы этих друзей! – Усмехнулась Танька. – Сначала друг семьи, потом пузо на носу! А папик непростой…
Ей никто не ответил. «Японка» увозила Ра все дальше…
Ра не  спрашивала, куда ее везут. За окном мелькали улицы, залитые солнцем, деревья ласково шумели листвой, ей было хорошо. Несколько раз Александр Олегович изумленно посмотрел на нее, ничего не говоря, но Ра видела, как блестят его глаза, и он едва сдерживается от избытка нахлынувших на него чувств. По всему было видно, что он очень доволен и находится в прекрасном расположении духа.
- Ты просто молодчина, Ра! – Наконец, прервал он молчание. – Ты делаешь гигантские успехи! Я даже не ожидал, не ожидал… - Он посмотрел в ее сторону и улыбнулся. – Есть перемены?.. Как на личном фронте?
Ра загадочно улыбнулась и пожала плечами.
- На личном фронте пока затишье, - сказала она и посмотрела прямо ему в глаза. – А перемены? Перемены есть. Кажется, меня начинают замечать…
- Не скромничай, - пожурил Александр Олегович, - говорю тебе – ты молодчина! Ты хорошеешь не по дням, а по часам… И поверь мне, не за горами тот час, когда и на личном фронте будут хорошие перемены. – Он резко вывернул руль, и машина помчалась за город. – Сейчас я представлю тебя своему другу, - продолжал Александр Олегович, и мы посмотрим, чем еще можем тебе помочь.
- Что за друг? – Встрепенулась Ра. – Разве Вы не можете дать мне совет сами?
- В этом вряд ли… Видишь ли, я не то специалист, чтобы давать советы в этой области. Ты молодчина. Но чтобы закрепить успех, нужно еще кое-что. Скажем, еще немного спортивной формы.
В глазах Ра появился испуг. Она, вечно худая и нескладная, в школе относилась к урокам физкультуры, как к суровой необходимости, которая обременяла ее. Ее сутулость и худосочность вызывали вечные насмешки, и она всячески старалась избежать этих мучительных для нее занятий. А теперь… Ее везли на заклание, даже не спросив, согласна ли она и нужно ли ей это…
- Тебе не нравится моя идея? – Посмотрев на нее, догадался Александр Олегович. Ра кивнула. – Значит, не одобряешь… а зря… До си пор ты мне доверяла, и результат получился прекрасный! Доверься мне и в этот раз…
Машина повернула к какому-то особняку и посигналила. Ворота отворились, и Ра увидела двухэтажный дом, обрамленный зеленью. Повсюду виделись еще следы недавнего строительства, и сам хозяин, дюжий и загорелый, насмешливо смотрел, как они выходят из машины.
- Давненько не виделись! – Голос хозяина был густой и низкий. – Совсем ты меня забыл! Нехорошо забывать старых друзей! – Он крепко обнял Александра Олеговича и внимательно посмотрел на Ра. – Она?
- Она…
- Что ж, сделаем, что можно, - хозяин прищелкнул языком. – Давайте знакомиться. Меня зовут Аркадий Борисович, я тренер. – Он смерил Ра оценивающим взглядом. – Здесь есть над чем поработать, - сказала он, обращаясь к другу. – Сделаем…
- Только не перестарайся, - упредил его Александр Олегович. – Ей в чемпионки не нужно.
- Меня зовут Ираида, но лучше Ра, - проговорила Ра, с ужасом начиная понимать, что ей предстоит. – Хочу сразу предупредить, что я далека от спорта и…
- Это заметно, - прогудел Аркадий Борисович. – Я вижу… Ну, так что ты от меня хочешь, Саша? – Обратился он к другу и широким жестом пригласил всех в дом. – Прошу, барышня…
- Ну, что мне тебя учить, - удобно расположившись в кресле на веранде, начал Александр Олегович. – Ты все видишь сам… Кое-что мне уже удалось, но в этом я не силен… - Он похлопал себя по  животу, уже начавшему округло обозначаться из-под рубашки. – Теряю форму, веду сидячий образ жизни – и вот результат! – Он захохотал. – А здесь другое дело. Девочку нужно подтянуть, нерезко, конечно,  не как ты своих…
- Она слабенькая, - сказал Аркадий Борисович, - холодец… Для начала четыре часа в спортзале и бассейн…
Ра слушала его с ужасом. Ей хотелось закричать, что ей это не нужно, и она не будет ходить ни в какой бассейн, но горло ее перехватило, и она только хрипло выдавила из себя что-то непонятное и нечленораздельное.
- Мне.. я..
- Зачем тебе все это? – Совершенно не стесняясь ее присутствия, спросил Аркадий Борисович. – Кто она тебе? Девчонка, конечно, ничего, но…
- Это не то, что ты думаешь, - Александр Олегович замахал на него рукой, - не то… Это долго рассказывать, но мой интерес здесь совсем другой. Если бы ты видел ее в начале… То, что ты видишь сейчас – это плод моего и ее труда, но это только половина задуманного. Я прошу тебя, Аркадий, помоги…
Он хотел добавить, что Ра – пластилин, из которого он лепит нечто чудесное, но, увидев, что Ра смотрит на них во все глаза, замолчал и стушевался. Ему стало неудобно за неловкость друга, и он перевел разговор в другое русло.
- Хорошо, поговорим об этом подробнее позже, а пока… Аркадий, ты негостеприимный хозяин! Угости же нас чем-нибудь, и вообще, ты обязан развлекать своих гостей…
Ра чувствовала себя неуютно. Ей не терпелось покинуть этот дом. Она уже сожалела, что приехала сюда, и  досадовала на себя, что сразу не спросила Александра Олеговича, куда и зачем они едут. Еще не обустроенный дом был молчалив и холоден. Они втроем пили кофе и болтали ни о чем. Разговор не клеился. Ра чувствовала, что она мешает, и отпросилась походить по лесу, окружавшему дом. Ее отпустили.
Она бродила и не могла понять, чего ей не хватает, чтобы вполне соответствовать тому, к чему ее вел этот держащий ее за руку человек.  Она понимала, что сейчас они объясняются друг с другом откровенно и без стеснения, и ей хотелось слышать, о чем они говорят и спорят. Но вокруг сияло солнце, шумела листва, и лес заполняли дивные звуки и запахи, кружившие ей голову.
- Ра! – Донеслось до нее из дома. – Ра!
Александр Олегович махал ей рукой. Она медленно повернула назад. Он стоял на краю крыльца и смотрел в ее сторону с видом человека, явно добившегося своего.
- Пора ехать, - сказал он. – Теперь все в порядке. Тебе позвонят, Аркадий Борисович договорится…
Ра не ответила. Она вежливо простилась, и только в машине, когда дом скрылся за поворотом, тихо с укором проговорила:
- Вы все решаете за меня, почему?...
Александр Олегович сделал вид, что не услышал. Несколько минут они ехали молча. Ра тупо смотрела на дорогу, не желая говорить ни о чем. Ей опять припомнилось ее отчуждение, когда она тихо сидела в углу и никто не обращал на нее внимание. Дорога вилась серой лентой, и шуршание шин напоминало ей шипение змеи. «Мы знакомы уже несколько месяцев, а я так ничего о нем и не знаю, - подумала Ра. – Он никогда не говорит о себе…»
- Ты напрасно обиделась, - он сказал это так резко, что Ра вздрогнула и оглянулась. – В том, что я делаю, нет ничего для тебя плохого. А не спрашиваю тебя только потому, что ты еще мало что понимаешь. – Он глубоко вздохнул. – Мне пятьдесят лет, я женат, у меня двое ребят и сумасшедшая работа, из-за которой я их почти не вижу. Они уже старше тебя, и я не видел, как они выросли… - Ра испуганно заморгала, испытывая неподдельную неловкость из-за того, что он так метко попал в ее мысли. – Даже с друзьями больше общаюсь по телефону или интернету. Порой не видимся годами… Они уходят. И вдруг на очередных похоронах ты понимаешь, как летит время, и уже ничего нельзя поправить, что безвозвратно упущено… Жена начинает ворчать, потом привыкает быть одна, потом…
- Вы любите ее? – Тихо спросила Ра.
- В том понимании, как думаешь ты,  - нет. В том понимании, как думаю я, -  да! – Он оторвал взгляд от дороги и посмотрел Ра в глаза. – Ты еще в романтическом возрасте, - сказал он, - у тебя нет житейского опыта, и ты думаешь, что любовь – это букеты и конфеты. Это не так… Все гораздо сложнее и проще. Только это понимаешь с возрастом, когда многое испытаешь на своей шкуре… -  Он вновь посмотрел на Ра. – Это трудно объяснить сейчас, и ты вряд ли поймешь меня, но потом… В жизни у каждого из нас много долгов, обязательств и всякого другого, с чем мы живем, и что нас связывает в этом мире. И рвать все это всегда болезненно, а порой даже и смертельно…
- А Ваши дети…
- Дети выросли. Мои два парня вполне самостоятельные люди. Оба получили хорошее образование, вполне успешные и порядочные мужики, но… - Ра показалось, что голос его дрогнул. - …но они где-то далеко от меня, как отрезанные ломти, хотя мы живем под одной крышей и все еще одна семья… Иногда мне кажется, что я тоже один, окруженный гудящей многоликой толпой, вечно текущей и суетящейся, как муравейник. И я один из этих муравьев, тоже муравей… 
Из-под шин вылетали камешки. Иногда они попадали в стекла, и Ра слышала легкое покалывание их щелчков, звонкое и хрупкое. Она старалась ни о чем не думать, боясь, что опять он прочитает ее мысли, но они упрямо лезли в ее голову, нагромождаясь одна на другую и создавая в ней вертящийся хаос. Чтобы как-то прервать эту карусель, она снова заговорила.
- А Ваши сыновья – кто они?
- Они… - Александр Олегович хитро прищурился. – Хочешь познакомлю? Они вполне современные парни, продвинутые, надеюсь, в будущем обеспеченные…
- Я не о том, - Ра заливал жар, обдавая ее пунцовой краской и дрожью, с которой она едва справлялась. – Я не о том… Просто интересно…
Александр Олегович улыбнулся.
- Ну да, я так и понял. И нечего так смущаться, я пошутил… А впрочем, могу и познакомить… Они погодки, лет эдак на пять-шесть старше тебя. Один программист, второй – медик, так что… - он вновь лукаво взглянул на Ра, - могу познакомить… И потом, у них масса друзей. Тебе давно уже пора найти себе какого-нибудь друга, или как вы там говорите теперь – «бойфренда», хватит кукситься!
- У меня уже был друг… - Ра не нравился начавшийся разговор, и она хотела как можно скорее его закончить. – Уже был…
- Это детство, - сказал Александр Олегович, - это не то… Не нужно помнить прошлых обид и неудач. Лучшие твои годы еще впереди и не нужно упускать их. Эх, Ра, «если бы юность умела, если бы старость могла!..». Дай мне съездить в командировку и не теряй времени зря. Мы еще с тобой им всем покажем!..
Ра не спросила, куда он едет и насколько. Она все еще дулась на него. Она, добившаяся  неоспоримых успехов и уверенно шагавшая по лестнице вверх, вновь ощутила себя вчерашней девчонкой, у которой, как у плохо сделанной работы то тут, то там обнаруживаются всевозможные просчеты и недоделки. Ее, такую неспортивную и далекую от всего этого, настойчиво толкали туда, где ей всегда было некомфортно и боязно, как бывает всякому физически малоразвитому человеку. И вопреки своему нежеланию, сопротивляясь и отторгая его решение, она должна была идти, потому что это было почему-то нужно, как она думала не ей, а ему.
Эта встреча разочаровала ее. Они расстались сухо, как люди не питающие друг к другу симпатии, а только обремененные необходимостью вежливости. Ра была не на шутку встревожена и расстроена ожидавшими ее звонками недавнего знакомого, не сулившими ей ничего, кроме очередных забот и нудных занятий, к которым она не только не благоволила, но, наоборот, делала все, чтобы избежать.
Домашние сразу заметили ее перемену, но на все расспросы Ра отвечала им улыбкой, печальной и тихой, как она сама.
- Я устала, - сказала она, - просто устала…
Она и впрямь ощутила какую-то внутреннюю усталость. Ее эмоциональный порыв, длившийся так долго, вдруг начал затухать, и она ослабла, погружаясь в туманный полусон.
- Это просто лень, - констатировал отец. – Лень, говорю я тебе, и только! Тяжело и грустно стало, слишком много было сала… Нужно вбрызнуть живой крови, тогда откроется второе дыхание! Ну же, займись чем-нибудь!
- Вероятно, скоро придется… - загадочно ответила Ра и улыбнулась.
Звонок раздался через три дня. Несмотря на то, что Ра его ожидала, он стал для нее полной неожиданностью. Без всякого представления, как будто только его и ждали, голосом, не терпящим никаких возражений, Аркадий Борисович буквально обрушил на нее свою новость.
- Сегодня, в спортивном зале, - басил он, - я договорился, и не опаздывать! В шестнадцать часов жду на месте!
Ра растерялась. Так сразу, взяв быка за рога, словно кроме этого у нее не было никаких дел! Она почувствовала, как вся напружинилась и стала собираться в комок. Напор, с каким начиналось новое дело, не оставлял сомнений, что покоя в ближайшее время ей не будет. «Ну и пусть, ну и хорошо, - думала она, - отец прав. Надо чем-то заняться… В крайнем случае, я всегда могу сбежать, - утешала она сама себя. – Мало ли что кому взбредет в голову, решать все-таки буду я. А пока посмотрим, что это такое…»
Спортивная форма, в которой она иногда посещала нелюбимые занятия физкультуры, была далеко не в лучшем состоянии. Наскоро перетряхнув ее, Ра сунула ее в спортивную сумку и на испуганный взгляд матери насмешливо пробормотала:
- Иду покорять спортивный Олимп…
- Боже мой, девочка, - мать всплеснула руками, - что еще приготовил тебе этот странный человек… Нет, отцу пора вновь вмешаться!
- Он в отъезде, - обрезала Ра, - и это не он. Он, кажется, и сам не знает, что это будет. Пожалуйста, не волнуйся, если что… - Ра пальчиками побежала по воздуху, - никто не сможет меня там удержать.
Ра чмокнула мать в щеку и скрылась за дверями. Удивительное дело, но этот звонок выбил ее из начавшейся хандры и заставил вновь почувствовать прилив сил. Она шла без охоты, но с твердой решимостью отстоять свое решение во что бы то ни стало. «Все будет зависеть от меня, - твердила она, ускоряя шаг. – От меня…»
Ее ждали. К ней подошли сразу, как только она вошла.
- Вы Ра? – Спросила ее уже немолодая женщина в спортивном костюме.
- Да…
- Аркадий Борисович предупредил меня. Пойдемте, он здесь.
- Вы будете со мной работать? – Спросила Ра, чувствуя, как краснеет.
- Возможно, посмотрим.
Ра поморщилась. Женщина уверенной пружинистой походкой пошла впереди. Она не была худой, но фигура ее была подтянута и стройна. Решительный тон и немногословность говорили о силе ее характера. Сердечко Ра заколотилось от волнения.
Спортивный зал громыхал, лязгал, пыхтел и сопел. Аркадий Борисович сидел у стены на лавке и громко отдавал команды. Увидев их, он рыкнул в зал «Продолжайте!», и отвел их в сторону.
- Уже познакомились? – Осведомился он. Ра смущенно передернула плечами. – Это Полина Павловна, она будет вести тебя. Шаг за шагом. Он повернулся к женщине. – Сплошной холодец. Мускулов - ноль. Нужно постараться сделать из этого дистрофика что-нибудь подходящее… Не мне тебя учить, Полина… Конечно, что-нибудь в меру посильное, но с результатом…
Лицо Ра вытянулось. Говорить ей в лицо подобные вещи, когда все последнее время она слышала только восторженные комплименты и похвалы, - это уж слишком! Она уже хотела повернуться и уйти, но крепкая рука Полины Павловны уже сжимала ее кисть.
- Спокойно! – Сказала она. – Спокойно!
- Тебе будет с ней нелегко, - как ни в чем ни бывало проговорил Аркадий Борисович, а ты, милая моя, засунь свой гонор куда-нибудь поглубже, здесь не детский сад… Скажи спасибо Сашке и начинай работать, как лошадь, как ломовая лошадь, иначе… Иначе я тебя просто выгоню!   
Ра разозлилась. Рука ее дергалась, но Полина Павловна держала ее крепко.
- Я не собираюсь быть чемпионкой, - зло прошипела она, глядя прямо в глаза Аркадию Борисовичу. – И не нужно говорить со мной в таком тоне…
Она резко выдернула свою руку из цепких пальцев Полины Павловны. В виски противно застучали молоточки. Ей стало душно. Она круто развернулась и пошла прочь, не оглядываясь и не прощаясь ни с кем.
- Пошли все к черту! – С досадой пробормотала она, уже почти у самой двери. – Заучили… Буду какая есть…
- Не ершись! – На ее плечо легла мягкая теплая рука. – Не ершись!
Ра оглянулась. Полина Павловна смотрела на нее с усмешкой, снисходительно и немного печально.
- Аркадий грубоват, - сказала она, - это правда. Но он не так плох, как кажется сначала. Я работаю с ним давно, и он совсем не такой бирюк, как ты думаешь. И сколько ему ни говоришь… Он вообще такой… - Она замялась. – Такой… несколько занозистый, - наконец, подобрала она нужное слово, - но он не такой…
- Прекрасное объяснение, - огрызнулась Ра, - только мне от этого не легче. И вообще, мне живется неплохо и так… Все это выдумки Александра Олеговича… А я… Честно говоря, мне это не нужно и не хочется…
- Никто тебя не собирается принуждать, - голос Полины Павловны стал жестче. – Ты вполне взрослый человек и давно должна решать сама за себя. И уговаривать тебя никто не будет. Но ты подумай и не руби с плеча сразу. Остынь и только потом принимай  окончательное решение. Если надумаешь, приходи завтра в это же время, а сейчас иди и думай…
Весь вечер Ра не находила себе места. Она металась по комнате, как тигрица в клетке, то останавливаясь, чтобы осмотреть себя в зеркале, то принимаясь бессмысленно листать конспекты, ничего не понимая в написанном. Голова ее шла кругом. Она колебалась и, как маятник, сдвигала свое решение то в одну, то в другую сторону. За ужином она была рассеяна, как никогда.
- Что случилось? – Тревожно спросила мать. – Ты сегодня явно не в себе…
Ра поморщилась. Рассказывать о чем бы то ни было, настроения не было. Она недовольно фыркнула и уткнулась в свою тарелку, не ответив ни слова.
- «Быть или не быть – вот в чем вопрос…» - небрежно проронил отец и посмотрел на Ра. Она насторожилась и напряглась, но снова промолчала. – Помнишь, мать, - продолжал он, обратившись к жене, словно и не заметил ее напряжения, - как мы с тобой еще в студенческую пору хотели  прыгать с парашютом, а потом ты струсила и отговорила меня? – Он снова посмотрел на Ра.
- К чему это ты? – Недоуменно спросила мать. – Вспомнил какую-то ерунду… Правильно сделала, что отговорила. Не хватало только, чтобы сломать себе шею…
- А я до сих пор жалею, что не прыгнул, - отец вздохнул и встал из-за стола. – До сих пор… И только теперь, с возрастом понял, что мудрецы правы, сказав что «лучше жалеть о том, что сделано, чем о том, что не сделано»… - Ра подняла на него глаза, и взгляды их встретились. – Вот так…
Ра отчетливо поняла, что второго шанса у нее не будет, и Александр Борисович подумает о ней неизвестно что. «Лучше жалеть о том, что сделано, чем о том, что не сделано», - стучало у нее в голове. – Пойду, - решила она. – Пусть этот индюк не думает, что я испугалась. И вообще, нужно хотя бы попробовать».
Ра сразу повеселела. Принятое решение сбросило с ее души зыбкую маяту, тяжелую и каменную, как чугунный шар, катающийся из стороны в сторону. Ей стало легко и спокойно. Она высунула голову из своей комнаты и, увидев сидевшего на диване отца, уткнувшегося в газету, тихонько присвистнула ему. Отец поднял голову и улыбнулся.
- Спасибо, папка! – Крикнула она громко. – Все путем! - И, сжав кулак, подняла большой палец вверх.
Месяц дался ей нелегко. Она сразу поняла, что ее физическая форма не оставляет ей никакой надежды на легкие победы, к которым она так быстро привыкла. Ее дряблые мускулы не выдерживали даже малейшей нагрузки, которой ее начинали подвергать на тренировках. Она задыхалась, садилась на скамейку и глотала пот, струями стекавший по ее коже. Ее «холодец» никак не хотел становиться крепкой пружинистой массой, укрепляющей не только тело, но и дух. Кости ныли, и вся она была словно побитая, с непонятно откуда бравшимися синяками и ссадинами.
Аркадий Борисович, глядя на ее мучения скалился и не упускал случая уколоть какой-нибудь скабрезной шуточкой, от которой Ра терялась и краснела. Сколько раз хотелось ей послать его ко всем чертям и уйти от этих мучений! Но всякий раз самолюбие брало верх, и она, стиснув зубы, принималась мучительно выжимать вес, крутить педали и подтягиваться на своих слабеньких ручонках. Ра диву дивилась, что Полина Павловна, несмотря на все его скабрезные шуточки, по-прежнему защищала его и продолжала утверждать, что он добрейшей души человек. Откуда было ей знать, неопытной глупенькой девчонке, что он специально разжигал в ней злость, чтобы заставить ее делать нужное, но противное ей дело.
Когда же стали появляться первые, самые тяжелые, но и самые дорогие результаты, когда тело ее стало наливаться силой и приятной крепостью, на лице Аркадия Борисовича появилась странная застенчивая улыбка, как у человека,  сделавшего трудное и доброе дело вопреки всему тому, что мешало и отбрасывало его назад.
- Ну что? – Вопрошал он. – Конец старческой дряблости и да здравствует юная крепкая плоть?! – Ра, по обыкновению, молчала. – Посмотри, Полина, какова стала, - продолжал Аркадия Борисович, обращаясь к Полине Павловне, - приятно посмотреть. А походка… Ты помнишь ее спину – этот вопросительный знак сгорбленной старушки? А теперь, а! – Он гордо отходил назад и, упирая руки в боки, выпячивал грудь вперед. – Красота! Хоть на выставку красоток! А что, Полина, подойдет она для этого, как его…
- Конкурса красоты, - напоминала Полина Павловна. – Вполне подойдет!
- Теперь Сашке не отвертеться! Какую я ему красавицу вылепил, а старуха? Придется проставиться, не отвертится!
Теперь Ра краснела от удовольствия и смущения. Походка ее стала уверенной и пружинистой, как у кошки, ноги крепкими, а руки цепкими и пластичными, и сама она стала мягкая и гибкая, как зеленая веточка, полная нежных, трепетных сил.
Ра казались смешными теперь ее неуклюжие движения и боязливость всего того, что требовало ловкости и выносливости. С каждым днем она ощущала себя все увереннее и спокойнее. Спорт давал ей не только внешнюю красоту, но и приучал к терпению, трудолюбию и упорству в достижении своей цели.
Даже мать уже не ворчала по адресу Александра Олеговича, а дипломатично помалкивала и кивала головой, когда речь заходила о новой встрече с ним. Отец же не просто не переставал нахваливать его, но даже восхищался им, громогласно выражая свое мнение в присутствии жены и дочери.
- Ей-богу мужик молодец! – Говорил он, в очередной раз оглядывая Ра. – Ты помнишь, какая она была? Замухрышка, какой-то мышонок в скорлупе, который всего дичился и сидел где-то на отшибе от всех… А сейчас! Посмотри, мать, на свою дочь – нам есть, чем погордиться, честное слово есть! – Мать счастливо улыбалась и кивала в ответ. – И когда он приедет, этот твой бог? – Приставал отец к Ра. – Долговато его нет…
- Не знаю, не спросила, - тушевалась Ра. – Мы тогда расстались не очень…
- Понимаю, понимаю, - отец утешительно гладил ее по плечу. – Ничего. Он мужик умный, все поймет. Особенно когда увидит, какой ты стала…
За два месяца тренировок Ра так втянулась в свои занятия, что уже не мыслила себя вне их. Она четко и старательно выполняла все требования Полины Павловны, и с ужасом ждала, что с приездом Александра Олеговича все это может кончиться.
«Кто я для них, - говорила она сама с собой, - так, каприз друга, которому неудобно отказать. Он попросил – они сделали, и теперь вполне вероятно, что в лучшем случае меня перекинут куда-нибудь от себя подальше, а сами по-прежнему станут заниматься своими серьезными делами, делать новых чемпионов. А я… я всего лишь эпизод, про который сразу забудут, как только за мной закроется дверь».
Впрочем, продолжала она себя утешать, все, что ей пришлось узнать, останется при ней, и продолжать уже можно будет самостоятельно, собрав свою волю в кулак и не давая себе расслабляться без их строгого контроля. Она знала, что она сможет, но каждый день, приближавший ее к встрече с Александром Олеговичем, мог означать ее прощание с полюбившимися ей тренерами, на которых она глядела теперь другими, любящими глазами.
- Завтра прилетает Сашка, - сказал Аркадий Борисович, когда она пришла на очередную тренировку. – Он звонил тебе? – Ра отрицательно покачала головой. – Ну, я тебе говорю… Смотри, не подведи меня, чтоб была!.. – Он потряс кулаком. - Одним, словом, молодцом была! Старая гвардия еще кое-что может, - он подмигнул Ра, - так что ли, цыпленок? – Аркадий Борисович удовлетворенно щелкнул пальцами. – Пусть знает наших!   
В этот раз Ра волновалась, как никогда, как будто она сдавала важный и ответственный экзамен, от которого зависело все ее будущее. Она и сама не знала, почему это так, но чувствовала, что не ошибается. Когда он позвонил ей по приезде, она долго молчала, едва сдерживая свое волнение. И только, когда он тревожно закричал в трубку, ответила хриплым сдавленным голосом.
- Я сделала это, я смогла…
Александр Олегович не скрывал своего удовольствия. Он смотрел на стройную фигурку Ра с искренним восхищением. В ней виделась юная упругость, величавая стать и от прежней неуклюжей девчонки не осталось и следа. Тело ее из слабой студенистой массы превратилось в крепкое, сильное и гибкое, с тем изяществом и грациозностью, которыми отличаются физически развитые люди.
- Я вижу, Аркашка поработал на славу! – Сказал он, блестя глазами. – Да, старина знает свое дело, ничего не скажешь. Результат на лицо. Всего каких-то два месяца – и тебя не узнать! А помнишь…
- Я была не права, - поспешила прервать его Ра. – Со мной это бывает. И потом… главное ведь не то, что было, а то, что есть, не правда ли?
- Правда! – Александр Олегович засмеялся. – Ты делаешь успехи не только на физическом, но и на дипломатическом поприще. Не будем вспоминать наши размолвки. Но Аркашка… и ты… Нет, в самом деле вы оба молодцы!
Он говорил без умолку. Рассказывал о командировке, о том, как он соскучился по Москве, как хочет отдохнуть от  суеты всех приемов и фуршетов и посидеть, наконец, в  привычном кругу своих близких и друзей.    
- Куда ты денешься, - увидев его, набросился Аркадий Борисович, - куда ты от нас всех денешься, старый хрыч! Ты посмотри, какую конфетку я тебе сделал! Смотри и любуйся! И не говори, что тебе некогда, не приму никаких отказов!
- Дай же придти в себя, Аркаша, - отбрыкивался Александр Олегович, - нельзя же сразу…
- Можно, можно, - наседал друг, - иначе с тебя не получишь. Начнешь пропадать черте где – и поминай, как звали… Помнишь обещанный плов? Жду до сих пор, а лет прошло столько, что даже стыдно напомнить!
- Разве? – Александр Олегович притворно всплеснул руками. – Я обещал?
- Обещал, обещал, уже обещание бородой обросло. Нет, Сашка, ты все же порядочная  свинья, вот что я тебе скажу.
Ра наблюдала за их перепалкой с ироничной улыбкой. Александр Олегович несколько раз искоса глянул на нее и покраснел.
- Так грубо и при даме, - обиженно пробормотал он, - нет, Аркашка, ты тоже порядочная свинья, и я…
Нижняя губа его оттопырилась, он шмыгнул носом и затих.
- Вот уже и обиделся, - обнимая его, захохотал Аркадий Борисович, - ты как ребенок, Сашка.   А впрочем, нечего обещать, слово не воробей! И вообще, старый хрыч, хватит кукситься, - он подмигнул и кивнул в сторону Ра, - ну, что, по девочкам? Или я зря старался?
- Ты все ставишь с ног на голову, - разозлился Александр Олегович, - не слушай его, Ра! Этот старый хрен иногда выдает, что-нибудь эдакое, но сам уже в далеком прошлом. Как говорится, ушел из большого секса на тренерскую работу! – И он захохотал.
- Не обольщайся, - парировал Аркадий Борисович, - тебя тоже там давно уже нет! – И оба они оглушительно загоготали своей не очень пристойной шутке.
Они еще долго  беззлобно подкалывали друг друга, как бывает только среди хороших настоящих друзей, связанных долгими годами дружбы. Ра смотрела с завистью и легкой грустью, понимая, что таких друзей у нее нет и, по сути дела, никогда не было. Ей захотелось, чтобы кто-нибудь вот так, как они, стал подшучивать над ней,  называть «старухой» или еще как-нибудь, как зовут друг друга между собой старые друзья, но этого не было. Не было никогда…
Несколько дней по возвращении  Александра Олеговича она не тревожила своего благодетеля, давая ему заняться собой и неотложными делами, но острое желание увидеть его и узнать, что-нибудь новое, чего она ждала в эти два месяца, заставили ее взяться за телефон раньше, чем он обещал позвонить сам. Дозвониться не получалось. Телефон или был отключен или занят.
- Не дергайся, - советовала мать. – Дай человеку отдохнуть с дороги. Нельзя быть навязчивой, это неприлично. Имей женское терпение. Не все же заниматься тобой, у него семья, свои дела, и потом, он просто мог от тебя устать… Дождись, когда он позвонит сам…
- Мы не виделись два месяца, - возражала Ра, - когда он успел от меня устать?
- Можно подумать, что у него дел только что ты… - недовольно проворчала мать. – Прекрати капризничать, сходи куда-нибудь, с кем-нибудь…
Ра замолчала. Конечно, она могла найти кого-нибудь, но не это нужно было ей. Сокурсники по-прежнему, даже с еще большим усердием обращали на нее внимание, но все это было не то… Даже Денис, к которому она благоволила так долго, вдруг стал ей неинтересен и не нужен. И все, что ее окружало, казалось ей серым, скучным и слишком обыденным.
- Все правильно, -  назидательно говорила мать. – Они слишком юны, чтобы конкурировать с таким, как Александр Олегович. Он много повидал, у него опыт общения с разными людьми, у него большие возможности, и он интересен просто, как человек, но пойми… У него многому можно научиться, но остальное… Надеюсь, что ты не влюблена в него?
Мать говорила осторожно, боясь спугнуть и отдалить от себя дочь. Она не знала, как ей помочь, и страдала от этого, понимая, что Ра нужен другой круг общения, которого у нее нет, и к которому она подспудно стремится.
- Всему свое время, - философствовал отец. – Прекрати панику. Придет время – и все будет. Девчонка только-только входит в жизнь, это болезнь роста. Смотри, какими семимильными шагами она пронеслась по этому времени, сколько успела, сколько смогла! Гусеница окуклилась и вот-вот прорвет свою оболочку и вылетит наружу. Не мешай ей. Пусть она это сделает сама.
- Но этот ее Александр Олегович…
- Ерунда! – Отец замахал руками. – Все твои опасения сплошной блеф. Вы, женщины, иногда городите в своем уме такое… - Он сделал круглые глаза. – Одним словом, успокойся. Все под контролем и все будет хорошо!
Ра скучала. Даже в спортзале, привычно отрабатывая свои упражнения, она думала о том, что будет дальше и не находила ответа на свой вопрос. Ее рассеянность и несколько печальный вид не остались незамеченными. И заботливая Полина Павловна не замедлила обратить на это внимание Аркадия Борисовича.
- Пропал? – Без лишних прелюдий в лоб спросил он. – Знакомая история. Опять вляпался в какую-нибудь авантюру и погряз в ней с головой. А ты распустила нюни, как сопливая девчонка. Не смей! Сейчас же соберись и продолжай работать! У тебя своя жизнь, и ты не должна зависеть от него. Конечно, Сашка – свинья, но ты тоже… - что хотел сказать Аркадия Борисович про нее, Ра не услышала, потому что как раз в этот момент в зал ввалился краснощекий и довольный Александр Олегович.
- Привет  покорителям олимпийских вершин! – Заорал он от самой двери. Было видно, что он чем-то очень доволен и ему не терпится поделиться свой радостью с ними. – Ну, как вы тут без меня?
- Без тебя – прекрасно! – Бухнул Аркадий Борисович. – Штурмуем рекорды. А ты я вижу преуспел, сияешь, как начищенный самовар! Выкладывай – иначе мы умрем от любопытства!
Александр Олегович  заговорщически подмигнул и хитро улыбнулся обоим. Его просто распирала гордость, и он едва сдерживался.
- Ей-богу, Сашка, ты сейчас лопнешь от важности! – С иронией произнес Аркадий Борисович. – Ну, старый хрыч, долго ты еще будешь измываться над нами? Говори или… он  обхватил Александра Олеговича медвежьей хваткой и зарычал, словно и вправду был медведем.
- Пусти, пусти, бугай ты эдакий! – Завопил Александр Олегович, пытаясь вырваться    из его цепких сильных рук. – Не здесь, не сейчас… Вечером, все вечером… Да пусти же ты, здоровина! – Он, наконец, высвободился и вновь хитро посмотрел на приятеля. – Всему свое время… Ужин, баня… Все обсудим вечером…
- А я?.. – Не выдержала Ра. – Мне тоже идти в баню? – В голосе ее звучали сарказм и обида. – Насколько я помню, вы…
Александр Олегович покраснел. В его вечерние планы Ра никак не вписывалась. Но и оставить ее одну наедине с самыми неприятными мыслями ему не хотелось. Его замешательство было столь очевидным, что Ра стало жаль его. «Разве не может быть у них каких-то своих, мужских дел? - Подумала она. – И разве он мне нянька?». Но другой голос упрямо твердил прямо противоположное, что он не должен так поступать с ней, раз уж взялся за нее, и должен подвести к какому-то логическому концу, прежде чем расстаться или просто отойти в сторону.
- Совершенно нет времени, - растерянно пробормотал Александр Олегович. – Снова дела, бегаю, как сумасшедший. Жена тоже ворчит. Но я найду, конечно, найду для тебя время и вообще, - голос его окреп, - не капризничать! Есть кое-какие мыслишки… Что-нибудь придумаем… А пока… Все бегу, некогда, до вечера!
Он торопливо взмахнул рукой, как будто отмахивался от них, и выкатился в дверь с такой поспешностью, как будто боялся, что его не выпустят отсюда.
- Узнаю Сашку, - сказала Аркадий Борисович. – Сколько знаком с ним, он все такой же. Всегда спешит, куда-то бегает, вечно где-нибудь торчит и не договаривает… Завязать интрижку – у него в крови, но если что-то выгорит, раздуется от важности и просто сияет, как масляный блин! Ну, и чего ты… - он снова посмотрел на Ра. – Раз сказал, что-нибудь придумает, значит, сделает. Да я с него с живого не слезу, в случае чего! Сгребу вот так, как тогда, и куда ему деваться? – Ра засмеялась. – Говорю тебе проявится, значит, так и будет!
Ра пожала плечами. Весь вид ее говорил: «А что же еще остается? Разве есть что-то другое?». Но Аркадий Борисович погрозил пальцем, что могло означать только одно: не балуй и не дури!
Чтобы не кукситься и не вызывать лишних разговоров со стороны матери, Ра решила вечер провести в компании сверстников, собиравшихся посетить только что открывшуюся выставку. Галдящая веселая толпа отвлекла ее от сумрачных мыслей, и она даже была рада, что здесь она была предоставлена сама себе, и никому ничего не нужно было объяснять. Современное искусство мало привлекало ее, и она дивилась, как нагромождение некоего хлама выставлялось, как нечто самобытное  и оригинальное.
- Я вижу, вам не очень нравится, - услышала она за своей спиной приятный мужско баритон. 
- Мне совсем не нравится, - ответила Ра и оглянулась. – По-моему это просто помойка…
Он понравился ей сразу. Спортивный, черноглазый, черноусый и смуглый, как цыган. Густой черный чуб был зачёсан на правую сторону, на лице ослепительно и насмешливо играла улыбка.
- Признаться, мне тоже, - ответил он, - тогда что мы здесь делаем, или вы с ними, - он кивнул в сторону студенческой толпы, хохочущей у очередного экспоната.
- С ними, - подтвердила Ра, - но сама по себе…
- Вот как? Тогда, может быть, стоит покинуть это чрево городского убожества?
- Стоит, - согласилась Ра, и они дружно двинулись к выходу.
Ра помахала толпе рукой и послала воздушный поцелуй.
- Вот так, - констатировала Танька. – Пока мы тут ржали, Ра такого кадра подцепила! Везет же некоторым!..
Но Ра не видела ни ошарашенных взглядов своих сокурсников, ни Танькиной кривой усмешки, ядовито выжимающей на нее зависть, она вся была уже не здесь, а где-то в другом пространстве, по которому летела с легкой радостью, почти невесомая, не понимая, отчего и почему ей вдруг стало так хорошо. Ей казалось, что она знала его  давно, но потом забыла, а теперь вспомнила, как будто память вернулась к ней, как только она его увидела. Эта непривычная легкость несла ее свободно, беззаботно, так, словно за спиной у нее выросли крылья, и она делала сейчас свой пробный первый полет над всем, что было раньше, и от чего она уже улетала.
- Меня зовут Тимофей, - представился он, а Вас?
- У меня странное имя, и я его не люблю, - ответила Ра. – Меня зовут Ираида, но для друзей и дома я просто Ра.  Ра… - она посмотрела на парня и уидивилась, как ей легко и непринужденно с ним.
- Значит, и я буду звать Вас Ра, - сказал он, - так?
- Так, - согласилась Ра. – Только давай на «ты», мы же еще не такие старые и не такие чопорные, как в прошлом веке.
- Заметано, - рассмеялся он, - на «ты». Так куда мы с тобой теперь пойдем, время-то еще детское, какие будут предложения?
- Просто погулять, - предложила Ра, - мне так хорошо…
Они бродили по парку, по зеленым  аллеям, по вьющимся торопинкам, спускающимся с крутого холма к самой реке, откуда виднелся противоположный берег с высокими синими соснами, так оттенявшими желтый песок, сияющий под солнцем медно-красным отливом, по берегу, где у тихой заводи склонялись плакучие ивы, грустно смотря на воду, в которой плыло лазурное небо с молочной пеной облаков.
Они говорили о разном, перескакивая с одной темы на другую, иногда обрывая ее на полуслове и убегая мыслью куда-то в другую сторону, куда стремительно мчался их молодой пытливый радостный ум. Обоим было легко, и глаза говорили больше, чем слова, слетающие с их уст, и наполняли душу чем-то доселе не веданным, чистым и необычайно волнительным, чего с ними еще не было.
Ра чувствовала, что она ему нравится. И впервые ей это было приятно и сладостно, как будто внутри ее что-то таяло теплым нежным вкусом того, что она еще не познала, а только пригубила, слегка соприкоснувшись с ним. Его мягкий взгляд источал тепло, бархатистость и черную бездонную глубину, в которой было скрыто то, что она так хотела узнать про него. И ее взгляд был горяч и игрив, как у молодой лани, дрожащей при виде красивого крупного самца. Он зазывал, манил и кокетничал всей своей природной женственностью, свойственной еще не испорченной юности, стоящей в преддверии таинства под названием любовь.
У них не было усталости  и не было ощущения времени, они парили, не видя никого и ничего вокруг, словно и вправду были только вдвоем – и это было ощущение счастья, полного счастья, которого они не осознавали, но которое было с ними в этот миг их жизни.
Уже спустились сумерки, и последний луч зари багряной полосой лег на небо, уходя вдаль за горизонт, а им казалось, что прошли не часы, а мелькнувшие мгновения, незаметно перенесшие их в этот чудесный сиреневый вечер, спускавшийся темным покрывалом на засыпающий парк.   Их сплетенные руки пели струящимся по ним током, и они не помнили, не знали, как, когда, в какой миг они переплелись и стали единым целым, таким неразрывным, словно родились вместе, чтобы быть навсегда.
Ее пальцы трепетали, и он чувствовал их волненье и сжимал ее маленькую ладошку все крепче и крепче, словно боялся ее отпустить от себя. И она не вырывалась, а только покорно и нежно смотрела на него, отдаваясь полностью его власти. И сердце ее замирало от радости его близости.
- Мне пора, - сказала Ра, когда в парке засветились фонари. – Уже поздно.
- Поздно, - повторил он и посмотрел на часы, - я провожу…
Они шли пешком уже по полупустым улицам в вечерних огнях домов, за которыми мелькали чьи-то тени, и шла чужая жизнь, до которой им не было никакого дела, но которая, как тень, следовала за ними по пятам, сопровождая теплом своего света, мягкого и желтого, как солнце.
- Вот, - сказала Ра, останавливаясь у своего подъезда. – Я здесь живу.
Он все еще держал ее за руку, не отпуская, ничего не говоря, а только пристально вглядываясь в нее омутами своих черных глаз.
- Пора, - прошептала она.
- Пора…-  эхом отозвался он, все еще не решаясь отпустить ее.
Она тихонько высвободила свою руку,  торопливо побежала к двери и дрожащими пальцами стала набирать код, сбиваясь и путаясь от волнения. Потом оглянулась, несколько секунд постояла молча и стремительно бросилась к нему, неловко поцеловав его в губы. Затем отпрянула и вновь оказалась у двери, скользя непослушными пальцами по кнопкам замка. Наконец, дверь открылась, и она юркнула в проем и вновь обернулась назад. Он все еще стоял на том же месте, улыбаясь глупой счастливой улыбкой…
Ей было страшно и весело. Страшно от того, что она шагнула в какой-то незнакомый ей мир, а весело, потому что это был праздник, которого она жаждала и ждала и который наступил так внезапно, неожиданно и, как цунами, обрушил на нее эту гигантскую волну новых чувств, эмоций, красок и звуков. Кнопка дверного звонка под ее пальчиками пела звонким хрустальным колокольчиком нежно, томительно и трепетно.
- Где ты была? – Тревожно спросила мать, пропуская ее в прихожую. – Ни звонка, ничего… Мы с отцом…
- Все хорошо, все очень хорошо! – Заорала Ра и повисла у матери на шее. – Ты не представляешь, как все хорошо! – Она сбросила с ног туфли и закружилась по прихожей. – Все очень хорошо, - повторяла она вновь и вновь, - все очень хорошо!
- Не понимаю, - растерялась мать, - ты можешь объяснить, что случилось?
- По-моему, все ясно, - отец схватил Ра в охапку и посмотрел ей в глаза. – Наша дочь влюбилась. Я прав? – Глаза Ра были счастливые и блестящие, с тем особенным внутренним светом, который бывает только у влюбленных.
- Да, выдохнула она, кажется, да, папка…
- Ну, вот и дождались, - сказал он, выпуская ее из рук.
Она выпорхнула легкая, гибкая, сильная. Он увидел, что это уже не та угловатая девочка-подросток, которая была еще вчера, а другая, распустившаяся так внезапно и незаметно одновременно, что он, как слепой, пропустил этот миг.
Мать опустилась в кресло у трюмо и смотрела на Ра удивленно и недоверчиво. Она как будто спрашивала свою взрослую дочь и все  еще не понимала, как такое могло с ней произойти.
- Кто он? – Наконец, вымолвила она, оправившись от внезапной новости. – Ты совершенно сошла с ума!
- Он? – Ра счастливо засмеялась. – Он – Тимофей, просто Тимофей…
- И все? – Мать  обернулась к отцу. – Ты слышал? Просто Тимофей… Нет, ты погляди на нее, она же ненормальная, нет, что она делает?.. – Ра чмокала мать в обе щеки, крепко держа ее в объятиях.
- Влюбленные все ненормальные, - констатировал отец, - и наша не исключение. Ничего страшного, обычная жизненная история. Думаешь, мы в свое время были лучше, - он замахал руками, - такие же ненормальные!
- У тебя всегда все легко, - возразила мать. – Нет, я должна все знать, слышишь, Ра, все!
- Хочу только есть и спать, есть и спать, - смеясь, проговорила Ра. – Накормите же ребенка, родители! И потом – я сама еще ничего не знаю…
Она уснула крепко и сразу, едва ее голова коснулась подушки. Последнее, что она запомнила, погружаясь в темный мрак сна, было ощущение чего-то очень хорошего и радостного, что открылось перед ней и куда она только еще вошла. Она не слышала бурной дискуссии, развернувшейся между отцом и матерью, обсуждавшими ее новое знакомство, она просто спала, без сновидений, без тревог, но с какой-то счастливой уверенностью в том, что ее ожидало.
Утром она проснулась еще до будильника. Сияло солнце, и небо было чистое и синее, лишь где-то вдалеке легкими перышками плыли облачка. Она вспомнила вчерашний вечер и сладко потянулась. Чувство радости, охватившее ее вчера, снова вернулось к ней и заставило подпрыгнуть в постели с веселым визгом. Все теперь казалось ей необычным и новым,  где все было прекрасно и счастливо.
Тихонько, чтобы никого не разбудить, она выскользнула из своей комнаты и прошмыгнула в ванную. В зеркале на нее смотрела улыбающаяся глупая мордашка, еще чуть припухшая от сна, таращившая на нее удивленные горящие глаза. «Неужели это я? – Подумала Ра. – Какое восторженное незнакомое лицо! Да, это я, конечно, я, только… я влюбилась, - наконец, призналась она сама себе, - я влюбилась! И как мне теперь хорошо, радостно, светло – и все потому, что есть ОН, ОН!». Она зажмурилась.
- Ты там надолго? – Раздался голос матери. – Пожалуйста, поторопись. Отец уже встал и ему надо спешить.
- Да, да, мамочка, сейчас, - отозвалась Ра, наскоро приводя себя в порядок.
Она вдруг вспомнила, что не дала ему номер своего телефона и не знает его. Где-то внутри засосала противная тревога, поднимающаяся вверх к горлу, стиснувшая ее удушливой хваткой. «Какая я дура, - пронеслось у нее в голове. – А вдруг этого ничего больше не будет, и все станет по-прежнему, и я никогда его не увижу?». Она почувствовала, как холод растекается по ее рукам и ногам, сковывая все ее движения, словно она калека.
- Что опять, - увидев ее бледное лицо, забеспокоилась мать, - что ты там себе надумала?
- Он не знает моего номера, - упавшим голосом ответила Ра, - он не позвонит. И я не знаю…
- Дуреха, - оборвала ее мать, - он знает, где ты живешь, и если захочет…
- А если нет?..
- Не забивай себе голову, - рассердилась мать, - лучше позвони Александру Олеговичу. Думаю, он даст тебе нужный совет. И не раскисай. Ничего страшного не произошло. Не накручивай…
- По-моему, мать права, - вмешался отец. – Ну же, не вешай носа,Ра! Куда он от нас денется!..
Тимофей не звонил и не появлялся. Александр Олегович снова был занят, и нудный автоответчик предлагал оставить ему сообщение. Ра оставила их уже несколько штук, но телефон по-прежнему молчал. Ра ругала себя последними словами, и на все расспросы однокурсников отвечала лукавым молчанием, не желая признаться в своем промахе.   
А Александру Олеговичу было отчего молчать. Уже несколько дней он безуспешно пытался уговорить своих сыновей познакомиться с Ра, расписывал ее прелести и хвалил на все лады, словно хотел повыгоднее ее продать. Парни только ухмылялись и наотрез отказывались знакомиться.   Каждый из них довольно ревниво относился к ущемлению своей личной свободы, и даже родителям было категорически запрещено вмешиваться в их личную жизнь.
- Отстань, батя, - наперебой увещевали они отца, - сваха из тебя никудышная, - да и не надо это… Все образуется само собой, вот увидишь! И девица эта твоя непременно подцепит кого-нибудь без твоего участия. Честное слово, батя, ты стареешь…
- Вы хотя бы посмотрели на нее, - не отступал отец, - конфетка, прелесть, а не девочка! От одного раза с вас не убудет! Хотя бы оценили мои старания… Сколько труда положил я на эту девчонку! И что? Вам даже лень уважить отца…
Александр Олегович не на шутку обиделся. В душе он желал, чтобы кто-то из них двоих непременно заинтересовался Ра и, чем, как говорится, черт ни шутит!.. Но… парни упрямо отказывались выполнить его просьбу.
- Была какая-то сухопарая дылда, - брюзжал он, - а теперь… теперь просто персик в самом соку! А сколько с ней возился Аркашка, подумать только - и все из-за меня, потому что я его попросил, а вы, вы – мои родные сыновья не хотите сделать мне маленькое одолжение… - Александр Олегович разочарованно разводил руками. – Обидно, честное слово, обидно!
- И что, этот персик никого не может себе найти, - с нескрываемой иронией спрашивали сыновья. – Детский сад какой-то… Ты, что, батя, нянька при ней или кто…
- Не нянька и не детский сад, - сердился Александр Олегович, - просто девчонке не повезло. Немножко странноватая, диковатая, застенчивая… С такими часто бывает нелегко. Они просто не могут вписаться в окружение и им нужно помочь. Между прочим, как раз на вас обоих я и возлагал огромные надежды. И неужели так трудно помочь отцу, когда он вас так просит…
Александр Олегович замолчал и всем своим видом показывал, как он разочарован этими двумя взрослыми мужчинами, которые никак не могут понять столь простых вещей  и не желают поступиться ни каплей своих интересов, чтобы помочь ему.
- Может, все-таки сходим посмотрим, - неуверенно предложил младший, которого звали Илья, - оценим папашин труд. Не понравится – рванем, куда глаза глядят, и пусть  она ищет других дураков!
- Хотя бы посмотрите… - вкрадчиво, чтобы не сглазить удачу, снова повторил Александр Олегович. – Просто посмотрите – и свободны. Ну, а если она вам понравится, - он лукаво посмотрел на старшего, - тогда берите на абордаж, я не возражаю!
- Ну, хорошо, - сдался старший Андрей, - но только посмотреть. И ничего не обещай ей. А то нагородишь всякой всячины, а нам отдувайся! И не раньше, чем послезавтра, раньше я не смогу…
Алексанлр Олегович торжествовал. Он знал, он просто чувствовал, что Ра им понравится. И они – двое рослых красивых спортивных парней тоже не могли не понравиться ей. А потом… потом он соберет всех вместе, и там Ра войдет в их круг уже совершенно своей, окруженной заботами и вниманием всего их мужского клана.
Он тараторил  в трубку без остановки. Ра едва успевала отвечать «да», как получала новую порцию наставлений. Ей совсем не хотелось встречаться с его сыновьями, но грустное настроение, навеянное разлукой с Тимофеем, хотелось разбавить какими-нибудь приключениями, и встреча с ними как нельзя кстати подходила под этот случай.
- Хорошо, я буду, - не желая расстраивать Александра Олеговича и посвящать его в свои дела, весело отвечала она. – Да-да,  я поняла, я все  сделаю, как вы говорите. Непременно… 
- Вот и хорошо, - ободрил ее отец, - а то сидишь киснешь. Погуляй, познакомься… Смотришь, и твой суженый-ряженый найдется сам по себе. Главное не падать духом. Все образуется, дочурка!
Ему вторила мать, довольная тем, что Александр Олегович снова все берет в свои руки.
- Он знает, что делает! – Уверенно заявила она. – У этого молодца промашек не бывает! И потом, все-таки интересно, что за отпрыски у такого отца. Если бы было можно… - она закатила глаза под лоб, - я бы и сама побежала, как девчонка. Это так романтично и любопытно… Потом ты все расскажешь нам с отцом. И, может быть, наконец, он примет наше приглашение на обед.
Ах, матери! Они всегда проявляют недюжинный интерес к делам своих дочерей. С каким жаром, искусством, лукавством суют они порой свой нос в самые интимные стороны их жизни, с каким адским терпением по крохам выуживают из них интересующие  подробности, с каким рвением ругают всех и вся когда их ставят на место и как возмущаются, когда что-то делается в обход их!
- Мама! – Постаралась урезонить ее Ра. – Ему некогда. Он светский человек…
- Он интеллигентный человек, - обрезала мать, - и должен прекрасно все понимать. Наше затянувшееся незнакомство уже неприлично. Он так много для тебя сделал, что пора как-то отблагодарить его…
Ра замахала руками: спорить с матерю было бесполезно. Наверное, не случись ее встречи с Тимофеем, и она была бы в том же тревожно-приподнятом настроении, которое бывает перед свиданием, могущим стать для нее переломным событием в жизни. Но теперь это ее не трогало, а скорее было отвлекающим маневром от нудных серых дум, засевших в ее голове и душе, с которыми ей никак не удавалось справиться. Все материнские советы о том, как ей нужно выглядеть, она пропускала мимо ушей, словно и впрямь махнула на все рукой. В далеком углу ее души ныла загнанная тоска, боровшаяся с теплившимся огоньком надежды на другую встречу, которой она жаждала и которой она жила по-прежнему.
Любой звонок по телефону заставлял ее вздрагивать, хотя она знала, что он не может ей звонить. И все-таки снова ждала какого-то чуда, всматриваясь в горящие цифры номера. Ее женское самолюбие бунтовало и возмущалось, хотя внешне она была тиха и покойна. И мысли ее то обвиняли его, то искали  оправдания, запутывая ее все сильнее и сильнее. «Как странно бывает, - думала она, - одна встреча, один взгляд – и ты уже знаешь, что это ОН и никто другой! И как ты это понимаешь, невозможно объяснить. Можно только почувствовать какими-то невидимыми биотоками, о которых никто ничего не знает, но которые существуют, как бы это ни отрицали! И сразу все меняется, и меняюсь я, хотя еще никто этого не понял, не увидел, не почувствовал! Как странно…»
Она узнала их сразу. Они стояли оба одинакового роста, лениво посматривали на проходящих и о чем-то неторопливо переговаривались. У каждого в руке было по розе, но разного цвета: у одного она была красная, у другого – белая. Одеты они были просто, без вычурности, и Ра это понравилось. Она подошла к ним не сразу, а издали несколько минут приглядывалась к ним, как будто оценивала, стоит ли вообще знакомиться. Ей вдруг стало неловко, и она уже готова была дать стрекоча, как неожиданно встретилась с одним из них взглядами и почувствовала, что он понял, кто она такая. Парень тут же кивнул брату, и они решительно и торопливо направились к ней. И чем ближе они подходили к ней, тем больше она чувствовала свою неловкость.
- Это вы – Ра? – Спросил тот, кто показался ей старше.
- Я… - голос Ра охрип и был едва слышен. Она кашлянула, покраснела и вновь повторила, - я…
- А мы сыновья Александра Олеговича, - совершенно спокойно, будто и не замечая ее волнения, проговорил парень. – Знакомьтесь – мой брат Илья, а я – Андрей. – Они протянули ей по цветку.
- По два не дарят, - сказала Ра, не принимая их подарка. – Парные только на похороны. Вы же не хотите мне…
- Третий цветок в пути, - несколько стушевавшись, сказал Илья. – Папочка, как всегда опаздывает. Не бойтесь, берите… - Он  посмотрел на часы. – Вот-вот должен появиться…
Ра протянула руку к цветам. Наступила неловкая пауза. Пялиться и рассматривать девушку в упор, было неприлично, и парни бросали на нее украдкие взгляды, про себя оценивая все, что видели по одним, только им понятным меркам. Несколько раз они довольно хмыкнули, скользнув взглядом по ее длинным стройным ногам и даже улыбнулись.
- У вас хорошая фигура, - сказал Илья, решаясь прервать затянувшееся молчание, - и это не комплимент, это правда…
- Вы прекрасно выглядите, - поддакнул Андрей, вторя брату. – Как это… когда все совпадает… гармонично, - нашелся он. – Все на месте, все, как надо.
Ра смутилась, словно никогда и никто ей не говорил приятных слов. Те комплименты, которые сыпались ей от сокурсников, были для нее чем-то полудетским, что она воспринимала с удовольствием, но не серьезно. А эти незнакомые ей два молодых человека было совсем другое, взрослое и мужское, она это чувствовала и поэтому это было ей особенно приятно.
- Однако, папаша где-то застрял, - снова глядя на часы проговорил Андрей. – С ним вечно так… Короче, ждем еще пять минут – и рвем когти, не возражаете? – Он посмотрел на Ра.   
Она неопределенно пожала плечами. Ни она, ни братья не знали, что это очередной хитрый ход Александра Олеговича, спланированный и продуманный им заранее. По его плану, мальчишки теперь просто обязаны были тащить ее за собой, чего он и добивался от них. Бросить девушку на него и тихонько отойти в сторону теперь было невозможно.
- Ну все, валим! – Скомандовал Андрей.
- Давай хотя бы позвоним ему, - предложил Илья, набирая отцовский номер. «Абонент занят, перезвоните позже», - раздался в трубке женский голос. – Занят… - сказал Илья. – Ладно, идем, пусть беспокоится сам. В конце концов…
Розочки в руках Ра нервно подрагивали.
- Да бросьте вы их к черту! – Вспылил Андрей. – Если верите в приметы, выбросите – и дело с концом!
- Лучше давай купим еще один цветок, - предложил Илья, - зачем выбрасывать…
- Дуй, - коротко бросил Андрей, - пять минут – и чтобы был здесь!
Через несколько минут Ра, подхваченная с  обеих сторон братьями, уже шла к стоявшей в стороне машине. В ее руке трепетали три цветка: две розы и огромный синий ирис с желтыми прожилками по лепесткам.
- Куда теперь? – Спросил Илья брата. – Девушку нужно развлечь, нельзя давать ей грустить… Может быть, в клуб?
- В клуб так в клуб, - садясь за руль, согласился Андрей. – Вы не против?
Ра покраснела. Ей было стыдно признаться, что она еще ни разу  не была ни в каком клубе. Она торопливо кивнула и отвернулась к окну, боясь, что они угадают ее растерянность. З а окнами побежали перекрестки и дома, новые, старые. Мимо неслись машины, и Ра казалось, что она переступает еще один порог неизвестной ей другой жизни, и это тоже волновало и тревожило ее.
Машина остановилась возле нового стеклянного здания. Клуб «Айвенго» прочитала Ра на фасаде. Перед входом стояло множество машин, и люди входили и выходили из таких же стеклянных дверей, впускавших и выпускавших их праздничный поток.
- Вперед! – Снова скомандовал Андрей. – Прошу, - он галантно пропустил Ра вперед. – Вы,  я вижу, здесь в первый раз…
- Да, - выдохнула Ра, тараща глаза вокруг. – Уж, пожалуйста, не бросайте меня здесь одну…
- Как можно, - Илья тихонько взял ее под локоток, - здесь только рыцари. Вы же прочитали название клуба? «Айвенго» - это говорит само за себя. – Он улыбнулся. – Прекрасная дама, мы в Вашем полном распоряжении.
- Всегда хотелось почувствовать себя кем-то в этом роде, - призналась Ра, все еще не справляясь с охватившим ее волнением.
- Чувствуйте! – Смеясь, предложил Андрей. – А мы с Илюхой Вам поможем. – Ну-с… - Он галантно изогнул руку. – Просю…
Эта игра понравилась всем троим. Они наперебой старались угодить ей, шутливо оперировали галантным языком прошлого и от души веселились, играя роли заклятых соперников, вставляя друг другу  шпильки в ухажерских  перепалках. Напряжение Ра испарилось, словно его и не было. И она капризно оттопырив губку, снисходительно принимала знаки их внимания, находя настоящее удовольствие в их колких перепалках.
Немного вина, фрукты, шоколад – все подействовало на нее магически: ей было легко, хорошо, весело и совершенно свободно, словно этих двух ребят она знала давным-давно. Народу все прибывало, и к ним стали подходить незнакомцы, которым Ра представляли в той же галантной форме, заставляя целовать ей ручку и соблюдать все нормы галантного этикета. Она хохотала. Впервые ей доставляло удовольствие быть центром всеобщего внимания и играть эту непривычную ей роль, которой она всегда стеснялась и боялась. Все кружилось цветным фейерверком – музыка, огни, танцы, лица… Лица…
Ра тряхнула головой. «Мне показалось, - подумала она, столько впечатлений!». Но сердце билось, как сумасшедшее. Она внимательно вглядывалась в толпу – ничего. «Показалось,  снова подумала она. – Полумрак, тени, душно…». Она встала из-за стола.
- К Вашим услугам, - тут же услышала она голос.
- Душно, нельзя ли проветриться? – Тихо спросила она. – Голова закружилась…
И опять она увидела это лицо, надвигавшееся на нее из полумрака. Теперь оно приближалось, и Ра ясно видела, что это Тимофей. Ноги ее обмякли,  и она вновь опустилась на стул.
- Вам дурно? – Раздался над ее ухом тихий шепот.
- Нет, мне хорошо, просто… - Ра сделала паузу, пристально вглядываясь в уже совсем близко подошедшего Тимофея. «Узнал ли ты меня, - спрашивали ее глаза, - где ты был, почему не звонил?».
- А Тимоха, - следуя ее взгляду, проговорил Андрей. – Откуда ты? Сто лет не видались, знакомься – наша Прекрасная дама с таинственным именем Ра!
- Знакомы, - коротко бросил он, - с месяц как знакомы.
- Ну, ты ловелас! – Воскликнул Илья. – Когда же успел? Целуй даме ручку и присоединяйся. Каково, а? Синьора, это правда?
- Сущая правда, - подтвердила Ра. – Только синьор кавалер сразу же после знакомства бесследно исчез в неизвестном направлении.
- И ни разу не позвонил? – Не унимался Илья. – Тогда дуэль – и немедленно! К барьеру, каналья ты эдакая!
- Может быть, сначала выслушаем его объяснения? – Предложила Ра. – Итак, сеньор…
- Я был в отъезде, - спокойно сказал Тимофей, - далеко…
- И что, - не унимался Илья, - там не было связи?
- Не было, - подтвердил Тимофей, - осьмнадцатый век, знаете ли… Какая связь? Все эстафеты, эстафеты… Едва успел к нынешнему числу…
Все захохотали. Тимофей смотрел на Ра, не отрывая глаз.
- Выкрутился, каналья! – Констатировал Илья. – Ну, и что будем с ним делать?
- На первый раз помилуем, - сказала Ра. – Но только на первый…
- Ах, синьора, - вздыхая, проговорил Илья, - кажется, мы все опоздали, и место рядом с Вами уже занял кто-то другой, - он выразительно посмотрел на Тимофея, - завидую, но удаляюсь! Синьоры, мы все остались не у дел, поскольку здесь другой поспел! Ну, что ж, не будем им мешать дела их тайные решать!
Смеялись все. И только Ра и Тимофей молча глядели друг на друга, не произнося ни слова и не принимая участия во всеобщем веселье. Они не видели и не слышали никого вокруг. И та незримая ниточка, которая соединила их в первый раз, трепетала их чувствами, передавая взглядами нечто большее, что можно сказать словами. Им хотелось побыть вдвоем, как тогда, продолжить то, что так внезапно было прервано разлукой, просто побродить по улицам, на которых уже никого нет, просто послушать друг друга и себя, чтобы понять и услышать, что творится в душе каждого.
Их уход никто не заметил. Вернее, сделали вид, что не заметили. Они, не прощаясь, вышли в полумраке из танцующего круга  на улицу. Вечерние огни, проносящиеся мимо машины, особенный вечерний гул города – все звенело в ушах необыкновенной симфонией благородства, переливающейся калейдоскопом звуков и цветов.
- Где же ты был все это время? – Неожиданно для себя самой спросила Ра.
- Дела, - коротко ответил он.
- Такие дела, что ты не мог дать о себе знать, - сказала она и в голосе ее послышалась обида.
- Мог, - откровенно признался он, - просто не хотел…
- Не хотел, почему? – Голос ее споткнулся и сдавленно охрип.
- Не знаю, - проговорил он. – Хотелось все обдумать.
- И как?... – Ра затаила дыхание, боясь услышать что-нибудь такое, что навсегда порушило бы то, что зародилось в ее душе.
- Как видишь, - голос его звучал ровно, и Ра показалось, что ему совершенно безразлично, как ей было, и что она передумала в его отсутствие. – Иногда приходится брать паузу, чтобы понять самого себя, - продолжил он, - просто разобраться, что и как. Странно…
- Что странно? – Голос Ра задрожал и зазвучал звонко и тонко. – Странно, что вот так, в первый же раз девчонка может броситься тебе на шею? Странно, что можно сразу почувствовать, что это именно твой человек? Странно, что тебя пронизывает, как током, некая сумасшедшая мысль о том, что это тот единственный человек, который тебе нужен? – Она выпалила это  залпом и остановилась перевести дух. – Не перебивай! Знаешь, какое прозвище мне дали в университете? – Чокнутая… Ты тоже так считаешь? Говори, не стесняйся…
Тимофей молчал. Его голова была низко опущена, как у человека, в чем-то сильно провинившегося, и в полумраке позднего вечера невозможно было разглядеть на его лице улыбку. Он спокойно вытащил пачку сигарет, вынул одну и закурил, затем протянул Ра.
- Не курю, - коротко бросила она и замолчала.
Несколько минут они шли молча, рассматривая бегущую мимо них вечернюю жизнь.
- Первый раз в жизни мне объясняются в любви, - наконец вымолвил он, - не знал, что это так приятно… Ты просто Татьяна Ларина…
- Я не она, - резко возразила Ра, - и ты не Онегин. Я сама не знаю, как это вышло… Наверное, от обиды, от твоего молчания.
- Однако, ты отчаянная, - сказал он и взял ее за руку. Он сжал ее крепко и почувствовал, как ее пальчики нервно затрепетали. – А как ты подцепила этих двоих? – Спросил он неожиданно. – Ты знаешь, кто они?
- Конечно, - Ра затараторила как заведенная, радостно уходя от прежнего разговора, - это сыновья моего… она запнулась, - наставника, благодетеля, продюсера, даже не знаю, как назвать его. Одним словом, Александр Олегович взял надо мной шефство…
- А теперь решил познакомить тебя с сынками, - продолжил Тимофей, - и как?- В голосе Тимофея слышалась плохо скрываемая ревность.
- По-моему парни что надо, - сказал Ра, - и ты не задирай нос, не хуже тебя.
- Не хуже? Лучше, лучше меня, потому что у меня нет такого крутого папы, как у них. – Глаза его были совсем близко от глаз Ра. Они играли и светились, вспыхивали и гасли. – Смотрите, девушка, не промахнитесь!
- Не промахнусь, - ответила Ра, не отводя взгляда. – Кажется, я уже попала в цель!
Они целовались так много и так долго, что у Ра опухли губы. Голова ее кружилась от счастья, и порой ей казалось, что она и вправду сошла с ума. Они были рядом, и она понимала, что теперь  просто не сможет жить одна, без него, потому что они слились во что-то единое и неразрывное. И она не боялась говорить ему об этом, а он слушал и смущенно улыбался ей в ответ.
Они вбили друг другу в телефоны номера, и, расставшись у дома, он еще несколько раз позвонил ей, прежде чем она нажала кнопку своего звонка. Мать, нетерпеливо ожидавшая ее появления, увидев ее сияющую физиономию, радостно всплеснула руками и тут же принялась тормошить дочь расспросами.
- Ну, как все прошло, - тараторила она, кружась возле Ра, - по твоему виду – так просто блестяще?
- Как нельзя лучше, - подтвердила Ра. – Мальчишки что надо и все что надо! – Во! Не исключено, что я скоро выйду замуж, так что, родители, готовьтесь!
Мать онемела и бессильно опустилась на стул. Лицо ее выражало растерянность и испуг, как будто на нее обрушилось нечто страшное и печальное.
- Как? – Сдавленным голосом спросила она Ра. – Кто он? Так скоро… Эти нынешние мальчики…
- Это не мальчики, - улыбнулась Ра, - это я! Сегодня я объяснилась в любви, - мать тихо охнула и обмякла, - и знаешь кому? Тимофею. Он оказался их другом, и мы встретились с ним в клубе… Мальчишки сразу все поняли.
- Отец! – Закричала мать таким голосом, словно кричала «караул!». – Только послушай, что она говорит… Вы же совсем не знаете друг друга… Как можно… Такой шаг в жизни… Сумасшедшая…
- В чем дело, что ты так кричишь? – Отец недовольно заворчал, оторванный от своих профессорских дел. – Я же прошу не мешать мне, когда я работаю…
- Наша дочь собралась замуж, - выпалила мать, - за этого шалопая, который заморочил ей голову, а потом пропал черт знает куда и сегодня снова возник, словно черт из табакерки! – Мать не жалела красочных эпитетов. – Она сошла с ума и, кажется, сделала ему предложение,   ты должен…
- Ты сделала ему предложение? – Отец задрал очки на лоб. – Это шаг. Впрочем, какая разница кто кому делает предложение, важен результат… Каков результат?
- По-моему положительный, - весело ответила Ра.
- Ну, вот, - отец посмотрел на мать. – И нечего закатывать истерики. Девке давно пора замуж. Так что, как говорится, готовь приданое!
- А Александр Олегович, он знает, он видел? – Не унималась мать.
- Думаю, ребята ему все расскажут, - проговорила Ра. – И потом, здесь он мне не советчик!
Александр Олегович проявился на следующий день. Он не подавал вида, но был явно чем-то расстроен. Ра сразу поняла это по тому наигранно веселому тону, которым он заговорил с ней. Он тарахтел без умолку, рассыпаясь перед ней в многочисленных комплиментах, за которыми ее чуткому уху слышалась явная досада.
- Моим оболтусам ты приглянулась, - браво заявил он, -  и старшему и младшему. Не скрою, поначалу я едва их уговорил на встречу с тобой, но теперь… Теперь я вижу, что труды мои, действительно, не были напрасны. Но и ты, милочка, - в его тоне зазвучали ехидные нотки, - как оказывается, не теряла времени зря. У тебя там серьезно?..
Ра вспыхнула. Конечно, она была благодарна Александру Олеговичу. Без него она, вероятно, так и осталась бы замарашкой, сидящей в углу, на которую никто не обращал внимания. Но ведь и она приложила немало стараний, чтобы добиться такого результата и не вечно же ей ходить под его пятой? – Все это промелькнуло у нее одной мыслью, которая обожгла ее, заставила сжаться в комок и начала бешено сопротивляться.
- Более чем, - ответила она сухо. – Хотя честно Вам признаюсь, что Ваши сыновья весьма забавные и неглупые ребята.
- Неужели, ну спасибо, - в голосе Александра Олеговича звучала нескрываемое раздражение. – Забавные? Я непременно передам…
- Ну же, не злитесь, - поняв, что брякнула что-то не то, спохватилась Ра. – Они мне очень понравились. Впрочем, я всегда думала, что у такого отца, как Вы, не может быть плохих сыновей. А я.. Что же делать… я просто влюбилась, и Вы должны понять меня…
Александр Олегович чуть помолчал, как будто собирался с мыслями, затем громко кашлянул и, наконец, проговорил спокойным, но грустным голосом.
- Надо признать, ты права… Что же -  это жизнь. Не всегда получается, как хочешь, иногда лучше, иногда хуже. Во всяком случае я рад за тебя. Наверное, я старею, брюзжу, устаю, как собака… Не обижайся…
- Что Вы! –  Поспешила уверить его Ра. – На что? Я – это частичка Вас. Просто я выросла и теперь…
- Не продолжай, - прервал он, - мне все ясно. Одна просьба:  не познакомишь ли ты со своим избранником и меня? Все-таки очень хотелось бы знать, кому я передаю тебя?
Ра улыбнулась. «Он хочет знать, какой конец будет у этой истории, - поняла она. – Что ж, он имеет на это полное право».
- Конечно, при первом же удобном случае, - вслух продолжила она свою мысль.
- В таком случае этот случай не за горами, - каламбуром ответил он. – Я как раз собирался собрать вас всех на небольшую вечеринку. Особенных гостей там не будет, только свои. И я надеюсь, там ты и познакомишь меня со своим избранником. Думаю, это будет через пару дней. Тебе перезвонят.
Через два дня в уютном небольшом ресторанчике веселилась пестрая шебутная компания. Там не было ни смокингов, ни громких пылких речей, ни официальных поздравлений, что говорило о том, что здесь присутствуют только хорошо знакомые близкие люди. Непринужденная обстановка ресторанчика расслабляла и придавала встрече домашнее теплое очарование семейственности. Ра знала почти  всех гостей, присутствующих здесь за исключением некоторых, что совершенно не мешало ее раскованности. Александр Олегович сидел рядом с Аркадием Борисовичем и о чем-то оживленно переговаривался с ним.
Ра уже успела познакомить его с Тимофеем, и он издалека придирчиво посматривал в их сторону, словно, как когда-то из нее, хотел выудить все, что было у него внутри. Ра не знала, о чем он говорит со своим собеседником, но чувствовала, что разговор идет о них.   
- Он просто поедает нас глазами, - сказал Тимофей. – Удерем?
- Неудобно, - нерешительно проговорила Ра,  - он так старался. Задержимся хотя бы еще на часик…
После изрядно выпитого, суеты, громких разговоров и музыки, гремящей на весь ресторанчик, их уход заметили не сразу. Два пустых стула сиротливо глядели в середине стола, словно два выбитых зуба.
- Сбежали, - констатировал Аркадий Борисович. – Что им с нами, мы для них старики. И пусть…
- Пусть, - согласился Александр Олегович, размягченный и несколько осовевший от выпивки, - пусть, конечно… Только знаешь, Аркашка, я чувствую себя, как Пигмалион, который собственными руками отдал другому свою Галатею…
Аркадий Борисович захохотал.
- Смотри только не брякни это жене…
 
       
 


































 


 


 
 





















                Ч О К Н У Т АЯ
Она была странная. Не как все. Длинная, худая, с синюшными костлявыми руками, торчащими из грубого свитера, явно не ее размера и висевшего на ней, как на колу, с чудными хвостиками, завязанными шнурками от ботинок, и прилипшими к ее ногам джинсами, которые обтягивали их настолько плотно, что, казалось, на них совсем нет мяса, а только кости, торчащие на коленях и по бокам вздутыми буграми. Лицо ее было мелким, с впалыми бледными щеками, и имело вид человека, сильно не доедающего. Со спины ее запросто можно было принять за парня, настолько неженственной и нелепой была вся ее долговязая фигура.
Она производила впечатление неряшливости и вызывающей небрежности. Но ее это не смущало, несмотря на то, что окружающие девчонки посматривали в ее сторону с явным пренебрежением и даже брезгливостью. Она не проявляла к ним никакого интереса, и это еще больше вызывало раздражение, переходящее в мелкие уколы, перешептывания за спиной и злобливые свистящие шуточки, которые отпускались по ее адресу с неизменным ядовитым удовольствием.
Ребята смотрели в ее сторону насмешливо, но не трогали, хотя тоже  считали ее в своем кругу странной и несколько не в себе. Она не вызывала у них никакого интереса, а потому сидела всегда одна, в уголке, тихонько поглядывая на всех из своего укрытия. Наш университет был преимущественно девчачий, и среди остальных сокурсниц, нарядных и накрашенных, как в гламурных журналах, она и вовсе блекла своей серенькой внешностью.
Лекции она посещала нечасто, и было странно, что преподаватели как будто не замечали этого. Даже на семинарах она была редкой гостей. Зато когда посещала их, изумляла всех глубоким знанием предмета и умением вести дискуссию даже с преподавателем. В группе она  держалась особнячком, не проявляя интереса ни к кому, словно всех остальных и не было. Ее неусредненность сослужила ей недобрую службу: ее называли «заумной», «выскочкой» и еще больше сторонились, с желчной завистью наблюдая за ее успехами.   
Иногда из любопытства кто-нибудь просил у нее конспекты. Она пожимала плечами и вынимала толстую академическую тетрадь с мелкими каракулями, неизменно предупреждая, что разобраться в них непросто, и это не совсем то, что давали на лекциях. Каракули эти мелким бисером теснились в каждой клеточке листа и были написаны столь убористо, что рябило в глазах. Читались они тяжело, и после нескольких минут пыток тетрадь возвращалась хозяйке без чувства малейшей благодарности.
Ходили слухи, что она чья-то дочка, поэтому с ней так носятся, но, наверное, никто ничего не знал. Все же попытки разузнать что-либо от нее самой заканчивались двусмысленным молчанием, вызывавшим еще большее недоумение и любопытство. Ее молчаливость и нежелание с кем-либо сближаться, создавали вокруг нее вакуум. Но она не тяготилась этим, живя в каком-то своем, неизвестном никому мире, где ей было уютно,  и куда она не хотела нас впускать. Фамилия ее была самая обыкновенная, и только имя вызывало недоразумение, хотя и оно не было чем-то необычным. Официально полное имя ее звучало как Ираида Иванова. Представлялась же она как Ра. На вопрос, что это за имя и почему Ра, она вновь пожимала плечами и отвечала, улыбаясь: «Мне так нравится – Ра…».
Постепенно ее перестали замечать вовсе, словно ее и не было. Даже в обычные студенческие посиделки или забавы ее не приглашали, считая это не нужным и не помня о ее существовании.   И так длилось до тех пор, пока она однажды не появилась перед лекцией с шикарным парнем, одетым в смокинг и с бабочкой, словно на прием к английской королеве. Девчонки ахнули, а ребята, придирчиво оглядывая незнакомца, презрительно перешептывались с явной завистью, которой наделяла его женская половина. Парень выглядел еще шикарнее в сравнении с небрежностью Ра. В его непринужденности носить эту необычную для молодых одежду и в самих манерах чувствовалась некая  врожденная утонченность, которой обладают люди, искушенные дорогими  изысканными вещами, привычными их кругу, и умеющими обращаться с ними просто и естественно, не испытывая ни малейшей неловкости. Он услужливо крутился возле Ра, негромко наговаривая ей что-то на ухо, а она сосредоточенно молчала и только изредка наклоняла голову в знак согласия. Девчонки бесились от любопытства, но подойти и встрять в их разговор не решился никто.
Когда в аудиторию вкатился наш толстенький и смешной декан, которого за глаза звали Колобком, он лучезарно улыбнулся и, раскланиваясь, выскользнул в коридор, на ходу успев махнуть Ра рукой и дав ей понять, что будет звонить. По нашему ряду пошел шепот. Все делились впечатлением от увиденного, комментируя на свой лад, что бы это значило. Колобок несколько раз сделал нам замечания, и мы, чтобы не искушать судьбу, перешли на записочки. Лекция слушалась вполуха. И не успел прозвенеть звонок, как мы дружно ринулись к Ра.
Она встретила нас спокойно и равнодушно, ничуть не удивившись нашему всеобщему вниманию.  Ее тетрадка была испещрена бисером, и было видно, что лекцию она слушала внимательно, и присутствие молодого человека на ней никак не отразилось.
- Колись, Ра, кто это? – Чуть не хором допытывались девчонки. – Ну, Денди, прямо… Шикарный парень! Где подхватила?
- Нигде, - спокойно и равнодушно ответила она, - это брат, мой брат. – Ее губы тронула усмешка. – Все так, - она обвела замолчавших девчонок взглядом, - так всегда… Увидят, потом спрашивают, пристают…
- Познакомила бы… - раздался чей-то голос. – Свободен или как? Не жмись, Ра, все равно не твое…
- А машина у него есть, марка какая, - рвались вперед ребята, - папочка, небось, купил… Сколько лет брательнику твоему?.. Сразу видно, из заграницы не вылазит…
Ра слушала молча, изредка морща свой длинный нос, как будто ей были неприятны все наши вопросы.
- Ну, хоть как зовут его скажи, - девчонки начинали злиться, - строишь из себя… Тоже нашла тайну… Не парень же твой, брат…
На губах Ра заиграла странная улыбка. Она подняла на нас свое худое бледное лицо с бесцветными глазами и, глядя поверх наших голов, тихо, почти одними губами прошелестела каким-то странным полушепотом несколько непонятных фраз, заставивших нас переглянуться.
- А может, и не брат… Не совсем брат… Или брат, я не знаю… А машина есть, хорошая машина, только я в них не разбираюсь…
Кто-то из ребят покрутил возле виска с явным намеком, что она не в себе. Девчонки  дружно захихикали и понимающе переглянулись.
- Ну да, не определилась еще… Только ты того, на себя посмотри в зеркало. Куда тебе с ним? Такому девушка другая нужна, а ты… ты…
- Что я? – Ра одернула свой обвисший свитер. – Жаба, крыса, страшилище… Что я? Тогда не надо…
Ей не дали договорить. Ей хохотали прямо в лицо.
- Да, да – и то, и другое, и третье. А еще – ты чокнутая, чокнутая, поняла!
Ра молча убрала книги и тетрадь и, не говоря больше ни слова, спокойно удалилась из аудитории. Это взбесило всех еще сильнее.
- Нет, что ни говорите, а она не в себе, - констатировала Танька, самая красивая в группе. – Неужели у этой уродины такой брат? И пошла, как палку проглотила, - Танька чуть ссутулилась и вобрала голову в плечи, изображая походку Ра. – Точно, Чокнутая… А братик ничего, что надо мальчик!
- Чокнутая-нечокнутая, а знакомить не хочет, - подтрунил кто-то из ребят, - ты Танька тоже, того… Не любишь, когда мимо рта пролетает. Вон как взвилась! Парень в шоколаде, не то что мы, бедные студенты…
- Это точно, - подтвердил кто-то из девчонок, - Танька везде на боевом коне. Порхает, как бабочка, от одного к другому, где чем поживиться… Ишь, слюна закапала! Ра, конечно, не от мира сего, но сдается, не такая уж дура, как вы думаете…
С легкой руки Таньки за Ра закрепилась кличка Чокнутая. Теперь ее так и звали, перешептываясь за ее спиной и громко обзывая в отсутствие. Ра ничего не выясняла и больше не возвращалась к разговору о брате. Однако, спустя неделю, он так же внезапно появился вновь, возбудив новые пересуды алчущего любопытства аудитории. Теперь уже девчонки рассматривали его, не стесняясь, поедая глазами и явно давая намек на знакомство. Танька нахально вперилась в него глазами и смотрела, не моргая, точно хотела его загипнотизировать. Она, как товар на рынке, вертелась перед ним, стараясь показать все свои достоинства – ладную красивую фигуру, стройные длинные ноги на шпильках и волнистые густые волосы, окрашенные в модный платиновый блонд.
В ее присутствии Ра поблекла окончательно. И Танька с удовольствием констатировала, что парень несколько раз посмотрел на нее с интересом. Ра молчала, словно ничего не замечала. Лишь несколько раз дернулись уголки ее губ, выдавая в ней напряжение и раздраженность. Разговор Ра с братом подходил к концу, и Танька решила не упускать момента.
- Я в совершенном отчаянии, - подплыла она, - таинственный незнакомец второй раз посещает нашу альма матер, а мы до сих пор не знакомы… - Она смотрела парню прямо в глаза так смело и пристально, что он опустил голову, смутившись. – По неизвестным причинам нас не хотят знакомить, видимо, оберегая для кого-то другого?
- Уйди, - сказала Ра, - прошу тебя, уйди!
Танька прищурилась.
- Значит, я не ошиблась, - насмешливо проговорила она, - оберег в действии! Кстати, а кто она – сестра, знакомая, невеста… В прошлый раз она лепетала что-то неразборчивое…
Парень покраснел, несколько раз глянул в сторону Ра, потом на Таньку и четко, внятно выговорил:
- Не сестра, не знакомая, не невеста… - Он чуть помолчал. – Честно говоря, трудно сказать кто, мы с ней дальние родственники, седьмая вода на киселе, - он поморщился, явно затрудняясь с ответом. – Впрочем, это неважно. Вы ее подруга?
Вопрос застал Таньку врасплох. Даже в страшном сне не могло ей присниться, что она и эта Чокнутая могут быть подругами. Но в доли секунд ее мозг выдал правильное решение.
- Подруги, - мило улыбаясь, подтвердила она, - близкие… Татьяна, - она протянула ему руку.
- Денис, - он взял ее ладошку обеими руками. – Ра почему-то никогда про вас не говорила. Странно… Обычно она рассказывает мне все.
- Мы недавно подружились, - торопливо добавила Танька, - она не успела. Теперь, Денис, я думаю, вам будет о чем поговорить кроме ваших дел. – Танька широко улыбалась, чувствуя, что нравится ему, и довольная тем, что он не имеет к Чокнутой почти никакого отношения.
- К сожалению, мне пора, - Денис вскинул руку с часами, - цейтнот. Времени катастрофически не хватает. Приятно было познакомиться, думаю, мы еще встретимся? – Он перевел взгляд на Ра. – Оказывается, у тебя красивая подруга, а ты от меня скрываешь, - шутливо пожурил он, - а зря…
Танька была на седьмом небе. Она торжествующе обвела всех взглядом и снова вперилась в Дениса.
- Как жаль, - сладко пропела она, -  что времени совсем нет, - она капризно оттопырила губку, изображая из себя обиженного ребенка, - а мне бы хотелось продолжить наше знакомство…
Ра дернулась. Хотела что-то сказать, схватила Дениса за рукав, но отпустила, успев только метнуть в сторону Таньки колючий холодный взгляд.
- Пренепременно, - Денис сунул Таньке свою визитную карточку. – Вот, пожалуйста, обращайтесь, если что. Всегда к Вашим услугам…
Танька радостно помахала ему рукой.
- Зачем ты ему наврала? – Услышала она за спиной голос Ра. – Какие мы близкие подруги? Ведь вы все смеетесь надо мной, сплетничаете… И что, мне теперь врать тоже, или сказать Денису правду?
- Для достижения своей цели не грех и соврать! – Парировала Танька. – Если бы не мое вранье, ты вряд ли познакомила меня с ним. А теперь… Теперь все будет зависеть от меня! Я думаю, что, если ты даже скажешь ему правду, я сумею объяснить ему, почему я так поступила. Просто не было другого выхода. А ты… ты постоишь в сторонке… - Танька хохотнула. – И мой тебе совет: не стой под стрелой, поняла?
Танькины каблучки весело простучали по паркету, и в толпе девчонок послышался хохот. Танька явно делилась опытом, рассказывая, как ловко она завела знакомство, и демонстрируя визитку, на которой было золотыми буквами вытеснено все, что ей хотелось узнать.
Попасть Таньке на зубок означало только одно: отвязаться от нее было невозможно. Своего Танька добиваться умела, и если ей что-то было нужно, можно было не беспокоиться – мытьем или катанием, но дело будет сделано.
- Пропал парень, - с завистью глядя на Таньку, рассуждали мальчишки. – Это не мы… На нас она и глядеть не хочет. А этого быстренько к ручкам приберет… И как это Чокнутая с ним… Тоже – бедная родственница. А Танька скушает его и не подавится!
Завидно было и девчонкам. К Таньке всегда липли парни, поэтому дружить с ней было выгодно, но любовью она, как и Ра, не пользовалась. Таньку боялись. Она могла отбить любого, даже на зло, на спор, и с ней предпочитали оставаться в хороших отношениях. К тому же, обладая смелостью на грани наглости, она была умна, хитра и изобретательна. С ней было весело, и в отличие от занудной  Ра она всегда была душой компании.   
- Так тебе теперь придется с Чокнутой подружиться, - обсуждали положение девчонки. – Какая ни есть, а все-таки родня твоему денди, куда же деваться? – Танька пожимала плечами. – Не ровен час накапает чего-нибудь – и прости-прощай без начала…
- Ну, это мы еще посмотрим кто кому накапает, - Танька уверенно подмигнула толпе, - а дружить… Со скуки с ней сдохнешь, ведь квашня квашней… Так если, из вежливости на первых порах. А потом видно будет…
Странно было не то, что никто даже не попытался защитить Ра. Странно было то, что все думали точно так же, не пытаясь даже представить, что так же могли бы думать и относиться к ним самим. Молодой эгоизм, отвергнувший эту непохожую, чудаковатую сокурсницу, не ведал жалости, не имел душевной тонкости и элементарной человеческой деликатности для того, чтобы дать ей шанс сблизиться с их капризным, неоднородным и самолюбивым мирком, где ей была отведена не вполне пристойная роль  юродивой полудурочки.
- А Чокнутая наша совсем скисла, - вынимая пачку дорогих сигарет и кивая на выход, сказала Танькина подружка Светка. – Сейчас в три ручья заревет. Может, она себе его берегла, а ты… - Светка захохотала. – И утешить-то ее некому…
- Тоже скажешь, - Танька вынула из пачки сигарету, - пошли покурим. Не для нее Денис, не по ней… Погодите, девки, стану встречаться – все узнаем потихоньку: и кто она, и что с ней… Точно овца сидит, тихонькая, смирненькая… - Танька громко захохотала. – Ей бы в монашки, а девки?
Все засмеялись. Ра поняла, над кем, подняла голову и впервые смотрела на всех, не отводя глаз, с чуть приоткрытым ртом, словно хотела что-то сказать, но не могла. Вид ее сейчас был жалок, но вызывал не сочувствие, а непонятное раздражение, смешанное с брезгливостью.
- Рот закрой, галку поймаешь, - проходя мимо нее кинула Танька. – Раззявилась! Ты еще заплачь здесь, вот смеху-то будет!
Ра внезапно дернула головой, резко вскочила, потом снова села и крикнула громко, так чтобы слышали все, и Танька, проходившая мимо, и толпа ребят, гоготавшая у стены, и девчонки, с любопытством наблюдавшие за ней.
- Не заплачу, не ждите, не заплачу!
Она схватила тетрадки, сумку и опрометью выскочила из аудитории. В дверях она чуть задержалась, ожидая, когда Танька и Светка приблизятся к ней.
- Ты, ты… - задыхаясь шипела она. – Вы обе, все… - Она искала подходящее слово. – Все… - она ловила воздух ртом, как рыба. – Вы выгрызенные, понимаете, выгрызенные!..
Она бежала по коридору, распихивая встречных в стороны, цепляясь своими длинными ногами за их ноги, в своем нелепом длинном свитере, как будто куда-то опаздывала и не слышала, как вокруг  шикали на нее со всех сторон толкаемые ею люди.
- Точно Чокнутая, - прикуривая, констатировала Светка, выйдя на крылечко на улицу. – Смотри – понеслась, как ненормальная… Голосок прорезался у нее,  и как тебе?  Как она нас всех – «выгрызенные»… Уродина. Дать бы ей…
- Успеется, - Танька сладко затянулась. – Узнать надо все сначала, а потом уж и решать. Сейчас не время. Дениса нужно на крючок прочненько посадить. Пока потерпим. Пусть злится. Хоть горшком называет, в печку-то не поставит, - они со Светкой захохотали. – Потом свое наверстаем!
А Ра бежала, прижав к себе сумку с тетрадками, и слезы заливали ее бледное лицо. Она не вытирала их. Всегдашние обиды копились в ее душе сухим остатком, долгим, горьким. И слезы редко облегчали их. Но сегодня они текли ручьями, как половодье захлестнувшее дамбу, и вытирать их было бесполезно. Ра радовалась, что успела убежать, не показав своей слабости, но теперь слезы не смущали ее, потому что вокруг не было тех, кто ранил ее так походя, небрежно, словно не замечая, что она тоже человек, нисколько не хуже, а быть может, лучше их.
Прохожие смотрели на нее испуганно, с любопытством. Но никто не остановился, не спросил, в чем дело, а ей так хотелось, чтобы кто-то именно сейчас поговорил с ней просто так, по душам. Но все спешили по своим делам, только косясь в ее сторону. Что они думали о ней? Ничего… Просто какая-то чудачка с заплаканным лицом, которая наверное, поссорилась с подругами или с парнем, да мало ли что… Своих забот полно, не до того… Все спешат по своим делам, всем некогда…
Ра вытащила мобильник и нашла нужный номер Дениса. «Абонент временно недоступен! Перезвоните позже!» - раздался оттуда металлический голос. Ра нажала на кнопку. «Теперь уже не то, - подумала она. – Как она сказала? «Не стой под стрелой!». Да, от Таньки ему не отвертеться, это не я, - подумала она. – Да и что у нас было? Ничего. Он даже не догадывался, не знал. Или не хотел знать. Общался из вежливости, из благодарности – к отцу, ко всей их семье… А Танька ему понравилась! Теперь начнет бегать на свидания, дарить цветы, подарки… - Ра вздохнула. – Таньке это не в диковинку. А мне… Хоть бы кто-нибудь, когда-нибудь… Правда, мама или отец… Но это все не то…»
Ра пошарила по карманам. Носового платка, как всегда, нет. Она вытерла мокрое лицо полой свитера, шмыгнула носом. Домой идти не хотелось, но и шататься по улицам с распухшим красным носом желания не было. Она купила булочку и села в скверике, где гуляли с колясками такие же, как она, девчонки. Пирожок был теплый и вкусный. Ра даже не заметила, как в ее руке осталась только бумажка, жирная и липкая. Ей захотелось еще. Она встала и вновь побрела к киоску, чувствуя, что потихоньку приходит в себя, заедая горькую обиду этим теплым пирожком. Ей казалось, что пекли его очень добрые руки, которые с каждым глотком помогали ей оттеснить обиду, переполнившую ее через край. .
- Понравились? – Продавщица довольно улыбалась. – Еще хотите?
- Еще…
Продавщица ловко завернула ей еще один пирожок.
- И мне парочку, - прямо у ее уха раздался сочный мужской баритон. – Вкусные говорите…
Ра оглянулась. Это был мужчина, высокий, худощавый, со смуглым обветренным лицом. Он внимательно смотрел ей в глаза, как будто хотел высмотреть ее изнутри, и Ра стало неуютно от его пронзительного проникающего взгляда. Она отошла в сторону и вновь побрела в знакомый скверик. Спиной она чувствовала, что мужчина смотрит ей вслед, но не оглядывалась. Она была уверена, что он пойдет за ней, и не ошиблась. Как только она присела на скамейку, почти тут же рядом с ней плюхнулся и он.
Ра сделала вид, что не  заметила его, тихонько уплетая свой пирожок за обе щеки. Незнакомец же, наоборот, всеми силами старался обратить на себя внимание. Он то нахваливал пирожки, поглядывая в ее сторону, то незаметно пытался сесть к ней поближе. Ра не отвечала ему, каждый раз отодвигаясь от него подальше, и хранила неприступное молчание.
- Однако вы нелюдимая, - сказал он, доедая второй  пирожок. – Просто дикарка… Вас, наверное, не любят? – Он немного помолчал. – Ваши сверстники не такие, им пальца в рот не клади, бойкие ребята, а Вы… Вы какая-то непонятная… - Заключил он. – Так нельзя…
- Послушайте!.. – Не выдержала Ра.
- Нет, это Вы послушайте! – Сердито перебил он. – Вы думаете, что я к Вам пристаю, или как это у Вас – «клеюсь»… Нисколько! Просто мне Вас жаль. Вы заплаканы, расстроены и вообще… - он поморщился. – Какая-то растрепанная, несуразная… Ну, несовременная… - Он ужаснулся своей откровенности. – Я вовсе не хотел Вас обидеть, поймите меня правильно. Вы еще молодая, у Вас много чего впереди и нельзя так…
Ра резко вскочила со скамейки. Привычным жестом одернула свой болтающийся свитер и перекинула сумку с тетрадями через плечо. Ее ноги аршинными шагами понесли ее прочь от скамейки, но вновь за спиной послышались частые шаги, и она почувствовала на себе сверлящий взгляд незнакомца. Ра круто повернулась и почти нос к носу столкнулась с его лицом.
- Я все про себя знаю, - прошипела она, - и мне не нужно читать нотаций! Да, меня не любят, я страшная, нескладная, нелюдимая – но какое до этого вам дело? Разве Вас кто-то об этом просит? Может быть, Вы…
- Я просто хотел помочь. Я могу Вам помочь, - перебил ее незнакомец. – Ваше раздражение – это признак обиды, неудовлетворенности, Вашего отчуждения…
- Вы кто? – Ра почти выкрикнула ему в лицо. – Зачем, зачем Вы лезете мне в душу? Может быть, я не хочу этого, может быть, мне это не нужно, Вам не прихоило это в голову?
- Вам это нужно, - спокойно возразил незнакомец, - нужно. И чем сильнее вы отрицаете это, тем глубже я понимаю, что вам это необходимо. Сейчас я уйду, но вот, - он вынул из-за пазухи портмоне, и протянул ей визитку,  -  возьмите. Не хорохорьтесь, это всего лишь мой телефон. Когда Вам будет  совсем плохо, позвоните, не стесняясь. Я запомню Вас. Ваше имя?   
Ра, не ожидавшая такого напора, несколько растерялась и почти машинально ответила ему, не понимая, зачем и почему она это делает.
- Ра, - пробормотала она, - Ра…
- Что за странное имя, - рассмеялся незнакомец, - кажется, Тур Хейердал плавал на лодке с названием «Ра»… Никогда не слышал таких женских имен.
- Меня зовут Ираида, - уточнила Ра, - просто я не люблю своего имени… А это осталось еще от детства. Когда меня спрашивали, как меня зовут, я отвечала «Ра»… Еще меня зовут Чокнутая, - Ра опустила глаза, - те, кто не любят… - Она посмотрела на визитку. – По-моему, для первого знакомства вполне хватит, Александр Олегович…
Ра испытывала странные чувства. Она хотела отвязаться от этого назойливого, настырного человека, который почему-то так настойчиво предлагал ей свою помощь. Она, не привыкшая к чьему-то вниманию, сейчас, после нанесенной ей обиды, была раздражена и чувствовала, что ее растерянность играет ему на руку. Но твердая уверенность, что все закончится, как только они разойдутся, заставляла ее несколько сдерживать это раздражение.
Ра сразу решила, что никогда и ни за что не будет ему звонить. Она долго смотрела на его удаляющуюся спину, но потом, словно оборвав какую-то нить, повернулась и пошла прочь, уже не думая о нем, как будто его и не было. Сунутая наспех в сумку визитка сползла на дно и, прижатая тетрадками, тихонько обшмыгивалась о его шелковую подкладку.
Душевная боль постепенно стихала, уходила куда-то вглубь, как будто зарывалась, чтобы погаснуть там совсем. Но на это нужно было время. Ра привыкла перебаливать в одиночку. Она медленно вспоминала все, что с ней случалось, чтобы понять, где, почему, из-за чего все произошло так, а не иначе. Ее ли здесь вина, или нет… Она редко оправдывалась и почти всегда виноватой считала именно себя, относясь снисходительно к другим, но беспощадно к себе.
«Разве что-то должно было случиться по-другому, - думала она, - рано или поздно все случилось бы именно так. Пусть не с Танькой, а с какой-то другой… И что я? Разве я люблю его, или это просто привычка. Привычка видеть его, говорить с ним, делиться с ним. Еще та детская привычка… Но мы уже не дети, мы повзрослели. И теперь каждый должен идти своей дорогой, на которой будут встречаться другие, разные люди, не всегда приятные обоим. И эта дорога будет разводить их по сторонам, потому что… - Мысль Ра оборвалась. Она вскинула голову, обвела взглядом все вокруг, не понимая, где она, и, словно от толчка, остановилась от внезапно раскрывшейся ей истины. – Кто я для него? Разве он дал мне какой-нибудь повод думать больше того, что было простыми дружескими отношениями из их давнего детства, с которым давно пора проститься… Разве когда-нибудь я думала о чем-то таком, на что намекнула Танька?  Тогда почему так обидно и больно, как не было никогда? Или я сама, того не понимая, давно решила, что так будет всегда?..  – Сердце Ра билось гулко и сильно. Она испуганно оглянулась, словно все, кто проходили мимо нее, знали ее мысли, такие же глупые и несуразные, как она сама. – А теперь… Теперь все будет так, как нужно. И я не подам никому даже вида. Я привыкла… А потом все пройдет, отболит и забудется, и станет смешным…»
Ра возвратилась домой уже затемно. Ни на кого не глядя, рухнула в своей комнате на диван,  пробормотав, что у нее болит голова и ей хочется спать. Это означало, что трогать ее сейчас нельзя. И родители молча обменялись взглядами, поняв, что с ней что-то произошло, о чем говорить и допытываться не время, а иногда и просто бесполезно. 
Ра с самого детства обращала на себя внимание своей пытливостью и недетской серьезностью, часто уединялась и играла одна, не испытывая тяги к сверстникам и удивляла родителей тем, что почти не играла с куклами, а имела мальчишеские склонности и мало была похожа на девчонку. Родня считала, что она пошла в отца, вечно углубленного в свою науку, немного чудаковатого и отстраненного от привычного всем быта. Мать, любившая покрасоваться в обществе, модница и говоруха, никак не могла понять, отчего дочь такая молчаливая, диковатая и не в пример ей необщительная. Все ее старания как-то расшевелить и увлечь дочь женскими забавами и секретами терпели крах и приводили мать в отчаяние. Но время шло, Ра взрослела, и мать постепенно смирилась с таким ее поведением, посчитав, что это природа,  и спорить с ней бесполезно.
Единственным другом, с которым Ра общалась с удовольствием был Денис, часто навещавший их дальний родственник отца. Их сближение произошло спонтанно и не объяснялось ничем, кроме каких-то неуловимых и невидимых нитей, которые связали обоих. Денис был покладист от природы и, словно текущая вода, незаметно сглаживал угловатость Ра, при нем и сама она казалась более мягкой и близкой другим. Со временем он стал не только близким другом Ра, но почти членом их семьи, которого они воспринимали исключительно как своего.
Денис подрастал, из мальчика превращался в заметного интересного мужчину, и мать с горечью глядела, как ее Ра все больше и больше свой внешностью отходит на задний план, пропуская вперед себя многих других более привлекательных девушек. Ее равнодушие к собственной внешности и неумение одеваться приводили мать в отчаяние, которое она выплескивала на мужа и дочь без какого-либо успеха.
- Она еще глупа, - отмахивался муж, - вот подожди, влюбится – и произойдет метаморфоза. А пока… Не мучай ее, девочка еще не созрела.
- Но другие, - возражала мать, - ты же видишь, как они одеты, причесаны. Ра среди них просто дурнушка. Поговори с ней, как мужчина, меня она не хочет даже слушать. Поверь, все эти модные течения  с их небрежностью и неряшливостью сыграют с ней плохую шутку!
Отец ежился и скоропалительно ретировался, закрываясь от жены в кабинете, пока она громогласно выдавала очередную тираду. При дочери он косноязычно бормотал какие-то несвязные фразы, краснел, как провинившийся мальчишка, и покорно замолкал, встретившись с дерзким взглядом дочери. Ра упрямо гнула свою линию, не слушая никого, и он только разводил руками, словно оправдывался  за то, что бессилен переубедить свою упрямую дочь.
Когда же мать, пытаясь спровоцировать ее, накупала ей всякой всячины в надежде увлечь обновками, Ра на все ее старания отвечала без всякого энтузиазма настолько обыденно и небрежно, что становилось обидно до слез.
- Это мне?  Зачем? У меня же есть…– Недоумевала Ра, вертя в руках обновку. – Спасибо. Положи куда-нибудь там… - она неопределенно махала рукой.
- Хотя бы примерь, - растерянно предлагала мать. – Это так красиво.
Ра покорно надевала новинку, мать восхищенно нахваливала, но дочь, повертевшись для ее удовольствия, вновь облачалась в привычные ей свитер и брюки с той же сокраментальной фразой.
- Потом, как-нибудь потом… -  спешила она отделаться от материнских вздохов, нисколько не тронутая новыми нарядами, словно ей действительно ничего было не нужно.   
К Денису мать питала самые теплые чувства и мечтала, чтобы дочь вышла за него  замуж, хотя никогда не говорила об этом, точно боясь сглазить. Парень с малолетства отличался старательностью и природной смекалкой, позволявшей ему схватывать все на лету и успешно двигаться вперед. Усердие его увенчалось тем, что вскоре после окончания школы он с первого захода поступил в университет, а затем в аспирантуру, где блистательно защитился и теперь работал под руководством отца Ра в одной из коммерческих структур, часто уезжая в зарубежные командировки и будучи уже достаточно обеспеченным. Но, как женщина вполне светская, она понимала всю очевидность несовпадения ее дочери с ним и всячески пыталась помочь ей соответствовать. Ра была достаточно умна, образованна, хорошо воспитана, но подать себя и заинтересовать мужчин она не умела. И мать боялась, что ее личная жизнь не сложится, и она останется куковать среди таких же нерасторопных дурех, упустивших свое время.
- Оглянись вокруг, - стыдила она Ра, - девчонки просто лезут из кожи, чтобы обратить на себя внимание, а ты!.. Уж если бы мы бедствовали, или не было возможностей, все было бы как-то объяснимо, но так… когда тебе ни в чем не отказывают, и ты можешь позволить себе все, вести себя так небрежно и глупо… - Мать начинала явно нервничать. – Откуда это у тебя? Ни я, ни отец не можем понять, что с тобой! – Ра молча разворачивалась и уходила к себе. – Нет, это невозможно, - доносился до нее крик матери, - когда ты поймешь, будет уже поздно!
Ра и сама не знала, почему она так равнодушна ко всем этим женским радостям, о которых с таким удовольствием говорили все девчонки на факультете. Разговоры о моде, ногти, высокие каблуки – все это казалось ей мелким, не стоящим и суетным, как панцирь, который сковывает и снаружи и изнутри, заставляя быть не самим собой, а тем, кем принято согласно условностям данного времени, придуманными кем-то, кто помимо ее воли хочет заставить ее им подчиняться.
- Ей надо было родиться мальчишкой, - заключала мать, - тогда бы все было в порядке. Не знаю, что должно произойти, чтобы заставить ее измениться и понять, что она женщина.
Ответ отца был лаконичен и прост.
- Мужчина и только мужчина.
Но время шло, и ничего не менялось. Единственным мужчиной, с которым Ра общалась, был Денис, и он держался с ней, как всегда, дружелюбно и предупредительно, но без должного продолжения, отдаляясь своей внешней стороной от нее все дальше и дальше.   
Ра осунулась, несколько дней почти ничего не ела и ни с кем не разговаривала. Денис не показывался, и Танька насмешливо поглядывала в ее сторону, явно являясь причиной его исчезновения. Это заметили и родители, но выспрашивать у дочери не решались, зная, что нарвутся на ее холодное молчание. Вопреки всем своим стараниям Ра выглядела удрученной и хмурой. Роль равнодушной избалованной особы ей была не по плечу. Несколько раз она набирала номер Дениса, но он отвечал отрывисто, или томный металлический голос предлагал оставить ему сообщение.
Танька пыталась заговорить с ней, но Ра привычно отворачивалась, цедя сквозь зубы, что у нее все хорошо по-прежнему и сочиняя, как они с Денисом обсуждают то, что интересно обоим. Танька смущенно пожимала плечами, веря и не веря ей, но расспрашивать Дениса не решалась, боясь повредить только-только начавшие складываться с ним отношения.
- Я рада, - с ехидством произносила она, выводя своим тоном Ра из терпения, - что Денис успевает везде. Правда, мне он говорил, что давно с тобой не виделся, и кому верить я не знаю…
От Таньки приятно пахло дорогими духами и еще чем-то таким, что волновало и раздражало Ра. Вся ее ладная, красивая фигура и роскошные локоны напоминали красавиц из гламурных журналов, к которым Ра относилась с чувством небрежного высокомерия, считая их просто упакованными куклами, от которых не останется никакого лоска, если вытряхнуть их из блестящей мишуры,  окружающей их с головы до ног. Но Танька была живая, и до нее можно было дотронуться рукой, и все у нее было свое и на своем месте, и Ра не могла, не хотела признаваться себе, что смертельно завидует ей, потому что не может быть такой же, как она.
Денис появился только через неделю. Он был весел, глаза его сверкали, и сам он как будто стал другим, не тем, каким его знали все они, а более уверенным, раскованным и даже немного надменным, словно одержал значительную и важную победу в своей жизни. От этой перемены сердце Ра дрогнуло. Она почувствовала, что случилось что-то непоправимое, что уже никогда не вернет их отношения на прежнее русло, что он стал не тем милым и откровенным другом, которого она знала много лет и с которым можно было говорить о чем угодно, что он стал другим, хотя еще сам не понимает этого, но это уже знала и понимала она.
- Где ты пропадал? - Спросила она, стараясь поймать его прячущийся от нее вгляд. – Не звонишь и не отвечаешь на звонки. Это Танька?..
Денис, застигнутый врасплох ее прямолинейным вопросом, суетливо замялся, но вдруг, точно очнувшись, решительно кивнул.
- Да,  ты угадала. Это она. Ты обижена? Но мы с тобой только друзья, и ты ей тоже подруга, разве не так?  Тебе скучно, но я…
- Не так! – Ра зеленела от негодования. – Не так! Мы не подруги, и что она тебе все врет было ясно с самого начала. Просто ты… Просто она…
- Она мне нравится! – Денис смотрел на Ра в упор. – Она классная девчонка. Ты даже представить себе не можешь, сколько теперь у меня завистников! У меня еще такого ни с кем не было…
- Ты спал с ней?.. – Угасающим голосом спросила Ра. – Ты с ней спал?
Денис молчал. Он опустил голову и боялся смотреть на нее, испытывая  сейчас и злость, и раздражение и неловкость одновременно. 
- Спал… - упавшим голосом ответила она за него. – Я сразу это поняла… Ты стал чужим. – Денис взял ее за руку, но Ра отстранила его. – Не надо, теперь не надо… Это ложь. Все, что ты скажешь мне, будет ложью. Лучше молчи… - Она чуть помедлила. – И не приходи больше… прошу тебя…
Дома повисла плаксивая тоска. Плакала вода в кране, уныло стонал ветер за окном, слезливо катился дождь, и в голосе матери слышались печальные срывающиеся нотки, похожие на расстроенные струны. Ра чувствовала себя опустошенной, выпотрошенной до самой кожи, где, как в пустом сосуде, эхом отдавались ее воспоминания, ударяя ее своей незаживающей болью.
Теперь Танька не подходила к ней, а даже сторонилась, как будто ожидая от нее каких-то козней и неприятностей. Ра по-прежнему садилась в свой гол и оттуда украдкой рассматривала ее, раздирая свою боль еще больше. Денис больше не звонил и не приходил. И на вопросы родителей Ра ответила угрюмым молчанием, бросив лишь странное «У нас все…»
Ситуацию прояснил отец, и мать попыталась разговорить Ра. Но та упрямо молчала, подолгу запиралась в своей комнате и тихонько злилась на нее за ее назойливое материнское участие.
- Оставь ее в покое, - советовал отец, - пусть перебесится! В конце концов, она взрослая девка, и это должно было случиться. – Он заботливо поглаживал жену по плечу. – К сожалению, в жизни не все бывает так, как нам хочется… - И хватит дурить! – Уже обращался он к Ра, переходя на крик. – Ты не маленькая! Пора прощаться с грезами и жить реальной жизнью! И не нужно чекать Дениса только за то, что он полюбил не тебя, а другую… Любовь, знаешь ли, - отец осекся, - это штука сложная… А у вас… В сущности, ваши отношения были детскими, и Денис, вопреки нашим ожиданиям, вырос раньше тебя…
Ра вспомнила про случайное знакомство внезапно. Ее забила лихорадка. Она трясущимися руками стала рыться в своей сумке, ища его визитку. На пол летели учебники, тетради, ручки… Визитка лежала на самом дне сумки, потертая и измятая. Ра бережно разгладила ее рукой и впервые прочитала все, что там было написано. «Щуров Александр Олегович, директор по связям с общественностью». В голове Ра всплыл их недолгий диалог. «Я могу Вам помочь!», - стучали в ее висках его слова.
«Чем же вы можете мне помочь? – Ей стало смешно. – Он самонадеян, - Ра отшвырнула визитку в сторону. – Никто мне не может помочь, никто… Разве что развлечься, от скуки… И в случае чего – сразу оборвать все навсегда…» Ей вдруг захотелось наговорить ему кучу глупостей, ему, этому незнакомому человеку, который так в себе уверен, что смел предложить ей свою помощь.
Она вновь взяла визитку, еще раз внимательно прочитала ее и решительно схватила мобильник. Трубка загудела и в ней раздался спокойный мужской баритон.
- Это я! – Без обиняков заявила Ра. – Вы узнаете меня?
Трубка неловко молчала. Было понятно, что на том конце лихорадочно соображали, кто бы это мог быть.
- Это я, - вновь повторила Ра, - Вы оставили мне свою визитку, чтобы я позвонила Вам…
- Да, да, вспомнил, - перебил ее голос, - у Вас еще такое странное имя, кажется, Ра… Извините, что сразу не узнал: незнакомый голос, дела…
- Да, это я, - опять повторила Ра, - Вы хотели мне помочь, я…
- Не нужно ничего объяснять, - он торопливо прервал ее, - Вы все расскажете мне при встрече. Так… Знаете, послезавтра у меня есть окно, и я предлагаю Вам встретиться эдак часиков в шесть вечера, устраивает?
- Вполне.
- Тогда жду Вас на Пушкинской, у памятника, подходит?
- Вполне, - снова повторила Ра неуверенным голосом, уже жалея о своем звонке.
- Не надо думать плохого, - сказал он, как будто прочитав ее мысли, - Вы не совершили ничего страшного и постыдного. Поверьте мне, Вы сделали все правильно. Итак, до встречи.
Он не клал трубку, ожидая, когда она положит ее первой.
- До свидания, - ответила Ра, подождав еще немного, и, наконец, нажав на кнопку отключения.
В душе ее творилось смятение, и она не понимала, почему. В зеркале отражалось растерянное лицо, бледное, осунувшееся, с торчащими по-детски хвостиками, которые теперь казались ей такими нелепыми и неказистыми, как она вся. Непонятная тревога колотила ее изнутри, выливаясь на скулы  пятнами и лихорадочным блеском глаз. «Наверное, со стороны я точно выгляжу чокнутой, - подумала она. – И пусть, пусть! И почему мне стало страшно? Ведь я могу и не пойти, просто не пойти и все! И ничего не будет! И пусть он катится к черту! Разве я кому-то что-то обязана?..»
Но она пошла. Она приехала намного раньше и долго кружилась по скверу, выбирая укромный уголок, откуда просматривалось все, что делалось вокруг памятника. Она наблюдала за людьми, как будто в тысячный раз смотрела один и тот же фильм, где бесконечно встречаются незнакомые ей люди, которым нет до нее дела, но за которыми с такой жадностью смотрит она сама, потому что всего этого у нее в жизни никогда не было.   
Ра знала неписанное правило, что женщина обязательно должна хотя бы на немного опоздать и заставить мужчину ждать ее. Время близилось к шести, но Александра Олеговича так и не было. Ра совершенно вжалась в скамейку. «Не хватало только, чтобы он вообще не пришел, - подумала она. – Может быть, это очередная насмешка, и я сижу здесь, как дура, - Ра чувствовала себя уничтоженной. – Уже седьмой час…»
Она встала со скамейки, обошла памятник вокруг и решительно направилась к входу в метро. Уже на лестнице до нее донесся зычный мужской голос, выкрикивающий ее имя.
- Ра, постойте, куда же вы!
Ра оглянулась. Он торопливым шагом мчался к ней, на ходу махая ей рукой, чтобы она увидела его.
- Да постойте же!
На лице Ра появилась жалкая улыбка. Она повернула назад и пошла навстречу.
- Прошу извинить меня, - запыхавшись, произнес Александр Олегович, - не успел, задержали. Дел по горло… Рад, рад, очень рад… Ну, здравствуйте, Ра!
Они говорили без продыха.  Вернее, говорила Ра. Все, что копилось в ней долгие годы, вдруг прорвалось наружу, как назревший нарыв,  излив наружу всю боль и страдания ее души. Она рассказывала про детство, про отца и мать, про Дениса, которого считала своим единственным и самым близким другом, про то, как ее не любят и не замечают сокурсники, о том, что она думает и чем интересуется. Александр Олегович слушал, не прерывая, лишь изредка уточняя ту или иную деталь. И Ра впервые почувствовала, что это не просто вежливое участие зрелого мужчины, а настоящая заинтересованность в ней и как в человеке, и как в женщине. Ей надо было выговориться, и он дал ей эту возможность.
- Ну, что ж, - сказал он, когда она внезапно замолчала, словно споткнулась или очнулась от своего излишнего откровения. – Могу сказать Вам только одно – в Вашей голове полный сумбур обид, непонимания и одиночества. И знаете, мне кажется, не всегда причина в ком-то… - Голос его зазвучал мягче. – Понимаете, во всем всегда есть две стороны – внешняя и внутренняя. И они взаимосвязаны и взаимозависимы. А Вы изолировали одну от другой. Получилось… то, что получилось… Возможно, я скажу Вам сейчас несколько неприятных вещей. Вы готовы их услышать?
Ра напряглась и замерла, как будто он хотел зачитать ей приговор.
- Ддда, - заикаясь сказала она едва слышно. – Только, пожалуйста, не зовите меня на «Вы», это как-то… как-то по-старчески… - Ра покраснела. – Нет, это не про Вас, просто мне…
- Я понял, - Александр Олегович улыбнулся. – На «ты», так на «ты»… Начнем с того, что некоторая часть вины, а может быть, и большая лежит на тебе самой. – Ра опустила голову и покраснела. – Не смущайся, - ободрил он. – Мы часто не замечаем своих недостатков, хотя судим других. Допустим, что ты такая от  природы: сама в себе, самодостаточная, неглупая, пытливая, любишь до всего докопаться, но… - Он обвел глазами все вокруг. – Нельзя жить только этим, своим маленьким, придуманным, книжным мирком, пренебрегая всем, что тебя окружает. Время, мода, люди, техника, законы, искусство – это те условности, в которых мы все живем и которые нельзя не замечать и не соответствовать им. Как только ты начинаешь отставать от всего, ты неизбежно остаешься позади, и отрыв этот тем больше, чем больше ты отстаешь. И сократить его можно только приложив усилия.
- Вы считаете, что я отстала? – Ра смотрела на него с нескрываемым ужасом. – Но я одна из лучших студенток, и я…
- Вот-вот, одна из твоих ошибок, - Александр Олегович строго перебил ее, - опять погружение в себя, а остальное… Вот это, например, - он ткнул в ее хвостики, - ну, что это по-твоему? А твое неумение общаться со сверстниками,  да и не только с ними. Ведь и с родителями у тебя нет доверительного контакта, не так ли? И этот твой Денис… Он же сейчас, как молодой олень! У него гон, понимаешь, гон, а ты!...
Ра густо покраснела и схватилась за свои хвостики, на которых, как и раньше, болтались шнурки. Она поджала под себя свои худые коленки и вся вобралась внутрь, словно хотела спрятаться от его сверлящего взгляда.
- Ну, вот уже и скукожилась, - укоризненно произнес он, отводя свой взгляд. – Скованная, закомплексованная, жалкая какая-то… Сколько тебе сейчас?
- Девятнадцать…
- Боже мой, девятнадцать лет! Да это взрыв, вулкан страстей и эмоций, стихия чувств и порывов, а ты… Сидишь дома, как старушка, и жизнь проходит мимо! Да тебе нужно ворваться в нее! Как комете – ярко, внезапно, чтобы все увидели тебя! Не сидеть мышкой у себя в комнате, не кукситься и злиться, а бежать, бежать жизни навстречу, наверстывать, что потеряно -  и жить, жить, жить! К черту эти детские хвостики, к черту этот оттянутый свитер и облезлые джинсы, и эти лапти, похожие на  стародавние калоши из прошлого! Положи всех на лопатки! Вспомни, что ты  молодая, а не баба Яга!
Он говорил так горячо и уверенно, что Ра невольно поддалась его настроению. Она вся подалась вперед, ловя каждое его слово, словно боялась что-то пропустить или не услышать.
- Я постараюсь, попробую, - дрогнувшим голосом, выдававшим ее внутреннее волнение,  пролепетала она.
- Да «не попробую», - возмутился Александр Олегович, - а «немедленно возьмусь за дело» - вот каков должен быть твой ответ! А сейчас вперед,  в парикмахерскую, начни с головы и держи меня в курсе дел! – Он встал. – На сегодня все! Звони. И чтобы в следующий раз я увидел другую, совсем другую!
Ра летела, будто ее подхлестывали. Она плюхнулась в кресло парикмахерской,и на немой вопрос мастера притязательно брякнула:
- На ваш вкус и чтобы хорошо…
Молоденькая парикмахерша старательно сдернула с ее хвостиков шнурки и брезгливо отбросила их в сторону. Затем провела по волосам рукой, ощупывая их густоту, и наклонила голову Ра к раковине. Ра удивленно уставилась на нее, готовая уже возразить и даже встать со своего места.
- Так надо, - девчонка направила струю воды ей на голову, - так всегда делают. Сначала мыть, потом все остальное…
- Делайте, что хотите, - обреченно произнесла Ра, - но только чтобы было хорошо…
На пол летели густые русые пряди волос, и лицо Ра постепенно приобретало совершенно другие очертания. Оно округлилось, и из зеркала на нее смотрело другое незнакомое лицо с мальчишеской стрижкой, большими удивленными глазами и припухшим ртом.
- Теперь совсем другое дело, - удовлетворенно сказала девчонка, стряхивая с простыни остатки ее волос. – Угораздило же тебя…
- А что, было плохо? – Растерялась Ра.
- Не то слово! – Девчонка укоризненно качала головой. – Чистая уродина! Еще шнурочки эти от дырявых штиблет, хоть в бомжатник сажай!
Ра вспыхнула. Ей стало стыдно,  неловко и обидно. Вдруг захотелось сказать девчонке тоже что-нибудь обидное, но она сдержалась.
- Неужели так плохо? – Переспросила она. – Никто ничего не говорил…
- В глаза, может, и не говорили, - резюмировала девчонка, - зато за глаза наверняка! Теперь увидят – обалдеют!
Первым рухнул от ее вида отец. Открыв ей дверь, он ошарашенно встал на пороге и первые несколько мгновений не знал, что сказать. Наконец, отступив вглубь прихожей, он, запинаясь, как  школьник, плохо выучивший урок, удивленно и почти с ужасом произнес:
- Ра, это ты? Что ты с собой сделала?
- Постриглась, - коротко бросила Ра, -  пропусти же меня…
- Мать, - заорал отец истошным голосом, пропуская Ра вперед, - посмотри на нее!
Ра стояла недвижимая, словно ее приговорили к смерти, и ожидала своей участи. Испуганная мать влетела в прихожую, ожидая чего-то страшного. Глаза ее были расширены, и одна рука сжимала платок.
- Вот, полюбуйся на свою дочь! – Широким жестом указал на Ра отец. – Оболванилась чуть не до лысины!
- А по-моему неплохо, - сказала мать и облегченно вздохнула. – Ты консерватор и тебе не угодишь. И чего нужно кричать, словно стряслась беда? Девочка просто сделала современную прическу и ей идет. – Она повернула Ра кругом. – Неплохо, очень неплохо… Правда, совсем по-мальчишески, но тебе идет… И не слушай отца. Он в этом профан, хотя и профессор…
У Ра отлегло от сердца. Она видела, что мать довольна, и это придавало ей уверенности.
- Это еще не все, - радостно сообщила она, устремляясь к гардеробу, где лежали ее обновки, которые до сих пор не находили своего применения. Она швыряла из гардероба свои вещи  на пол, словно искала и не могла найти что-то заветное.
- Что ты делаешь, - возмутилась мать, - скажи, что тебе нужно,  и я найду. Ты же разворотила все вещи…
Ра не слушала ее. Она выгребала обновки и удивлялась, сколько их у нее. Она не помнила кто, когда и зачем покупал или дарил ей их, но теперь ей было жутко приятно, что вещей было много и выбор был богатый.
Ра надевала то одно, то другое, вертелась перед зеркалом и постоянно смотрела на мать, ловя ее одобрительный взгляд.
- Слава богу! – Проговорила мать. – Слава богу, что ты взялась за ум! Сними же наконец с себя это безобразие и начни носить нормальную одежду!
Ра с готовностью швырнула  свитер и джинсы в кучу.
- В утиль! – Торжествующе сказала она. – На свалку!
- Давно бы так, - одобрительно сказала мать, - но откуда эта перемена? Объясни, что случилось? Ты влюбилась?
- Хуже, - тем же торжественным тоном проговорила Ра, - я встретилась с волшебником! И теперь начинаются превращения!
-  Фантазерка! – Засмеялась мать. – Скажи проще – влюбилась!
- Не верите? – Закричала Ра. – И не надо! Все увидите сами!
- По-моему, она чуточку хватила, - вмешался отец, услышав ее крик и выразительно щелкая себя по шее. – Она неадекватно себя ведет…
- Нисколечко, - Ра бросилась ему на шею, - не угадали!..
Впервые за много лет ей было свободно и раскованно, словно с отстриженными волосами ей отстригли и ее закомплексованность, и ее дикость, и еще что-то такое, что мешало ей стать свободной, какой она чувствовала себя сейчас.
- Тогда ищи мужика, - сказал отец, обращаясь к матери, - без нашего брата здесь не обошлось. Я прав?.. – Сквозь очки на Ра смотрели хитрые глаза отца.
- Прав! – Подтвердила она.
- Ну, что я говорил! И кто он?
- Он женат? – Осторожно вставила мать.
- Думаю, да, - кивнула Ра, - он намного старше меня…
- Час от часу не легче, - мать замахала руками, - это надо гасить в зародыше…
Ра стало смешно. Наблюдать растерянность матери и некоторую озабоченность отца было действительно смешно. Они оба выглядели сейчас как дети, застигнутые за шалостями врасплох. И это было тем более забавно, что они не знали ни что предпринять, ни как понять их взбалмошную непредсказуемую дочь.
- Не вздумайте устраивать мне проверки, - Ра сердито сверкнула глазами. – я давно не ребенок, и мне пора уже быть самостоятельной. – Она крутилась перед зеркалом, примеряя то одно, то другое платье.
- Худая… - горестно вздохнула мать. – Если бы хоть чуть-чуть покруглее… Как было бы хорошо тогда…
- Были бы кости, - парировала Ра, - а мясо нарастет! Лучше подскажите, что мне идет больше.
По всему полу и на диване лежали груды ее нарядов, и Ра никак не могла решить, на чем ей остановиться. Она, до сих пор равнодушная ко всякой одежде и не умеющая, что и как носить, была в самом затруднительном положении. Ее растерянность и неуверенность сейчас делали ее мягче и женственнее, и мать, переглянувшись с отцом многозначительным взглядом, поспешила ей на помощь.
- Вот это, оно попышнее, - подала она дочери заложенное вокруг складками легкое крепдешиновое платье. – С твоей худобой нужно то, что полнит. Эта твоя хрупкость… - Мать тяжело вздохнула. – Можно подумать, тебя морят голодом. И сколько раз я говорила тебе, чтобы ты ела, как следует, а не на ходу!
Ра расправила на себе пышную юбку и, повертевшись возле зеркала, вскинула большой палец правой руки вверх, что означало, что она в полном восторге.
- В самом деле неплохо, - одобрил отец. – Она смотрится даже изящно. Подберите ей туфли – и будет полный порядок!
В комнате наступила полная тишина. Модельной обуви у Ра отродясь не было. Кроссовки, кеды, босоножки на низком каблуке типа «лапти», и сапоги составляли весь  ее ассортимент. Она понятия не имела, что это такое, и теперь молчала, не зная, как и что делать.
- Купить не проблема, - утешила ее мать, - вот только как ты будешь все это носить… - Она укоризненно смотрела на большие ступни дочери. – Увы, ты не Золушка, - сказала она и вновь вздохнула. – Ножка явно в папу… И потом, ты же никогда не ходила на каблуках. – Мать немного подумала, а потом решительно направилась к себе и вскоре вернулась, держа в руках красивую коробку. – Вот, - торжественно сказала она, - примерь. Конечно, они могут быть тебе маловаты, но ради красоты придется потерпеть.
В коробке лежали черные лаковые лодочки на шпильке, отделанные по бокам стразами и золотым шнуром. Они пахли тем особенным обувным запахом, который всегда исходит от дорогой обуви. Ра осторожно вынула их из коробки и почувствовала, как кровь ударяет ей в щеки и виски.
- Мне нужно это надеть? – Растерянно спросила она. – Я боюсь, я не сумею…
- Ничего! – Мать забирала бразды правления в свои руки. – Учись! Пора! Пора, моя милая, вылезать из вот этого, - она ткнула пальцем в растоптанные кроссовки Ра, - а теперь смелее, я буду учить тебя ходить в такой обуви.
Ноги Ра разъезжались и не хотели повиноваться. Она ковыляла по комнате, как пьяная, заваливаясь то одним боком, то другим, и совершенно не понимала, как такие, как Танька, чувствуют себя в такой обуви, словно в домашних тапочках, умудряясь в ней даже бегать по улице.
- Наша малышка заново учится ходить, - хохотал отец. – Ну как, когда было труднее? – Ра, заваливаясь на бок, ковыляла по комнате. – Ну, ну, еще шажок, - ободрял он, улыбаясь.
Всем было весело и интересно, как уже давно не было. Душа Ра наполнилась теплом и любовью. Она улыбалась шуткам отца и видела, как приятно матери, что все ее прошлые старания наконец нашли свое применение.
- Никогда не думала, что это так трудно, - сказала Ра, глядя на мать. – И как скоро я научусь на этих шпильках бегать?
- Понравилось? – Лицо матери было розовым от удовольствия. – Надеюсь, что скоро. Все зависит от тебя, от твоего желания и старания.
- Тогда скоро, - твердо сказала Ра, продолжая ковылять по комнате.
Ноги ее с непривычки задеревенели, и от напряжения их стало ломить. К тому же туфли были на размер меньше и совершенно новые, поэтому держали всю ступню, как в колодке. Ра с трудом скинула туфли и облегченно вздохнула.
- На сегодня хватит! Но денька через три я просто обязана уверенно ходить на шпильке!
Мать понимающе покачала головой, и с ее лица моментально схлынула улыбка. Она крепко схватила Ра за руку и уже металлическим голосом, постоянно поглядывая в сторону мужа, словно ища его поддержки, чеканным голосом начала читать Ра нотацию.
- Этот твой… волшебник… - мать сердито засопела, - не должен становиться на твоем пути. Тебе нужен другой… такой, как Денис… или что-то наподобие… Ты должна понимать, что связываться с женатым мужчиной старше себя – это неприлично и недостойно! Ни к чему хорошему это не приведет…
Ра дернулась и застыла. Ей хотелось накричать на мать, наговорить ей много обидных слов, нагрубить и сказать, что она все не так понимает, но отец, стоявший за ее спиной, приложил руку к губам, прося  не отвечать на материнскую тираду.
- Успокойся, мама, - сказал он, обращаясь к жене. – Ничего страшного не произошло. Я думаю, все не так. Все гораздо лучше, чем ты себе представляешь. Оставь это мне, я разберусь…
Утром Ра проснулась со странным чувством радостной тревоги. Она вспомнила, как долго лежала в постели с открытыми глазами, представляя, как завтра она войдет в аудиторию на глазах у изумленных сокурсников, совершенно не подавая вида, что ее интересует их мнение. Она представляла, с каким ледяным спокойствием обведет она их взглядом и как всегда сядет в своем углу, улыбаясь  и смущая всех своей непринужденностью.   
На стуле лежало с вечера приготовленное пышное платье и стояли материнские лодочки, на которых она так старательно училась вчера ходить. Ра поглядела на себя в зеркало и вновь удивилась, как изменила ее эта короткая стрижка. Вихрастое озорное лицо улыбалось ей незнакомой загадочной улыбкой. Ра подмигнула сама себе и сощурилась.
- Была не была! – Вслух проговорила она. – Теперь отступать поздно.
Под насмешливым взглядом отца и тихими вздохами матери она старалась ничем не выдать своего волнения, но сердечко ее ёкало и что-то непонятное дергалось внутри, вырываясь наружу розовым румянцем.
- Ну, вот, - сказала Ра, когда была уже готова. – Как я вам? – Ноги ее все еще стояли на шпильках неуверенно, и она то и дело покачивалась из стороны в сторону, как пьяная.
- Вполне… - коротко бросила мать и вздохнула. – Только не торопись, все-таки ты никогда не ходила на каблуках…
- Ничего, - ободрил отец, - все начинают так. А в общем – ты похорошела… И не тушуйся! Держись, как будто так было всегда…
Ра шла непривычным шагом: тихо и осторожно. Ее обгоняли все, но она упрямо не торопилась, стараясь придать своей походке уверенной неспешности. Она впервые с помощью матери чуть подкрасила губы, ресницы, подвела глаза и удивилась, как вновь преобразилось ее детское личико, приобретя более женственное  утонченное выражение. «Почти как в «Служебном романе», - подумала она, вспоминая известный фильм. – Вот только какой будет финал…»
Чем ближе становилось здание университета, тем меньше было у Ра уверенности в себе. Она никак не могла собраться, ноги разъезжались, и сердце билось сильнее и сильнее. Несколько знакомых ребят проскочили мимо, даже не заметив ее, и она, глядя им вслед, с ужасом подумала, что всем все равно, какая она теперь, и все ее фантазии – только ее фантазии. Но когда с ней рядом поравнялась Танька, с Ра случилась метаморфоза.
- Привет! – Улыбаясь в тридцать два зуба, звонко проговорила Ра и уставилась прямо Таньке в лицо. – Не узнаешь?
Танька несколько мгновения обалдело смотрела на нее, не понимая, кто эта наглая самоуверенная особа, расплывшаяся перед ней двумя рядами крепких белых зубов. Танька смерила Ра с головы до ног, чуть приоткрыла рот и изумленно воскликнула:
- Ни фига! Шикарно, блин! – Она все еще не могла понять, кто же эта незнакомка. – Ты… откуда… - неуверенно пролепетала она, и, словно спохватившись, снова смерила Ра взглядом. – Ты! – Она ткнула Ра пальцем. – Ты!
- Я! – Подтвердила Ра, довольная произведенным эффектом. – Узнала все-таки…
- Ну ты даешь! Что с тобой могло случиться?..
- Ничего особенного, - как можно равнодушнее ответила Ра, - просто захотелось стать взрослее…
- Темнишь, - недоверчиво проговорила Танька, - скажи честно – подцепила стоящего мужика, - Танька завистливо глядела на Ра, - как тебе удалось… такой… ну, такой… - Таньке очень хотелось сказать «Чокнутой», но она вовремя спохватилась и замолчала.
- Не все тебе одной! – Насмешливо сказала Ра и сощурилась, будто тоже оценивала Таньку.
- И кто он?
- Много будешь знать, скоро состаришься!
«Облом, - подумала Ра, торжествуя свою маленькую победу. – Посмотрим, что будет дальше…»
Дальше было так. Ра медленным шагом шла по аудитории и следом за ней Танька, которая кивала на нее и делала сокурсникам большие глаза. Все молча смотрели на нее, как на диковинное чудо, а за плечами нарастал гул, похожий на пчелиное жужжание.
- Во Чокнутая дает! - Донеслось до нее откуда-то сбоку. – Откуда что взялось!
Ра резко оглянулась. На нее смотрело несколько десятков пар любопытных ошаращенных взглядов.
- Всем привет! – Сказала она и остановилась. – Это я, та, которую вы зовете Чокнутая. Вообще-то меня зовут Ираида, но лучше просто Ра. Прошу любить и жаловать! – Краем глаза Ра увидела, как Танька покрутила пальцем возле своего виска. – Возможно, некоторые умственно отсталые еще не усвоили, как меня зовут, так я повторю, - она повернулась к Таньке лицом, - Ра, понятно, усвоила? – Кто-то хихикнул. – Больше повторять не буду!
Она уселась на свое привычное место и разложила конспект. В аудитории, как ей казалось, было непривычно тихо. Ребята бросали на нее украдкие взгляды и тихо перешептывались, изумленные ее многословием и бойкостью, с которой она осадила Таньку. А девчата смотрели с явным любопытством  и нескрываемой завистью, невольно сравнивая теперь ее и Таньку, которая уязвленная при всех сидела тихо и скромно, как никогда.
Начавшаяся лекция сняла напряжение. Преподаватель, бросив на Ра мимолетный взгляд, пробормотал «Новенькая» и начал лекцию.
-  Ну дает.. И этот  не узнал, - раздались смешки.
Ра смеялась вместе со всеми. Ей было удивительно хорошо, как в добрый веселый праздник, который еще в самом начале, когда все еще впереди – и подарки, и веселая встреча друзей, и вкусная еда, и музыка, льющаяся бархатной волной над их головами, и ожидание чего-то прекрасного, что непременно должно случиться, как в сказке, которой неосознанно жаждет каждая юная душа на рассвете своей жизни.
Она чувствовала, что открыла какую-то новую дверцу, доселе закрытую от нее на ключ, который она когда-то потеряла, а теперь чудесным образом отыскала снова. И там, за этой дверцей, была другая жизнь – яркая и красочная, где не было места скуке и одиночеству.
Любопытство подстегивало и ребят и девчонок. Она чувствовала, что стала притчей во языцех. Ее природная стеснительность бунтовала против этого, но она помнила наставления Александра Олеговича и держалась, как могла. На все вопросы любопытствующих она отвечала сдержанной загадочной улыбкой, не желая никого посвящать в свои дела, о которых и сама мало что знала. Ей не терпелось предстать в новом обличии перед своим наставником и она решительно набрала его номер.
- Это я, - обронила она свою обычную для нее фразу.
- Здравствуй, здравствуй! Узнал, - послышался ответ. – Надеюсь, твои дела в порядке?
- В полном, - бодро затараторила она, - даже очень. Хотелось бы похвастаться и перед Вами… - Ра очень хотелось, чтобы он также не узнал ее и так же изумился, как все ребята, и она нажала. – Никогда не откладывайте на завтра то, что можете сделать сегодня. Честное слово, все не займет много Вашего времени, зато… зато это будет сюрприз!
- Хорошо, сдаюсь! – Хмыкнул он. – Тогда ты сама подъезжай, - он сделал некоторую паузу, видимо, соображая, где с ней встретиться, и затем медленно, словно раздумывал, проговорил, - ну, скажем, на Арбате, там есть такое уютненькое кафе…
- Знаю, знаю! – Радостно закричала Ра. – Когда?
- Часиков эдак в восемь, устроит?
- Устроит.
- Тогда не опаздывать! Мое время дорогое!
- Спасибо! – Ра чувствовала, как заполыхали ее щеки, и сердце снова заколотилось от бешенной удачи. – Я буду, обязательно!
Танька весь день нарезала вокруг нее круги, в надежде хоть что-нибудь узнать. Несколько раз она пыталась завязать с ней разговор, напоминала о Денисе, но Ра «не клевала», делая вид, что он ее  больше не интересует и ей безразлично, что и как у него с новой пассией. И в самом деле, голова ее начала крутиться вокруг других вещей, которые вдруг стали ей интересны, и она удивлялась, почему до сих пор ни на что не обращала внимания, прозябая в своем углу, точно серая мышь.
Преподаватели один за другим рассыпались в комплиментах, не узнавая в ее утонченности бледный линялый облик чего-то подобного среднему роду. Мальчишки боязливо поглядывали в ее сторону, явно делясь впечатлениями, и на их юных лицах читалось то же изумление.
После занятий она, обычно, плелась одна, загребая своими большими ногами и ни на кого не обращая внимания. Теперь же женское любопытство взяло верх, и девчонки стайкой облепили ее у выхода.
- Мы сейчас лопнем от любопытства, - верещали они, - откуда все взялось!? Не строй из себя недотрогу, Ра, все равно не поверим! Кто он? Таньку не обманешь. Танька мужика за версту чует!
- Правильно чует, - подтвердила Ра, - я к нему сейчас на свидание бегу. – Так что… - Она очень хотела съязвить, сказать что-нибудь колкое и смущенно поняла, что не умеет, не смеет быть похожей на Таньку с ее острым бритвенным языком. – Пока… - вместо этого сказала она и сосредоточенно пошагала на шпильках.
«Интересно, кто приедет раньше на этот раз – он или я, - думала Ра, стараясь не спешить и дать ему время. – Наверное, он. «Мое время дорогое» - припомнилось ей. – Пусть уж лучше он! И чтобы, как говорят девчонки, обалдел насмерть!».
Она глядела в зал настороженно, шаря по столикам глазами. Но Александра Олеговича не было. Ра выбрала столик в уголке и уселась, уставившись на вход. Чашечка кофе уже остыла, но его все не было, и Ра начала дергаться. Ей стало неприятно. «Это неприлично, - рассуждала она сама с собой, - второй раз и вновь опаздывает… «Но ведь ты набилась ему сама», - вторил другой голос, - и нечего теперь хныкать, хвастунишка!».
Ра начала набирать его номер, но вдруг передумала. Она торопливо допила свой кофе и кликнула официанта.
- Сто пятьдесят коньяка! – Потребовала она и сама удивилась своей смелости.
«Напьюсь и пусть увидит, какова я буду, - продолжала рассуждать она. – То-то будет сюрприз, двойной! И по пьянке наговорю ему всяких глупостей от обиды… Ничего, потерпит…»
Она уже порядком отхлебнула, и голова начала кружиться, качая предметы волнами, когда Александр Олегович вошел в зал. Он медленно оглядывал столики, и даже раза два мельком посмотрел на нее, но по выражению его лица Ра поняла, что он не узнал ее.
- Я здесь, - привстав со своего места, - крикнула она и замахала ему рукой. – Я здесь!
Жар от коньяка и волнения сделал ее лицо ярко-розовым, и глаза сверкали сумасшедшим блеском. Алкоголь расслабил ее, и она чувствовала себя совершенно свободной. Ра отпила еще глоток и плюхнулась на свое место. Ноги были мягкими и бесчувственными. Она никогда еще не пила коньяка, и потому не предполагала, что эти сто пятьдесят граммов сделают ее совершенно пьяной. Глаза начал застилать голубой дым, и все звуки, которые доносились до нее, казались далекими и глухими.
- Вот так-так, - проговорил Александр Олегович и присел возле нее. Он посмотрел на бокал, уже почти пустой, и улыбнулся. – Понятно, - сказал он, - психовала? Ну и зря… Я же сказал, что буду. А тебя и впрямь не узнать, похорошела, посвежела. И совершенно другая. Ну-ка, ну-ка… - Он оглядел ее со всех сторон и удовлетворенно прищелкнул губами. – Конфетка! – Потом посмотрел на ее бокал и с иронией добавил. – Конфетка с коньяком! И как – плывешь?
- Плыву, - глупо улыбаясь, ответила Ра. – Как на морском лайнере… Все вокруг кружится, кружится…
- Сейчас поправим, - он щелкнул пальцами. – Два крепких кофе и сок лимона… Что ж ты, голубушка, так сразу… - Он не договорил фразу, чтобы не обидеть Ра. – Нужно иметь выдержку. В жизни много придется терпеть, так что учись, иначе… Скажу тебе откровенно, с нашим братом иногда очень нелегко, так что…
- Вы все время не договариваете,  - осекла его Ра, - хотите, чтобы я додумала сама?
- А ты, голубушка еще не совсем, - Александр Олегович неопределенно покрутил кистью руки, - голова еще варит. Именно так, угадала. – Ну, давай, приходи в себя, иначе твои родичи меня съедят с кашей.
Ра, морщась, отхлебывала лимонный сок и запивала его крепким густым кофе. Постепенно таяла в ушах вата, переставали качаться окружающие столы и люди, и до ее сознания стал доходить смысл оброненной фразы.
- За что съедят с кашей, - повторила она, еще не совсем понимая, в чем дело, - не за что…
- Не за что, - подтвердил Александр Олегович, - но родители есть родители, они любят тебя и беспокоятся о тебе…
Ра глядела, соображая, что же могло случиться, раз возник такой разговор. И боялась спросить об этом, думая, что тогда все закончится, так и не начавшись.
- Струсила? – Понял Александр Олегович. –Откровенно говоря, мне самому было не по себе… Вдруг раздался звонок, и твой папа пошел на меня в атаку… Я опоздал, потому что встречался с ним. Не волнуйся, все нормально. Встретились два мужика, поговорили и выяснили, что ничего страшного нет и не будет. Теперь он успокоит мать, и она больше не будет читать тебе мораль. Хотя…
- Отец хороший, он… он… Это мама, это она, - Ра стало стыдно. – Я не жаловалась, не думайте и не давала телефон, они сами… Я просто хотела Вас удивить и спросить, хорошая ли я ученица. Вы знаете, что сегодня было в универе – я их всех положила на лопатки. Они не узнали меня, и Вы не узнали… - Ра почувствовала в горле тугой комок. – Это и был мой сюрприз…
Она замолчала. Сдавленная обида душила и нужно было держаться. Александр Олегович смотрел на нее, не говоря ни слова. Минуты тянулись одна за другой, но он по-прежнему молчал. Пауза затянулась, и Ра решилась.
- Значит, я все сделала правильно, я понравилась Вам?
- Ты просто молодчина! – Широко улыбаясь, похвалил Александр Олегович. – Из гадкого утенка в прекрасные лебеди… Теперь держи марку! Нужно поработать еще чуть-чуть… - он замялся, - для манкости…
- Для чего? – Не поняла Ра.
- Для манкости… Как тебе это объяснить проще… Одним словом, от тебя должно исходить нечто такое, мимо чего нельзя пройти, эдакая притягательность…
- И что мне нужно сделать?..
- Чуточку больше кушать, - сказал Александр Олегович, - все просто… И тогда, - он хмыкнул, - и тогда… пусть твой Денис кусает локти!
Ра захохотала так звонко и заливисто, так свободно и раскованно, что окружающие невольно обратили на нее внимание. Смех ее был заразителен и похож на смех ребенка, беззаботный, искренний и совершенно чистый.
- Денис, - наконец проговорила Ра, - нет, это уже прошлое… Стоит ли его догонять? А кушать – я постараюсь, только разве этого одного хватит?
- Одного не хватит, но не все сразу, - Александр Олегович кивнул головой, - пока это. Потом будут другие уроки и другие встречи.
Они расстались, договорившись увидеться через месяц, когда Ра должна была стать чуточку попышнее…
От слова «манкость» веяло сладостью и каким-то непонятным, незнакомым ароматом, которого она не знала, но который должен был родиться в ней по мере того, как она превращалась из угловатого подростка в очаровательную девушку, похожую на роскошный бутон, готовый вот-вот распуститься в прекрасный цветок. 
Отцу удалось успокоить мать, убедив ее, что ничего страшного в том, что дочь встречается с взрослым мужчиной, нет. Он подробно описал ей свою встречу с ним и, обратив ее внимание на то, как положительно он действует на Ра, добавил:
- Если это идет на пользу, можно только приветствовать такое знакомство. Знаешь, он неплохой мужик и, по-моему, искренне хочет ей помочь. К тому же это его профессия, и ему самому интересно, что из этого получится. Не волнуйся, все под моим неусыпным контролем.   
Ра поставила себе задачу через месяц набрать вес и шла к своей цели упорно и педантично. Она обложилась всевозможными книгами и рецептами по правильному питанию и приступила к выполнению задачи. Теперь она утром обязательно завтракала, перестала перекусывать на ходу в университете, а полнокровно обедала в столовой, придя домой, усердно наворачивала десерт и ужинала совсем не на легке, а плотно, чтобы ночью калории шли впрок.
Мать не могла нарадоваться, видя, как тело дочери наливается приятной сдобой и фигурка приобретает округлые аппетитные черты. Ра усердно штудировала модные журналы, кривлялась перед зеркалом, отрабатывая то один, то другой ракурс и начала проявлять недюжинный интерес ко всякого рода штучкам, которые и составляют часть женского очарования.
Все ее вещи, лежавшие до поры до времени мертвым не нужным грузом в шкафу, закружились каруселью. Ра меняла платья чуть ли не каждый день, чем теперь возбуждала к себе не только девичье любопытство, но и желчную зависть некоторых «подруг», пытавшихся навязаться ей в дружбу. Сама того не замечая, она вдруг стала серьезным конкурентом самым модным и красивым сокурсницам, которые смотрели на нее настороженно и подозрительно, не зная, что еще можно ожидать от бывшей замарашки, ворвавшейся к ним столь стремительно и нахально.
Их колкости, казалось бы, не трогали Ра, но она своим тонким чутьем начинала понимать, что лучше делать вид, что не замечаешь этого, продолжать улыбаться, как ни в чем ни бывало,  и этим еще больше бесить своих соперниц. Ра помнила уроки своего наставника и упорно гнула свою линию, обращая минусы в плюсы посредством своего природного такта и женского наития, начавшему подсказывать ей правильные ходы.
Мужская часть курса уже не ходила мимо нее,  в упор не замечая. Она постоянно ловила на себе их заинтересованные взгляды, пристальные и говорящие о том, что она им нравится. У Ра не было той свободы и развязности, с которой с парнями общалась Танька, но она чувствовала, что ей это и не нужно: ее козыри другие, и нужно следовать своим путем, не подражая никому и не стараясь быть похожей на других. Ее природная застенчивость, которую она упорно преодолевала в себе, невольно прорывалась самым неожиданным образом и придавала ей ту особенную очаровательность, которая и называется шармом. Но она этого не знала, и ее незнание усиливало очарование этого шарма его естественным и искренним выражением. В ней не было наигранности кокетки, которой в полной мере обладала Танька, от ее застенчивости веяло чистотой и свежестью, как в цветущем саду после теплой грозы.
Ра уже уверенно ходила на шпильках и даже бегала, но еще несколько сутулилась, и жесты ее были резки. С подъезжавшими к ней парнями она разговаривала ровно, улыбалась, но дальше обычных товарищеских отношений дело не шло. Что ее сдерживало, она не могла сказать и сама, и потому отклоняла их предложения ласково, не лишая шанса на будущее.
Забросивший по началу ее Денис теперь возобновил к ним визиты, и Танька дико бесилась, когда узнавала, что он был у них в гостях. Он с нескрываемым мужским интересом наблюдал за ней, пытался выяснить причину таких перемен, но Ра только улыбалась в ответ, ничего ему не рассказывая и ни о чем не расспрашивая. Даже когда он спросил ее, будет ли она против того, чтобы сюда пришла Татьяна, она только пожала плечами, выражая ему свое безразличие и давая понять, что это ее не интересует. Она еще испытывала иногда по отношению к нему некую фантомную боль, отдававшуюся в ее душе детской наивностью, но уже понимала, что их пути разошлись и прежнего не будет уже никогда.
Она гнала время вперед, ускоряя его ход. Ей быстрее хотелось дождаться дня встречи с взявшим ее за руку сильным человеком, к которому она испытывала неподдельное уважение и интерес.  Мать, наблюдавшая превращения своей дочери не без гордости, тем не менее, продолжала охлаждать ее пыл.
- Смотри, не увлекись им, - предупреждала она. – Это частенько случается с молоденькими девушками… Я нисколько не хочу бросить на него тень, но… - мать боялась продолжения разговора и замолкала. – Надеюсь, ты понимаешь меня?..
«Какая все это чушь! – Думала Ра. – Все эти опасения… Он просто интересный человек и хочет мне помочь. А я… Ну, разве могу я заинтересовать его? Вот такая – глупая, неловкая…». Но проснувшаяся в ней женщина уже хотела понравиться ему, хотя Ра боялась признаться в этом даже себе самой и гнала эту мысль в сторону. Это тоже была бы ее маленькая женская победа, к которой он вел ее сам, может быть, и не думая об этом, но невольно  подводя к этой черте. Нет, она не влюбилась, это она осознавала четко. Это было именно желание нравиться, которое так отчаянно он будил в ней.
Их третья встреча состоялась чуть раньше, чем было назначено. Он позвонил ей сам и сказал, что уезжает в командировку, а потому предлагает встретиться накануне отъезда. Он заехал за ней к университету, и оторопевшие девчонки долго глядели вслед отъезжавшей «японке», пытаясь издалека как можно лучше рассмотреть сидевшего за рулем уже немолодого мужчину.
- Папика что ли отхватила? – Бросила Танька в толпу зевак, провожавших машину взглядом. – Тихоня наша… - Танька торжествовала, всем своим видом показывая свое презрение. – А нам-то лапшу на уши вешала!
- Зачем ты так… - послышался чей-то робкий голос. – Ра не такая… Может быть, это просто знакомый, друг семьи…
- Знаем мы этих друзей! – Усмехнулась Танька. – Сначала друг семьи, потом пузо на носу! А папик непростой…
Ей никто не ответил. «Японка» увозила Ра все дальше…
Ра не  спрашивала, куда ее везут. За окном мелькали улицы, залитые солнцем, деревья ласково шумели листвой, ей было хорошо. Несколько раз Александр Олегович изумленно посмотрел на нее, ничего не говоря, но Ра видела, как блестят его глаза, и он едва сдерживается от избытка нахлынувших на него чувств. По всему было видно, что он очень доволен и находится в прекрасном расположении духа.
- Ты просто молодчина, Ра! – Наконец, прервал он молчание. – Ты делаешь гигантские успехи! Я даже не ожидал, не ожидал… - Он посмотрел в ее сторону и улыбнулся. – Есть перемены?.. Как на личном фронте?
Ра загадочно улыбнулась и пожала плечами.
- На личном фронте пока затишье, - сказала она и посмотрела прямо ему в глаза. – А перемены? Перемены есть. Кажется, меня начинают замечать…
- Не скромничай, - пожурил Александр Олегович, - говорю тебе – ты молодчина! Ты хорошеешь не по дням, а по часам… И поверь мне, не за горами тот час, когда и на личном фронте будут хорошие перемены. – Он резко вывернул руль, и машина помчалась за город. – Сейчас я представлю тебя своему другу, - продолжал Александр Олегович, и мы посмотрим, чем еще можем тебе помочь.
- Что за друг? – Встрепенулась Ра. – Разве Вы не можете дать мне совет сами?
- В этом вряд ли… Видишь ли, я не то специалист, чтобы давать советы в этой области. Ты молодчина. Но чтобы закрепить успех, нужно еще кое-что. Скажем, еще немного спортивной формы.
В глазах Ра появился испуг. Она, вечно худая и нескладная, в школе относилась к урокам физкультуры, как к суровой необходимости, которая обременяла ее. Ее сутулость и худосочность вызывали вечные насмешки, и она всячески старалась избежать этих мучительных для нее занятий. А теперь… Ее везли на заклание, даже не спросив, согласна ли она и нужно ли ей это…
- Тебе не нравится моя идея? – Посмотрев на нее, догадался Александр Олегович. Ра кивнула. – Значит, не одобряешь… а зря… До си пор ты мне доверяла, и результат получился прекрасный! Доверься мне и в этот раз…
Машина повернула к какому-то особняку и посигналила. Ворота отворились, и Ра увидела двухэтажный дом, обрамленный зеленью. Повсюду виделись еще следы недавнего строительства, и сам хозяин, дюжий и загорелый, насмешливо смотрел, как они выходят из машины.
- Давненько не виделись! – Голос хозяина был густой и низкий. – Совсем ты меня забыл! Нехорошо забывать старых друзей! – Он крепко обнял Александра Олеговича и внимательно посмотрел на Ра. – Она?
- Она…
- Что ж, сделаем, что можно, - хозяин прищелкнул языком. – Давайте знакомиться. Меня зовут Аркадий Борисович, я тренер. – Он смерил Ра оценивающим взглядом. – Здесь есть над чем поработать, - сказала он, обращаясь к другу. – Сделаем…
- Только не перестарайся, - упредил его Александр Олегович. – Ей в чемпионки не нужно.
- Меня зовут Ираида, но лучше Ра, - проговорила Ра, с ужасом начиная понимать, что ей предстоит. – Хочу сразу предупредить, что я далека от спорта и…
- Это заметно, - прогудел Аркадий Борисович. – Я вижу… Ну, так что ты от меня хочешь, Саша? – Обратился он к другу и широким жестом пригласил всех в дом. – Прошу, барышня…
- Ну, что мне тебя учить, - удобно расположившись в кресле на веранде, начал Александр Олегович. – Ты все видишь сам… Кое-что мне уже удалось, но в этом я не силен… - Он похлопал себя по  животу, уже начавшему округло обозначаться из-под рубашки. – Теряю форму, веду сидячий образ жизни – и вот результат! – Он захохотал. – А здесь другое дело. Девочку нужно подтянуть, нерезко, конечно,  не как ты своих…
- Она слабенькая, - сказал Аркадий Борисович, - холодец… Для начала четыре часа в спортзале и бассейн…
Ра слушала его с ужасом. Ей хотелось закричать, что ей это не нужно, и она не будет ходить ни в какой бассейн, но горло ее перехватило, и она только хрипло выдавила из себя что-то непонятное и нечленораздельное.
- Мне.. я..
- Зачем тебе все это? – Совершенно не стесняясь ее присутствия, спросил Аркадий Борисович. – Кто она тебе? Девчонка, конечно, ничего, но…
- Это не то, что ты думаешь, - Александр Олегович замахал на него рукой, - не то… Это долго рассказывать, но мой интерес здесь совсем другой. Если бы ты видел ее в начале… То, что ты видишь сейчас – это плод моего и ее труда, но это только половина задуманного. Я прошу тебя, Аркадий, помоги…
Он хотел добавить, что Ра – пластилин, из которого он лепит нечто чудесное, но, увидев, что Ра смотрит на них во все глаза, замолчал и стушевался. Ему стало неудобно за неловкость друга, и он перевел разговор в другое русло.
- Хорошо, поговорим об этом подробнее позже, а пока… Аркадий, ты негостеприимный хозяин! Угости же нас чем-нибудь, и вообще, ты обязан развлекать своих гостей…
Ра чувствовала себя неуютно. Ей не терпелось покинуть этот дом. Она уже сожалела, что приехала сюда, и  досадовала на себя, что сразу не спросила Александра Олеговича, куда и зачем они едут. Еще не обустроенный дом был молчалив и холоден. Они втроем пили кофе и болтали ни о чем. Разговор не клеился. Ра чувствовала, что она мешает, и отпросилась походить по лесу, окружавшему дом. Ее отпустили.
Она бродила и не могла понять, чего ей не хватает, чтобы вполне соответствовать тому, к чему ее вел этот держащий ее за руку человек.  Она понимала, что сейчас они объясняются друг с другом откровенно и без стеснения, и ей хотелось слышать, о чем они говорят и спорят. Но вокруг сияло солнце, шумела листва, и лес заполняли дивные звуки и запахи, кружившие ей голову.
- Ра! – Донеслось до нее из дома. – Ра!
Александр Олегович махал ей рукой. Она медленно повернула назад. Он стоял на краю крыльца и смотрел в ее сторону с видом человека, явно добившегося своего.
- Пора ехать, - сказал он. – Теперь все в порядке. Тебе позвонят, Аркадий Борисович договорится…
Ра не ответила. Она вежливо простилась, и только в машине, когда дом скрылся за поворотом, тихо с укором проговорила:
- Вы все решаете за меня, почему?...
Александр Олегович сделал вид, что не услышал. Несколько минут они ехали молча. Ра тупо смотрела на дорогу, не желая говорить ни о чем. Ей опять припомнилось ее отчуждение, когда она тихо сидела в углу и никто не обращал на нее внимание. Дорога вилась серой лентой, и шуршание шин напоминало ей шипение змеи. «Мы знакомы уже несколько месяцев, а я так ничего о нем и не знаю, - подумала Ра. – Он никогда не говорит о себе…»
- Ты напрасно обиделась, - он сказал это так резко, что Ра вздрогнула и оглянулась. – В том, что я делаю, нет ничего для тебя плохого. А не спрашиваю тебя только потому, что ты еще мало что понимаешь. – Он глубоко вздохнул. – Мне пятьдесят лет, я женат, у меня двое ребят и сумасшедшая работа, из-за которой я их почти не вижу. Они уже старше тебя, и я не видел, как они выросли… - Ра испуганно заморгала, испытывая неподдельную неловкость из-за того, что он так метко попал в ее мысли. – Даже с друзьями больше общаюсь по телефону или интернету. Порой не видимся годами… Они уходят. И вдруг на очередных похоронах ты понимаешь, как летит время, и уже ничего нельзя поправить, что безвозвратно упущено… Жена начинает ворчать, потом привыкает быть одна, потом…
- Вы любите ее? – Тихо спросила Ра.
- В том понимании, как думаешь ты,  - нет. В том понимании, как думаю я, -  да! – Он оторвал взгляд от дороги и посмотрел Ра в глаза. – Ты еще в романтическом возрасте, - сказал он, - у тебя нет житейского опыта, и ты думаешь, что любовь – это букеты и конфеты. Это не так… Все гораздо сложнее и проще. Только это понимаешь с возрастом, когда многое испытаешь на своей шкуре… -  Он вновь посмотрел на Ра. – Это трудно объяснить сейчас, и ты вряд ли поймешь меня, но потом… В жизни у каждого из нас много долгов, обязательств и всякого другого, с чем мы живем, и что нас связывает в этом мире. И рвать все это всегда болезненно, а порой даже и смертельно…
- А Ваши дети…
- Дети выросли. Мои два парня вполне самостоятельные люди. Оба получили хорошее образование, вполне успешные и порядочные мужики, но… - Ра показалось, что голос его дрогнул. - …но они где-то далеко от меня, как отрезанные ломти, хотя мы живем под одной крышей и все еще одна семья… Иногда мне кажется, что я тоже один, окруженный гудящей многоликой толпой, вечно текущей и суетящейся, как муравейник. И я один из этих муравьев, тоже муравей… 
Из-под шин вылетали камешки. Иногда они попадали в стекла, и Ра слышала легкое покалывание их щелчков, звонкое и хрупкое. Она старалась ни о чем не думать, боясь, что опять он прочитает ее мысли, но они упрямо лезли в ее голову, нагромождаясь одна на другую и создавая в ней вертящийся хаос. Чтобы как-то прервать эту карусель, она снова заговорила.
- А Ваши сыновья – кто они?
- Они… - Александр Олегович хитро прищурился. – Хочешь познакомлю? Они вполне современные парни, продвинутые, надеюсь, в будущем обеспеченные…
- Я не о том, - Ра заливал жар, обдавая ее пунцовой краской и дрожью, с которой она едва справлялась. – Я не о том… Просто интересно…
Александр Олегович улыбнулся.
- Ну да, я так и понял. И нечего так смущаться, я пошутил… А впрочем, могу и познакомить… Они погодки, лет эдак на пять-шесть старше тебя. Один программист, второй – медик, так что… - он вновь лукаво взглянул на Ра, - могу познакомить… И потом, у них масса друзей. Тебе давно уже пора найти себе какого-нибудь друга, или как вы там говорите теперь – «бойфренда», хватит кукситься!
- У меня уже был друг… - Ра не нравился начавшийся разговор, и она хотела как можно скорее его закончить. – Уже был…
- Это детство, - сказал Александр Олегович, - это не то… Не нужно помнить прошлых обид и неудач. Лучшие твои годы еще впереди и не нужно упускать их. Эх, Ра, «если бы юность умела, если бы старость могла!..». Дай мне съездить в командировку и не теряй времени зря. Мы еще с тобой им всем покажем!..
Ра не спросила, куда он едет и насколько. Она все еще дулась на него. Она, добившаяся  неоспоримых успехов и уверенно шагавшая по лестнице вверх, вновь ощутила себя вчерашней девчонкой, у которой, как у плохо сделанной работы то тут, то там обнаруживаются всевозможные просчеты и недоделки. Ее, такую неспортивную и далекую от всего этого, настойчиво толкали туда, где ей всегда было некомфортно и боязно, как бывает всякому физически малоразвитому человеку. И вопреки своему нежеланию, сопротивляясь и отторгая его решение, она должна была идти, потому что это было почему-то нужно, как она думала не ей, а ему.
Эта встреча разочаровала ее. Они расстались сухо, как люди не питающие друг к другу симпатии, а только обремененные необходимостью вежливости. Ра была не на шутку встревожена и расстроена ожидавшими ее звонками недавнего знакомого, не сулившими ей ничего, кроме очередных забот и нудных занятий, к которым она не только не благоволила, но, наоборот, делала все, чтобы избежать.
Домашние сразу заметили ее перемену, но на все расспросы Ра отвечала им улыбкой, печальной и тихой, как она сама.
- Я устала, - сказала она, - просто устала…
Она и впрямь ощутила какую-то внутреннюю усталость. Ее эмоциональный порыв, длившийся так долго, вдруг начал затухать, и она ослабла, погружаясь в туманный полусон.
- Это просто лень, - констатировал отец. – Лень, говорю я тебе, и только! Тяжело и грустно стало, слишком много было сала… Нужно вбрызнуть живой крови, тогда откроется второе дыхание! Ну же, займись чем-нибудь!
- Вероятно, скоро придется… - загадочно ответила Ра и улыбнулась.
Звонок раздался через три дня. Несмотря на то, что Ра его ожидала, он стал для нее полной неожиданностью. Без всякого представления, как будто только его и ждали, голосом, не терпящим никаких возражений, Аркадий Борисович буквально обрушил на нее свою новость.
- Сегодня, в спортивном зале, - басил он, - я договорился, и не опаздывать! В шестнадцать часов жду на месте!
Ра растерялась. Так сразу, взяв быка за рога, словно кроме этого у нее не было никаких дел! Она почувствовала, как вся напружинилась и стала собираться в комок. Напор, с каким начиналось новое дело, не оставлял сомнений, что покоя в ближайшее время ей не будет. «Ну и пусть, ну и хорошо, - думала она, - отец прав. Надо чем-то заняться… В крайнем случае, я всегда могу сбежать, - утешала она сама себя. – Мало ли что кому взбредет в голову, решать все-таки буду я. А пока посмотрим, что это такое…»
Спортивная форма, в которой она иногда посещала нелюбимые занятия физкультуры, была далеко не в лучшем состоянии. Наскоро перетряхнув ее, Ра сунула ее в спортивную сумку и на испуганный взгляд матери насмешливо пробормотала:
- Иду покорять спортивный Олимп…
- Боже мой, девочка, - мать всплеснула руками, - что еще приготовил тебе этот странный человек… Нет, отцу пора вновь вмешаться!
- Он в отъезде, - обрезала Ра, - и это не он. Он, кажется, и сам не знает, что это будет. Пожалуйста, не волнуйся, если что… - Ра пальчиками побежала по воздуху, - никто не сможет меня там удержать.
Ра чмокнула мать в щеку и скрылась за дверями. Удивительное дело, но этот звонок выбил ее из начавшейся хандры и заставил вновь почувствовать прилив сил. Она шла без охоты, но с твердой решимостью отстоять свое решение во что бы то ни стало. «Все будет зависеть от меня, - твердила она, ускоряя шаг. – От меня…»
Ее ждали. К ней подошли сразу, как только она вошла.
- Вы Ра? – Спросила ее уже немолодая женщина в спортивном костюме.
- Да…
- Аркадий Борисович предупредил меня. Пойдемте, он здесь.
- Вы будете со мной работать? – Спросила Ра, чувствуя, как краснеет.
- Возможно, посмотрим.
Ра поморщилась. Женщина уверенной пружинистой походкой пошла впереди. Она не была худой, но фигура ее была подтянута и стройна. Решительный тон и немногословность говорили о силе ее характера. Сердечко Ра заколотилось от волнения.
Спортивный зал громыхал, лязгал, пыхтел и сопел. Аркадий Борисович сидел у стены на лавке и громко отдавал команды. Увидев их, он рыкнул в зал «Продолжайте!», и отвел их в сторону.
- Уже познакомились? – Осведомился он. Ра смущенно передернула плечами. – Это Полина Павловна, она будет вести тебя. Шаг за шагом. Он повернулся к женщине. – Сплошной холодец. Мускулов - ноль. Нужно постараться сделать из этого дистрофика что-нибудь подходящее… Не мне тебя учить, Полина… Конечно, что-нибудь в меру посильное, но с результатом…
Лицо Ра вытянулось. Говорить ей в лицо подобные вещи, когда все последнее время она слышала только восторженные комплименты и похвалы, - это уж слишком! Она уже хотела повернуться и уйти, но крепкая рука Полины Павловны уже сжимала ее кисть.
- Спокойно! – Сказала она. – Спокойно!
- Тебе будет с ней нелегко, - как ни в чем ни бывало проговорил Аркадий Борисович, а ты, милая моя, засунь свой гонор куда-нибудь поглубже, здесь не детский сад… Скажи спасибо Сашке и начинай работать, как лошадь, как ломовая лошадь, иначе… Иначе я тебя просто выгоню!   
Ра разозлилась. Рука ее дергалась, но Полина Павловна держала ее крепко.
- Я не собираюсь быть чемпионкой, - зло прошипела она, глядя прямо в глаза Аркадию Борисовичу. – И не нужно говорить со мной в таком тоне…
Она резко выдернула свою руку из цепких пальцев Полины Павловны. В виски противно застучали молоточки. Ей стало душно. Она круто развернулась и пошла прочь, не оглядываясь и не прощаясь ни с кем.
- Пошли все к черту! – С досадой пробормотала она, уже почти у самой двери. – Заучили… Буду какая есть…
- Не ершись! – На ее плечо легла мягкая теплая рука. – Не ершись!
Ра оглянулась. Полина Павловна смотрела на нее с усмешкой, снисходительно и немного печально.
- Аркадий грубоват, - сказала она, - это правда. Но он не так плох, как кажется сначала. Я работаю с ним давно, и он совсем не такой бирюк, как ты думаешь. И сколько ему ни говоришь… Он вообще такой… - Она замялась. – Такой… несколько занозистый, - наконец, подобрала она нужное слово, - но он не такой…
- Прекрасное объяснение, - огрызнулась Ра, - только мне от этого не легче. И вообще, мне живется неплохо и так… Все это выдумки Александра Олеговича… А я… Честно говоря, мне это не нужно и не хочется…
- Никто тебя не собирается принуждать, - голос Полины Павловны стал жестче. – Ты вполне взрослый человек и давно должна решать сама за себя. И уговаривать тебя никто не будет. Но ты подумай и не руби с плеча сразу. Остынь и только потом принимай  окончательное решение. Если надумаешь, приходи завтра в это же время, а сейчас иди и думай…
Весь вечер Ра не находила себе места. Она металась по комнате, как тигрица в клетке, то останавливаясь, чтобы осмотреть себя в зеркале, то принимаясь бессмысленно листать конспекты, ничего не понимая в написанном. Голова ее шла кругом. Она колебалась и, как маятник, сдвигала свое решение то в одну, то в другую сторону. За ужином она была рассеяна, как никогда.
- Что случилось? – Тревожно спросила мать. – Ты сегодня явно не в себе…
Ра поморщилась. Рассказывать о чем бы то ни было, настроения не было. Она недовольно фыркнула и уткнулась в свою тарелку, не ответив ни слова.
- «Быть или не быть – вот в чем вопрос…» - небрежно проронил отец и посмотрел на Ра. Она насторожилась и напряглась, но снова промолчала. – Помнишь, мать, - продолжал он, обратившись к жене, словно и не заметил ее напряжения, - как мы с тобой еще в студенческую пору хотели  прыгать с парашютом, а потом ты струсила и отговорила меня? – Он снова посмотрел на Ра.
- К чему это ты? – Недоуменно спросила мать. – Вспомнил какую-то ерунду… Правильно сделала, что отговорила. Не хватало только, чтобы сломать себе шею…
- А я до сих пор жалею, что не прыгнул, - отец вздохнул и встал из-за стола. – До сих пор… И только теперь, с возрастом понял, что мудрецы правы, сказав что «лучше жалеть о том, что сделано, чем о том, что не сделано»… - Ра подняла на него глаза, и взгляды их встретились. – Вот так…
Ра отчетливо поняла, что второго шанса у нее не будет, и Александр Борисович подумает о ней неизвестно что. «Лучше жалеть о том, что сделано, чем о том, что не сделано», - стучало у нее в голове. – Пойду, - решила она. – Пусть этот индюк не думает, что я испугалась. И вообще, нужно хотя бы попробовать».
Ра сразу повеселела. Принятое решение сбросило с ее души зыбкую маяту, тяжелую и каменную, как чугунный шар, катающийся из стороны в сторону. Ей стало легко и спокойно. Она высунула голову из своей комнаты и, увидев сидевшего на диване отца, уткнувшегося в газету, тихонько присвистнула ему. Отец поднял голову и улыбнулся.
- Спасибо, папка! – Крикнула она громко. – Все путем! - И, сжав кулак, подняла большой палец вверх.
Месяц дался ей нелегко. Она сразу поняла, что ее физическая форма не оставляет ей никакой надежды на легкие победы, к которым она так быстро привыкла. Ее дряблые мускулы не выдерживали даже малейшей нагрузки, которой ее начинали подвергать на тренировках. Она задыхалась, садилась на скамейку и глотала пот, струями стекавший по ее коже. Ее «холодец» никак не хотел становиться крепкой пружинистой массой, укрепляющей не только тело, но и дух. Кости ныли, и вся она была словно побитая, с непонятно откуда бравшимися синяками и ссадинами.
Аркадий Борисович, глядя на ее мучения скалился и не упускал случая уколоть какой-нибудь скабрезной шуточкой, от которой Ра терялась и краснела. Сколько раз хотелось ей послать его ко всем чертям и уйти от этих мучений! Но всякий раз самолюбие брало верх, и она, стиснув зубы, принималась мучительно выжимать вес, крутить педали и подтягиваться на своих слабеньких ручонках. Ра диву дивилась, что Полина Павловна, несмотря на все его скабрезные шуточки, по-прежнему защищала его и продолжала утверждать, что он добрейшей души человек. Откуда было ей знать, неопытной глупенькой девчонке, что он специально разжигал в ней злость, чтобы заставить ее делать нужное, но противное ей дело.
Когда же стали появляться первые, самые тяжелые, но и самые дорогие результаты, когда тело ее стало наливаться силой и приятной крепостью, на лице Аркадия Борисовича появилась странная застенчивая улыбка, как у человека,  сделавшего трудное и доброе дело вопреки всему тому, что мешало и отбрасывало его назад.
- Ну что? – Вопрошал он. – Конец старческой дряблости и да здравствует юная крепкая плоть?! – Ра, по обыкновению, молчала. – Посмотри, Полина, какова стала, - продолжал Аркадия Борисович, обращаясь к Полине Павловне, - приятно посмотреть. А походка… Ты помнишь ее спину – этот вопросительный знак сгорбленной старушки? А теперь, а! – Он гордо отходил назад и, упирая руки в боки, выпячивал грудь вперед. – Красота! Хоть на выставку красоток! А что, Полина, подойдет она для этого, как его…
- Конкурса красоты, - напоминала Полина Павловна. – Вполне подойдет!
- Теперь Сашке не отвертеться! Какую я ему красавицу вылепил, а старуха? Придется проставиться, не отвертится!
Теперь Ра краснела от удовольствия и смущения. Походка ее стала уверенной и пружинистой, как у кошки, ноги крепкими, а руки цепкими и пластичными, и сама она стала мягкая и гибкая, как зеленая веточка, полная нежных, трепетных сил.
Ра казались смешными теперь ее неуклюжие движения и боязливость всего того, что требовало ловкости и выносливости. С каждым днем она ощущала себя все увереннее и спокойнее. Спорт давал ей не только внешнюю красоту, но и приучал к терпению, трудолюбию и упорству в достижении своей цели.
Даже мать уже не ворчала по адресу Александра Олеговича, а дипломатично помалкивала и кивала головой, когда речь заходила о новой встрече с ним. Отец же не просто не переставал нахваливать его, но даже восхищался им, громогласно выражая свое мнение в присутствии жены и дочери.
- Ей-богу мужик молодец! – Говорил он, в очередной раз оглядывая Ра. – Ты помнишь, какая она была? Замухрышка, какой-то мышонок в скорлупе, который всего дичился и сидел где-то на отшибе от всех… А сейчас! Посмотри, мать, на свою дочь – нам есть, чем погордиться, честное слово есть! – Мать счастливо улыбалась и кивала в ответ. – И когда он приедет, этот твой бог? – Приставал отец к Ра. – Долговато его нет…
- Не знаю, не спросила, - тушевалась Ра. – Мы тогда расстались не очень…
- Понимаю, понимаю, - отец утешительно гладил ее по плечу. – Ничего. Он мужик умный, все поймет. Особенно когда увидит, какой ты стала…
За два месяца тренировок Ра так втянулась в свои занятия, что уже не мыслила себя вне их. Она четко и старательно выполняла все требования Полины Павловны, и с ужасом ждала, что с приездом Александра Олеговича все это может кончиться.
«Кто я для них, - говорила она сама с собой, - так, каприз друга, которому неудобно отказать. Он попросил – они сделали, и теперь вполне вероятно, что в лучшем случае меня перекинут куда-нибудь от себя подальше, а сами по-прежнему станут заниматься своими серьезными делами, делать новых чемпионов. А я… я всего лишь эпизод, про который сразу забудут, как только за мной закроется дверь».
Впрочем, продолжала она себя утешать, все, что ей пришлось узнать, останется при ней, и продолжать уже можно будет самостоятельно, собрав свою волю в кулак и не давая себе расслабляться без их строгого контроля. Она знала, что она сможет, но каждый день, приближавший ее к встрече с Александром Олеговичем, мог означать ее прощание с полюбившимися ей тренерами, на которых она глядела теперь другими, любящими глазами.
- Завтра прилетает Сашка, - сказал Аркадий Борисович, когда она пришла на очередную тренировку. – Он звонил тебе? – Ра отрицательно покачала головой. – Ну, я тебе говорю… Смотри, не подведи меня, чтоб была!.. – Он потряс кулаком. - Одним, словом, молодцом была! Старая гвардия еще кое-что может, - он подмигнул Ра, - так что ли, цыпленок? – Аркадий Борисович удовлетворенно щелкнул пальцами. – Пусть знает наших!   
В этот раз Ра волновалась, как никогда, как будто она сдавала важный и ответственный экзамен, от которого зависело все ее будущее. Она и сама не знала, почему это так, но чувствовала, что не ошибается. Когда он позвонил ей по приезде, она долго молчала, едва сдерживая свое волнение. И только, когда он тревожно закричал в трубку, ответила хриплым сдавленным голосом.
- Я сделала это, я смогла…
Александр Олегович не скрывал своего удовольствия. Он смотрел на стройную фигурку Ра с искренним восхищением. В ней виделась юная упругость, величавая стать и от прежней неуклюжей девчонки не осталось и следа. Тело ее из слабой студенистой массы превратилось в крепкое, сильное и гибкое, с тем изяществом и грациозностью, которыми отличаются физически развитые люди.
- Я вижу, Аркашка поработал на славу! – Сказал он, блестя глазами. – Да, старина знает свое дело, ничего не скажешь. Результат на лицо. Всего каких-то два месяца – и тебя не узнать! А помнишь…
- Я была не права, - поспешила прервать его Ра. – Со мной это бывает. И потом… главное ведь не то, что было, а то, что есть, не правда ли?
- Правда! – Александр Олегович засмеялся. – Ты делаешь успехи не только на физическом, но и на дипломатическом поприще. Не будем вспоминать наши размолвки. Но Аркашка… и ты… Нет, в самом деле вы оба молодцы!
Он говорил без умолку. Рассказывал о командировке, о том, как он соскучился по Москве, как хочет отдохнуть от  суеты всех приемов и фуршетов и посидеть, наконец, в  привычном кругу своих близких и друзей.    
- Куда ты денешься, - увидев его, набросился Аркадий Борисович, - куда ты от нас всех денешься, старый хрыч! Ты посмотри, какую конфетку я тебе сделал! Смотри и любуйся! И не говори, что тебе некогда, не приму никаких отказов!
- Дай же придти в себя, Аркаша, - отбрыкивался Александр Олегович, - нельзя же сразу…
- Можно, можно, - наседал друг, - иначе с тебя не получишь. Начнешь пропадать черте где – и поминай, как звали… Помнишь обещанный плов? Жду до сих пор, а лет прошло столько, что даже стыдно напомнить!
- Разве? – Александр Олегович притворно всплеснул руками. – Я обещал?
- Обещал, обещал, уже обещание бородой обросло. Нет, Сашка, ты все же порядочная  свинья, вот что я тебе скажу.
Ра наблюдала за их перепалкой с ироничной улыбкой. Александр Олегович несколько раз искоса глянул на нее и покраснел.
- Так грубо и при даме, - обиженно пробормотал он, - нет, Аркашка, ты тоже порядочная свинья, и я…
Нижняя губа его оттопырилась, он шмыгнул носом и затих.
- Вот уже и обиделся, - обнимая его, захохотал Аркадий Борисович, - ты как ребенок, Сашка.   А впрочем, нечего обещать, слово не воробей! И вообще, старый хрыч, хватит кукситься, - он подмигнул и кивнул в сторону Ра, - ну, что, по девочкам? Или я зря старался?
- Ты все ставишь с ног на голову, - разозлился Александр Олегович, - не слушай его, Ра! Этот старый хрен иногда выдает, что-нибудь эдакое, но сам уже в далеком прошлом. Как говорится, ушел из большого секса на тренерскую работу! – И он захохотал.
- Не обольщайся, - парировал Аркадий Борисович, - тебя тоже там давно уже нет! – И оба они оглушительно загоготали своей не очень пристойной шутке.
Они еще долго  беззлобно подкалывали друг друга, как бывает только среди хороших настоящих друзей, связанных долгими годами дружбы. Ра смотрела с завистью и легкой грустью, понимая, что таких друзей у нее нет и, по сути дела, никогда не было. Ей захотелось, чтобы кто-нибудь вот так, как они, стал подшучивать над ней,  называть «старухой» или еще как-нибудь, как зовут друг друга между собой старые друзья, но этого не было. Не было никогда…
Несколько дней по возвращении  Александра Олеговича она не тревожила своего благодетеля, давая ему заняться собой и неотложными делами, но острое желание увидеть его и узнать, что-нибудь новое, чего она ждала в эти два месяца, заставили ее взяться за телефон раньше, чем он обещал позвонить сам. Дозвониться не получалось. Телефон или был отключен или занят.
- Не дергайся, - советовала мать. – Дай человеку отдохнуть с дороги. Нельзя быть навязчивой, это неприлично. Имей женское терпение. Не все же заниматься тобой, у него семья, свои дела, и потом, он просто мог от тебя устать… Дождись, когда он позвонит сам…
- Мы не виделись два месяца, - возражала Ра, - когда он успел от меня устать?
- Можно подумать, что у него дел только что ты… - недовольно проворчала мать. – Прекрати капризничать, сходи куда-нибудь, с кем-нибудь…
Ра замолчала. Конечно, она могла найти кого-нибудь, но не это нужно было ей. Сокурсники по-прежнему, даже с еще большим усердием обращали на нее внимание, но все это было не то… Даже Денис, к которому она благоволила так долго, вдруг стал ей неинтересен и не нужен. И все, что ее окружало, казалось ей серым, скучным и слишком обыденным.
- Все правильно, -  назидательно говорила мать. – Они слишком юны, чтобы конкурировать с таким, как Александр Олегович. Он много повидал, у него опыт общения с разными людьми, у него большие возможности, и он интересен просто, как человек, но пойми… У него многому можно научиться, но остальное… Надеюсь, что ты не влюблена в него?
Мать говорила осторожно, боясь спугнуть и отдалить от себя дочь. Она не знала, как ей помочь, и страдала от этого, понимая, что Ра нужен другой круг общения, которого у нее нет, и к которому она подспудно стремится.
- Всему свое время, - философствовал отец. – Прекрати панику. Придет время – и все будет. Девчонка только-только входит в жизнь, это болезнь роста. Смотри, какими семимильными шагами она пронеслась по этому времени, сколько успела, сколько смогла! Гусеница окуклилась и вот-вот прорвет свою оболочку и вылетит наружу. Не мешай ей. Пусть она это сделает сама.
- Но этот ее Александр Олегович…
- Ерунда! – Отец замахал руками. – Все твои опасения сплошной блеф. Вы, женщины, иногда городите в своем уме такое… - Он сделал круглые глаза. – Одним словом, успокойся. Все под контролем и все будет хорошо!
Ра скучала. Даже в спортзале, привычно отрабатывая свои упражнения, она думала о том, что будет дальше и не находила ответа на свой вопрос. Ее рассеянность и несколько печальный вид не остались незамеченными. И заботливая Полина Павловна не замедлила обратить на это внимание Аркадия Борисовича.
- Пропал? – Без лишних прелюдий в лоб спросил он. – Знакомая история. Опять вляпался в какую-нибудь авантюру и погряз в ней с головой. А ты распустила нюни, как сопливая девчонка. Не смей! Сейчас же соберись и продолжай работать! У тебя своя жизнь, и ты не должна зависеть от него. Конечно, Сашка – свинья, но ты тоже… - что хотел сказать Аркадия Борисович про нее, Ра не услышала, потому что как раз в этот момент в зал ввалился краснощекий и довольный Александр Олегович.
- Привет  покорителям олимпийских вершин! – Заорал он от самой двери. Было видно, что он чем-то очень доволен и ему не терпится поделиться свой радостью с ними. – Ну, как вы тут без меня?
- Без тебя – прекрасно! – Бухнул Аркадий Борисович. – Штурмуем рекорды. А ты я вижу преуспел, сияешь, как начищенный самовар! Выкладывай – иначе мы умрем от любопытства!
Александр Олегович  заговорщически подмигнул и хитро улыбнулся обоим. Его просто распирала гордость, и он едва сдерживался.
- Ей-богу, Сашка, ты сейчас лопнешь от важности! – С иронией произнес Аркадий Борисович. – Ну, старый хрыч, долго ты еще будешь измываться над нами? Говори или… он  обхватил Александра Олеговича медвежьей хваткой и зарычал, словно и вправду был медведем.
- Пусти, пусти, бугай ты эдакий! – Завопил Александр Олегович, пытаясь вырваться    из его цепких сильных рук. – Не здесь, не сейчас… Вечером, все вечером… Да пусти же ты, здоровина! – Он, наконец, высвободился и вновь хитро посмотрел на приятеля. – Всему свое время… Ужин, баня… Все обсудим вечером…
- А я?.. – Не выдержала Ра. – Мне тоже идти в баню? – В голосе ее звучали сарказм и обида. – Насколько я помню, вы…
Александр Олегович покраснел. В его вечерние планы Ра никак не вписывалась. Но и оставить ее одну наедине с самыми неприятными мыслями ему не хотелось. Его замешательство было столь очевидным, что Ра стало жаль его. «Разве не может быть у них каких-то своих, мужских дел? - Подумала она. – И разве он мне нянька?». Но другой голос упрямо твердил прямо противоположное, что он не должен так поступать с ней, раз уж взялся за нее, и должен подвести к какому-то логическому концу, прежде чем расстаться или просто отойти в сторону.
- Совершенно нет времени, - растерянно пробормотал Александр Олегович. – Снова дела, бегаю, как сумасшедший. Жена тоже ворчит. Но я найду, конечно, найду для тебя время и вообще, - голос его окреп, - не капризничать! Есть кое-какие мыслишки… Что-нибудь придумаем… А пока… Все бегу, некогда, до вечера!
Он торопливо взмахнул рукой, как будто отмахивался от них, и выкатился в дверь с такой поспешностью, как будто боялся, что его не выпустят отсюда.
- Узнаю Сашку, - сказала Аркадий Борисович. – Сколько знаком с ним, он все такой же. Всегда спешит, куда-то бегает, вечно где-нибудь торчит и не договаривает… Завязать интрижку – у него в крови, но если что-то выгорит, раздуется от важности и просто сияет, как масляный блин! Ну, и чего ты… - он снова посмотрел на Ра. – Раз сказал, что-нибудь придумает, значит, сделает. Да я с него с живого не слезу, в случае чего! Сгребу вот так, как тогда, и куда ему деваться? – Ра засмеялась. – Говорю тебе проявится, значит, так и будет!
Ра пожала плечами. Весь вид ее говорил: «А что же еще остается? Разве есть что-то другое?». Но Аркадий Борисович погрозил пальцем, что могло означать только одно: не балуй и не дури!
Чтобы не кукситься и не вызывать лишних разговоров со стороны матери, Ра решила вечер провести в компании сверстников, собиравшихся посетить только что открывшуюся выставку. Галдящая веселая толпа отвлекла ее от сумрачных мыслей, и она даже была рада, что здесь она была предоставлена сама себе, и никому ничего не нужно было объяснять. Современное искусство мало привлекало ее, и она дивилась, как нагромождение некоего хлама выставлялось, как нечто самобытное  и оригинальное.
- Я вижу, вам не очень нравится, - услышала она за своей спиной приятный мужско баритон. 
- Мне совсем не нравится, - ответила Ра и оглянулась. – По-моему это просто помойка…
Он понравился ей сразу. Спортивный, черноглазый, черноусый и смуглый, как цыган. Густой черный чуб был зачёсан на правую сторону, на лице ослепительно и насмешливо играла улыбка.
- Признаться, мне тоже, - ответил он, - тогда что мы здесь делаем, или вы с ними, - он кивнул в сторону студенческой толпы, хохочущей у очередного экспоната.
- С ними, - подтвердила Ра, - но сама по себе…
- Вот как? Тогда, может быть, стоит покинуть это чрево городского убожества?
- Стоит, - согласилась Ра, и они дружно двинулись к выходу.
Ра помахала толпе рукой и послала воздушный поцелуй.
- Вот так, - констатировала Танька. – Пока мы тут ржали, Ра такого кадра подцепила! Везет же некоторым!..
Но Ра не видела ни ошарашенных взглядов своих сокурсников, ни Танькиной кривой усмешки, ядовито выжимающей на нее зависть, она вся была уже не здесь, а где-то в другом пространстве, по которому летела с легкой радостью, почти невесомая, не понимая, отчего и почему ей вдруг стало так хорошо. Ей казалось, что она знала его  давно, но потом забыла, а теперь вспомнила, как будто память вернулась к ней, как только она его увидела. Эта непривычная легкость несла ее свободно, беззаботно, так, словно за спиной у нее выросли крылья, и она делала сейчас свой пробный первый полет над всем, что было раньше, и от чего она уже улетала.
- Меня зовут Тимофей, - представился он, а Вас?
- У меня странное имя, и я его не люблю, - ответила Ра. – Меня зовут Ираида, но для друзей и дома я просто Ра.  Ра… - она посмотрела на парня и уидивилась, как ей легко и непринужденно с ним.
- Значит, и я буду звать Вас Ра, - сказал он, - так?
- Так, - согласилась Ра. – Только давай на «ты», мы же еще не такие старые и не такие чопорные, как в прошлом веке.
- Заметано, - рассмеялся он, - на «ты». Так куда мы с тобой теперь пойдем, время-то еще детское, какие будут предложения?
- Просто погулять, - предложила Ра, - мне так хорошо…
Они бродили по парку, по зеленым  аллеям, по вьющимся торопинкам, спускающимся с крутого холма к самой реке, откуда виднелся противоположный берег с высокими синими соснами, так оттенявшими желтый песок, сияющий под солнцем медно-красным отливом, по берегу, где у тихой заводи склонялись плакучие ивы, грустно смотря на воду, в которой плыло лазурное небо с молочной пеной облаков.
Они говорили о разном, перескакивая с одной темы на другую, иногда обрывая ее на полуслове и убегая мыслью куда-то в другую сторону, куда стремительно мчался их молодой пытливый радостный ум. Обоим было легко, и глаза говорили больше, чем слова, слетающие с их уст, и наполняли душу чем-то доселе не веданным, чистым и необычайно волнительным, чего с ними еще не было.
Ра чувствовала, что она ему нравится. И впервые ей это было приятно и сладостно, как будто внутри ее что-то таяло теплым нежным вкусом того, что она еще не познала, а только пригубила, слегка соприкоснувшись с ним. Его мягкий взгляд источал тепло, бархатистость и черную бездонную глубину, в которой было скрыто то, что она так хотела узнать про него. И ее взгляд был горяч и игрив, как у молодой лани, дрожащей при виде красивого крупного самца. Он зазывал, манил и кокетничал всей своей природной женственностью, свойственной еще не испорченной юности, стоящей в преддверии таинства под названием любовь.
У них не было усталости  и не было ощущения времени, они парили, не видя никого и ничего вокруг, словно и вправду были только вдвоем – и это было ощущение счастья, полного счастья, которого они не осознавали, но которое было с ними в этот миг их жизни.
Уже спустились сумерки, и последний луч зари багряной полосой лег на небо, уходя вдаль за горизонт, а им казалось, что прошли не часы, а мелькнувшие мгновения, незаметно перенесшие их в этот чудесный сиреневый вечер, спускавшийся темным покрывалом на засыпающий парк.   Их сплетенные руки пели струящимся по ним током, и они не помнили, не знали, как, когда, в какой миг они переплелись и стали единым целым, таким неразрывным, словно родились вместе, чтобы быть навсегда.
Ее пальцы трепетали, и он чувствовал их волненье и сжимал ее маленькую ладошку все крепче и крепче, словно боялся ее отпустить от себя. И она не вырывалась, а только покорно и нежно смотрела на него, отдаваясь полностью его власти. И сердце ее замирало от радости его близости.
- Мне пора, - сказала Ра, когда в парке засветились фонари. – Уже поздно.
- Поздно, - повторил он и посмотрел на часы, - я провожу…
Они шли пешком уже по полупустым улицам в вечерних огнях домов, за которыми мелькали чьи-то тени, и шла чужая жизнь, до которой им не было никакого дела, но которая, как тень, следовала за ними по пятам, сопровождая теплом своего света, мягкого и желтого, как солнце.
- Вот, - сказала Ра, останавливаясь у своего подъезда. – Я здесь живу.
Он все еще держал ее за руку, не отпуская, ничего не говоря, а только пристально вглядываясь в нее омутами своих черных глаз.
- Пора, - прошептала она.
- Пора…-  эхом отозвался он, все еще не решаясь отпустить ее.
Она тихонько высвободила свою руку,  торопливо побежала к двери и дрожащими пальцами стала набирать код, сбиваясь и путаясь от волнения. Потом оглянулась, несколько секунд постояла молча и стремительно бросилась к нему, неловко поцеловав его в губы. Затем отпрянула и вновь оказалась у двери, скользя непослушными пальцами по кнопкам замка. Наконец, дверь открылась, и она юркнула в проем и вновь обернулась назад. Он все еще стоял на том же месте, улыбаясь глупой счастливой улыбкой…
Ей было страшно и весело. Страшно от того, что она шагнула в какой-то незнакомый ей мир, а весело, потому что это был праздник, которого она жаждала и ждала и который наступил так внезапно, неожиданно и, как цунами, обрушил на нее эту гигантскую волну новых чувств, эмоций, красок и звуков. Кнопка дверного звонка под ее пальчиками пела звонким хрустальным колокольчиком нежно, томительно и трепетно.
- Где ты была? – Тревожно спросила мать, пропуская ее в прихожую. – Ни звонка, ничего… Мы с отцом…
- Все хорошо, все очень хорошо! – Заорала Ра и повисла у матери на шее. – Ты не представляешь, как все хорошо! – Она сбросила с ног туфли и закружилась по прихожей. – Все очень хорошо, - повторяла она вновь и вновь, - все очень хорошо!
- Не понимаю, - растерялась мать, - ты можешь объяснить, что случилось?
- По-моему, все ясно, - отец схватил Ра в охапку и посмотрел ей в глаза. – Наша дочь влюбилась. Я прав? – Глаза Ра были счастливые и блестящие, с тем особенным внутренним светом, который бывает только у влюбленных.
- Да, выдохнула она, кажется, да, папка…
- Ну, вот и дождались, - сказал он, выпуская ее из рук.
Она выпорхнула легкая, гибкая, сильная. Он увидел, что это уже не та угловатая девочка-подросток, которая была еще вчера, а другая, распустившаяся так внезапно и незаметно одновременно, что он, как слепой, пропустил этот миг.
Мать опустилась в кресло у трюмо и смотрела на Ра удивленно и недоверчиво. Она как будто спрашивала свою взрослую дочь и все  еще не понимала, как такое могло с ней произойти.
- Кто он? – Наконец, вымолвила она, оправившись от внезапной новости. – Ты совершенно сошла с ума!
- Он? – Ра счастливо засмеялась. – Он – Тимофей, просто Тимофей…
- И все? – Мать  обернулась к отцу. – Ты слышал? Просто Тимофей… Нет, ты погляди на нее, она же ненормальная, нет, что она делает?.. – Ра чмокала мать в обе щеки, крепко держа ее в объятиях.
- Влюбленные все ненормальные, - констатировал отец, - и наша не исключение. Ничего страшного, обычная жизненная история. Думаешь, мы в свое время были лучше, - он замахал руками, - такие же ненормальные!
- У тебя всегда все легко, - возразила мать. – Нет, я должна все знать, слышишь, Ра, все!
- Хочу только есть и спать, есть и спать, - смеясь, проговорила Ра. – Накормите же ребенка, родители! И потом – я сама еще ничего не знаю…
Она уснула крепко и сразу, едва ее голова коснулась подушки. Последнее, что она запомнила, погружаясь в темный мрак сна, было ощущение чего-то очень хорошего и радостного, что открылось перед ней и куда она только еще вошла. Она не слышала бурной дискуссии, развернувшейся между отцом и матерью, обсуждавшими ее новое знакомство, она просто спала, без сновидений, без тревог, но с какой-то счастливой уверенностью в том, что ее ожидало.
Утром она проснулась еще до будильника. Сияло солнце, и небо было чистое и синее, лишь где-то вдалеке легкими перышками плыли облачка. Она вспомнила вчерашний вечер и сладко потянулась. Чувство радости, охватившее ее вчера, снова вернулось к ней и заставило подпрыгнуть в постели с веселым визгом. Все теперь казалось ей необычным и новым,  где все было прекрасно и счастливо.
Тихонько, чтобы никого не разбудить, она выскользнула из своей комнаты и прошмыгнула в ванную. В зеркале на нее смотрела улыбающаяся глупая мордашка, еще чуть припухшая от сна, таращившая на нее удивленные горящие глаза. «Неужели это я? – Подумала Ра. – Какое восторженное незнакомое лицо! Да, это я, конечно, я, только… я влюбилась, - наконец, призналась она сама себе, - я влюбилась! И как мне теперь хорошо, радостно, светло – и все потому, что есть ОН, ОН!». Она зажмурилась.
- Ты там надолго? – Раздался голос матери. – Пожалуйста, поторопись. Отец уже встал и ему надо спешить.
- Да, да, мамочка, сейчас, - отозвалась Ра, наскоро приводя себя в порядок.
Она вдруг вспомнила, что не дала ему номер своего телефона и не знает его. Где-то внутри засосала противная тревога, поднимающаяся вверх к горлу, стиснувшая ее удушливой хваткой. «Какая я дура, - пронеслось у нее в голове. – А вдруг этого ничего больше не будет, и все станет по-прежнему, и я никогда его не увижу?». Она почувствовала, как холод растекается по ее рукам и ногам, сковывая все ее движения, словно она калека.
- Что опять, - увидев ее бледное лицо, забеспокоилась мать, - что ты там себе надумала?
- Он не знает моего номера, - упавшим голосом ответила Ра, - он не позвонит. И я не знаю…
- Дуреха, - оборвала ее мать, - он знает, где ты живешь, и если захочет…
- А если нет?..
- Не забивай себе голову, - рассердилась мать, - лучше позвони Александру Олеговичу. Думаю, он даст тебе нужный совет. И не раскисай. Ничего страшного не произошло. Не накручивай…
- По-моему, мать права, - вмешался отец. – Ну же, не вешай носа,Ра! Куда он от нас денется!..
Тимофей не звонил и не появлялся. Александр Олегович снова был занят, и нудный автоответчик предлагал оставить ему сообщение. Ра оставила их уже несколько штук, но телефон по-прежнему молчал. Ра ругала себя последними словами, и на все расспросы однокурсников отвечала лукавым молчанием, не желая признаться в своем промахе.   
А Александру Олеговичу было отчего молчать. Уже несколько дней он безуспешно пытался уговорить своих сыновей познакомиться с Ра, расписывал ее прелести и хвалил на все лады, словно хотел повыгоднее ее продать. Парни только ухмылялись и наотрез отказывались знакомиться.   Каждый из них довольно ревниво относился к ущемлению своей личной свободы, и даже родителям было категорически запрещено вмешиваться в их личную жизнь.
- Отстань, батя, - наперебой увещевали они отца, - сваха из тебя никудышная, - да и не надо это… Все образуется само собой, вот увидишь! И девица эта твоя непременно подцепит кого-нибудь без твоего участия. Честное слово, батя, ты стареешь…
- Вы хотя бы посмотрели на нее, - не отступал отец, - конфетка, прелесть, а не девочка! От одного раза с вас не убудет! Хотя бы оценили мои старания… Сколько труда положил я на эту девчонку! И что? Вам даже лень уважить отца…
Александр Олегович не на шутку обиделся. В душе он желал, чтобы кто-то из них двоих непременно заинтересовался Ра и, чем, как говорится, черт ни шутит!.. Но… парни упрямо отказывались выполнить его просьбу.
- Была какая-то сухопарая дылда, - брюзжал он, - а теперь… теперь просто персик в самом соку! А сколько с ней возился Аркашка, подумать только - и все из-за меня, потому что я его попросил, а вы, вы – мои родные сыновья не хотите сделать мне маленькое одолжение… - Александр Олегович разочарованно разводил руками. – Обидно, честное слово, обидно!
- И что, этот персик никого не может себе найти, - с нескрываемой иронией спрашивали сыновья. – Детский сад какой-то… Ты, что, батя, нянька при ней или кто…
- Не нянька и не детский сад, - сердился Александр Олегович, - просто девчонке не повезло. Немножко странноватая, диковатая, застенчивая… С такими часто бывает нелегко. Они просто не могут вписаться в окружение и им нужно помочь. Между прочим, как раз на вас обоих я и возлагал огромные надежды. И неужели так трудно помочь отцу, когда он вас так просит…
Александр Олегович замолчал и всем своим видом показывал, как он разочарован этими двумя взрослыми мужчинами, которые никак не могут понять столь простых вещей  и не желают поступиться ни каплей своих интересов, чтобы помочь ему.
- Может, все-таки сходим посмотрим, - неуверенно предложил младший, которого звали Илья, - оценим папашин труд. Не понравится – рванем, куда глаза глядят, и пусть  она ищет других дураков!
- Хотя бы посмотрите… - вкрадчиво, чтобы не сглазить удачу, снова повторил Александр Олегович. – Просто посмотрите – и свободны. Ну, а если она вам понравится, - он лукаво посмотрел на старшего, - тогда берите на абордаж, я не возражаю!
- Ну, хорошо, - сдался старший Андрей, - но только посмотреть. И ничего не обещай ей. А то нагородишь всякой всячины, а нам отдувайся! И не раньше, чем послезавтра, раньше я не смогу…
Алексанлр Олегович торжествовал. Он знал, он просто чувствовал, что Ра им понравится. И они – двое рослых красивых спортивных парней тоже не могли не понравиться ей. А потом… потом он соберет всех вместе, и там Ра войдет в их круг уже совершенно своей, окруженной заботами и вниманием всего их мужского клана.
Он тараторил  в трубку без остановки. Ра едва успевала отвечать «да», как получала новую порцию наставлений. Ей совсем не хотелось встречаться с его сыновьями, но грустное настроение, навеянное разлукой с Тимофеем, хотелось разбавить какими-нибудь приключениями, и встреча с ними как нельзя кстати подходила под этот случай.
- Хорошо, я буду, - не желая расстраивать Александра Олеговича и посвящать его в свои дела, весело отвечала она. – Да-да,  я поняла, я все  сделаю, как вы говорите. Непременно… 
- Вот и хорошо, - ободрил ее отец, - а то сидишь киснешь. Погуляй, познакомься… Смотришь, и твой суженый-ряженый найдется сам по себе. Главное не падать духом. Все образуется, дочурка!
Ему вторила мать, довольная тем, что Александр Олегович снова все берет в свои руки.
- Он знает, что делает! – Уверенно заявила она. – У этого молодца промашек не бывает! И потом, все-таки интересно, что за отпрыски у такого отца. Если бы было можно… - она закатила глаза под лоб, - я бы и сама побежала, как девчонка. Это так романтично и любопытно… Потом ты все расскажешь нам с отцом. И, может быть, наконец, он примет наше приглашение на обед.
Ах, матери! Они всегда проявляют недюжинный интерес к делам своих дочерей. С каким жаром, искусством, лукавством суют они порой свой нос в самые интимные стороны их жизни, с каким адским терпением по крохам выуживают из них интересующие  подробности, с каким рвением ругают всех и вся когда их ставят на место и как возмущаются, когда что-то делается в обход их!
- Мама! – Постаралась урезонить ее Ра. – Ему некогда. Он светский человек…
- Он интеллигентный человек, - обрезала мать, - и должен прекрасно все понимать. Наше затянувшееся незнакомство уже неприлично. Он так много для тебя сделал, что пора как-то отблагодарить его…
Ра замахала руками: спорить с матерю было бесполезно. Наверное, не случись ее встречи с Тимофеем, и она была бы в том же тревожно-приподнятом настроении, которое бывает перед свиданием, могущим стать для нее переломным событием в жизни. Но теперь это ее не трогало, а скорее было отвлекающим маневром от нудных серых дум, засевших в ее голове и душе, с которыми ей никак не удавалось справиться. Все материнские советы о том, как ей нужно выглядеть, она пропускала мимо ушей, словно и впрямь махнула на все рукой. В далеком углу ее души ныла загнанная тоска, боровшаяся с теплившимся огоньком надежды на другую встречу, которой она жаждала и которой она жила по-прежнему.
Любой звонок по телефону заставлял ее вздрагивать, хотя она знала, что он не может ей звонить. И все-таки снова ждала какого-то чуда, всматриваясь в горящие цифры номера. Ее женское самолюбие бунтовало и возмущалось, хотя внешне она была тиха и покойна. И мысли ее то обвиняли его, то искали  оправдания, запутывая ее все сильнее и сильнее. «Как странно бывает, - думала она, - одна встреча, один взгляд – и ты уже знаешь, что это ОН и никто другой! И как ты это понимаешь, невозможно объяснить. Можно только почувствовать какими-то невидимыми биотоками, о которых никто ничего не знает, но которые существуют, как бы это ни отрицали! И сразу все меняется, и меняюсь я, хотя еще никто этого не понял, не увидел, не почувствовал! Как странно…»
Она узнала их сразу. Они стояли оба одинакового роста, лениво посматривали на проходящих и о чем-то неторопливо переговаривались. У каждого в руке было по розе, но разного цвета: у одного она была красная, у другого – белая. Одеты они были просто, без вычурности, и Ра это понравилось. Она подошла к ним не сразу, а издали несколько минут приглядывалась к ним, как будто оценивала, стоит ли вообще знакомиться. Ей вдруг стало неловко, и она уже готова была дать стрекоча, как неожиданно встретилась с одним из них взглядами и почувствовала, что он понял, кто она такая. Парень тут же кивнул брату, и они решительно и торопливо направились к ней. И чем ближе они подходили к ней, тем больше она чувствовала свою неловкость.
- Это вы – Ра? – Спросил тот, кто показался ей старше.
- Я… - голос Ра охрип и был едва слышен. Она кашлянула, покраснела и вновь повторила, - я…
- А мы сыновья Александра Олеговича, - совершенно спокойно, будто и не замечая ее волнения, проговорил парень. – Знакомьтесь – мой брат Илья, а я – Андрей. – Они протянули ей по цветку.
- По два не дарят, - сказала Ра, не принимая их подарка. – Парные только на похороны. Вы же не хотите мне…
- Третий цветок в пути, - несколько стушевавшись, сказал Илья. – Папочка, как всегда опаздывает. Не бойтесь, берите… - Он  посмотрел на часы. – Вот-вот должен появиться…
Ра протянула руку к цветам. Наступила неловкая пауза. Пялиться и рассматривать девушку в упор, было неприлично, и парни бросали на нее украдкие взгляды, про себя оценивая все, что видели по одним, только им понятным меркам. Несколько раз они довольно хмыкнули, скользнув взглядом по ее длинным стройным ногам и даже улыбнулись.
- У вас хорошая фигура, - сказал Илья, решаясь прервать затянувшееся молчание, - и это не комплимент, это правда…
- Вы прекрасно выглядите, - поддакнул Андрей, вторя брату. – Как это… когда все совпадает… гармонично, - нашелся он. – Все на месте, все, как надо.
Ра смутилась, словно никогда и никто ей не говорил приятных слов. Те комплименты, которые сыпались ей от сокурсников, были для нее чем-то полудетским, что она воспринимала с удовольствием, но не серьезно. А эти незнакомые ей два молодых человека было совсем другое, взрослое и мужское, она это чувствовала и поэтому это было ей особенно приятно.
- Однако, папаша где-то застрял, - снова глядя на часы проговорил Андрей. – С ним вечно так… Короче, ждем еще пять минут – и рвем когти, не возражаете? – Он посмотрел на Ра.   
Она неопределенно пожала плечами. Ни она, ни братья не знали, что это очередной хитрый ход Александра Олеговича, спланированный и продуманный им заранее. По его плану, мальчишки теперь просто обязаны были тащить ее за собой, чего он и добивался от них. Бросить девушку на него и тихонько отойти в сторону теперь было невозможно.
- Ну все, валим! – Скомандовал Андрей.
- Давай хотя бы позвоним ему, - предложил Илья, набирая отцовский номер. «Абонент занят, перезвоните позже», - раздался в трубке женский голос. – Занят… - сказал Илья. – Ладно, идем, пусть беспокоится сам. В конце концов…
Розочки в руках Ра нервно подрагивали.
- Да бросьте вы их к черту! – Вспылил Андрей. – Если верите в приметы, выбросите – и дело с концом!
- Лучше давай купим еще один цветок, - предложил Илья, - зачем выбрасывать…
- Дуй, - коротко бросил Андрей, - пять минут – и чтобы был здесь!
Через несколько минут Ра, подхваченная с  обеих сторон братьями, уже шла к стоявшей в стороне машине. В ее руке трепетали три цветка: две розы и огромный синий ирис с желтыми прожилками по лепесткам.
- Куда теперь? – Спросил Илья брата. – Девушку нужно развлечь, нельзя давать ей грустить… Может быть, в клуб?
- В клуб так в клуб, - садясь за руль, согласился Андрей. – Вы не против?
Ра покраснела. Ей было стыдно признаться, что она еще ни разу  не была ни в каком клубе. Она торопливо кивнула и отвернулась к окну, боясь, что они угадают ее растерянность. З а окнами побежали перекрестки и дома, новые, старые. Мимо неслись машины, и Ра казалось, что она переступает еще один порог неизвестной ей другой жизни, и это тоже волновало и тревожило ее.
Машина остановилась возле нового стеклянного здания. Клуб «Айвенго» прочитала Ра на фасаде. Перед входом стояло множество машин, и люди входили и выходили из таких же стеклянных дверей, впускавших и выпускавших их праздничный поток.
- Вперед! – Снова скомандовал Андрей. – Прошу, - он галантно пропустил Ра вперед. – Вы,  я вижу, здесь в первый раз…
- Да, - выдохнула Ра, тараща глаза вокруг. – Уж, пожалуйста, не бросайте меня здесь одну…
- Как можно, - Илья тихонько взял ее под локоток, - здесь только рыцари. Вы же прочитали название клуба? «Айвенго» - это говорит само за себя. – Он улыбнулся. – Прекрасная дама, мы в Вашем полном распоряжении.
- Всегда хотелось почувствовать себя кем-то в этом роде, - призналась Ра, все еще не справляясь с охватившим ее волнением.
- Чувствуйте! – Смеясь, предложил Андрей. – А мы с Илюхой Вам поможем. – Ну-с… - Он галантно изогнул руку. – Просю…
Эта игра понравилась всем троим. Они наперебой старались угодить ей, шутливо оперировали галантным языком прошлого и от души веселились, играя роли заклятых соперников, вставляя друг другу  шпильки в ухажерских  перепалках. Напряжение Ра испарилось, словно его и не было. И она капризно оттопырив губку, снисходительно принимала знаки их внимания, находя настоящее удовольствие в их колких перепалках.
Немного вина, фрукты, шоколад – все подействовало на нее магически: ей было легко, хорошо, весело и совершенно свободно, словно этих двух ребят она знала давным-давно. Народу все прибывало, и к ним стали подходить незнакомцы, которым Ра представляли в той же галантной форме, заставляя целовать ей ручку и соблюдать все нормы галантного этикета. Она хохотала. Впервые ей доставляло удовольствие быть центром всеобщего внимания и играть эту непривычную ей роль, которой она всегда стеснялась и боялась. Все кружилось цветным фейерверком – музыка, огни, танцы, лица… Лица…
Ра тряхнула головой. «Мне показалось, - подумала она, столько впечатлений!». Но сердце билось, как сумасшедшее. Она внимательно вглядывалась в толпу – ничего. «Показалось,  снова подумала она. – Полумрак, тени, душно…». Она встала из-за стола.
- К Вашим услугам, - тут же услышала она голос.
- Душно, нельзя ли проветриться? – Тихо спросила она. – Голова закружилась…
И опять она увидела это лицо, надвигавшееся на нее из полумрака. Теперь оно приближалось, и Ра ясно видела, что это Тимофей. Ноги ее обмякли,  и она вновь опустилась на стул.
- Вам дурно? – Раздался над ее ухом тихий шепот.
- Нет, мне хорошо, просто… - Ра сделала паузу, пристально вглядываясь в уже совсем близко подошедшего Тимофея. «Узнал ли ты меня, - спрашивали ее глаза, - где ты был, почему не звонил?».
- А Тимоха, - следуя ее взгляду, проговорил Андрей. – Откуда ты? Сто лет не видались, знакомься – наша Прекрасная дама с таинственным именем Ра!
- Знакомы, - коротко бросил он, - с месяц как знакомы.
- Ну, ты ловелас! – Воскликнул Илья. – Когда же успел? Целуй даме ручку и присоединяйся. Каково, а? Синьора, это правда?
- Сущая правда, - подтвердила Ра. – Только синьор кавалер сразу же после знакомства бесследно исчез в неизвестном направлении.
- И ни разу не позвонил? – Не унимался Илья. – Тогда дуэль – и немедленно! К барьеру, каналья ты эдакая!
- Может быть, сначала выслушаем его объяснения? – Предложила Ра. – Итак, сеньор…
- Я был в отъезде, - спокойно сказал Тимофей, - далеко…
- И что, - не унимался Илья, - там не было связи?
- Не было, - подтвердил Тимофей, - осьмнадцатый век, знаете ли… Какая связь? Все эстафеты, эстафеты… Едва успел к нынешнему числу…
Все захохотали. Тимофей смотрел на Ра, не отрывая глаз.
- Выкрутился, каналья! – Констатировал Илья. – Ну, и что будем с ним делать?
- На первый раз помилуем, - сказала Ра. – Но только на первый…
- Ах, синьора, - вздыхая, проговорил Илья, - кажется, мы все опоздали, и место рядом с Вами уже занял кто-то другой, - он выразительно посмотрел на Тимофея, - завидую, но удаляюсь! Синьоры, мы все остались не у дел, поскольку здесь другой поспел! Ну, что ж, не будем им мешать дела их тайные решать!
Смеялись все. И только Ра и Тимофей молча глядели друг на друга, не произнося ни слова и не принимая участия во всеобщем веселье. Они не видели и не слышали никого вокруг. И та незримая ниточка, которая соединила их в первый раз, трепетала их чувствами, передавая взглядами нечто большее, что можно сказать словами. Им хотелось побыть вдвоем, как тогда, продолжить то, что так внезапно было прервано разлукой, просто побродить по улицам, на которых уже никого нет, просто послушать друг друга и себя, чтобы понять и услышать, что творится в душе каждого.
Их уход никто не заметил. Вернее, сделали вид, что не заметили. Они, не прощаясь, вышли в полумраке из танцующего круга  на улицу. Вечерние огни, проносящиеся мимо машины, особенный вечерний гул города – все звенело в ушах необыкновенной симфонией благородства, переливающейся калейдоскопом звуков и цветов.
- Где же ты был все это время? – Неожиданно для себя самой спросила Ра.
- Дела, - коротко ответил он.
- Такие дела, что ты не мог дать о себе знать, - сказала она и в голосе ее послышалась обида.
- Мог, - откровенно признался он, - просто не хотел…
- Не хотел, почему? – Голос ее споткнулся и сдавленно охрип.
- Не знаю, - проговорил он. – Хотелось все обдумать.
- И как?... – Ра затаила дыхание, боясь услышать что-нибудь такое, что навсегда порушило бы то, что зародилось в ее душе.
- Как видишь, - голос его звучал ровно, и Ра показалось, что ему совершенно безразлично, как ей было, и что она передумала в его отсутствие. – Иногда приходится брать паузу, чтобы понять самого себя, - продолжил он, - просто разобраться, что и как. Странно…
- Что странно? – Голос Ра задрожал и зазвучал звонко и тонко. – Странно, что вот так, в первый же раз девчонка может броситься тебе на шею? Странно, что можно сразу почувствовать, что это именно твой человек? Странно, что тебя пронизывает, как током, некая сумасшедшая мысль о том, что это тот единственный человек, который тебе нужен? – Она выпалила это  залпом и остановилась перевести дух. – Не перебивай! Знаешь, какое прозвище мне дали в университете? – Чокнутая… Ты тоже так считаешь? Говори, не стесняйся…
Тимофей молчал. Его голова была низко опущена, как у человека, в чем-то сильно провинившегося, и в полумраке позднего вечера невозможно было разглядеть на его лице улыбку. Он спокойно вытащил пачку сигарет, вынул одну и закурил, затем протянул Ра.
- Не курю, - коротко бросила она и замолчала.
Несколько минут они шли молча, рассматривая бегущую мимо них вечернюю жизнь.
- Первый раз в жизни мне объясняются в любви, - наконец вымолвил он, - не знал, что это так приятно… Ты просто Татьяна Ларина…
- Я не она, - резко возразила Ра, - и ты не Онегин. Я сама не знаю, как это вышло… Наверное, от обиды, от твоего молчания.
- Однако, ты отчаянная, - сказал он и взял ее за руку. Он сжал ее крепко и почувствовал, как ее пальчики нервно затрепетали. – А как ты подцепила этих двоих? – Спросил он неожиданно. – Ты знаешь, кто они?
- Конечно, - Ра затараторила как заведенная, радостно уходя от прежнего разговора, - это сыновья моего… она запнулась, - наставника, благодетеля, продюсера, даже не знаю, как назвать его. Одним словом, Александр Олегович взял надо мной шефство…
- А теперь решил познакомить тебя с сынками, - продолжил Тимофей, - и как?- В голосе Тимофея слышалась плохо скрываемая ревность.
- По-моему парни что надо, - сказал Ра, - и ты не задирай нос, не хуже тебя.
- Не хуже? Лучше, лучше меня, потому что у меня нет такого крутого папы, как у них. – Глаза его были совсем близко от глаз Ра. Они играли и светились, вспыхивали и гасли. – Смотрите, девушка, не промахнитесь!
- Не промахнусь, - ответила Ра, не отводя взгляда. – Кажется, я уже попала в цель!
Они целовались так много и так долго, что у Ра опухли губы. Голова ее кружилась от счастья, и порой ей казалось, что она и вправду сошла с ума. Они были рядом, и она понимала, что теперь  просто не сможет жить одна, без него, потому что они слились во что-то единое и неразрывное. И она не боялась говорить ему об этом, а он слушал и смущенно улыбался ей в ответ.
Они вбили друг другу в телефоны номера, и, расставшись у дома, он еще несколько раз позвонил ей, прежде чем она нажала кнопку своего звонка. Мать, нетерпеливо ожидавшая ее появления, увидев ее сияющую физиономию, радостно всплеснула руками и тут же принялась тормошить дочь расспросами.
- Ну, как все прошло, - тараторила она, кружась возле Ра, - по твоему виду – так просто блестяще?
- Как нельзя лучше, - подтвердила Ра. – Мальчишки что надо и все что надо! – Во! Не исключено, что я скоро выйду замуж, так что, родители, готовьтесь!
Мать онемела и бессильно опустилась на стул. Лицо ее выражало растерянность и испуг, как будто на нее обрушилось нечто страшное и печальное.
- Как? – Сдавленным голосом спросила она Ра. – Кто он? Так скоро… Эти нынешние мальчики…
- Это не мальчики, - улыбнулась Ра, - это я! Сегодня я объяснилась в любви, - мать тихо охнула и обмякла, - и знаешь кому? Тимофею. Он оказался их другом, и мы встретились с ним в клубе… Мальчишки сразу все поняли.
- Отец! – Закричала мать таким голосом, словно кричала «караул!». – Только послушай, что она говорит… Вы же совсем не знаете друг друга… Как можно… Такой шаг в жизни… Сумасшедшая…
- В чем дело, что ты так кричишь? – Отец недовольно заворчал, оторванный от своих профессорских дел. – Я же прошу не мешать мне, когда я работаю…
- Наша дочь собралась замуж, - выпалила мать, - за этого шалопая, который заморочил ей голову, а потом пропал черт знает куда и сегодня снова возник, словно черт из табакерки! – Мать не жалела красочных эпитетов. – Она сошла с ума и, кажется, сделала ему предложение,   ты должен…
- Ты сделала ему предложение? – Отец задрал очки на лоб. – Это шаг. Впрочем, какая разница кто кому делает предложение, важен результат… Каков результат?
- По-моему положительный, - весело ответила Ра.
- Ну, вот, - отец посмотрел на мать. – И нечего закатывать истерики. Девке давно пора замуж. Так что, как говорится, готовь приданое!
- А Александр Олегович, он знает, он видел? – Не унималась мать.
- Думаю, ребята ему все расскажут, - проговорила Ра. – И потом, здесь он мне не советчик!
Александр Олегович проявился на следующий день. Он не подавал вида, но был явно чем-то расстроен. Ра сразу поняла это по тому наигранно веселому тону, которым он заговорил с ней. Он тарахтел без умолку, рассыпаясь перед ней в многочисленных комплиментах, за которыми ее чуткому уху слышалась явная досада.
- Моим оболтусам ты приглянулась, - браво заявил он, -  и старшему и младшему. Не скрою, поначалу я едва их уговорил на встречу с тобой, но теперь… Теперь я вижу, что труды мои, действительно, не были напрасны. Но и ты, милочка, - в его тоне зазвучали ехидные нотки, - как оказывается, не теряла времени зря. У тебя там серьезно?..
Ра вспыхнула. Конечно, она была благодарна Александру Олеговичу. Без него она, вероятно, так и осталась бы замарашкой, сидящей в углу, на которую никто не обращал внимания. Но ведь и она приложила немало стараний, чтобы добиться такого результата и не вечно же ей ходить под его пятой? – Все это промелькнуло у нее одной мыслью, которая обожгла ее, заставила сжаться в комок и начала бешено сопротивляться.
- Более чем, - ответила она сухо. – Хотя честно Вам признаюсь, что Ваши сыновья весьма забавные и неглупые ребята.
- Неужели, ну спасибо, - в голосе Александра Олеговича звучала нескрываемое раздражение. – Забавные? Я непременно передам…
- Ну же, не злитесь, - поняв, что брякнула что-то не то, спохватилась Ра. – Они мне очень понравились. Впрочем, я всегда думала, что у такого отца, как Вы, не может быть плохих сыновей. А я.. Что же делать… я просто влюбилась, и Вы должны понять меня…
Александр Олегович чуть помолчал, как будто собирался с мыслями, затем громко кашлянул и, наконец, проговорил спокойным, но грустным голосом.
- Надо признать, ты права… Что же -  это жизнь. Не всегда получается, как хочешь, иногда лучше, иногда хуже. Во всяком случае я рад за тебя. Наверное, я старею, брюзжу, устаю, как собака… Не обижайся…
- Что Вы! –  Поспешила уверить его Ра. – На что? Я – это частичка Вас. Просто я выросла и теперь…
- Не продолжай, - прервал он, - мне все ясно. Одна просьба:  не познакомишь ли ты со своим избранником и меня? Все-таки очень хотелось бы знать, кому я передаю тебя?
Ра улыбнулась. «Он хочет знать, какой конец будет у этой истории, - поняла она. – Что ж, он имеет на это полное право».
- Конечно, при первом же удобном случае, - вслух продолжила она свою мысль.
- В таком случае этот случай не за горами, - каламбуром ответил он. – Я как раз собирался собрать вас всех на небольшую вечеринку. Особенных гостей там не будет, только свои. И я надеюсь, там ты и познакомишь меня со своим избранником. Думаю, это будет через пару дней. Тебе перезвонят.
Через два дня в уютном небольшом ресторанчике веселилась пестрая шебутная компания. Там не было ни смокингов, ни громких пылких речей, ни официальных поздравлений, что говорило о том, что здесь присутствуют только хорошо знакомые близкие люди. Непринужденная обстановка ресторанчика расслабляла и придавала встрече домашнее теплое очарование семейственности. Ра знала почти  всех гостей, присутствующих здесь за исключением некоторых, что совершенно не мешало ее раскованности. Александр Олегович сидел рядом с Аркадием Борисовичем и о чем-то оживленно переговаривался с ним.
Ра уже успела познакомить его с Тимофеем, и он издалека придирчиво посматривал в их сторону, словно, как когда-то из нее, хотел выудить все, что было у него внутри. Ра не знала, о чем он говорит со своим собеседником, но чувствовала, что разговор идет о них.   
- Он просто поедает нас глазами, - сказал Тимофей. – Удерем?
- Неудобно, - нерешительно проговорила Ра,  - он так старался. Задержимся хотя бы еще на часик…
После изрядно выпитого, суеты, громких разговоров и музыки, гремящей на весь ресторанчик, их уход заметили не сразу. Два пустых стула сиротливо глядели в середине стола, словно два выбитых зуба.
- Сбежали, - констатировал Аркадий Борисович. – Что им с нами, мы для них старики. И пусть…
- Пусть, - согласился Александр Олегович, размягченный и несколько осовевший от выпивки, - пусть, конечно… Только знаешь, Аркашка, я чувствую себя, как Пигмалион, который собственными руками отдал другому свою Галатею…
Аркадий Борисович захохотал.
- Смотри только не брякни это жене…