Двенадцатый класс глава7

Глава 7. Надежда цвета янтаря

Шифон солнечного света скользит по нашим телам, слегка касается покрывал, и с почти неразличимым шорохом густыми золотистыми волнами сваливается на пол. Окна в спальне открыты, и мы вдыхаем весну полной грудью. С каждым глотком апрельского воздуха растворённые в нём нежность и хрупкость набухающих почек вызывают сердечный трепет и предощущение вкуса лёгкого фруктового крема. Вот-вот, ещё один вдох, более глубокий, и капля сласти будет медленно таять на языке. Какими нужными вдруг становятся руки, ведь они могут обнимать одного человека, весь мир. Какими важными вдруг оказываются ноги, ведь их бег может принести тебя к одному-единственному человеку, заветному месту.
Распластавшись морской звездой по кровати, я пытаюсь поймать мгновение. На своей кровати Надюшка с брайлевской книжкой в позе примерной ученицы методично водит пальцами и переворачивает страницы. Вечер пятницы, и из наших двух классов мы одни остались до субботы. Завтра в ЦДК ВОС  состоится интеллектуальная игра типа «Что, где, когда», и мы в команде. Домой ехать не резон, из школы быстрее, да и дороги мы не знаем, а отсюда нас сопроводит Горный, он тоже представляет интеллектуальную элиту нашей школы.
; Хорошо как! ; Надюшка со мной соглашается. ; А ты чё читаешь?
; Учебник по биологии.
; Много задали?
; Я не домашку. Это учебник за девятый класс.
Я аж села:
; На фига?
; Для себя.
; Да ладно! Колись!
; Обещаешь, что смеяться не будешь?
; Когда я смеялась?
; Это к поступлению. Чуть больше года осталось, и надо как следует подготовиться.
; А на какую специальность нужна биология? ; всё ещё не понимаю, над чем тут можно поржать.
Надюшка ещё немного мнётся, а потом всё-таки выпаливает:
; Я на психолога хочу поступить!
Пауза. Я обещала не смеяться. Получается сдавленный хрюк.
; Зачем тебе этот гемор? ; Она молчит, и я пытаюсь сгладить явно прозвучавшую грубость. ; Ты умеешь слушать, и в твоей будущей профессии это должно помочь. Но зачем тебе копание в этой чернухе?
; Я скорее для себя этого хочу.
; Комплексы?! Ты такая спокойная, уравновешенная, классная, какие у тебя могут быть комплексы?
; Просто я умею хорошо их скрывать, ; смеётся Надька. ; Давай погуляем.
И мы выходим. Как и я, она ориентируемся не очень. Не сговариваясь, просто наматываем круги вокруг школы, за территорию не идём. Нам никто не мешает, на выходные мало кто остаётся.
; А почему ты не готовишься? ; Надя меняет тему.
; Историю я и так сдам, да и литературу тоже. А русским мы с Риммочкой два раза в неделю занимаемся. Я как-то не парюсь.
; Везёт, жаль, что не все так могут. Как твой желудок?
; Болит, сволочь!
; Глупо с нашей стороны было так поститься. Мы же ничего, кроме консервов, не ели. Я поэтому и бросила так быстро, ведь, что не говори, но Тамарочка была права. Не в школьных условиях.
Она замолкает, а мне не хочется продолжать эту тему. Поститься или нет ; личное дело каждого, и не ко всем вопросам можно подходить с мерками одной только практичности. Есть вопросы веры и ощущения. Я чувствовала необходимость поступить именно так, а отсутствие условий, позволяющих делать это с комфортом, не то препятствие, через которое невозможно перешагнуть при желании. Испорченный желудок ; как следствие.
; Тамарочка, конечно, молодец! Сколько воодушевления до начала поста и сколько презрения потом!
Разговор перелетал с темы на тему, пока Надюшка не спросила, как дела у Р.А.
И я ухмыляюсь:
; У всех один и тот же вопрос. Не знаю. Мы месяца четыре  не созванивались.
И неожиданно для себя рассказываю ей всю историю в лицах…
 ; С тех пор и не звоню, ; погрустнела я под конец.
; Слуша-а-ай, как интересно! Вот что он от тебя хотел услышать? Ну, что он всегда тебе симпатизировал, так это все заметили с самого начала.
Я, кажется, начинаю активно краснеть и дышать глубже:
; Так же, как и другим…
; Ой, да ладно! Он всегда улыбался, когда ты приходила, выделял тебя среди нас, никогда не отмахивался, что бы ты ни сказала.
; Ага, как же! Забыла, как он ржал, стоило что-то ответить? Да и если б нравилась, для начала надо об этом сказать, мне кажется.
; А может, он таким образом сразу хотел показать свои благородные намеренья?
; Логика событий нарушена напрочь! Сначала признание, потом добиться взаимности, и только после этого предложение.
; А это его вечное «Мариночка, Солнышко!» чем не признание?
; Да он ко всем так обращался в хорошем настроении! ; Но мысль о том, что Р.А. ко мне как-то по особенному относился, невероятно приятна и греет душу. ; И не обязательно он теперь чувствует то же, что и раньше.
; Ты нравилась ему с девятого класса, это значит ; он молчал целых три года. ; Я не перебиваю Надюшку, пусть в чьих-то фантазиях, пусть на время хочется представить себя героиней столь романтической истории. ; Представляешь? Три года наблюдать, как ты растёшь, взрослеешь. Я думаю, он просто не дотерпел до твоего окончания школы. Опять же, окончи ты школу, поступи у себя в городе, и шанс увидеться в лучшем случае раза два в год. А он хотел найти возможность встречаться часто и созваниваться. Если б ты, конечно, захотела…
Я представляю нарисованную картинку и не верю. Ведь я с самого начала не допускала мысли, что могу нравиться Р.А. Заявляю об этом вслух, но Надюшка не соглашается:
; А чего тут особенного? Учитель влюбляется в ученицу ; классика! И не такая уж у вас большая разница. Лет пятнадцать?
; Вообще-то двенадцать.
; Тем более, Жофрей был старше Анжелики на пятнадцать.
; Да не в возрасте дело. С этим как раз всё в порядке. Но, ; я наконец высказываю беспокоящую меня мысль, ; что он мог во мне найти?
И тут уже очередь Надюшки похрюкивать от сдерживаемого смеха:
; Комплексы! У тебя?!
Мы проходим через стадион, и я поднимаю глаза к небу. Оно стремительно покрывается густой сумеречной синевой, и мне почему-то начинает казаться, что и оно таким образом пытается скрыть улыбку. Разворачиваюсь к подруге, но не вижу лица, оранжевое солнце ослепляет. Опускаю глаза, смотрю на окрашенные рыжим руки и вспоминаю необычайно насыщенный цвет кожи на руках Р.А. Не помню, куда мы шли и что делали, помню лишь, что на нём была тёмно-синяя рубашка, цвета сегодняшнего неба. И оранжевая кожа на руках в свете заходящего солнца. Я ещё подумала тогда: если смешать краски и попытаться нарисовать человека в таких цветах, получится ужасно неестественно. Но смотреть на руки и лицо, покрытое янтарной пудрой, хотелось до бесконечности. От него всегда шла дикая энергия, но в том времени и месте она была тёплой и притягивала.
С утречка пораньше приезжает наш второй воспитатель. Взяв Горного с двух сторон под руки, едем в ДК. Автобус, электричка, метро, троллейбус. Везде билеты бесплатны для нас. На хот-дог денег нет. «Там вас чаем напоят», ; утешает Владимир Викторович. Я, помимо отгадывания с командой всяких там вопросиков, должна прочесть какой-нибудь стих в конкурсе самодеятельности. Думаю об этом и сама же наблюдаю за своими чувствами и мыслями как бы со стороны. По идее, неудача с поступлением в театральный произошла всего две недели назад и должна оставить глубокую психологическую травму в моей хрупкой юной душе. Вот интересно, буду я как-то по-особенному переживать момент выхода на сцену? А может, собрав всю волю в кулак, я стану бороться с сильным эмоциональным потрясением, которое внезапно нахлынет на меня, стоит услышать выжидательную тишину и увидеть полный зрителей зал? Но не отказываться же сейчас, не объяснять же, как мне теоретически должно быть трудно. Это герои американских фильмов под предлогом невероятно страшного эмоционального потрясения могут совершать кучу дурацких действий, которые сразу простятся, стоит лишь узнать о тайном, причиняющем душевную боль воспоминании. Интересно, можно ли испытывать боль от прочтения стихов со сцены? Из какого-то злорадного предвкушения я выбрала басню Крылова, которую так и не прочитала. А может, я просто так глубоко запрятала свои терзания и страдания, что они никак не могут вырваться на волю? И сегодня, когда буду на сцене, плотина прорвется, и я разревусь прямо на глазах у кучи народа? В ожидании интриги я чуть ли не потираю руки: «Ну, ну, посмотрим-ка на это!»
В ДК шумно. Выпускники разных интернатов, сборные из рабочих УПП узнают друг друга, выкликают имена, жмут руки. Горный вливается в одну из кучек, и мы с Надюшкой, оказавшись не у дел, топчемся в сторонке. Недолго, впрочем. Наша команда быстро собирается. Шесть человек, включая нас троих, плюс трое ребят из предыдущих выпусков, Надькин парень один из них.
На людях Андрей и Надюшка ведут себя сдержанно. Она ещё школьница, и вместо бурных объятий и поцелуев ; тихое «Привет». Их отношения мне кажутся очень романтичными. Во-первых, Андрей, весь из себя такой мужественный спортсмен, которому дела нет до глупых женских штучек, со своим жёстким юмором, замашками будущего деспота, вдруг, становится нежным и чутким рядом с ней. Во-вторых, Надежда, тихая скромница: как получилось, что сквозь учебники она смогла разглядеть любовь, а заметив, поверить в неё? Счастливый случай или знак судьбы, что они живут в одном городе? Почти два года назад мы большой компанией собрались на день рожденья к Олегу. Из разных мест маленькими ручейками мы стекались под гостеприимный кров Олеговой дачи. Встретившись на станции, ожидая нужную электричку, Надюшка и Андрей должны были поддерживать светскую беседу. И, что самое удивительное, у них это получилось! На праздник они приехали уже с чувством взаимной симпатии. А дальше… алкоголь, музыка, тёплая компания, случайные прикосновения. По домам все разъехались полными впечатлений от весёлых выходных, а Андрей и Надюшка ; парой. Сейчас он уже закончил массажное училище, вроде бы нашёл работу, и каждый вечер пятницы встречает свою школьницу на станции, где завязалась их дружба.
Начало состязаний в образованности ; в двенадцать. «Если всё пройдёт быстро, то я успею на трёхчасовую электричку», ; думаю по пути в актовый зал. На сцене пять столов, по числу команд. Услужливая тётенька рассаживает участников. Всё очень внимательно и нарочито дружелюбно, а меня посещает предчувствие: стоит чему-либо пойти не по плану, как эта очаровательная дама покажет склочный и властный характер. Излишняя предупредительность меня всегда пугала. Закончив с нами, тётенька представляет команды и членов жюри.
«ОБЖ» ; тихим голосом выдаёт придуманное прозвище Андрей. Надюшка хихикает, на ухо спрашиваю, что это может значить. «Очень Большая Ж…», ; и я давлюсь от смеха. Горный шикнул и сразу же поднялся поприветствовать зал и достопочтенное жюри.
; И как он одновременно слышит и там и тут?
; Талант! Воспитанный годами в БШД.
Все аплодируют, мы присоединяемся, не понимая причины. ОБЖ выводит Евгения Геннадьевича, так он представился, ставит его перед микрофоном, и тот минут пять бухтит о радости встречи, о солнечном дне, о высоких смыслах данного мероприятия. Андрюха тихо комментирует почти каждое высказывание оратора, мы прыскаем, пока вдруг Горный не произносит громко моё имя.
; Что, так сразу?!
; Пора самодеятельности от нашей команды.
; Почему мы первые?! ; шепчу в ужасе, и выхожу.
Я даже не успела нормально подготовиться, поволноваться, и вот оказываюсь перед микрофоном. Молчу, пусть народ проникнется значимостью происходящего, они просто обязаны понимать, что их шуршание и перешептывания ; неуважение к чтецу. Я же, чтец, могу и подождать. ОБЖ сажает в сторонке дядечку ведущего, на миг её огромный зад в облегающей светлой юбке чётко виден мне, и голосом искрящимся весельем, я объявляю автора и название басни. Делаю глубокий вдох. Зачем торопиться? Начинаю читать. Это дело я давно знаю и люблю, мои мысли и чувства уходят на второй план, всё внимание ; переплетению строк. То, чем я всегда так гордилась, из-за чего так переживала, превратилось в спокойную уверенность в собственных силах. Мне не нужно никому ничего доказывать, я делаю то, что всегда хорошо у меня получалось. Чтение стихов со сцены оказалось обычной техникой владения голосом. Здесь добавить яда, лисицы мне особенно удавались; а тут растянуть и округлить гласные, всё-таки лев, царь зверей; интонации автора лиричны и задумчивы, паузы в нужных местах, тоном выше, тоном ниже. Я чувствую, как стих должен звучать, и воспроизвожу это, вот и весь секрет. Мне кажется или зал проникся? Последняя строчка, полшага назад, лёгкий поклон, больше даже кивок ; и подавляющая тишина, слишком долгая, на мой вкус, грохот дружных аплодисментов. Я позволяю себе милую улыбку: «Приятно, чёрт возьми!» ; и возвращаюсь к своей команде.
Видимо, я всё же волновалась, потому что усталость неожиданно пытается согнуть мои плечи, приходит ощущение влажности дрожащих рук. «Ах ты, понтовщица», ; любя подшучиваю над своим слабеньким организмом. Сажусь, попутно споткнувшись об один стул, сбив другой, в глазах немного потемнело, и ; о чудо! ; Андрей, не ценитель подобных номеров, хлопает меня по руке и говорит:
; Ты молодец! Мне понравилось.
И это важно для меня.
Другие стихи мне кажутся скучными и эмоционально неестественными. Неужели я выгляжу так же? И людям нравится?!
Игра начинается, и вопросы, странным образом сформулированные, сыплются с подавляющей неотвратимостью. Наша команда с горем пополам набирает полтора очка в музыкальном задании ; это заслуга Горного, и делит последнее место с неудачниками из сборной московских интернатов. Те справились с большим числом вопросов, но мои таланты таки произвели впечатление на высокое жюри, и баллы конкурса самодеятельности оставляют нас не в самой глубокой заднице. Ох уж этот хитрый маленький дядечка ; Евгений Геннадьевич! Намудрил так намудрил. Последнее слово членов жюри, благодарности участникам и организаторам, восхищение идейным вдохновителем.
Два часа, и если поспешить, то в восемь я уже буду ужинать молоком с блинчиками дома. Андрюха здесь частый гость, по выходным в ДК играют в голбол, спортзал тут тоже имеется. Обещает проводить меня до метро, ну и Надюшку ; до подъезда. Плутаем по узким коридорам в поисках туалета на дорожку. Горный, препоручив нас ответственному молодому человеку, устремился к большой группе, в основном из мужчин, столпившихся в фойе. И снова поздравления, рукопожатия:
; А вон она! ; раздаётся голос Владимир Викторовича. ; Марин, подойди, познакомься.
Делаю шаг и узнаю повернувшегося в мою сторону Р.А. Торможу, а в голове тысяча ; и ни одной толковой ; мыслей: «Может, не заметят? Сбежать, пока не поздно? Поздороваться как ни в чём не бывало? Сделать вид, что не узнала? Что же делать?!» А единственное желание ; броситься на шею с рыданьями и воплями «Р.А. дорогой, Р.А. милый, Р.А. родной!» ; неосуществимо. За секунды варианты дальнейших событий картинками мелькают в моей одуревшей голове. Не ожидавшая моего ступора Надька задевает плечом. Автоматом делаю другой шаг, застенчиво улыбаюсь, осознавая честь знакомства с главным устроителем, вдохновителем игр Евгением Геннадьевичем. Обещаю обязательно ещё приезжать и радовать их своими талантами, а затем уже ; и откуда столько робости? ; протягиваю руку Р.А. Памятный по школьным урокам костюм, тёплое пожатие, мгновение, растянувшееся в бесконечность. Мы всегда стояли и будем стоять так, моя ладонь в его ладонях, как в единственном, необходимом каждому доме. Чувствую взгляды и интерес к нам окружающих. Всё должно выглядеть естественным. Мы давно не виделись, хорошие знакомые, мы имеем право отойти в сторону и поболтать о старых добрых деньках. Р.А. любезен и спокойно, как-то даже расслабленно, с ленцой поясняет другим, откуда меня знает, улыбается Надюшке, что-то вежливое и необходимое в данных обстоятельствах спрашивает. Но моя рука всё ещё тихо прячется в доме его рук. Мы, не сговариваясь, отходим от любопытных ушей к окну. Надюшка рядом. Она понимает, что мешает сейчас, но и не подойти, как бывшая ученица Р.А., не может. Горный наверняка в курсе школьных сплетен, приближается, но и это выглядит тоже абсолютно нормальным, бывшие коллеги всё-таки.
; Р.А., какими судьбами?
; Женя пригласил в жюри посидеть.
; Так вы были в жюри? ; удивляюсь. ; И почему я не заметила?
Р.А. смеется и с нежностью ; или мне показалось ; произносит:
; Ты, Мариночка, вообще редко что замечаешь.
; Как дела? Чем сейчас занимаетесь? ; выдает список стандартных вопросов Горный.
Череда ничего не значащих ответов. Формальности соблюдены.
; Прекрасно выступили! ; Р.А. наконец обращает внимание на нас. ; Как же вы не справились с такими простыми заданьями? Мариночка, Надежда? ; Улыбается.
; Шестой и самый несчастный! ; цитирую вопрос, в обсуждении которого я принимала активное участие. ; Да это может быть кто угодно! ; возмущаюсь я. Надюшка энергично соглашается.
; Ну всем же было понятно, что речь об Иване Антоновиче! Вопрос-то исторический, никто бы не стал использовать материал, не известный вам из школьной программы.
; Кому понятно? И всё равно, нельзя так формулировать, ; продолжаю я упрямиться. ; Намекнул бы, что речь о русских царях, а то за минуту я усиленно вспоминала всех Карлов, Генрихов и Людовиков Шестых, обстоятельства их жизни и так далее, ; обиженно соплю.
; Ну, Солнышко, не расстраивайтесь! Всё ещё впереди! ; подтрунивает Р.А. ; Скажите лучше, чем сейчас увлекаетесь, что читаете?
Кроме него, никому это больше не интересно. Владимир Викторович возвращается к общей группе, и для Надюшки хороший повод развернуться к Андрею и не быть третьей лишней.
; Павича. «Обратная сторона ветра».
; Своеобразный автор, ; голос Р.А. стал тише и мягче. ; Всё ли понимаешь?
; Плохо понимаю, ; честно отвечаю я. ; Но чувствовать его получается гораздо лучше. Я его хорошо ощущаю! ; заканчиваю на пафосной ноте.
; Ты выглядишь немного грустной.
И что на это скажешь! Но Р.А. любитель риторических вопросов, задает их потому, что у него уже готов ответ заранее, и я жду.
; Тебе стоит отвлечься, почитай что-нибудь жизнеутверждающее.
; Это вы о чём?
; Роджер Желязны ; отличный автор, «Хронику Амбера» читала?
; Что-то древне-историческое? ; скучнею я.
; Не совсем. Книга о сильной личности, о герое. В наше время мало места остаётся для героизма, к сожалению. Как считаешь?
Задумавшись над этим, я молчу, и, не дождавшись ответа, он начинает прощаться.
; Почитай обязательно.
Мы снова пожимаем друг другу руки, желаем удачи и расходимся. Как бы для всех Р.А. напоследок диктует свой новый номер телефона, оказалось, что он живёт теперь в другом месте. «Девочки, звоните в любое время, всё, чем могу помочь, сделаю обязательно. Подготовка, поступление, литература, репетиторы ; обращайтесь». Я запоминаю семь цифр, понимая, что никто, кроме меня, ему никогда не звонил и не будет. Теперь главное найти хороший повод для звонка. Например, эта последняя книжка, которую он советует почитать. Быстренько сейчас загляну в библиотеку на проспекте Мира, получу её, за оставшееся время выходных осилю, а в понедельник вечером, когда на вахте никого не будет, можно и впечатления обсудить. Просто сегодня поехать придётся не на трёх-, а на шестичасовой электричке. Подлый желудок начал тихонько ныть, напоминая, что ближайший приём пищи грозит отодвинуться на десять вечера, но я неумолима. И почему мой слабый организм всегда норовит подвести меня в самый неподходящий момент? Мой сильный дух, мой светлый ум, моя разложенная и так разумно объяснённая чувствительность ; всё во мне приведено в порядок, в соответствии с моими же о нём представлениями. Но этот хитрый организм неожиданно начинает потеть или краснеть, или заполняются пустотой мои внутренности. «Я спокойна, и нет повода для волнений», ; говорю себе и верю своим словам, но колени и руки дрожат, а голос вдруг становится слабым и невыразительным. И как после этого доверять себе, если знаешь, что, несмотря на всю эмоциональную и интеллектуальную подготовку, твоё тело всё равно сделает по-своему? Вот и приходиться совершать маленькие уступки, и я прошу Андрея одолжить рублей пять на привокзальный пирожок. Обещаю вернуть на следующей неделе через Надюшку.
Троллейбус, метро, библиотека, метро, вокзал, экспресс. Получив книгу и поразившись объёму, незамедлительно вставляю первую кассету в плеер. Книга оказалась фантастическим романом, это ново. До сих пор я предпочитала реальность выдуманным мирам. Но раз Р.А. сказал, что вещь стоящая... Беру билет за два часа до отправления, и, переживая за героя, наматываю круг за кругом от первого пути до семнадцатого. И что тут гениального? Интересный сюжет ; согласна, но не могла эта книжка заслужить внимание Р.А. только лишь захватывающим сюжетом. Сажусь в вагон второго класса, но в пути не засыпаю, как обычно, а лишь переворачиваю и меняю кассеты в ожидании продолжения. Давно меня так ничего не цепляло! Полчаса пешком до дома также пролетают незаметно, благо аккумулятор заранее зарядила. И вот я дома.
; Ма, Па, привет! Вы ведь не против послушать книжку за ужином? Хорошую! ; уточняю я.
Оказалось, что папа уже читал хронику. Но с удовольствием присоединился ко мне. Во время ужина начинается мрачная часть о заточении Корвина в темнице, и я не чувствую вкуса еды. Ронять слёзы при родителях как-то неправильно, и я ретируюсь в свою комнату. Как ярко и скупо автор описывает слепоту, откуда он может об этом знать? Мечусь от двери к окну, ускоряю воспроизведение, слушаю вторую книгу и заканчиваю её под утро. Проблемы выбора и долга, желания и необходимости не дают мне покоя. Я рада за Корвина,  принявшего правильное решение. Мне непонятно его чувство ненависти, ведь я сама этого чувства не испытала, но его стремление к самоанализу и честности хотя бы с собой мне близки.
В воскресенье я не еду в школу, под предлогом, что вчера из-за игры слишком поздно вернулась и не успела отдохнуть, утром в понедельник на пятичасовой электричке буду как раз к третьему уроку, ничего страшного. Я отказываюсь от прогулки с подружкой, говорю, что не выспалась. Ем, умываюсь и вообще передвигаюсь по дому с магнитофоном под мышкой. Какие могут быть препятствия для желающего прочесть книгу до конца? Но слушаю уже не из-за желания побеседовать с Р.А., просто сейчас, кроме мира Амбера, никакого другого не существует. И я в нём! Ходить из угла в угол надоедает быстро, сама вызываюсь выгладить бельё, чем безмерно удивляю маман. Руки должны быть чем-то заняты, чтобы дать волю воображению и фантазии. Картины Янтарного королевства, ярких и непостижимых теней и отражений с абсолютной чёткостью предстают передо мной. Закончив с полотенцами, я освобождаю стол. Третья книга «Знак единорога» на исходе, и я впервые в этом году без каких-либо тягостных ощущений беру карандаш в руку. Но за изображения карт или мест не берусь, они ещё не до конца сформированы, не прочувствованы мною. Я вообще не думаю над рисунком, а руки сами знают, что делать, надо лишь позволить им это.
«Начинать всегда сложнее всего», ; вспомнила я фразу из своего старого сочинения. Человек ;  главный герой везде и всегда. Провожу первые линии век, красивые глубоко посажанные глаза. «Ярче! Контрастнее!» Взгляд мрачный, получается как-то угнетающе. «Кто так может смотреть, мужчина или женщина?» Ну, Свобода, на автомате расправь свои крылья! Этот взгляд требует продолжения. Короткий нос с явной горбинкой, кривятся в усмешке губы, вот-вот он то ли заплачет, то ли расхохочется навстречу невидимым мне пока врагам. «Чётче! Жёстче!» Разглядываю дикие черты, плывущие в абсолютной пустоте, они захватывают и не отпускают. Чёрные длинные пряди до плеч не закрывают лица. Грязные или просто мокрые, нечёсаные лохмы, когда-то были собраны в аккуратный хвост. «Он ведь почти сошёл с ума», ; наконец доходит до меня. «Быстрее!» Открытую шею и худые плечи не скрывает изодранная рубаха, руки связаны сзади. Мужчина вышел левее, чем изначально предполагалось, и спина к спине, тоже связанную, подсаживаю в пару к нему девушку. Тонкие черты лица, гладкие щёчки и расширенные от ужаса глаза видны вполоборота. У неё короткая современная стрижка и плавный изгиб шеи, переходящий в опущенное округлой формы плечо. Контраст между резкостью черт героя и почти отсутствием линий, лишь намёком, но не завершённостью их у героини ; бросается в глаза. Это нельзя списать на освещение, и я придаю чёткость и яркость тонким линиям, стираю лишнее. Серый туман образовался вокруг головы мужчины, а лицо женщины немного постарело. Я уже придумала сюжет и, не обращая внимания на мелкие недоработки, ускорила движение простого карандаша. Нет, не серый туман ; поработала ластиком, называется, ; но клубы поднимающегося дыма. И уже не рубаха, а изодранный халат медицинского работника на привязанном к модной феминистке мужчине. Та же одета в короткую юбку и открывающую практически все прелести майку. Сломанные ветки с уже занимающимся пламенем разбросаны вокруг них. А вот русалки и водяные, лешие и кикиморы, гномы и эльфы, поместился даже кентавр на заднем плане ; герои многих легенд и мифов неистовствуют, грозя кулаками двум представителям современного общества, попавшим на суд.
Мой рисунок не имеет никакого отношения к читаемой книге, и всё-таки я ощущаю некую взаимосвязь. Лорды хаоса может и выглядят по другому, чем представители всех известных мифов и сказок, но альбиносы жгут ведьму, полотна мечащегося Бранда слишком темны, а Бил Ротт желает поверить в чудо. Всё перемешивается в моей тяжёлой голове, и на свет рождается столь необычный набросок.
В эту ночь мне удалось немного поспать. Сознание терзают видения будто давно забытых, но невероятным образом вернувшихся лиц и сюжетов.
Вот я иду по серым похожим друг на друга улицам, одинокая, как всегда, и не зная куда. Чёрные тени, надвигаясь, выползая из-за угла, мешают пройти в нужную сторону, мне хочется повернуть, но ужас, не выходящий на свет,  поджидает за каждым поворотом. Не спрашиваю уже ставших такими привычными вопросов: куда, да и зачем я иду. Знаю, что направляюсь в одно из тех мест, где меня должны ждать, но не туда, куда мне действительно надо. Всё вокруг серое в согласии с моими мыслями и настроениями. Я ощущаю себя не идущим человеком, а безликим сгустком тумана, движущимся в таком же тумане. Одинаковым образом попадание к свету или тьме грозит уничтожить меня абсолютным поглощением, стиранием моей серой индивидуальности. И наконец я в комнате, тусклое желтоватое освещение которой угнетает. Людей много, они разбиты на кучки, и будто какое-то внутреннее притяжение не отпускает их далеко друг от друга. Они чужие, хотя я и одна из них. И блеклость увиденных красок не удивляет, это уже не серое нечто, но и не реальный мир. Я знаю, что так не должно быть, но другим сказать не смогу. Осознаю мою отличность от окружающей массы ; и вдруг что-то начало меняться. Неделимые кучки людей постепенно стали исчезать. Не выходили через какую-то дверь, не растворялись в воздухе с характерным хлопком, просто вокруг всё больше свободного пространства. Я уже была не той, кем себя всегда помнила, но отделившимся бесполым разумом, до бесконечности одиноким в мире полутонов и стёртых линий. И та пустота, которую я всегда прятала в самые глубины подсознания, оформилась в определённый невидимый барьер, преодолеть который не представляется возможным. И когда сознание моё уже было готово разорваться от собственной беспомощности и от неестественности своего существования в данном месте ; появился он. Он не был человеком в полном телесном воплощении. Но в одном из уголков моего мозга вдруг вспыхнула его искра. Ликование наполнило душу: «Он сам нашёл меня!» А в знак защиты накинул на мои плечи чёрный плащ с застёжкой в виде серебряной розы. И я почувствовала, наконец, что у меня есть плечи! Я ощутила себя личностью, девушкой. И не просто девушкой, но настоящей леди истинного среди всех отражений и вечного Амбера.
Будильник поднимает меня без пятнадцати четыре. На улице темно и было бы страшно, если б не провожающий меня папа.
; Па, а Корвин и Мерлин скоро встретятся? А Корвин и Дара будут вместе? А получится исправить Лабиринт? А кто будет королём?
Он лишь отшучивается:
; Дочитай и узнаешь. Я забыл.
И он непреклонен.
Папа находит мне свободное место и закидывает сумку наверх, прощаемся, и в нетерпении я достаю плеер. Путешествие к концам всего продолжается, две фактически бессонные ночи помогают в полной мере ощутить усталость Корвина. Не могу спать, хотя чувствую необходимость. Поднявшееся солнце выжигает глаза. Ближе к Москве народ в электричке заметно оживляется: продажа всякой ерунды, песни и жалобы, контролёры и мечущиеся пассажиры. Калейдоскоп карикатур. Выйдя из вагона, двигаюсь сквозь жидкий клей. Чаще обычного я сталкиваюсь со встречными и спотыкаюсь. Кульминация первого пятикнижия близка, когда я попадаю в тишину школьного двора. К чёрту уроки! Кого они вообще интересуют?! Мчусь, пока не засекли, на третий, и, разревевшись не первый раз с начала книги, всё-таки блаженно засыпаю.
 Глубокий двухчасовой сон рождает во мне буквально нового человека! Девчонкам удалось растолкать меня к обеду. Я делюсь восторженными впечатлениями о самой гениальной, прекраснейшей, философско-психологической, остросюжетной, великолепнейшей книге всех времён и народов. Но они почему-то не стремятся разделить моих восторгов.
Надюшка рассказала Лёнке, кого мы встретили в ДК. И супердогадливая Лёнка, оказавшаяся рядом Иринка и разумница Надежда окружили меня с расспросами.
; Было б чего сказать!
Но тайны больше не давлеют надомной, и хочется делиться бурлящей во мне радостью. Ничего не произошло, по большому счёту, и в то же время так много случилось. Презираемые и всегда жестоко подавляемые слёзы вернулись ко мне под руку с ощущением жизни. Можно беззастенчиво сплетничать и лопать шоколад. Можно снова разбросать карандаши по парте, пачкать нос и руки, мечтать рисуя и рисовать чувства. Главное ; не просто можно, а снова безумно хочется! Любовь и нежность дорогого голоса, звучали вы на самом деле? Или мне просто хотелось вас услышать? В настоящем это не имеет значения, ведь, сменяя несбывшиеся мечты, появляется надежда на новые. И это прекрасно!