Послание

Татьяна Михайловская

Дорогая матушка!
С низким поклоном к Вам  сын Ваш Алексей.
Пишу Вам из далекого города Сидни, что находится в  Южном полушарии в Новой Голландии.  В сомнении пребываю, дошли  до Вас ли  три моих прежних письма, которые посылал я Вам из  разных портов, куда заходили мы на пути. Но ежели Вы их получили, то знаете, что плавание наше  на корабле «Суворов» проходит  благополучно и сын Ваш жив и здоров. Только беспокоюсь об Вашем здоровье, которое все дни  при моем отъезде было слабое. Уповаю на Господа Бога, чтобы Он укрепил Ваши силы.
    Последний наш поход занял  50 дней, в кои мы не видали берега земли. Многие бури   изрядно потрепали наш корабль, пообив и борта и палубу,  даже  парусина на иных парусах не выдержала  их натиска, а уж на что крепкая. Потому уже третью неделю как мы  заняты тем, что исправляем все уроны, нанесенные ветрами. Но Вы, матушка, не думайте плохо о надежности нашего корабля, местные конопатчики и разные мастеровые дело свое знают изрядно, все будет изготовлено в надлежащем порядке.
    Моя же должность  как штурмана здесь в Сидни состояла в том, чтобы проверить хронометры, по вашему сказать, корабельные  часы, прибор важнейший для прокладывания курса. Для того выбрано было  весьма романтическое место: с одного края плещут волны, разбиваясь  в пене о морские уступы, а с другого открывается вид на долину с рощами, откуда доносится восхитительное пение птиц. С сего места видна большая часть города, с его каменными домами и прелестными дачами, гавань и стоящие в ней корабли.  Сюда приезжают на прогулку горожане, и, когда закончив наше занятие, мы располагались на отдых, многие подходили к нам высказать свою признательность.
   Еще по прибытии нашем англичане проявили к нам несвойственную им истинную любезность, дозволив нашему кораблю перейти на лучшее место, где стоят лишь английские суда, и куда иностранным кораблям не дозволяется заходить. Встречало нас на пристани  великое множество народа, поскольку наш «Суворов» всего  второй российский корабль, который они  видят. Когда же получили они от нас известие, что армия наша взяла Париж и государь император одержал победу над Бонапартом, радости их не было границ. Всех съезжающих с нашего корабля на берег  принимали они  в объятия  и кричали «рушен добра», а матрозов насильно тащили выпить с ними по-братски. Весь город  к вечеру  был  ярко освещен,  особенно дом генерал-губернатора,  и перед каждым домом зажжены были плошки, а в самых бедных домах горело на  окнах по три, а  то и  четыре свечи. Англичане сделали великолепный фейерверк, на площади играла полковая музыка,  и захмелевший  народ хором пел и веселился. Губернатор же устроил в нашу честь роскошный обед, с дорогими винами и  персиками, абрикосами, ананасами и другими фруктами, уложенными  горами на фарфоровых и серебряных блюдах.
    А через три дни 16-го числа все расквартированные в Сидни морские и  армейские офицеры сделали нашему кораблю угощение, на которое накануне разосланы были приглашения каждому из нас лично. По обыкновенной своей гордости англичане ничего не пожалели, чтобы обед удался,  и пили за здоровье  нашего императора Александра, ихнего короля Георга, за Кутузова, Платова, не забыв, конечно же и  о своем  Веллингтоне.
     Половину времени  мы проводим здесь на берегу, потому имеем возможность рассмотреть, как живет разный люд.  Англичан здесь порядком, до 10 тысяч человек, из них 7 тысяч каторжников, а 2 тысячи будет солдат. Но Вы, матушка, не беспокойтесь, они  каторжники мирные, волею Провидения ступившие на добродетельный путь. Иные из них, которые ремесло свое хорошо знают, те даже разбогатели.  И все так тут прижились, что и получив свободу, уезжать отсюда не хотят. Да и зачем  уезжать им, когда  место  чудесное, гавань  безопасна от всех ветров, а дома все каменные, крепкие, и живут бывшие каторжники получше, чем многие в Англии. Зимы здесь не бывает, лишь весна и лето, оттого детей в семьях родится помногу.
     Англичане, народ степенный и разумный, землю эту обустроили на свой лад. Кругом  палисадники с превосходными дорожками и грядами, засаженными цветами  и  фруктовыми деревьями, обработанные поля, домашние животные свободно пасутся в траве у реки. Мирную картину довершает вид резво бегущей статной  лошади, серой или пегой, запряженной в легкую одноколку, которой правит прелестная девушка. 
     Но не подумайте, дорогая матушка, что здесь рай. С дикими  людьми, которые были  тут прежде единственными хозяевами и селились, где хотели, англичане обходятся очень жестоко. Спаивают их и затем  стравливают друг с другом. Вот на днях состоялось настоящее сражение между дикими. Англичане развели их на две партии, всего набралось человек до ста вооруженных дикарей. По сигналу поднялся страшный шум и с обеих сторон полетели копья, потом начали они  биться сагайами, по нашему, палицами.  Если проворно уворачивались они от копий, то загородиться щитом от тяжелой дубинки непросто, оттого многие, получив удар по голове, падали замертво. Со всей свирепостью дикари наносили удары, добивая упавшего. Кровь лилась ручьями, летели окровавленные обломки копий,  вопли раненных заглушал крик победителей.Битва длилась два часа, пока  бойцы не обессилели. Вид раненных и убитых ужаснул меня. Какое сердце не содрогнулось бы при взгляде на это бессмысленное побоище, но только не сердца англичан – смотреть на страдания сделалось для них увеселительным зрелищем. Уж не у Древнего Рима ли переняли они свои  кровавые забавы? В наше просвещенное время иметь такие варварские привычки  не постыдно ли?  Перекрестившись, я покинул это злосчастное ристалище и всю дорогу на корабль думал, что и христианские законы не смягчают нравы развращенных  властью.
     На корабле боцман наш Де-Сильве, родом из Калькутты, отчего всякие отношения с туземцами ему хорошо известны, уверял меня,что иные христиане пытаются образовать диких, часто дают им платье, чтобы ходили они одетыми, а не голыми, убеждают их, что так достойнее, но те, едва за город отойдут, тотчас всю одежду сбросят. Они ровно дети малые, чужому обучаться не хотят,  спят на воздухе, едят, что соберут на берегу - ракушки всякие и водоросли, и вперед ни о чем не думают. На что я сказал Де-Сильве, что стало быть так их Господь устроил, и не наше дело Его поправлять.
   Если из оного письма, дорогая матушка, решите Вы, что русские моряки в Сидни баклуши  бьют и английскими потехами развлекаются, то будете  совсем неправы. За время нашего здесь пребывания проконопатили весь корабль, выкрасили его, починили  паруса и шлюпки, перетянули  стоячий такелаж  и много всякой другой работы на корабле сделали. Приборы мои теперь все в большом порядке. Командир наш Михаил Петрович Лазарев команду благодарил. Запаслись мы водой, провизией, одних сухарей купили 136 пудов и дров для корабля 10 тонн и  прочего другого по необходимости. Уже  есть приказ об нашем скором отплытии из Порт-Джаксона, то же Сидни.
       Поход нам предстоит долгий, но я не жалуюсь, только грустно мне, что не увиделся с Вами на мои прошлые именины и на будущие не увижусь, потому как с Новоархангельска пойдем мы обратным путем, к мысу Горн, а уж оттуда только в родной Кронштадт. Двадцать первый свой год встретил я в Тихом океане, а в двадцать второй пересек  уже Атлантический и Индийский. То-то еще предстоит! Ради того и терпел я  суровую науку в штурманском училище и расставание с родительским домом, чтобы вокруг всей земли под нашими парусами пройти.
    Дорогая матушка,  ангел мой хранитель!Чего бы я не отдал, лишь бы увидеть Вас и сестренку Катеньку хоть одним глазком на самое быстрое мгновение! Но нет такой возможности. Мысленным взором воображаю Вас у  морозного окошка, за коим идет наш тверской снег и сугробы по самый наличник. Каждый день молю Николая Угодника о Вашем здравии и терпении  на разлуку.
Кланяйтесь от меня почтенному Фролу Кузьмичу с семейством, тетушке Татьяне Павловне с семейством, отцу Леонтию, а  дьякону Федору Петрову передайте, что такого басу, как его, я тут не слыхивал. 

Покорнейше целую Вашу руку и  остаюсь преданный Ваш сын
Алексей.

Опубликовано в журнале "Черное море" №3 2014.