К событиям на Украине. Немец с Фердинанда-Симонов

Обращаясь к теме «Великой Отечественной войны» в свете сегодняшних событий на Юго-востоке Украины (Новороссия – Донецкая и Луганская Народные Республики), невольно проводишь параллели. И как не странно находишь очень многое крайне близкое по духу, смыслу, настроению и ощущению, созвучное сегодняшнему дню. То, что предлагаю прочитать, было написано ровно 71 год назад. День в день.

События последних недель требуют сделать небольшое отступление, с целью прояснений моей собственной позиции.
Остановлюсь на следующем:
Складывается мнение, что разногласия в оценках происходящих событий и оценках преобразований в Д.H.Р. и Л.Н.Р., происходят в силу отсутствия поправок на степень развития общественных и политических отношений в России и названных республиках. Мы (Россия) переступили этап нынешнего общественно-политического развития названных республик ещё в 90-е годы.
Чтобы мы сегодня говорили, если бы в «ельциновский период» сотворилось такое же «чудо», как сегодня на Украине – Олигархат, «власть имущих оппозиционеров», торжество фашистской идеологии?..
Поэтому можно понять трудности сегодняшнего момента для новороссов.
Для тех, кто торопит события, требуя в государственном строительстве Новороссии, всё и сразу, – дайте время, помогите. Ведь ясно, что само по себе дело не сдвинется. Но только не так, как это мыслит, и тем более «в пикировке» поступает гос. Кургенян. Напрашиваются подозрения в «политическом заказе», «двурушничестве», «холопской покладистости».

Надо ли вводить войска России на Украину? Безусловно – нет.
У нарождающихся республик уже есть армия. Им нужна помощь военными спецами-добровольцами, ополченцами. С украинской (хунтовской) стороны уже действуют подобные структуры – советники США, наёмники. Помогите с оружием, сопоставимым с внешней угрозой, в необходимых количествах (авиация, Грады, ПВО, артиллерия, бронежилеты, каски, «Шмели», «Утёсы», приборы ночного видения» и пр.).
Надо понять и принять, что все антифашистские силы в Новороссии имеют дело с О.П.Г. (Организованной Преступной Группой), причём как внутренней – украинской (Порошенко, Наливайченко, Яценюк, Аваков, Турчинов, отмороженных: Коломойским и Тарутой, Ярошем и Ляшко), так и внешней – международной (Абама, гос. Меркель, Порошенко). Известны способы их действий – бомбёжки, убийства и расстрелы, уничтожение инфраструктуры республик, по типу: «раз не мне, так и не кому», обман и враньё, шантаж, грабёж, подставы, наглость и безбашенность, замешанные на фашистской идеологии, или полный «Псакинг». В руках О.П.Г. оказались огромные государственные материальные и людские ресурсы. Задействованы медийные каналы, оседланы принудительные правовые нормы карательного типа к инакомыслию и противодействию военным преступлениям. Украина сейчас – государство-агрессор.
Цели групп, как никогда агрессивны к России. В белых перчатках с ними не справиться. Потом – это, видимо, надолго.
Следует не посыпать головы пеплом, а с холодной головой выстраивать свои действия, ответственно и хладнокровно. Стрельба по г. Донецк (Ростовской обл.) – это звоночек. Далее у них, видимо, – Крым.
Какие уж тут фантазии и ожидания, что сами «русские-украинцы» проснутся, осознают свою роль и обязанность защиты. Главное – нам спать не нужно. Наш «броненосец» должен быть наготове, в смысле, воинское дело должно быть начеку.
                А. Одиноков



                К. Симонов

                Немец с «Фердинанда»

   Перед нами сидит немец-солдат, рядовой, обыкновенный немец, который, пожалуй, интереснее всего именно своей обыкновенностью. Этот, подобно сотням тысяч других, есть плод зимней «тотальной мобилизации». Он был взят в армию зимой и первый раз попал в бой три дня назад, здесь, на Орловско-Курском направлении.
   Это худой и долговязый немец ни с чем не примечательной внешностью, опущенными плечами и сонными глазами, в которых застыл испуг.
   Когда мы начали говорить с ним, стало вдруг понятно, что испуг, застывший в его глазах, – это совсем другой испуг, чем тот, в котором пребывали пленные немцы, скажем, год или два тому назад. Тогда они боялись, что их убьют в плену. Он, как и многие другие, сейчас, в это уже не верит.
   В его глазах застыл испуг от того, что он вообще попал на войну. Этот испуг появился в тот день, когда его коснулись «тотальная мобилизация». По мере приближения к фронту испуг превратился в ужас. И хотя он уже два дня в плену, этот тотальный страх всё ещё не покидает его.
   Его зовут Адольф Майер, ему в апреле исполнилось 19 лет. Он из деревни Эйструб в Ганновере. Его призвали зимой. Он служил в самоходной артиллерии – во Франции, в Руане. Ему тогда было ещё 18 лет, но 70 человек в роте были ещё моложе его.
   Кроме того, насчитывалось ещё немало стариков, а 110 человек были старыми солдатами.
   Он рассказывает о том, как хорошо они жили в Руане. Первую тревогу почувствовали в апреле, когда в их дивизион прибыли новые, только что принятые на вооружение самоходные пушки «Фердинанд». Они поняли, что с такими пушками долго не просидишь в Руане. Значит, скоро пошлют на войну.
   Ещё больше встревожились они, когда командир батареи капитан Кенинг стал особенно настойчиво твердить о силе этих пушек, о не пробиваемости их брони.
«200-мм. лобовая броня и 80-мм. боковая, – такого ещё никогда не было, – говорил он. – Неприятель не сможет пробить своими снарядами ни «Тигров», рядом с которыми мы пойдём, ни тем более наших «Фердинандов», у которых лобовая броня  ещё толще, чем у «тигров».
   В мае капитан говорил им об этом особенно много, а в июне их повезли на восточный фронт.
 – Для чего вам говорили, что броня ваших «Фердинандов» непробиваемая?
 – Для того чтобы мы меньше боялись двигаться вперёд.
 – Но, на вашем «Фердинанде» броня была пробита?
 – Да.
 – Значит, капитан Кенинг вам лгал?
 – Да.
   Адольф Майер рассказывает о двух днях боёв, в которых он участвовал. До третьего дня он не дошел, попал в плен.
   Может быть, было даже хуже, что он верил в неуязвимость своего «Фердинанда», на котором ехал водителем.
   Когда он увидел, как сначала загорелись два «Тигра» впереди, а потом рядом загорелся соседний «Фердинанд», ему стало сразу не по себе, – он к этому не был готов.
   Там, в Руане, он с радостью поверил, что ездить на «Фердинанде» безопасно.
Теперь приходилось разочаровываться быстро – снаряд попал в гусеницу.
   Они остановились и поняли, что если они так будут стоять на месте, то погибнут. И тогда, не сговариваясь, они вылезли из «Фердинанда» и поползли назад.
   Артиллерия всё стреляла.
   Когда они выползли, их было только двое – он и наводчик Карл Зиге, а остальных он больше уже не видел.
   На следующий день Зиге тоже исчез неизвестно куда, а его, Майера, назначили водителем на другой «Фердинанд», на котором вчера был убит водитель.
Когда он влез в машину, он увидел в правой боковой броне, немножко выше своей головы, маленькое отверстие от снаряда, дырку, через которую был убит тот водитель, который раньше сидел на его месте.
   Они пошли в бой, и он всё время невольно оглядывался на эту дырку и уже больше ни в грош не ставил слова капитана Кенинга, а вернее, просто забыл о них.
Он страшно боялся, что его убьют, он боялся, что русские сделают ещё одну дырку рядом с той, что уже была над его головой, и на этом для него всё кончится.
На его счастье снаряд попал в заднюю часть орудия, и водитель, сидевший впереди, как раз оказался единственным оставшимся в живых.
   Он выполз из горящего «Фердинанда» на землю. Там была большая воронка от снаряда. Он втиснулся в неё и лежал. Ползти было нельзя, кругом рвались снаряды.
Вечером русские пошли в контратаку и взяли его в плен.
   И вот он сидит перед нами, разочарованный в своём «Фердинанде» и окончательно ошалевший от страха.
   Когда началась война, ему только исполнилось 15 лет. Он вырос уже в дни войны. Именно таких, как он, в германской армии сейчас сотни тысяч, а может быть и миллион, и поэтому интересна его психология.
   Его отец – ремесленник-корзинщик, у него есть два брата в школе – 10 и 12 лет.
 – Ваши братья, наверно, уже не попадут на войну?
 – Я тоже надеялся, что не попаду, – пожимает он плечами, и в этом движении – безнадёжное чувство, что война может продлиться до светопреставления. – Я и мои товарищи больше всего боялись в школе, что мы дорастём до призывного возраста раньше, чем кончится война.
 – Когда вы этого боялись?
 – В прошлом и позапрошлом году, когда началась война с Россией.
 – А когда не было войны с Россией и ваши войска только что вошли в Париж. – Вы тоже боялись попасть на войну?
 – Нет, тогда мы боялись, что не успеем попасть на неё. Тогда вообще у нас настроение было лучше на сто процентов.
   В этих ответах вся психология тех двуногих зверей, которыми Гитлер не без успеха старается сделать молодых немцев. Война была прогулкой, и они боялись не попасть на неё. Теперь война стала ужасом, и они, наоборот, боятся на неё попасть.
   Верил ли он в то, что Германия победит? Нет, не сейчас, когда он в плену, а раньше?
   Да, сначала, безусловно, верил, а потом?
   Потом отступили под Москвой и отступили под Сталинградом, и он начал сомневаться и, во всяком случае, бояться, что всё это будет очень долго.
Но вот он попал на фронт на своём неуязвимом «Фердинанде» и увидел, сколько кругом танков и всякой техники. Он вновь, честно говоря, подумал, что всё пойдёт быстро и хорошо, – уж очень много было кругом танков и всего прочего.
Когда же он разубедился в этом?
   Когда у него разбили сначала один, а потом другой «Фердинанд».
Он ничего раньше не знал о России, он читал только официальные сообщения в газетах.
   А думал ли он над газетами?
   Нет, он не думал, он просто их читал и откладывал в угол.
   А когда армия Паулюса сдалась в плен, он об этом знал?
   Знал, но ведь в этом были виноваты итальянцы.
   Почему итальянцы?
   Потому, что они побежали, открыли фронт, и поэтому Паулюс был окружён.
 – А в Тунисе тоже были виноваты итальянцы?
 – Да, нам там и говорили. Они сами должны были защищать свой Тунис. Наша армия там погибла из-за того, что нам пришлось помогать итальянцам.
   Искренняя неприязнь к союзникам отражается на его лице. Как-то всё-таки легче и приятнее верить, что все неприятности произошли из-за этих чёртовых итальянцев.
 – А как вы думаете, на сколько вы отступили в России этой зимой?
 – Я думаю, – он морщит лоб от этого непривычного занятия, – я думаю, что примерно на 200 километров.
 – А вам не говорили, что не на 200, а на 600 и на 700?
 – Нет, не говорили. Раньше у нас всегда в газетах печатали карты, а потом совсем перестали.
 – А как вы думаете, вот сейчас, 5 июля, вы, немцы, наступали, или отступали?
 – Конечно, наступали. – Он удивлённо поднимает глаза.
 – И вам дали приказ о наступлении?
 – Да, 4 июля вечером капитан Кенинг собрал нас всех и по бумажке прочёл приказ Гитлера о переходе в общее наступление на русских.
 – Вы не думаете, что он прочитал фальшивый приказ?
 – Нет, мы же утром начали наступать.
 – А вот германское информационное бюро сообщает, что все эти дни наступаете не вы, а мы, русские.
Он этого не знает.
 – Как вы думаете, почему появилось такое сообщение, явно ложное?
 – Наверно, – говорит он после некоторого размышления, – они увидели, что нет большого успеха, и не хотели расстраивать наших родных в Германии.
   Оказывается, на то, чтобы понять нехитрый трюк немецкого информационного агентства, хватает сообразительности даже у него.
   Он вдруг, не дожидаясь вопросов, сам быстро начинает говорить о том, что в одной его деревне среди его знакомых уже 40 убитых и 100 раненых, и когда он был дома в отпуску, его родные только и мечтали, чтобы он не попал на фронт...
И вообще много убитых. Скорее бы всё это кончилось!
   Он сидит передо мной, этот плод «тотальной мобилизации», одну из тех, которые, взятые вместе, составляют последнюю, решительную ставку Гитлера в этой войне.
   Самоходная пушка «Фердинанд», так же, как танк типа «Тигр», – хорошее, мощное оружие. Это новинка военной техники, и нужна решительность, большая сноровка, чтобы её обезвредить.
   Действительно, не всякий снаряд и не под всяким углом пробивает её лобовую 200-миллиметровую броню. Но сотни их, рядом с «Тиграми», уже горят сейчас тут, на орловских и курских полях. Впрочем, это только половина нашего успеха.

   Вторая половина успеха – психологическое состояние Адольфа Майера и сотен тысяч подобных ему, ещё не попавших в плен и воюющих. Их «Фердинанды» горят и раскалываются.
   Им лгали, надеясь на твёрдость брони и не надеясь на твёрдость их духа.
Это – хороший признак. Мы никогда не говорили нашим советским танкистам, что их машины неуязвимы и непробиваемы.
   Идя в бой, они знали всегда, что машины их сильны, но что нет брони, против которой не нашлось бы снаряда.
   Они знали это, знали, что могут погибнуть, и мужественно шли и идут в бой.
Для того чтобы пошли в бой такие, как Адольф Майер, их надо было обмануть, убедить в неуязвимости, преодолеть их страх смерти.
   В этом великая разница между людьми. В этом один из залогов нашей победы.
Гитлеровские заправилы лгали своим солдатам, уверяя их, что победа достанется им легко и без особой возни. Они лгали их семьям, что над городами Германии никогда не появятся самолёты её противников.
   Сейчас они пожинают плоды своей лжи – животный страх трусливых зверей, начавших войну, веря в свою безнаказанность, и теперь разочарованных и дрожащих от ужаса.
   Сейчас немецкие солдаты получают кучи писем, где в строках и между строк проглядывается тот же стойкий тотальный страх, который надолго застрял в глазах военнопленного Адольфа Майера.
   Хорошо, что эти письма написаны именно так, что они дышат страхом. Но жалости у нас нет.
   Хорошо, что они боятся, хорошо, что они в ужасе.
Только смертью и страхом можно их донять, только железом можно их убедить.
Гремят орудия. Сегодня немцы опять идут в наступление.
   Они ещё сильны, рвутся вперёд, но кроме желания убивать, кроме жадных захватнических стремлений, они больше чем когда-либо одержимы ещё и страхом, и это – очень хорошо.

_________
Орловско-Курское направление

________
Источник: газета «Красная Звезда». 1943, 14 июля. № 164 (5535). С. 2.