Гл. 58. Хабаровск. ИТиГ ДВО РАН. Директоры

                ВНИМАНИЕ
   НЕСМОТРЯ НА СКУЧНОЕ ЗАГЛАВИЕ И "ОФИЦИАЛЬНЫЕ" ФОТО, ИЗ ТЕКСТА МОЖНО УЗНАТЬ МНОГО НОВОГО И, ГЛАВНОЕ, - НЕОЖИДАННОГО И ЗАБАВНОГО...
   ЧИТАЙТЕ - НЕ ПОЖАЛЕЕТЕ!   

  В главе 47 я писал о фактической невозможности моей дальнейшей плодотворной работы в Дальневосточном геологическом институте во Владивостоке. Незаинтересованность дирекции в развитии геофизических исследований в этом чисто геологическом институте, каковым был ДВГИ (особенно после ухода с поста директора пригласившей меня Е. А. Радкевич), ликвидация лаборатории геофизики (вместо неё новый директор В. Г. Моисеенко, изучавший особенности миграции золота в рудных системах, всячески развивал «золотое» направление) – всё это вынуждало меня  искать  лучшие  условия, где бы я мог «развернуть» исследования в области палеомагнетизма (что сие есть – посмотрите  обязательно главу 36 Сборника «Начало», где кратко и популярно изложена суть этой области знания).

   Шёл уже 1978-й год. Выбор мой остановился на Хабаровске, где уже несколько лет функционировал Институт Тектоники и геофизики и где заместителем директора  по научной работе был  мой бывший коллега, сосед по жилью и приятель по Кавалеровской геофизической экспедиции Николай Петрович Романовский. Списались. 

   Коля (в дальнейшем - НП) к тому времени замыслил организовать в будущем «под себя» лабораторию петрофизики – по изучению физических свойств горных пород с целью интерпретации геофизических полей и корреляции их с вещественным составом горных пород и руд (на уровне региональных обобщений). Мои более локальные прецезионые чисто физические методы исследований неплохо вписывылись в тематику геофизических работ  института и планируемой им лаборатории .

   Высокочувствительные петромагнитные методы (в т. ч. изучение изменений при нагревах параметров ферримагнитных минералов – носителей намагниченности горных пород) позволяют решать вопросы их генезиса (происхождения)  и выявлять условия изменения геотектонических условий их «жизни» во времени и пространстве - историю их перемещения на километры по вертикали при образовании океанов и на сотни и тысячи километров по горизонтали при так называемом дрейфе континентов в прошлом на протяжении миллионов лет. Эту громоздкую и, возможно, малопонятную и слишком общо звучащую для непрофессионала фразу я, если успею, когда-нибудь расшифрую более детально. Пока же – повторюсь – любопытным стоит заглянуть в главу 36 сборника «Начало».

   Институт, в который я решил переводиться, был «молодым» - относительно недавно (7 лет назад) организованным – с ещё не «забронзовевшими» штатами и не «заплесневевшими» традициями, которых практически ещё и не могло быть. Ритм его жизни ещё не  «устоялся». Кадры среднего звена частично набирались из приглашённых (вроде меня), а, в основном – это были пришедшие с производства молодые и средних лет геологи и геофизики, решившие посвятить себя научной карьере.   

   Поскольку многие особенности научной жизни, достижения и недостатки в развитии научных институтов во многом определяются личностями их руководителей, остановлюсь на характеристике директоров, стоявших в разное время во главе коллектива ИТиГ ДВО РАН, с которыми мне довелось общаться и работать в период с 1978-го по 2012 год.
                -ххх-
                ЮРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ КОСЫГИН И ЧЕРМЕН БЕЙБУЛАТОВИЧ БОРУКАЕВ
   Основателем института Тектоники и геофизики в Хабаровске был видный геолог-тектонист Юрий Александрович Косыгин, достигший к концу своей деятельности всех возможных научных высот. Он стал академиком Российской Академии Наук (РАН), Героем Социалистического Труда, лауреатом Ленинской премии, награждён многими орденами и медалями…
 
   …Ю. А. Косыгин возглавлял Комиссию по координации геолого-геофизических исследований на Дальнем Востоке и Объединённый учёный совет Наук о Земле при Президиуме ДВНЦ АН СССР Также являлся членом бюро Тектонического комитета АН СССР, ряда Научных советов при Президиуме АН СССР (по изучению происхождения нефти и комплексным исследованиям земной коры и верхней мантии), членом учёных и научно-технических советов многих научно-исследовательских и производственных организаций...
   Он – автор более 200 научных работ, посвящённых актуальным вопросам современной тектоники, региональной, общей и нефтяной геологии. Являлся одним из авторов тектонических карт СССР (1952 и 1956 годы), карты докембрийской тектоники Сибири и Дальнего Востока (1962 год), карты тектоники докембрийской эпохи континентов (1971 год).
   
   Будучи большим учёным, он также проявлял качества совершенно неординарного человека. Для лиц, не имеющих отношения к научной деятельности, все учёные -  считай что на одно лицо: это солидные люди, в основном уже «в годах», широко эрудированные в своей и многих других научных областях. Как правило – умные и серьёзные, но чаще кажущиеся «скучноватыми» - сосредоточенными на своей работе… Но в реальности, чаще – это разносторонние люди с довольно разнообразными талантами. Иногда среди них попадаются и склонные к юмору особы,  а также большие «оригиналы».  К таковым можно отнести и Ю. А. Косыгина (далее в тексте - ЮА). Мне довелось работать рядом с таким необычным и и весьма непростым человеком  много лет.

   Заранее оговорюсь, что лично ко мне ЮА  относился, по крайней мере внешне, хорошо – во всяком случае вполне благожелательно.  Это немаловажно – личные отношения людей - в таких специфических организациях, представляющих собой довольно тематически разнородные частично замкнутые творческие коллективы. Для работающих в них сотрудников, кроме общности интересов в решении общеинститутских проблем, важна также (если не превалирует) целеустремлённость в достижении конкретных конечных личных результатов – прежде всего.
   Кроме научных учреждений это характерно также для других творческих коллективов, например, таких как театр… В науке и искусстве человек «созревает» относительно долго, и для «выращивания» хорошего специалиста  требуется особо благожелательная атмосфера и, вместе с тем,  обстановка высокой требовательности к себе и друг к другу – когда люди работают «в команде», решая какую-нибудь научную задачу… Научный институт – это всё же не завод или учреждение, где человека при необходимости легче «извлечь из обоймы» и заменить другим…

   Хотя некоторое время я, шутя, утверждал, что являюсь «самым близким к ЮА человеком» (мы работали в последние годы его жизни в смежных кабинетах, где сидели за столами «спиной друг к другу»: наши кресла разделяла лишь нетолстая стена), «близость» эта была условно лишь «физическая». Общих творческих интересов у нас не было.  Я был поглощён всегда своей аппаратурой, измерениями, часто выезжал в «поля» и командировки – занимался своим делом. К начальству никогда «не льнул» (даже старался лишний раз не попадаться на глаза) и,наверное, в силу своего характера, как маленький воробей среди стаи ворон клевал только «своё» зерно, при этом - стараясь проявлять «независимость», в т. ч. на Учёных Советах (это такие «собрания» в институтах РАН, где раз в 1-2 недели учёный народ обсуждает свои проблемы). Иногда мои выступления не очень нравились ЮА. Один раз он даже устроил мне публично словесную «выволочку», когда я пытался защитить «творческую независимость» (особый режим дня) своего сотрудника - программиста Григория Петровича Белозёрова. Но, в целом, - надо отдать кадемику  должное – он, видимо, всё же, ценил людей, имеющих собственное мнение…
 
   Ещё его благожелательному отношению ко мне способствовало, наверное, и то, что в первый же месяц своей работы после переезда в Хабаровск я сделал, вероятно, неплохой программный доклад о некоторых результатах и перспективах палеомагнитных исследований  в ИТиГ’е с иллюстрацией почти «модерновых» по тем временам цветных слайдов. Ну и, конечно, моя активная деятельность в институте, возможно, как-то и что-то говорила сама за себя…
   К тому времени ЮА готовил ко второму изданию свою книгу «Тектоника» (за которую впоследствии  получил Ленинскую премию). Он, как известно, относился достаточно «прохладно» к «учёным-мобилистам» и был классическим «фиксистом». Кратко скажу: последние отвергают значительные перемещения тектонических блоков и целых континентов Земли, в отличие от мобилистов (опять таки - см. главу 36 Сборника «Начало»), которые полагают – и это подтверждается палеомагнитными исследованиями -, что  блоки твёрдой земной коры (континенты) как бы «плавают» на расплавленной поверхности «мантии» Земли (см. Википедию), и в породах этих блоков фиксируется «отпечатывается» как на магнитофонной ленте) именно то их первичное положение на «земном шаре», которое они занимали во время своего образования (зарождения) относительно стабильного (с небольшими флуктуациями) положения магнитного Полюса Земли (Южного или Северного).

   …Так вот, перерабатывая и дополняя книгу к новому переизданию, ЮА беседовал и консультировался с некоторыми ведущими сотрудниками института. Поскольку по профилю своей работы я был, естественно, «мобилистом», после консультаций с «классическими» тектонистами-фиксистами и специалистами смежных научных направлений («чистыми» тектонистами, магматистами, сейсмологами, геологами, изучающими структуры осадочных горных пород и т. п.), он пригласил - вероятно, «на всякий случай» - и меня к себе домой, чтобы послушать и потенциального оппонента.
   Я постарался максимально доходчиво довести до него ту основную мысль, что, независимо от степени обоснованности научных теорий-антиподов, В НОВОМ ВАРИАНТЕ ЭТОГО ИЗДАНИЯ ЕГО КНИГИ НАСТОЯТЕЛЬНО НЕОБХОДИМО ПОКАЗАТЬ ВСЕ АСПЕКТЫ И АРГУМЕНТЫ В ПОЛЬЗУ ОБЕИХ ТЕОРИЙ, РАССМАТРИВАЯ КАЖДУЮ КАК ЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ ОБЩЕЙ ТЕОРИИ МОРФОГЕНЕЗА (образования различных форм) ГЛОБАЛЬНЫХ СТРУКТУР ЗЕМЛИ…

   Сейчас это кажется почти аксиомой, но в 70-е годы прошлого столетия в России ещё кипели горячие споры различных антагонистов в их отношении к проблеме происхождения и, главное, механизма  образования структур Земли. Впрочем, и в наше время можно найти сторонников теории происхождения, например, Тихого океана  путём «простого прогибания» древней континентальной платформы – бывшей суши -, в отличие от «стандартной» для мобилистов теории океанического «спрединга» (см. Википедию).

   …Чтобы убедить ЮА я привёл ему аргументы из истории науки о бесплодной «борьбе» в средние века сторонников ТОЛЬКО вулканического или ТОЛЬКО океанического происхождения земных толщ,  в прошлом веке – физиков, признававших ТОЛЬКО корпускулярную или ТОЛЬКО волновую теорию света и т. п. – не осознавая и не понимая ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ подобных представлений…
   ЮА молча, но с видимым интересом слушал. Я увлёкся – мне очень хотелось убедить его в своей точке зрения. А когда я чем-то увлечён, то превращаюсь в страстного проповедника …
   Наверное, ему редко до этого приходилось видеть подобные «экспрессивные» монологи среди своих подчинённых. Я - новый, сравнительно недавно переехавший работать в институт «свежий» человек -, завершил свои рассуждения настоятельным советом – добавить отдельную специальную главу, где рассмотреть сильные и слабые стороны каждой теории, по возможности, если не доказав, то показав возможные пути конвергенции соответствующих представлений…
- Рассмотрите проблему «со всех сторон» - сказал я ему. – Иначе Вас будут считать «ретроградом», а не объективным человеком…
   Не Бог весть «какие» замечания, но, видимо, мои речи чем-то и как-то впечатлили его, либо  он к тому времени уже и сам «созрел» и пришёл к близкому решению…

   В заключение, чтобы как-то смягчить некоторую безапелляционность своих рекомендаций ему – всё же, как-никак академику -, я пошутил, что принадлежу отчасти к нации, представители которой очень любят давать советы другим. В ответ ЮА разразился громогласным смехом (ему это понравилось),  и мы расстались, как мне показалось, весьма довольные друг другом…
   Спустя много лет, когда я отмечал в институте среди коллег свой 60-летний юбилей, ЮА (к тому времени уже сменивший по возрасту должность директора на пост советника РАН), говоря о неких моих заслугах - в т. ч. организации палеомагнитных исследований в Хабаровске -, вспомнил и "прилюдно» громко поведал собравшимся, что в своё время я дал ему «ценные» советы, которыми он воспользовался при переработке текста нового издания своей отмеченной высокой наградой книги…  Да уж - что было, то было.

   …Лучше всего охарактеризовал личность основателя института, где мне довелось проработать 34 года, его ученик, сменивший учителя на посту директора – чл. - корр. РАН Чермен Бейбулатович Борукаев (см. его мемуары «Дробинки». Новосибирск. 2000 г. 289 С.  Изд-во СО РАН НИЦ ОИГГМ). К сожалению, эта книга издана малым тиражом, в самом институте её, к моему удивлению, мало кто прочитал даже из сотрудников («мы ленивы и не любопытны»  - полностью оправдываются слова великого классика…).
   Поэтому я в дальнейшем буду приводить многочисленные и наиболее информативные цитаты из главы «Шеф» этой книги Ч. Б. Борукаева (далее – ЧБ), которая очень подробно освещает некоторые стороны личности Ю. А., хотя и достаточно известные многим сотрудникам, но не столь объёмно и многопланово. В то же время текст воспоминаний ЧБ (приводимые им факты, оценки людей и событий) в значительной степени характеризует и самого их автора. Поэтому я и пишу об этих директорах в одной рубрике.

   Сам ЧБ был высокоинтеллигентным, весьма порядочным и благородным человеком -, возможно, несколько обидчивым и ранимым - с присущими кавказцу самолюбием и гордостью. При этом он был всегда деликатен в общении и справедлив с сотрудниками… Таким воспринимал его лично я.
   «…Все, кто с ним общался достаточно близко, обращали внимание на его интеллигентность, глубокую литературную эрудицию, знание театрального искусства, понимание музыки. Он был тонким и блистательным собеседником. Важно отметить, что во всем облике ЧБ, в его внутреннем настрое, импульсивной эмоциональности и выразительности его речи, в его блестящем искрометном остроумии генетически чувствовался гуманитарий, интеллигент, творческий человек».
   Так совершенно справедливо написано О нём в Википедии.
   
   В 1987 г. ЧБ был избран членом-корреспондентом АН СССР по специальности "тектоника" и с 1988 г. по 1992 г. работал директором Института тектоники и геофизики ДВО АН СССР, когда ЮА вынужден был по возрасту оставить этот пост. В этот период Ч. Б. Борукаев наряду с административными и научно-организационными обязанностями, продолжал уделять большое внимание проблемам геологии переходной зоны от Азиатского континента к Тихому океану. Результатом этих исследований стали статьи по кардинальным геологических проблемам Тихоокеанского и Монголо-Охотского поясов, Сихотэ-Алиньской складчатой системы. 
   Несмотря на перенесенные тяжелые операции, Чермен Бейбулатович в  последние годы жизни опубликовал несколько работ, в том числе в 1996 г. -- монографию "Тектоника литосферных плит в архее". Им, одним из первых в отечественной и мировой геологической практике был применен палинспастический метод тектонического анализа, широко используемый сейчас в рамках теории тектоники литосферных плит.  Он активно участвовал в составлении первой в мире "Карты тектоники докембрия континентов" и многотомной серии "Докембрий континентов". Он внес большой вклад в создание "Справочника по тектонической терминологии". Всего Ч. Б. Борукаевым опубликовано более 200 научных трудов.  Геология была его призванием, его хобби, его страстью. Ей, как и научной истине, он был беззаветно предан…
   
   И хотя ниже читатель узнает некоторые весьма нелестные с его стороны характеристики своего бывшего шефа и предшественника на посту директора, его оценки – из песни слов не выкинешь -, на мой взгляд, в большинстве случаев вполне  справедливы. Он всегда старался – и был – достаточно объективным в своём отношении к людям…
   Поэтому, читатель, прежде, чем начать читать дальнейший текст, ещё раз вглядитесь в фото академика Ю. А. Косыгина (в коллаже изображений всех директоров, помещённом в начале главы): контраст между количеством многочисленных регалий (вполне им заслуженных на научном поприще!) и его внутренней человеческой сущностью будет весьма разительным (особенно для привыкших к односторонней оценке «крупных» личностей). Недостатки  и слабости этого незаурядного человека лишь подтверждают тот факт, что ничто человеческое, в т. ч. многие пороки, «большим людям» не чужды…

   Перейду, однако, к цитированию Ч. Б. Борукаева (далее – ЧБ). Его – ученика ЮА, работавшего под руководством и рядом с академиком несколько десятилетий -, можно считать наиболее компетентным и объективным бытописателем жизни ЮА.
   В своей книге Ч. Б. Борукаев пишет: «… Академиками не становятся, академиками рождаются… Не только несомненно яркий ум, но и определённого свойства напористость, самореклама, неразборчивость в средствах для достижения цели, умение  «продать свой товар» за 400-800% его истинной цены, всё это часто помогает претенденту (на академическое звание – ЮБ) подняться на заветную вершину. Ю. А. удивительным образом сочетал в себе эти качества с полным пренебрежением некоторыми азбучными нормами поведения в обществе, презрительно игнорировал общественное мнение. < В среде академического сообщества > он слыл дебоширом, пьяницей, хулиганом и т. п., но при этом в нужные моменты и в нужном обществе невообразимо менялся, смиряя себя, и казался чуть ли не ягнёнком. Вот из каких крайностей и контрастов он состоял…». 

   Действительно, одним из главных проявлений «жизнелюбия» и «жизнестойкости»… в букете присущих ЮА талантов была… патологическая - иначе я не могу сказать –любовь к алкоголю.  Как пишет ЧБ, работая ещё в Новосибирском Академгородке зав. лабом - в 50-60-е годы прошлого столетия -, ЮА «…пил ежедневно, начиная с обеда, но удивительным напряжением воли заставлял себя вставать в 6-00 утра, принимал душ и кое-как держался до часу-двух. Затем пил , спал и снова пил… По совету врача обязательно спал один час среди дня. В рабочее время ходил в  кино (ибо работать после обеда нельзя!) и звал с собой знакомых. А работал, в основном, по ночам, где-то на кухне.
   …Между тем руководил лабораторией Ю. А.  весьма разумно… Когда началась очередная кампания борьбы за дисциплину, он…заявил: «лаборанты работают только на рабочем месте, поэтому обязаны находиться в институте с начала до конца рабочего дня. Младшие научные сотрудники тоже должны, в основном , работать в институте, в случае необходимости (написание статьи и тому подобное) по моему разрешению могут некоторое время работать дома. Старшие научные сотрудники могут работать, даже прогуливаясь в лесу («Новосибирский Академгородок, как известно, строился с сохранением вокруг институтских зданий больших и нетронутых зелёных массивов, где учёным можно было прогуливаться и обдумывать свои научные проблемы» - ЮБ)… Вот почему распорядок дня у них свободный. Однако я должен знать, где кто находится. А пятница – для всех – присутственный день и день лабораторного коллоквиума».

   «… К полевым работам он относился своеобразно, считая их увеселением и потерей времени. Главным считал мыслительный процесс, от которого полевые работы якобы отвлекают (кстати, презирал дачников и садоводов). Впрочем, в первые годы в СО РАН в поле он ещё ездил… Но по ночам боялся шума рек и ручьёв и сидел у костра (впрочем, то же было с ним и в городе: в гостиницах, например, он спал с зажженным светом, во сне постоянно что-то бормотал и т. п.).

   …В 1965 г. на заседании в Хабаровске академической выездной сессии вице-президент Академии Наук академик А. П. Виноградов впервые высказался о целесообразности создания Дальневосточного научного центра (ДВНЦ) АН СССР. «Первым, кто с необыкновенной горячностью его поддержал, был Ю. А. После своей пламенной речи в поддержку этой идеи он выскочил в фойе, опрокинул стакан коньяку, и после этого вовремя всей сессии я его трезвым больше не видел. На следующий день в таком же состоянии он давал обширное интервью корреспонденту «Тихоокеанской звезды»…
   …Вечером, абсолютно пьяный,  он появился в ресторане «Дальний Восток», где упал в кресло и впал в забытье. Вскоре туда же пришла вся академическая рать. От него все шарахались, ибо даже в забытье он время от времени на весь ресторан выкрикивал нецензурности. До четырёх утра его – «отдохнувшего», разбушевавшегося и требовавшегося ещё выпить - обхаживали приехавшие с ним в Хабаровск сотрудники. Однако, проспав два часа, в шесть он уже был на ногах и вскоре опять утолял жажду...».

   «…На экскурсии Ю. А. не поехал – они его уже не интересовали. Главная цель была достигнута – он сделал заявку» (на своё потенциальное участие в организации институтов ДВНЦ с переездом из Новосибирска во Владивосток – что давало шансы на получение академического звания и сулило должность директора одного из планировавшихся институтов  - ЮБ).
   Ч. Б. Борукаев далее пишет: «думаю, что Ю. А. Косыгина не привлекали ни Дальний Восток, ни ДВНЦ. Всё определяла перспектива получения академической вакансии. Он уже засиделся» в членкорах (7 лет!), а в Новосибирске особых надежд не было (там было полно «достойных» конкурентов - ЮБ)… Ю. А.  однажды объяснил мне: «Из специалистов, окончивших вуз, около трети становится кандидатами наук, каждый третий кандидат  становится доктором. Лишь одного из тридцати докторов выбирают членом-корреспондентом. Но каждый второй член-корреспондент «проходит» на выборах в академики. Так что на последней стадии максимум шансов, и надо их использовать!»

   В книге ЧБ хорошо описана довольно неприглядная сторона «академической кухни», где кипят околонаучные страсти при распределении званий и должностей путём различных «выборных процедур». Люди – везде люди -, и, если  даже считать (по А. С. Пушкину), что "гений и злодейство - две вещи несовместные... ", то наблюдаемые иногда в академическом мире мелкие человеческие страстишки, далёкие от научной деятельности, - факт пока, к сожалению, всё же вполне реальный и непреложный… Добавлю к этому известное высказывание нашего нобелевского лауреата-физика академика  В. Л. Гинзбурга: «За 50 лет <пребывания> в академии я понял,  что единственное, что всех  по-настоящему волнует, - это избрание в академики».

   …«Одним из главных свойств Ю. А. считается остроумие. Действительно, его ум отличался нетривиальностью, живостью, быстрой и часто неожиданной реакцией. И всё же его остроумие особого рода. Меня от него часто коробило. Около 90% острот отличались сальностью или просто грубостью. Они касались естественных отправлений, секса и разных гнусностей. Любимый лексикон – грязный мат, иногда в присутствии женщин.
   На одном из банкетов он провозгласил тост: «За Россию - мать … вашу», а на Учёном совете совете как председатель счётной комиссии заявил, что «за присуждение <учёной степени> подано 24 голоса, против – 1 член… учёного совета  (зная умение ЮА модулировать и акцентировать отдельные слова своим звучным баритоном и выдерживать театральные паузы, можно представить себе, как это прозвучало – ЮБ).

   «Обожал он всякие сомнительного свойства эффекты, обычно не очень приличные. Однажды… проходила предзщита диссертации… зам директора СахКНИИ… На демонстрируемом плакате был нарисован сложный агрегат с какими-то кранами, обозначенными буквами алфавита… Диссертант робко начал: «Когда газ выходит через М…», но Ю. А. его прервал: «Меня не интересует, когда газ выходит через М, меня интересует, когда газ выходит через Ж!» Был дружный хохот…
   <В другой раз > как-то Ю. А. зашёл в нашу большую комнату, < где сидело много сотрудников, в т. ч. женщин >, взял под руку Б. М. Чикова и стал водить его вокруг чертёжного стола, стоявшего посреди комнаты, со словами: «Б. М.! Вот Вы защитили диссертацию. Пройдёт некоторое время, и вы будете утверждены в учёной степени кандидата наук. Потом вы получите прибавку к зарплате. Потом, вероятно, Вы станете старшим научным сотрудником, вроде Б. Н. Красильникова. Так вот! Не уподобляйтесь ему! Застегните ширинку!» 

   «…Под винными парами Ю. А. иногда делал немыслимые вещи. Одно из первых заседаний ДВНЦ во Владивостоке проходило в театре, ибо собственного помещения тогда ещё не было. Ю. А. председательствовал. Трибуна для ораторов стояла посреди сцены (на вращающемся поворотном круге – для быстрой смены декораций – ЮБ), стол президиума сбоку. Ю. А. сказал, что время на доклад такое-то, что за минуту до конца времени он будет вставать, а потом…сделал привычный финт рукой. Дальневосточной аудитории он ещё не был хорошо известен, почему никто особого внимания на его заявление не обратил. Первый докладчик долго что-то рассказывал. За минуту до конца времени Ю. А. встал, но докладчик продолжал бубнить, не обращая на него никакого внимания (замечу, что есть такая – и немалочисленная – категория учёных, которые никогда не могут или, что бывает реже, просто не считают нужным укладываться в регламент – любят послушать себя, любимого; я лично, например, горжусь тем, что всегда считал делом чести не напрягать слушателей перебором времени, компактно излагая в тезисной форме суть своих научных сообщений, исходя из того соображения, что, если кого-то что-то заинтересует в моём докладе, то всегда можно будет ответить на дополнительные вопросы – ЮБ).
   …Когда минута истекла, Ю. А. сделал знак, и … поехал круг, на котором стояла трибуна. Растерянный докладчик, рассеяв по сцене бумаги, ринулся куда-то, но никак не мог понять, куда же деваться. В зале гремел оглушительный хохот».

   Уровень похабного юмора академика характеризует одно из его «поэтических» произведений, написанное им, в «грустную минуту», - сохранённое (ходившее по институту) и растиражированное его собутыльниками и беспринципными прихлебателями.
                -ххх-
                Осень уж настала,
                Нет в природе буйства.
                У меня пропало
                Половое чуйство.
               
                Член заледенелый
                Опустил я в лужу.
                Никому он, квелый,
                Больше уж не нужен.

   За полную идентичность каждого слова не ручаюсь, но ключевые фразы переданы точно. Добавлю: конечно, это пошлятина, но - мне кажется - «безобидная» и немного смешная. Главное – характеризует «разносторонние» таланты академика…
   Да простят читатели (особенно женского пола) меня, старика, за такое цитирование. Наши классики – писатели и поэты - и не такое «выдавали». В недавно изданном полном академическом собрании сочинений «деликатнейшего интеллигента и гуманиста»  А. П. Чехова впервые опубликованы такие эпистолярные - более чем «откровенные» - перлы писателя, которых  не найти даже у гениального Александра Сергеевича Пушкина – кроме «всего прочего» - мастера нестандартной лексики…  Но на то они и классики, которые известны не одними только подобными  творческими «экзерсисами». Поэтому я, хоть и зная, конечно, «что быку не дозволено то, что дозволено Юпитеру», тем не менее, прошу читателей, которых коробят подобные цитаты, быть ко мне снисходительнее. Я пишу о том, что действительно видел, слышал, читал, знаю и считаю возможным опубликовать. Все описанные факты взяты из реальной жизни. А её надо знать – во всех  - деликатных и вульгарных проявлениях!

   Что касается приведенных выше «виршей», -  можно было бы, конечно, «для приличия» заменить третью и четвёртую строку словами «у меня пропали все мечты и чуйства», в пятой строке первое слово заменить словом «нос», а в предпоследней строке слово «квелый» можно даже заменить на «мёрзлый». Стишок приобретёт «благообразное звучание» - но это будет уже не «творчество» ЮА…
   Впрочем, сам я лично не понимаю, почему упоминание о некоторых важных и необходимых частях человеческого организма считается «неприличным»… Они ведь существуют!

   Чтобы дополнить характеристику по-своему «многогранной» личности Ю. А. Косыгина, упомяну, как однажды в разговоре на «бытовые темы» (напомню – в последние годы его жизни наши кабинеты были рядом и мы изредка общались не только на научные темы) он по ходу разговора, «к слову» вдруг «посетовал» вслух на «изнеженность нынешних мужчин», которым для «соблазнения женщин» необходимы «тепличные условия». И рассказал - с деталями – («похвастал») как в своё время он, якобы одним зимним вечером в 25-градусный мороз (?!), сидя где-то на какой-то уличной привокзальной лавочке (?!), «приголубил» (он выразился более конкретно) одну особу. Я вслух усомнился в целесообразности и реальной возможности проявления такой любвеобильности в столь суровых климатических условиях: «Так ведь свой зад, сидя на лавочке, можно отморозить – да и не способствует такой мороз «процессу» - почти дословно выразил я свои сомнения… На что академик фыркнул и пояснил, что снял одетую на нём тёплую шубу, которую и подстелил под себя.

   Конечно по пьянке, наверное,  можно пытаться совокупляться и на дереве или даже на фонарном столбе, но думаю, всё же, что это было заурядное старческое враньё… Прочитал и подумал: – а ведь ЮА, когда рассказывал об этом, тогда даже был на десяток лет моложе, чем я, пишущий сейчас, в июне 2014-го года, эти строки…
   Действительно – молодость хвастается умом, мудростью и опытом, которых ЕЩЁ нет, а старость – силой, бодростью и лихостью, которых УЖЕ нет…
    Сам же я написал  всё  честно, как было, что услышал и узнал. Другой вопрос – а стоит ли копаться в чужой грязи? Тем не менее всё же убеждён, что правда жизни – каковой бы она ни была – требует прежде всего искренности. Даже если она кому-то из читателей покажется с моей стороны непосредственностью выживающего из ума старого дебила…

   Ещё упомяну об одном вспомнившемся казусном случае демонстрации Ю. А. Косыгиным  своей - думаю вполне расчётливой - «непосредственности» в общении с титулованными коллегами. На одном из первых заседаний Президиума вновь образованного ДВНЦ (ещё в начале 70-х) обсуждался вопрос о проведении морских исследований в Тихом океане на выделенных Академией Наук специализированных научно-исследовательских судах (НИС). Я тогда «пробивал» строительство загородной палеомагнитной лаборатории под Владивостоком (см. главу 47 сборника «Начало»), «толкался» по делам в СМУ (Строительно-монтажном Управлении) ДВНЦ  и присутствовал на этом заседании.

   Обсуждался вопрос о перепрофилировании геофизического НИС «Академик Богоров» для биологических исследований. «НИС’ов» тогда ещё на всех (геологов, геофизиков, океанологов и биологов) не хватало, директор каждого института, хоть с какого-то боку по своей тематике причастного в морским исследованиям, хотел скорее заполучить «своё собственное» судно (напомню – ДВНЦ был организован во Владивостоке и львиная доля средств планировалась под морские исследования). Передача судна биологам, а не геофизикам, означала демонтаж всего геофизического и дражного и оборудования на судне и оснащение его биологическими лабораторными модулями. После выступления довольного таким решением организатора морских биологических исследований А. В. Жирмунского (впоследствии академика, директора Института биологии моря) и ряда других учёных, со своего места  с краю длинного стола Президиума, поднялся – уже, как обычно, с утра «поддатый» – ЮА и громко, изображая возмущение, «вопросил» зал: «Какой дурак подписал такое решение – распотрошить уже укомплектованное геофизической аппаратурой судно?».

   Наступила неожиданная тишина: загудевший было зал затих, за столом Президиума руководство напряглось. Проводивший заседание и. о. Председателя Президиума А. И. Крушанов, втянув голову в плечи, растерянно зашептался с сидящими слева и справа коллегами.
   Крушанов – гуманитарий по образованию – был тогда директором Института истории и археологии, а также ещё и парторгом ДВНЦ. Ему всегда доверялись деликатные поручения, связанные с идеологическими и политическими проблемами научного сообщества. Между прочим, в 1964 г. он сопровождал в турне по Приморью знаменитых чехословацких путешественников И. Ганзелку и М. Зикмунда, которые на протяжении почти 17 лет (с 1947 по 1964 год) с перерывами путешествовали вокруг света по многим странам мира на автомобиле «Татра». Тогда - в те годы -подобные вояжи были очень редкими и считались очень "крутым" Очевидно, организованная тогда нашими органами (КГБ) и сопровождавшим путешественников  Крушановым опёка была настолько "плотной", а забота о том, чтобы гости не увидели чего лишнего – прежде всего убожество нашего тогдашнего быта - такой назойливой, что те прервали тогда досрочно  своё путешествие...

   Впоследствии они выступали в печати, высказывая своё неудовольствие от увиденного в СССР (позже они побывали также в Сибири, на Камчатке, Чукотке, Бурятии и других местах). Не пoнравилoсь Ганзелке и Зикмунду в СССР мнoгoе: транспoрт и бездoрoжье, тoтальная “пoказуха”, лживoсть аппаратчикoв, качествo жизни кoтoрых былo несoпoставимo с жизнью прoстых людей, идеoлoгическoе oбoлванивание и пустoта лoзунгoв... Зато восторгались бытовым гостеприимством советских людей, особенно сибиряков…

   …Так вот, после некоторой заминки в Президиуме, Крушанов встал и тихо сообщил, что «решение принято в Правительстве». Кто-то заулыбался, в зале раздался смешок. Он  не осмелился ответить вслух, что «дураком», подписавшим такой документ был «тёзка» вопрошавшего – Председатель совета Министров СССР  А. Н. Косыгин… ЮА удовлетворённо заулыбался – он знал об этом, но не мог отказать себе в таком мелком и, в общем-то, не «опасном» хулиганстве.
   Как констатировал ЧБ, слава «хулиганствующего юмориста» за ним прочно закрепилась, ибо некоторые из его шуток  действительно были иногда изящными и остроумными…
    Продолжу цитирование Ч. Б. Борукаева.  «…Пьянствовал Ю. А. попрежнему основательно… Была в его пьянстве и некоторая логика. Он очень боялся самолётов и трезвым поэтому не летал. Очевидно, это было связано со страхом смерти… Из-за пьянства Ю. А. стал «невыездным». Позже Ю. А. никуда за рубеж не выезжал, пытаясь оправдать это перед окружающими отсутствием интереса к путешествиям…».  Хотя «… языки он знал, особенно прилично французский… Доклады - например в Индии - произносил по-английски…».

   … После избрания < в академики > Ю. А. впал в эйфорию. Главная цель жизни была достигнута…, но он по-прежнему не мог отказаться ни от чего «плохо лежащего», постоянно заботясь о повышении своего престижа… Его страсть к побрякушкам была под стать таковой Л. И. Брежнева (для совсем молодых читателей – см. в Википедии  кто это был такой)… Он к какому-либо дню, юбилейной дате заказывал себе тот или иной орден или медаль – даже «За освоение БАМ’а». Не нравился ему только орден Октябрьской революции. Когда наступила "перестройка",  (см., молодёжь, Википедию) и раздача орденов кончилась, он очень скучал, и лишь однажды встрепенулся: местные казаки решили принять его в своё войско и дали ему чин ротмистра».
   …Мне довелось присутствовать  на одном из заседаний  Учёного Совета при вручении ЮА почётной сабли пришедшими в институт «ряжеными» казаками (в бешметах с погонами, папахах - при саблях и нагайках)… Академик при этом сиял от удовольствия…

   …ЧБ описывает, как однажды в Москве, вернувшись в гостиницу «Астория» после успешного доклада на сессии Отделения РАН, он обнаружил шефа «в одном углу комнаты, не вяжущим лыка. В противоположном углу находился в таком же состоянии другой директор (Ин-та геологии и геохронологии докембрия) - заслуженный деятель науки Карельской АССР член-корреспондент АН СССР К. О. Кратц.
   …«Они мычали что-то нечленораздельное и время от времени пробовали кинуться друг на друга. Попытки эти были безуспешными, ибо посреди комнаты стоял во весь свой богатырский рост профессор Института геологии Коми Научного Центра  Уральского Отделения РАН В. А. Дедеев, периодически отбрасывавший противников в прежнее положение.
- Что случилось? – поинтересовался я.
- Да вот, надрались как свиньи!
- А Вы пили с ними?
- Вот ещё! Стану я со всякой сволочью пить! – заявил невозмутимо В. А.»

   Читая приведенные выше факты, на этих примерах у читателя, вероятно, может возникнуть представление о всех учёных как о «бесшабашных» и весьма разгульных личностях -  пьяницах и дебоширах. Это, конечно, не так.
   Речь здесь только (всего лишь!) об отдельных немногочисленных «экземплярах» известных учёных, которым, несмотря на их высокое положение в обществе, материальный достаток и высокое образование, не чужды были и многие человеческие пороки «простых людей»…
   Большинство известных представителей науки – это всё же интеллигентные и высококультурные люди, создающие славу России, достойные уважения и почестей окружающих!   

   ЧБ пишет далее: «…В Хабаровске Ю. А. запил ещё основательнее. Он был в упоении от своего титула, своего положения, от многочисленных почестей и поклонников. Юбилей свой (60 лет) отпраздновал в среде отцов города и края. Неожиданно вступил в КПСС (совсем молоденькие читатели – посмотрите, пожалуйста, что это такое в Интернете - ЮБ)… Объяснял: «так мне было удобнее» (! – ЮБ), что также сопровождалось возлияниями в том же кругу.  Начал пить уже и по утрам…
   …Пьянство Ю. А. изрядно надоело А. К. Чёрному, первому секретарю Хабаровского крайкома, ибо сопровождалось оно скандалами, слухами и сплетнями. Вызвав к себе Ю. А. , он пригрозил в случае продолжения «удалить его из края».
   ЮА на время притих. Тем более, что к своему 70-летию надеялся получить заветную Золотую Звезду Героя Социалистического труда (что и произошло в 1981 г.)
   …При разговоре о Ю. А. все обычно вспоминают о его уме. Он действительно был очень умён. Но в его уме были две особенности, не сразу заметные. Первая – поверхностность. В книгах своих он часто скользит мимо темы, не особенно углубляясь в суть. Вторая… - иногда он хватал какой-то мотив и начинал его мучительно долго  и разносторонне обсасывать и обыгрывать… «Сухой остаток» был обычно невелик…»

   ЮА «… всегда следил…за политикой и иногда делал глубокие, далеко не на поверхности лежащие выводы… Накануне ввода наших войск в Афганистан он, по стечению обстоятельств, прочитал книгу об  английских притязаниях на эту страну в 19-м веке. Процитировал мне одного из эмиссаров Англии, докладывавшего в центр, что народ этот непобедим, и лучше оставить его в покое. В больнице читал мемуары Черчилля, Неру. Цитировал слова Талейрана: «Если бы народы мира знали, какие ничтожества ими управляют!». Был уверен в том, что никакой войны против нас американцы не начнут, а задавят нас экономически в холодной войне…».
   «…Замечания Ю. А. по бытовым, социальным и околонаучным проблемам бывали глубокими и оригинальными. Но меня всегда коробила обычно сопутствовавшая им грязь».

   Я лично хорошо запомнил его слова во время одной из «приватных» бесед с ним, когда, упоминая случай с одним достаточно видным администратором-учёным из Владивостока, попавшим под следствие за какую-то явную растрату, я искренне выразил удивление как такое мог допустить «столь известный учёный». На что ЮА меланхолично, как о само собой разумеющемся, ответил (цитирую точно – запомнилось: «Что Вы хотите, в каждом человеке столько всего намешано…».  Не Бог весть какое откровение, но после того, как я позже узнал о его  «бытовой меркантильности», полагаю, что из его уст это звучало искренне и сочувственно, возможно даже - самокритично… 
 
   Ч. Б. Борукаев пишет: «… Его отвратительная черта – патологическая жадность…
Бережливость и щепетильное отношение к собственным купюрам всегда становились прямо противоположными в отношении к чужим карманам… Он мог среди ночи ворваться в дом сотрудников, распахнуть холодильник и «употребить» стоявшую там бутылку водки. И хозяева молчали. Он мог показать сопровождающему неизменную и неразменную сотню и заставить заплатить за телеграмму, книгу, газеты с обещанием вернуть, никогда потом об этом не вспоминая…
   …Весьма примечателен случай происшедший в день его 70-летия. В этот день он получил долгожданного Героя. Мы… пришли к нему в больницу поздравлять. Ю. А. сиял, как эта самая Золотая Звезда. Народу < в больничной палате > набралось человек шесть. В это время вошёл его сын Ю. А. Володя. Ему было поручено отправить ответную на одно из поздравлений телеграмму. И вот, <когда он вернулся>, Ю. А. при всех устроил ему скандал, требуя 30 коп. сдачи (в те времена был другой масштаб цен). Жадность может быть объяснима, а вот мелочность при этом просто противна».
   
   Я бы счёл вышеприведенное обобщение ЧБ в отношении ЮА слишком суровым, недостаточно обоснованным и/или преувеличенным, если бы сам не был свидетелем подобного - буквально аналогичного - случая. А именно: когда я был в гостях у ЮА и давал ему советы по поводу дополнения им 2-го издания «Тектоники» (см. выше), в комнату «тоже вошёл» сын Володя и попросил «у папы» одолжить (с отдачей после получки) деньги - кажется 3 рубля (нынче это порядка 100 - 150 руб.) – на бутылку водки («для поминок одного из сотрудников СахКНИИ, умершего вследствие отравления метиловым спиртом»).

   ЮА – при мне – тут же вслух заартачился и сказал, что «на такие случаи надо иметь собственный НЗ» (неприкосновенный запас). Получив отказ отца (обладавшего и распоряжавшегося - как академик и деректор - несметными  по тем временам средствами) на просьбу лишь ОДОЛЖИТЬ НА ВРЕМЯ «несчастные» 3 рубля, флегматичный Володя (ныне доктор физ-мат. наук), обладавший долей юмора, унаследованной от отца, пробормотал что-то вроде меланхоличной угрозы: «вот, и умершему тоже не хватило денег на опохмелку – никто не дал, - пришлось пить политуру…».    

   «…Очень активно (и эффективно!) ЮА стал вести себя на выборах в АН – тоже ведь политика и тоже развлечение!.. Когда обсуждалась кандидатура Н. Л. Добрецова, ЮА, выступавший перед первым туром голосования против неё, после просьбы в перерыве (перед  вторым туром) председателя Сибирского Отделения РАН академика В. А. Коптюга повлиять своим выступлением на «инертную массу» академиков из московских  институтов (которым  было, в принципе, безразлично кого выберут в Новосибирске) - чтобы избрали именно Добрецова - , неожиданно изменил свою точку зрения.

      Этому предшествовал следующий диалог между ЮА и сибирским Председателем.
   «… - А коттедж за мной оставите ?
   Коттедж был притчей  во языцех – ЮА уже более 10 лет жил Хабаровске, но свой коттедж в Новосибирске не сдавал, как делали все другие.
   - Оставим, - скрепя сердце вымолвил Коптюг. 
   - А отремонтируете его?
   - Да.
   - За счёт Отделении?
   - Да.
   - Хорошо!»
   Во втором туре он опять взял слово и, сказав, что Добрецов всё-таки настоящий учёный, призвал голосовать… уже только за него.
   «Добрецов прошёл. Коттедж был отремонтирован и оставлен за прежним владельцем. Никакие …письма и жалобы на несправедливость ЮА теперь не трогали.
Он был в восторге от себя…».
 
   «…Бросив на какое-то время пить, Ю. А., видимо, долго не мог найти себя… Об алкоголе он очень тосковал, но стойко держался… Как-то < во время полёта в Якутск на сессию Научного совета > я задремал…, но проснулся от изрядного тычка. Передо мной стоял Ю. А.
   - Что-то от Вас пахнет!
   - Да, вчера перед отъездом немного выпил.   
   И тут он разразился тирадой:
   - Пейте, пейте, пока можете! Ведь хорошую пьянку можно сравнить только с великолепной картиной или свежим чёрным хлебом! От всего этого получаешь настоящее эстетическое удовольствие! Пейте!

   … Кампания «омоложения» кадров пока обходила Академию стороной. Г. И. Марчук – президент Академии -, умело лавировал и академиков, большинству которых было далеко за 70, не трогал. Однако ЦК КПСС < в конце концов > обязал его в краткие сроки операцию провести.
   …Под эту сурдинку попал и Ю. А. Вроде бы, он был готов к такому повороту событий, вроде бы сам подготовил себе смену, но такие события всегда бывают «вдруг», особенно для людей честолюбивых и любящих власть. Вот и он, видимо, тяжко переживал фактическую отставку. И это при том, что ему оставляли оклад, машину, кабинет, группу сотрудников и т. п.

   …Через какое-то время академик Г. И. Марчук (тогдашний Президент РАН) предложил Ю. А. < временно > исполнять обязанности Председателя Президиума ДВО РАН до выборов нового на следующем общем собрании. Разумеется, Ю. А. без секунды раздумья согласился… Прежде всего он заказал визитную карточку, где значился «Председателем ДВО». «Переехал на  работу» во Владивосток. Стал вести разъезжий образ жизни. Сопровождал его неизменный А. Ф. Бехтольд, предусмотрительно оставивший за собой пост учёного секретаря института.
   Положением своим Ю. А. упивался. Наконец-то он вертел судьбами тысяч людей, возвышался над ними, великий и недосягаемый.

   … Но на одном из заседаний Президиума разгорелся почти скандал. Незадолго до этого Владивосток посетил Б. Н. Ельцин, только что избранный Председателем Верховного Совета. ДВО ему демонстрировали Ю. А. и А. И. Крушанов… Но показ был провален. Ельцин заявил: «Непонятно, кто у них начальник!». Руководство Президиума обвиняли, мягко говоря, в некомпетентности. Ю. А спокойно слушал, а потом прошептал мне на ухо: «Пускай пошумят, а я завтра издам распоряжение. И всё будет по-моему».
   Кстати, Ельцин ему резко не понравился. И ясно, почему. Людям всегда противны в соседе их собственные недостатки. Ю. А. осуждал в Ельцине диктаторство, сумасбродство, презрение к людям…». (Хотя, замечу, сам  - на своём уровне – был не лучше – ЮБ).

   ЧБ продолжает: «…Во Владивостоке Ю. А. провёл около восьми месяцев. За это время мне стало много свободнее. Но я с ужасом думал о его скором возвращении. Избалованный практически неограниченной властью, он вдруг окажется на старом месте с неизмеримо меньшими возможностями, правами и привилегиями. И это неизбежно должно сказаться на мне…Так и случилось.
   … Первой его  акцией было снятие меня с поста председателя хабаровской группы институтов (будущего Научного Центра)… По возвращении в Хабаровск  он, видимо, ожидал от меня прежнего поведения с консультациями по любому вопросу и испрашиванием разрешения на любой шаг. Я по-прежнему заходил к нему в кабинет, но уже реже – раза два-три в неделю.
   По приезде он завершил моё «уничтожение», отобрав последний отделенческий пост – Председателя Объединённого совета по наукам о Земле…».
   
   Вообще, ЮА не терпел «соперников» и весьма ревниво относился к успешным, творчески растущим, «набирающим силу, известность и популярность» своим ученикам и/или ближайшим сотрудникам - как стареющий лев относится к молодым подрастающим львам, норовящим отбить его самок в прайде – семье (сообществе) африканских львов.
   Так, в своё время (ещё в 80-е годы) с удивлением заметив, что научные успехи Института во многом связывают с именами его ближайших учеников – Л. Парфёнова и В.Соловьёва (что перенести ему было трудно) -, он незамедлительно предпринял «профилактические» действия. Под разными предлогами добился - как иезуитскими методами, так и грубым психологическим давлением того, что оба были вынуждены покинуть Хабаровск: первый переехал работать в Якутск, второй вернулся в Новосибирск… Очевидно, именно этим объясняется также и проведенная в те годы общая реорганизация структуры института с соответствующим сокращением штатов…

   ЧБ пишет: «…Надо сказать, что в борьбе со мной Ю. А. помогали наш профсоюз и парторганизация, в особенности профорг Мишин и члены партбюро Бехтольд и Юшманов. К примеру, однажды меня обвинили в том, что институт содержит две легковые машины, а это очень накладно. Представляю себе, что было бы со мной, если бы я отобрал машину у Ю. А.! Конечно, я этого не сделал и перестал ездить сам, вызвав гнев моего шофёра на свою голову, поскольку лишил его, таким образом, калыма…

   …После < празднования 80-летнего > юбилея < ЮА > начал < опять > прикладываться к бутылкам шампанского, иногда осиливая одну-полторы в один присест. Я, к счастью, в этих пьянках не участвовал. Как правило, собутыльником был А. А. Врублевский (впоследствии ставший директором Института комплексного анализа региональных проблем (ИКАРП) ДВО РАН –в Биробиджане (позже трагически погибший – ЮБ).
   …В октябре 1992 г. мы были приглашены в Биробиджан на «инаугурацию» ИКАРП’а… Всё прошло очень хорошо и завершилось банкетом, напомнившим о милых застойных временах. Утром... мы стали собираться в дорогу. Вдруг появился шатающийся из стороны в сторону А. Врублевский. Он был совершенно невменяем, что-то мычал, никак не мог сообразить, куда и как мы должны ехать. Привели Ю. А. Он соображал лучше, но тоже не очень… Когда поезд тронулся, Ю. А. разошёлся. Он стал кричать Врублевскому, что желает шампанского. Тот с рабской угодливостью шатался по поезду, тряся толстой пачкой тысячерублёвых банкнот (тогда были такие деньги и соответствующие цены - ЮБ), и разыскивал выпивку. За ним ходил справедливо опасавшийся за его жизнь В. Синюков, а я сидел и с отвращением слушал стенания и команды Ю. А. Поскольку достать выпивку так и не удалось, концерт продолжался более трёх часов до самого Хабаровска.

   Кстати, в Биробиджане вновь проявилась ещё одна неприятная черта Ю. А. – его антисемитизм. Вроде бы и попал в область, хотя бы по названию, еврейскую, вроде бы и писал и часто вещал о равенстве наций, а тут в подпитии не сдержался и начал подковыривать В. Н. Шолпо, намекая на его происхождение. Антисемитизм его  и ранее был мне известен и противен (например, его постоянные акции против
< известных отечественных геологов-тектонистов > В. Е. Хаина, … Лёвы Зоненшайна)…, но здесь он был особенно и поразительно неуместен».

   По возвращении из Биробиджана… я зашёл к нему в кабинет и сообщил, что еду на заседание Президиума во владивосток и буду просить отставку Срок мой кончается, а со здоровьем неважно. Он ласково посмотрел на меня, высказал полное понимание…
   … Председатель президиума ДВО РАН  Г. Б. Еляков сразу подписал мне заявление, и, казалось, вопрос был исчерпан. Однако не тут-то было. Когда я вернулся из Владивостока…Ю. А. …зашёл ко мне в кабинет и процедил сквозь зубы:
   - Квартиру Вы, конечно, оставите!
   - Нет, она приватизирована.

   Тут-то всё стало ясно. Он начал что-то говорить о приглашении директора (которому понадобится жильё – ЮБ), хотя под рукой был Н. П. Романовский… Его интересовала только квартира… Я уверен, что Ю. А. собирался устроить эту квартиру своему Володе. Тот (хотя и числился на работе в Южно-Сахалинске в СахКНИИ - ЮБ) всё время толокся и тёрся в Хабаровске, в Институте водных и экологических проблем  (ИВЭП)  у Дружинина (директора - ЮБ).., который перед Ю. А. заискивал и оказывал ему много разных бытовых услуг. Именно Дружинин (ставший не без поддержки ЮА председателем-организатором Хабаровского Научного Центра - ЮБ)  через несколько дней приходил ко мне увещевать сдать квартиру, угрожая, что в противном случае за мной «потянется след». Ему это, видимо, было хорошо знакомо: за ним самим из Иркутска тянулся жирный квартирный след. Я не преминул намекнуть, что в курсе.
   Мне было известно и то, как Ю. А. обманным путём устроил квартиры Володе и его жене после их развода. Словом, квартирная тема была его постоянной идеей фикс, и тут я наступил на любимую мозоль…
   
   …На одном собрании его верный до поры до времени… пёс (! - ЮБ) Бехтольд (Учёный секретарь ИТиГ ДВО РАН - ЮБ) заявил, что я должен отчитаться о проделанной работе за пять лет.
   - Хоть завтра!
   … День отчёта был назначен… Собрание провели… Бехтольд выступил с очередной кляузой, передёргивая факты, как только мог (не простил он мне того, что я его выгнал из учёных секретарей). В заключение своего выступления Бехтольд процитировал высказывание-пожелание Ю. А: я должен был остаться < работать > ещё на год и «найти способ сдать квартиру институту»...
   
   «…Стало понятно, что Бехтольд, который в течение месяца через власти пытался отнять эту самую квартиру у меня, потерпел полное фиаско, поскольку процедура приватизации была абсолютно законной. …Ю. А. остался верен себе. Он снова пытался провернуть дело чужими руками.
   Обозлённый, я заявил, что с удовольствием обменяю квартиру на коттедж Ю. А. в Новосибирске, после чего он сможет передать её институту.
… Осадок от собрания остался противный, но что поделать! ... Приватизации я не хотел, заставили обстоятельства… С огромным удовольствием я бы бросил всё ему, но надо было думать о будущем, которое, как потом выяснилось и как я и предполагал, оказалось далеко не безоблачным… Уехал из Хабаровска больной…».

   Читая эти строки, как тут не вспомнить М. А. Булгакова, который устами своего персонажа Воланда свидетельствовал, что люди в своей сущности остаются во все времена неизменными: «люди, как люди, только их испортил квартирный вопрос…». Правда, последнее, возможно, в наибольшей степени относится только к России…
   Я присутствовал на том далеко не «научном» заседании и свидетельствую о полной идентичности всего процитированного выше с реальными событиями – ЮБ)         

   «… Но Ю. А. не бросал дела на полдороге. Из Хабаровска он непрерывно звонил Добрецову, Конторовичу < в Новосибирск > с требованием не брать меня на работу… В общем, он стал вести против меня необъявленную войну. Спасибо моим товарищам, которые в трудный момент меня не бросили, в особенности Н. Л. Добрецову.
   … После этих событий мы с Ю. А. виделись лишь раз. На общем собрании выбирали директора ИТиГ.  Я, как и раньше, ратовал за Н. П. Романовского, который только и мог как-то удержать в Институте status quo. Ю. А. поддерживал Врублевского… Всё же Романовский убедительно победил. После этого Ю. А. и Врублевский два дня пили, запершись в палате в «Узком»…

   «…Так завершились наши отношения. Вряд ли получился цельный портрет моего героя… Он был скопищем самых разных качеств, достоинств и пороков. Был непредсказуем в поведении, капризен и неуравновешен. Тем не менее я любил его  и за многое был ему благодарен (!!! – ЮБ). Всю жизнь я звал Ю. А. ШЕФОМ, хотя начальники у меня были и другие. Таким он и останется в моей памяти, несмотря на все наслоения».
   Завершаю выборочное цитирование слов Ч. Б. Борукаева о своём предшественнике этими его словами – неожиданным признанием и почти истинно христианским всепрощением…

   Отдельно ещё что-то писать о самом Ч. Б. Борукаеве незачем – из его текстов о ЮА хорошо «виден» и он сам, как человек. Добавлю лишь то, что, возможно, окружавшая его обстановка - условия, в которых ему приходилось работать – в постоянном психологическом напряжении - и ухудшавшееся состояние здоровья делали его иногда ещё более обидчивым и раздражительным…
   Помню, когда в лаборатории отмечался мой 60-летний юбилей, я сделал фотовыставку, где среди прочих были изображения пейзажей и объектов моих полевых работ на земле его предков – Северной Осетии. Присутствовавшего ЧБ это оживило и побудило к некоторым воспоминаниям о своей родине. Желая увлечь его рассказами о жизни народов Кавказа, обычаях и т. п., я неосторожно упомянул, что в эти дни в Хабаровском театре оперетты гастролирует «кавказец» - некий «Заслуженный артист Чечено-Ингушской АССР» (фамилию забыл). Сказав об этом совершенно мимоходом, между прочим, я забыл о многовековых сложностях во взаимоотношениях христиан-осетин с живущими рядом с ними мусульманами – ингушами  (главным образом – из-за нерешённого до сих пор вопроса о принадлежности небольших смежных участков спорной территории на границе между этими этническими анклавами…).
   В ответ – буквально изменившись в лице - ЧБ неожиданно сурово «выдал»: «этот артист – из ингушей, которые вырезают наших осетин…». Такая, вот была реакция.

   … На следующий день, когда утром из Президиума ДВО пришло очередное руководящее письмо о сокращении финансирования институтов ("перестройка" была в разгаре - денежные и продуктовые ресурсы в стране куда-то исчезли), расстроенные Чермен Бейбулатович и Н. П. Романовский, проходя куда-то по коридору, мимоходом зашли в мой кабинет (кажется сами «забрели» или я их пригласил – не помню), где им было  предложено опохмелиться, от чего оба не отказались – настроение у всех было паскудное: наступали гнусные «ельцинско-гайдаровские» времена…
   Через какое-то время ЧБ уехал в Новосибирск и директором избрали Н. П. Романовского.

   Упомянутый Ч. Б. Борукаевым выше (в достаточно нелицеприятном духе) учёный секретарь Института А. Ф. Бехтольд – действительно, достаточно одиозная фигура – тоже заслуживает упоминания. Кроме описанного ЧБ его усердия в угождении ЮА, он запомнился мне следующими особенностями своего поведения в институте.
   В день своего вступления в партию и принятия в члены КПСС (это происходило, как водилось в советские годы, весьма торжественно - в актовом зале на «открытом» партсобрании), после завершения торжественной процедуры, я – человек беспартийный -, выходя из зала, довольно безобидно, как мне показалось, спросил (сам удивляюсь, почему так откровенно и почти наивно «брякнул»): «и зачем вдруг Вам понадобилось вступать в партию ?».

   Он весьма обиделся и возмущённо ответствовал словами типа: «как - в такой для меня день –и Вы мне это говорите!..».  А как же: ведь он вступал в КПСС, как считалось, «по велению сердца» (как тогда говорили все - равно как люди искренние, так и  приспособленцы)…  А спустя несколько лет – уже в годы «перестройки», когда он стал ярым «демократом», - я собственными ушами услышал (по радио) его интервью корреспонденту радиостанции «Голос Америки», где он сказал буквально следующее: «… для того, чтобы стать и оставаться Учёным Секретарём Института, мне пришлось вступить в КПСС». Ни больше, ни меньше!

   Тип он был, лично для меня, – почему не знаю – неприятный: я не люблю карьеристов и подхалимов – скрытных и тщеславных властолюбцев из молодых да ранних. Вообще он, будучи внешне суховато-корректным и чётким исполнителем при своих «шефах», оставался всегда «сам себе на уме» и – одновремённо - довольно «зажатой» личностью, отличавшейся тщательно скрываемыми комплексами.    Помню – ещё до описанного выше случая – зашёл он, как-то ко мне в кабинет с неким польским журналом, в котором обсуждалась проблема… оргазма. Интернет и Википедия в те годы – в конце 80-х – в нынешнем их виде ещё отсутствовали. Он тогда прямо спросил меня: «Ю. С., что такое оргазм?» и протянул мне журнал с просьбой перевести статью. Я не забыл язык со времён моей жизни в Западной Украине, где много общался с поляками – соседями и соучениками и свободно читаю художественную литературу на польском (см. главу 16 сборника «Начало»).

   Я перевёл статью точно, но чувствовалось, что её содержание (с медицинским уклоном) его не удовлетворило.  Видимо его больше интересовали некоторые «технологические» вопросы и «способы» достижения этого состояния, которые в статье не рассматривались… 
   Потом мне довелось участвовать с ним в одном рейсе на НИС «Академик Несмеянов». Судя по его поведению на судне – этот учёный «коллега» был внешне персонажем странно стеснительным и одновремённо временами избыточно «раскованным». Возможно, у него были проблемы с женщинами – точно не утверждаю, конечно.  Во всяком случае он, 30-летний, внешне охотнее общался с дамами намного старшими себя, чем с более молодыми, к которым в долгом плавании всегда «липли» многие мужики («научники» и экипаж).
   В годы перестройки он насовсем ушёл из науки – уволился из института и ударился в политику: «воевал с КПСС», потом с губернатором В. Ишаевым. Наконец, не «пробившись» даже в местную «перестроечную демократическую элиту» и не сделав в то смутное время политической карьеры, покинул Хабаровск. И хотя лично мне он ничего плохого не сделал, в оценке его человеческих качеств я во многом согласен с его последним шефом – директором Ч. Б. Борукаевым…
                -ххх-
                НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ РОМАНОВСКИЙ
   Конечно, лучше всех, о двух своих предшественниках на директорском посту мог бы рассказать сменивший их Николай Петрович (НП). Очень умный и тонкий дипломат по своей человеческой природе (ему бы служить в Министерстве Иностранных дел!), он на своём посту всегда обладал  величайшей выдержкой и тактом и, главное, пониманием людей, в т. ч. – особым «чувством собеседника» - умением «настроиться на его волну», расположить к себе и убедить практически любого человека, даже первоначального своего «оппонента». 
   Он много лет работал зам. Директора по науке при Ю. А. Косыгине и Ю. А. Борукаеве, держа фактически "на своих плечах" весь институт – ежедневно поддерживая, сохраняя и оперативно «отлаживая» всю «технологическую» его структуру – рутинные, но важные и необходимые механизмы функционирования научных направлений, всей деятельности лабораторий и учёных, хозяйственно-административных и финансово-экономических служб. И везде ему приходилось иметь дело с живыми людьми – с их слабостями и недостатками -, мобилизуя на успешную работу довольно пёстрый коллектив непростых, в т. ч. часто неординарных и знающих себе цену  учёных людей, используя свои «опыт и мудрое руководство»…
   Кроме того, на мой взгляд, работать много лет рядом и в подчинении у такого капризного и часто вздорного «мастодонта» как ЮА – это тоже уже был подвиг: не каждый бы удержался столько времени на такой должности и у такого директора…
    В институтском коллективе  он пользовался и пользуется до сих пор (покинув по возрасту пост директора) большим уважением.

   Его директорство после отставки ЮА и отъезда ЧБ из Хабаровска пришлось на самые тяжёлое для Института и Науки в России десятилетие – 1993-2003 годы, когда финансирование научных исследований было фактически свёрнуто, и учёные только «выживали»… Лишь некоторые «счастливцы», получавшие мизерные гранты РФФИ, могли что-то ещё делать – ездить в полевые экспедиции и приобретать какую-то – по мелочи – недорогую аппаратуру…

   Даже в самые трудные времена НП всегда оставался простым, выдержанным и дружелюбно настроенным к сотрудникам человеком. Конечно, как и всякий руководитель, он не мог в своей деятельности руководствоваться только личными симпатиями и антипатиями, выражать прилюдно негативное отношение к кому-либо – даже заслуживающему это. Помню как он (ещё при директорстве ЮА) приветливо пожимал руку и приветствовал одного «придворного холуя» - относительно молодого человека - довольно «скользкого» типа -, которого ЮА брал в свои поездки в качестве «портфеленосителя» и адъютанта для мелких поручений. Я, помню, увидев это, наивно спросил НП: «Ну как можно пожимать руку такому человеку?». На что НП просто ответил: «Это нужный человек»…
   Конечно, ему – как руководителю - неоднократно приходилось  идти на разные компромиссы – и со многими -, чтобы обеспечивать необходимые и полезные для Института контакты с не всегда «приятными»  людьми… Ну а мы, «простые рядовые грешники», в конце концов, разве иногда не поступаемся своими «принципами» во многих подобных случаях по отношению к «нужным людям»? «Не будем судить иных – да не судимы будем…».
   
   С Колей (НП) мы были «на ты» (знакомы более полувека) - см. главу 36 «Работа в тематических партиях ПГЭ» сборника «Начало», а также редкое фото. О нём можно написать много – настолько он многогранен. НП по-прежнему работает в ИТиГ’е (в должности Главного Научного сотрудника), оставаясь «доступным» и «лёгким» в общении человеком.
   Дай же, Господь, ему  и его близким крепкого здоровья и долгих (приемлемых по самочувствию!) лет жизни!
                -ххх-
                СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ РОДИОНОВ
   Член-корреспондент РАН С. М. Родионов (далее СМ), как и Ч. Б. Борукаев проработал директором ИТиГ недолго, менее 4-х лет (внезапно умер от сердечной недостаточности). Мне лично он запомнился как «трагическая фигура». Дело в том, что, как мне кажется, поднимаясь по ступеням своей служебной лестницы, он попал в «капкан» сложных человеческих отношений, в частности, возможно, - с некоторыми представителями руководства ДВО РАН, например (если я не ошибаюсь), - с тем же талантливым, хватким и пробивным первым замом Председателя ДВО РАН академиком А. И. Ханчуком (по совместительству – директором Дальневосточного Геологического института ДВО РАН).

   Как известно, у водолазов бывает так называемая «кессонная болезнь», возникающая, когда приходится слишком быстро подниматься из водных глубин:
кровь «закипает» от резкого перепада давления в сосудах. Мне представляется, что Сергей Михайлович слишком резко «спуртовал» в своей карьере, брал на себя как директор и, главное,  - как учёный - трудно осуществимые обязательства… У него фактически не было «своей» большой лаборатории, где бы он мог опираться на своих помощников. Он явно метался: «примкнуть» к кому-то, тем более – «возглавить» какую-то группу или интересный большой проект он не мог и/или, возможно, считал неприличным это сделать без своего существенного вклада в разработку общей темы… Возможно, весь научный задел, который у него был, он использовал в своей неплохой монографии, которая отчасти помогла «открыть ему дорогу» в членкоры. Далее необходимо было браться за что-то новое или «притулиться» к какому-нибудь коллективу в качестве руководителя, как это всегда хорошо умел делать его (как я предполагаю)«злой гений» А. И. Ханчук (далее АИ)…

   Помню, как в ответ на мою реплику в одном частном разговоре о том, что став членкором, он попадает под «добрую опекающую длань» коллеги - АИ, СМ буквально возмущённо и с горечью воскликнул (цитирую дословно): «Да Вы что говорите, Ю. С.: Ханчук относится ко мне хуже, чем американцы к  Саддаму Хусейну» (это было во времена первой оккупации Ирака, когда янки посадили Саддама в яму, а потом повесили…). Зная немного АИ лично и достоверные слухи о его стиле руководства институтом (напоминающим «косыгинский» - только внешне более мягкий),полагаю,    что тот за свою поддержку СМ в получении звания членкора связал последнего многими обязательствами косвенного характера. Так , в частности – лишь предполагаю -, возможно, настаивал на «автоматическом» включении в соавторы готовящихся и будущих публикаций СМ, которых у того просто не было «в заделе» и/или которые в ближайшее время ещё не предвиделись… Возможно, было и ещё что-то другое. И сердце не выдержало… Это моя версия, на которой не настаиваю.    Возможно, это и мой домысел… Но последние месяцы перед кончиной вид у него был постоянно какой-то возбуждённый, задёрганный, иногда - почти затравленный. Всё куда-то спешил…

   В пользу подтверждения истинности слов СМ об АИ и устной характеристики последнего свидетельствуют приватные рассказы некоторых близко мне знакомых коллег из ДВГИ (весьма «приличных людей», в науке - докторского уровня!) о том, как АИ не стеснялся сам буквально настаивать на включении его в соавторы их индивидуальных работ, к которым он имел весьма косвенное отношение или даже совсем не имел никакого…  На мои реплики в разговорах с «жаловавшимися» коллегами (в ответ на их возмущённые речи) – «зачем же они соглашаются на это - сами "подстилаются», чаще всего следовали ответы, достойные трусливых приспособленцев, вроде: «а попробуй отказаться» или реже: «а что мне жалко, что ли»…

   При этом АИ – из песни слов не выкинешь – остаётся талантливым учёным и способным организатором. Но таким всегда «некогда» писать самим свои статьи – всё время отнимают организационные дела и разные административные хлопоты. Между тем,  «выдавать на гора» научную продукцию - публиковаться в периодической научной печати - надобно регулярно, иначе - "какой же ты учёный"! Поэтому подобным "бедолагам" приходится иногда пользоваться помощью услужливых коллег, стараться организовывать и возглавлять «солидные» научные проекты и монографии – часто даже безосновательно «прилипая» ко многим из них чисто формально… И такая проза научной жизни иногда имеет место быть…

   …Уже ушедший из жизни геолог – работавший в  ДВГИ профессор Сергей Акимович Щека (заслуженный деятель науки РФ, профессор,  Лауреат премии Ленинского Комсомола, первооткрыватель медно-никелевой, титановой, платиновой и алмазной минерализации на Дальнем Востоке) – далее СА -, несмотря на нашу работу в разных городах и редкие встречи,  дарил меня при жизни своим расположением и вниманием, считая (полагаю  - без всякого кокетства - совсем незаслуженно) «серьёзным» учёным. По секрету, однако, «раскрою тайну» -  я, в лучшем случае,  всего лишь способный дилетант .  Так вот, как-то он поведал мне о том, как АИ, пытаясь «опередить» его в публикации, чтобы «застолбить» за собой «приоритет» в открытии проявлений природных алмазов в Приморье, просил редактора центрального минералогического научного журнала в Москве «придержать» отправленную ранее в журнал С. Щекой пионерскую «алмазную» статью (находившуюся уже на рецензии) и заменить своей про то же самое… Когда «пахнет» каким-либо новым большим открытием у него всегда появляется много желающих стать первооткрывателями и первыми авторами…

   Такие, вот, «шуточки» учиняют иногда солидные учёные. Что поделаешь – люди есть люди… Заурядное тщеславие и примитивная зависть, пробивное честолюбие и махровый карьеризм  часто сопутствуют таланту и трудолюбию, являясь иногда теми стимулами, которые способствуют быстрейшему «выносу на поверхность» и укоренению во главе научного сообщества - отдельных конкретных коллективов - многих, в общем-то, конечно, далеко не бесталанных  - способных, но – увы – достаточно беспринципных людей…  Как говорят: «кто поспел, тот и сам всё съел».
   
   В своё время АИ и СА конкурировали на выборах директора ДВГИ. Прямой и откровенный в словах и поступках, честный и открытый в отношениях с людьми, С. А. Щека проиграл на выборах А. И. Ханчуку, хотя до этого часто вполне успешно исполнял функции директора – временно замещая  предыдущих руководителей. Он знал хорошо «изнутри» коллектив и был много опытнее в административных делах, нежели его более молодой соперник. Как учёный, ни в чём не уступал АИ, имел большой опыт общения с власть предержащими администраторами в Академии и в крае, а также много работал совместно с иностранцами… Но по характеру был строг,
"жёстковат" и требователен к коллегам...
   АИ, выступая во время институтской «предвыборной кампании» в облике «доброго Винни Пуха», наобещал коллективу «златые горы» и безбедную жизнь (выборы пришлись на лихие 90-е). Выбор директора – избрание АИ - отчасти решило «болото», откровенные «слабаки» и сотрудники-середнячки (такие всегда есть в каждом коллективе), опасавшиеся за своё будущее под тяжёлой, но справедливой десницей СА, если бы тот стал директором...

   …Избранный же большинством новый директор в первую очередь «отблагодарил» многих из них: уволил по сокращению штатов творчески непродуктивных из числа этих своих "избирателей", а также «непрофильных» исследователей и - надо отдать ему должное – стал поддерживать и развивать сулящие наибольшую возможную отдачу «прорывные направления» в геологической науке – поиски новых типов рудной минерализации - ,например, изучение нанокластерной благороднометальной минерализации в составе графита, которое сулило наибольшие перспективы)…    Правда, иногда эти исследования базировались лишь на моде и случайных находках (тех же алмазов – представляющих в Приморье пока лишь минералогический интерес).  Конечно, наподобие Ю. А. Косыгину, как и положено настойчивому и целеустремлённому карьеристу (в любом смысле-оттенке этого слова – хоть положительном, хоть отрицательном), АИ, используя любую рекламу, энергично «укоренялся» в научно- административном истеблишменте ДВО РАН…

   С ним я несколько раз «плотно пересекался» в 90-е годы, когда он искал контакты с палеомагнитологами – я «сосватал» ему тогда коллегу М. Л. Баженова, приехавшего в Хабаровский край на полевые работы: но до дела (совместных работ с ним) у нас не дошло. Ясно было, что мы его интересовали только как «рабочие лошадки». Но мы были «сами с усами» и не нуждались в чьём-либо научном «покровительстве». Позже,  в 2006 г. я написал отдельную главу в коллективной монографии (со множеством авторов), вышедшую, конечно, под редакцией АИ.
   Последняя наша встреча состоялась в 2011 г., когда он прибыл в Хабаровск на празднование 40-летия со дня основания Института Тектоники и геофизики, где, в частности, вручил мне грамоту Президиума Российской Академии Наук - за подписью её тогдашнего Президента академика Ю. С. Осипова - с "приятным для души" заголовком «ЗА МНОГОЛЕТНИЙ ДОБРОСОВЕСТНЫЙ ТРУД И ПРАКТИЧЕСКИЙ ВКЛАД В РАЗВИТИЕ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ НАУКИ»… Насчёт "практического вклада", возможно, слишком "сильно" сказано, но - кому как -, а мне – на пенсионной старости – это какой-никакой, а пряник!
   Но я не обольщаюсь - помню, например, что свои многочисленные грамоты и регалии великая актриса Ф, Г. Раневская справедливо - с юмором - называла похоронными принадлежностями. Каждый человек при жизни сам знает себе истинную цену. Эти "красивые бумажки" важны, пожалуй, лишь для потомков, чтобы они не считали тебя последним бесталанным разгильдяем...   
   

   …Безусловно,  подавляющее большинство наших известных (и не очень) учёных – это истинные подвижники, искренне - в меру своего таланта - преданные науке и своему призванию. Большинство обладают высокими моральными достоинствами. Но «ничто человеческое" некоторым из них не чуждо: вероятно, дело лишь в масштабе личности – соотношении собственных научных талантов и творческих достижений с чисто нравственными качествами…
   Мир праху ушедшим от нас – и добрых дел остающимся пока с нами на Земле !
                -ххх-
                АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ ДИДЕНКО
   В настоящее время (2014-й год) институт возглавляет (с 2007-го года) мой коллега – палеомагнитолог по своей начальной («преобладавшей») специализации - А. Н. Диденко (далее АН). После переезда в Хабаровск и единодушного избрания директором круг его интересов (как, вероятно, - судя по его публикациям и творческим научным «притязаниям»),  значительно расширился.
  Я знавал АН ещё с его «аспирантских времён» – в 80-90-е годы, когда в мои редкие приезды в командировки мы иногда «пересекались» в лабораторном подвале Института Физики Земли (кажется на Красногвардейской улице в Москве), а также в самом помещении Института Физики Земли. Он достаточно успешно шёл «вверх» как по административной служебной «лестнице» (поработал учёным секретарём Института и в администрации РАН), так и в своих научных исследованиях, приобрёл среди коллег реноме сильного тектониста-палеомагнитолога.

   Переезд его в Хабаровск, безусловно, усилил институт и дал новый стимул развитию последнего. Он сумел направить свои усилия на «омоложение» коллектива, привлекая и «натаскивая» молодёжь ещё с институтской (и даже школьной) скамьи. Появились свои ученики, успешно ведущие уже и самостоятельные научные исследования.
   Когда я ещё работал в ИТиГ’е, мне лично нравился стиль его работы – внимание к людям, чёткость в оценке ситуаций и принятии решений. А также то, что, несмотря на большую административно-организационную загруженность, он продолжал участвовать в полевых экспедициях и не гнушался вникать в разные лабораторные и аппаратурные технические проблемы. Он значительно расширил и укрепил спектр научных направлений и решаемых научных задач коллективом института.   

   Остаётся ещё лишь  пожелать ему не запутаться в паутине возникающих иногда  сложных взаимоотношений с представителями научно-административного и чиновничьего аппарата в коридорах власти ДВО РАН - уверенно вести (несмотря на различные сложности и препятствия) свой хабаровский научный корабль к намеченной цели.
   Крепкого здоровья и творческих успехов ему!


Рецензии