Не комильфо

(глава из повести)


Многие иностранцы интересовались русской литературой, сравнивали её с западной, замечали «…правдоискательство,…исповедальность и проповедничество до белого каления» среди крупнейших русских писателей. Жорж Леметр (католический священник и астрофизик в одном лице) в статье «Литературы севера» подчеркнул, что русская литература поразила его «одной особенностью: рядом с голосом художника в ней всегда слышен голос проповедника».

Два последних русских классика – Чехов и Бунин – не вписываются в обобщение господина Леметра. Им не свойственно «говорить языком проповедника».

Да, в России есть такая традиция: звание писателя ставится необычайно высоко, чуть ли не на одном уровне с пророком, святым, борцом за правду. И ведь стараются многие литераторы соответствовать, да ещё как!

 На Западе совсем иное отношение к литературе. Известный во всём мире писатель пишет интересную прозу, но ему не придёт в голову указывать современникам, за какого президента голосовать или какую религию считать правильной.

Для Яновского было откровением, когда он двадцатилетним юношей впервые услышал, что «писатель может играть на бирже и волочиться за женщинами»…И совсем не обязательно ему проповедовать, страдать, клеймить, идти на каторгу или делать вид, что страдаешь, жертвуешь. Причём, парадокс – именно эти вежливые писатели, отдающие деньги в рост, никогда не бросают «подлеца» своим собратьям и не ловят их на грамматических ошибках.

Из всех писателей русского Парижа Яновский выделяет Осоргина и Фельзена, «как джентльменов…среди соборного царства перехамства».

«Как это объяснить, что среди нас было так мало порядочных людей? – задаётся вопросом Яновский. – Умных и талантливых – хоть отбавляй! Старая Русь, новый Союз, эмиграция переполнены выдающимися личностями. А вот приличных, воспитанных душ мало…».

Резкая оценка нравов, царящих в русском литературном сообществе, довольно часто проявляется на страницах мемуарной книги писателя.

К западу от Рейна, считает Яновский, постепенно укоренилось мнение, что христианские отношения пока ещё не установились в русском обществе, но надо, по крайней мере, вести себя прилично.

Русское понимание «comme il faut» (как надо, комильфо) относилось главным образом к чистой обуви и перчаткам, а отнюдь не к «fair play» (честная игра). А между тем, с этим свойством люди не рождаются, «fair play» можно только прививать воспитанием с детских лет.

«Что греха таить, на родной Руси люди по сей день испытывают особое удовольствие, если им удаётся неожиданно совершить подлость или повести себя неприлично», – пишет прозаик из «незамеченного поколения».

Тоже резко сказано о славянах, но есть в этих горьких словах значительная доля правды: делать друг другу мелкие пакости в детстве, а потом, по мере взросления, и крупные пакости – этого у нас не отнимешь.

Factum est factum - "что есть, то есть", как говорили древние латиняне.

Когда в Англии Яновский впервые услышал от джентльмена, покупавшего в лавке трубку: «I cannot afford it…» (Нет, это слишком дорого для меня.), он вздрогнул и покраснел от стыда – только подумать, англичанин при даме сознался в своей неполноценности!

Русским с детства внушали, что порядочный кавалер может себе позволить всё! Деньги не помеха, если нужно – украдёт, убьёт.

Широкой русской душой бережливость европейцев воспринималась как мещанская скупость, узкая методичность, расчётливость. Даже Герцен, проживший всю зрелую жизнь на Западе, ругал европейцев за бюргерскую жадность и умеренность в потребностях. В самом Герцене было много ямщичьего удальства, как впрочем, и в жандармах, увозивших его на тройке в северные края.

Из всех «русских европейцев» лишь один Тургенев спокойно воспринимал рационализм Запада и не считал это «мелочностью», как большинство его собратьев по цеху.

Восток не понимал расчётливой добродетельности Запада, а Запад не воспринимал русское купеческое мотовство.

Яновский делает вывод: пока древний самодержавный Восток не поймёт, что «мелочность», то есть сообразование потребностей с реальными возможностями и средствами, является качеством, необходимым для ведения здорового хозяйства, духовного и материального, пока он этого не учтёт, никакие пятилетки и лозунги, никакие национальные идеи не разрубят узлов его соборного неблагополучия.

Верно заметил русский писатель-эмигрант, наблюдая за родной землёй с дальнего Запада -  Factum est factum (Что есть, то есть).

И это тем более печально, что в старой России простой человек, бывало, не выбросит даром сухаря, почитая это грехом. Режим экономии на Запад пришёл позже, только здесь в этом процессе принимают участие все, и высшие классы в том числе. Скупость Европы – позднейшего, христианского происхождения, её осознанного бытия. Причём, бережливость касается не только корки хлеба, но и обёрточной бумаги или бечёвки: грех выбросить нечто созданное Богом или человеком, всё существующее должно как-то проявить себя. Из всего вышесказанного вырисовывается одна важная мысль: Бог есть Первопричина всего существующего.

Вот и подвёл Яновский библейское основание под свои социально-экономические рассуждения, и автор не скрывает чувства удовлетворения от прочтения этих строк: похожие мысли и мне приходили в голову.

Отмечая подлинную культуру русского языка у некоторых писателей-эмигрантов, Яновский приходит к неожиданному выводу: вообще, русский язык – это живая болячка отечественных писателей: все поминутно упрекают друг друга в безграмотности. Если собрать и издать антологию отзывов одних знаменитых сочинителей относительно грамматики, синтаксиса и даже орфографии других, не менее удачных современников, то это будет воистину грустная и поучительная книга.

Интересная мысль! Сегодня эту книгу (антологию отзывов) можно сделать, не выходя из дома, если есть компьютер с интернетом. У меня, например, уже через пару дней наберётся материала на сто страниц. Ну, это я так, для того, чтобы сбросить напряжение…Не буду я составлять антологию. Пусть знаменитости спокойно спят...Или бодрствуют, если ещё живы.

Продолжим…

Начиная с Пушкина, утверждавшего, что Державин писал по-татарски, вплоть до Ремизова, подчёркивавшего острым карандашом в журнале очередные ошибки Бунина и Сирина (Набокова), – в русской словесности тянулась (и продолжается поныне) сплошная и безобразная междоусобица, напоминающая лучшую пору смутного времени. Упрекать больших и даже классических писателей в незнании собственного языка редко позволяли литераторы западного мира.

Осмелюсь утверждать, что литературная междоусобица, часто сплетённая  с политическими страстями, есть нормальное перманентное состояние российского общества. Вчера, сегодня и всегда…

Как правило, на Западе писатели о писателях если и высказываются, то с подчёркнутой вежливостью и осторожностью, принятыми между соперниками на дуэли. Ибо всем ясно, что современники являются конкурентами: отрицать это могут только ханжи и лицемеры.

Только в русской литературе, где взаимные претензии литераторов к могучему и великому языку превышают все другие домогания, только там, из всех великих литератур, писатели сплошь и рядом затевают между собой драки, не брезгуя даже приёмами ломовых извозчиков.

Ах, простите…Вам неизвестно понятие «ломовые извозчики»? Согласен, незнакомые слова столетней давности автор обязан пояснять.

Нет проблем. Таксисты – это вам понятно, кто такие? Ну вот…Те же самые «ломовые извозчики», только с моторами вместо лошадей…

Вернёмся, однако, к русской литературе…

И объясняется это (литературные разборки) совсем не тем, что Достоевский – мистик, а Салтыков-Щедрин – либерал, или наоборот.

Зависть – вполне реальная и общечеловеческая черта. После грехопадения зависть, ревность, честолюбие подтачивали не только русскую, всеобъемлющую душу. К западу, к северу и к югу от Рейна, особенно в англосаксонском мире, всем ведомо, что если один модный писатель начнёт подсчитывать промахи другого, то делает он это совсем не из благородных побуждений.

Зная всё это инстинктом воспитанных людей, англосаксонские писатели вообще воздерживаются от критических выступлений по адресу своих соперников.

Кто бы занялся воспитанием российских писателей?

Разумеется, любое воспитание начинается с младенчества. Но, тогда родители уже должны быть воспитанными людьми…А кто же воспитает родителей, дедушек, бабушек?...Похоже, что этот процесс у нас сильно запущен.

Всё существующее должно как-то проявить себя.

И невозможно предугадать, где, как и когда «оно» проявит себя.

Но, если «оно» (желание уязвить коллегу) созревает в вашей голове, то хорошо бы держать его под контролем. А лучше избавиться совсем от этой привычки. Трудно, но можно. Жить вообще трудно но,... надо. О чём же тогда писать, если не о жизни? В ней столько всего интересного, ещё непознанного нами!

14.07.2014