Родом из СССР ч. 2, 24гл

                Г л а в а 24.

            Холодильник мы оформили быстро, едва мама закончила «консультировать» своего бывшего «клиента» по детскому саду насчёт его недомогания. Он же, заметно повеселевший (видимо, с его болезнью было всё не так серьёзно), сам выбрал нам холодильник и быстренько оформил его. «Случайно подвернулась» и машина, водитель которой взялся доставить наше приобретение тут же сразу и даже помочь распаковать его и установить на место. Всё это произошло так быстро, что мы с Вовкой просто не успевали уследить за всем, как холодильник был уже загружен, и нас усадили рядом с ним. Мама села рядом с шофером, и мы отправились в путь.
            Уже дома нам пришлось изрядно попыхтеть, потому что грузчиков у нас не было. На них решили не тратиться. Мы с Вовкой и с водителем торжественно пронесли наше приобретение через большой вестибюль подъезда. Потом правда была лестница – целых десять ступеней. Дальше путь пролегал по нашему узкому, но длинному коридору. Наконец, пыхтя и избавившись от упаковки, завернули в наш маленький коридорчик, который сразу повеселел, получив такой подарок. Теперь этот коридорчик не будет скучать ни минуты. Его долгожданный житель будет тарахтеть, работая и день и ночь, отключаясь от электричества и подключаясь снова, когда захочет.
            Мама на радостях, что, наконец-то, хоть одна её мечта по приобретению бытовой техники исполнилась, поручила нам с Багой помыть холодильник – так в инструкции было написано. Дала все нужные атрибуты, а сама ушла на кухню, готовить праздничный обед.
            - Мы же его и обмоем, тётя Реля? Такую покупку нужно обмывать, чтоб хорошо работала, - заволновался Володя. – Наш же – третий уже по счёту холодильник – недавно чихнул, и пришлось вызывать мастера. Да мало того – его в мастерскую забирали. Отец жутко жалел, что не обмыл его сразу.
            Белка улыбнулась: - Слегка и обмоем, как ты говоришь. Раз уж вы, сыновья мои, на день рождения Олега пили шампанское, и потом когда мы с вами гуляли по Москве никто не устроил дебош, то, пожалуйста. Бутылка шампанского мной заготовлена, но предупреждаю – полбутылки не больше на троих. – И ушла, совершенно воодушевлённая приобретением, а мы принялись за работу.
            - Чего бы тётя Реля хотела бы иметь ещё в квартире, чтоб быть ещё радостней?
            - Для абсолютного счастья, ей не хватает стиральной машины. Но это я буду думать тогда, когда переедем на новую квартиру. Здесь, сам видишь, стиральную бандуру ставить негде. Да и достать её сейчас ещё труднее, чем холодильник. Это чудо выдают по талонам от производства.
            - А тётя Реля работает в медицине – так могла бы, какого больного попросить. Например – директора завода, где выпускают эти машинки.
            - Интересно говоришь. Работала мама в детской больнице – никакой связи с родными детей у неё не было. Да мама и гордая – просить не любит. Это если бы ты нам  не выбил холодильник, она бы не узнала, что там работает бывшие  родители её воспитанников.
            - Значит, признаёшь, что я способствовал? Да, вовремя сказанное слово – это важно. Но твоя мать ещё работала во взрослой больнице, даже в институте. Неужели там не было возможностей – через больных или сотрудников – что-нибудь достать?
            - Ты, даёшь, Вовка. Там и вовсе была реанимация – тяжёлые больные лежат, кричат, стонут. И больше приезжие – с Кавказа, из Прибалтики, даже с дальнего Востока были люди. Впрочем, как и в детской больнице – со всего Союза лежали. И за ними надо ухаживать, лечить, а не спрашивать, могут или не могут они поспособствовать приобретению вещей.
            - Ты прав – куда не кинь, всюду клин. Ну, ладно, давай заканчивать мыть ваш холодильник. В следующий раз – а в инструкции написано через две недели – будешь мыть или нет? У нас прислуга моет раз в месяц или даже больше – когда обрастёт льдом вот это место, тогда моет.
            - Я пока по инструкции, стану мыть нашу «Бирюсу», а там  посмотрим. Может быть, стану растягивать мытьё, чтоб он не баловался. А то уеду в училище, если сразу поступлю, маме придётся с ним возиться. Чтоб она руки не морозила каждые две недели.
            - Скажи ей – раз в месяц – это норма. О, тётя Реля, а мы тут о вас говорим – заботимся о ваших руках. И, кажется, вымыли холодильник как следует.
            - Спасибо, дорогие мои, сейчас будем его обмывать, как Володя сказал. Тазик, мыло, полотенце – всё это отнесите в ванную комнату, разложите по местам. Полотенце, Олег, повесь, чтоб высохло. И если хотите, то умойтесь. По-моему, вы вспотели. И вот вам другие полотенца, для вытирания ваших раскрасневшихся лиц. А я, тем временем, накрою на стол.
            Володька, когда мы обмыли холодильник, опять спросил у Белки, чтоб она желает кроме него иметь в своей собственности. Я думал мама вспомнит о машине стиральной, но она сказала:
            - Ещё до того, как Олег пошёл в школу, я мечтала иметь телевизор – он был приобретён. И довольно способствовал развитию твоего друга. После него вот этот прекрасный агрегат. – Мы, говоря это, двигались в сторону холодильника, который  погладила мама нежно. – Так эту мечту поставить нам было некуда. Ещё мечтала иметь фотоаппарат, чтоб снимать моего сына и его друзей по Москве и в загородных прогулках. Это мечта моя загорелась, как Олег пошёл в школу. До этого его (и меня иногда) снимали разные мои знакомые, но случайные фото радуют, а сделанные мной, (или Олегом) радовали бы ещё больше.
            - Но фотоаппарат, тётя Реля, это сложно. Ведь его если иметь, надо ещё иметь аппарат, на котором можно отпечатывать снимки. А это опять трата денег. Кроме того, массу всяких порошков для растворов – проявителей, фиксаторов.
            - Опоздал, Бага, сейчас всё это проделывают в фотоателье – надо лишь сдать плёнку.
            - Но денег надо тьму, чтоб отпечатать фотографии, - возразил Бага. - Правда, тогда и самим не возиться – время не тратить, руки не портить. Там, в ателье, умеют с перчатками всё проявлять и печатать. Да и фото у них получаются лучше, чем у любителей – признаю. Правда мой отец не хочет фотоаппарат покупать, хотя у него есть блат, на это случай. Не хочет сынка снимать на случай, если нас жизнь разнесёт по разным городам, а то и по разным странам.
            - Вы можете разъехаться с Юрием Георгиевичем? – удивилась Белка, проходя опять в комнату и садясь на диван. Володя сел в другой конец дивана, чтоб, повернувшись, смотреть на собеседницу. А я уселся на стул, напротив них, чтоб можно было наблюдать за обоими. 
            - Мы можем, - сказал грустно немного охмелевший Вовка, - разъехаться с отцом по пятому параграфу в паспорте, где написано, что мы оба евреи. И скорей всего, уеду я. Потому и хочу в армию, чтоб не служить в Израиле. Там  война, стреляют. У нас отслужу и поеду туда свободным человеком. Вы удивляетесь, тётя Реля, что у меня такие глобальные планы? Но под лежачий камень и вода не течёт. А мне жить с отцом совершенно не возможно. Он меня при первой же моей промашке может убить. Хотя побоится убивать – меня в тюрьму запихнёт. Так что мне – не миновать, бежать от него подальше. Родственники у нас там есть в той далёкой стране. Я уже договорился – вызов пришлют. Вы не смотрите на меня так жалостно – выживу я там без отца и матери лучше, чем с ними.
            - Но это язык надо знать хорошо, чтоб жить среди евреев.
            - Ой, там столько русских уже переехали, даже не евреи. Вы, наверное, не слышали песню Высоцкого, что «там (в Израиле) на четверть русский наш народ». И правда, как я слышал, что едут не всегда евреи, а и другие народности, кто хочет мир посмотреть. Как посмотреть, а это уж кто как может. Ведь карантин проходят во Франции три месяца. И находятся умельцы полазить по всей Франции. А женятся на еврейке здесь, в Москве или другом городе и дорога на Израиль открыта. Но селят, переселенцев в Израиле, как мне уже говорили, в неудобных местах. Как раз на границе с войной – чтоб охраняли свою новую Родину. Вот там мне понадобятся все наши русские навыки армейской службы. А язык изучим – я с женой поеду, - говорил Володя, как мне казалось, чтоб вызвать жалость у Белки. И я был уверен, что мама будет отговаривать Багу, но она лишь сказала:
            - Что ж! Каждому своё. И, кажется, это действительно способ разорвать твою вражду с отцом. Я, в своё время, ушла от суровой матери в одном выпускном платье, на которое сама заработала. И без копейки денег от мамы. Подчёркиваю, что от мамы не было денег, потому что незнакомые люди меня снабдили ими на первый случай, чтоб уже на воле не умерла от голода. Ушла, Володя, чтоб трудиться на очень тяжёлой работе, на строительстве, где ещё мало платили. И хоть часто голодала, но была счастлива, что избавилась от рабства. Оно угнетает от родных людей больше, чем тяжёлая работа. Тебе тоже придётся в Израиле много трудиться, если захочешь человеком стать.
            - А не захочу, буду на пляже валяться. Потому что там, приезжим, да ещё поселенным далеко от  цивилизации, платят пособие.
            - Но чтоб оформить себя человеком, надо всё же работать, - возразил я. – Всю жизнь на пляже не наваляешься.  Ты же хотел стать писателем, ты можешь, при твоих способностях, стать артистом. Артистом русского театра и еврейского, если выучишь язык. Но книги пиши лучше на русском, чтоб мы с мамой могли почитать твои сочинения.
            - Спасибо, возможно я оправдаю ваши надежды. А, может, ещё и не уеду их Москвы. Пусть отец срывается с места и едет в Израиль. Он, кстати, и язык знает, не надо его учить. И хватит, лучше вы расскажите, тётя Реля, как вы летаете во снах и лечите тем больных, увлекая их за собой, по полётам над Москвой. Мне это рассказал Олег, не ругайте его. Он летал вместе с вами.
            - Я знала, - улыбнулась Белка, - что мой сын всегда меня сопровождает. И это интересно, во снах летать. А если ещё приезжие больные мальчишки в полётах выздоравливали, то я вдвойне счастливая. Но должна тебе сказать, Володя, что если закажу себе сон, то в Израиль могу лететь. И, кажется, летала уже. Но вижу всё сверху. Правда мне кто-то объясняет на русском языке, где Вифлеем, в котором родился Иисус Христос, где он крест нёс на Голгофу – вроде я даже спускалась и шла по скорбному пути. Кажется, заходила в храм, где он лежал на доске, казнённый. Ой, разумеется, это лучше поехать с экскурсией и пройти наяву всё это, но когда это у нас с Олегом случится, не знаю. Наверное, когда он уже будет летать.
            Забегая вперёд, скажу, что всё так получилось, как мама  мечтала. А пока мы сидели с Багой и обсуждали, что может случиться с ним. Но вдруг он быстро устал и перенёс глаза на мою скромную особу: - Хватит обо мне. Лучше Олег пусть что-нибудь расскажет о себе. Ты, кажется, шепнул мне в магазине, что тебе какой-то сон приснился интересный.
            - Не один сон, а целых три. Причём, я их себе заказал посмотреть.
            - Ты научился заказывать сны? – удивилась мама. – Уже интересно. Такие сны бывают потрясающие. Тоже летал и видел необычные страны, реки, горы, моря, океаны?
            - Нет, мам, всё проще. Думал о войне, где русские, под предводительством Суворова, бились с турками, отвоёвывая у них Очаков. И вначале видел неудачный бой, когда ещё не взяли эту крепость. Тогда было всё в дыму как в Крыму и Очаков ещё не наш, но бились знатно.  Ещё Потёмкин появился, возле Очакова, уже с одном глазом, и командовал.
            - Думается мне, что Суворов, Потёмкин, и присоединим к ним ещё Кутузова – были очень молодыми, в том сражении.
            - Кутузова там не было, - быстро сказал я. – Но Потёмкин с Суворовым говорили, что он воевал успешно за Дунаем. Но обозвали его как-то интересно Голенищев- Кутузов.
            - Правильно. Он носил тогда такую фамилию. Потом ему Екатерина Великая присвоила Кутузов Задунайский. Или Задунайским был другой? Вот я запуталась. Но вернёмся к их молодости. Суворов в то время, когда ты его видел во сне, не был даже женат. И командовал им хороший полководец, но медлительный Румянцев. И не взяв Очаков, Суворов переключился на более мелкую крепость, но не менее укреплённую названную турками Туркуй. И вопреки воле Румянцева взял её. И пишет начальству: - «Слава Богу! Слава Вам! Туркуй взят и я там». За что его Румянцев очень ругал и приказал оставить крепость. А потом опять приказал её брать, когда Суворова поддержали в Петербурге и наградили за победу.
            - Вот тоже издевательство, да, тётя Реля.
            - Правда, Володя. Вот после этого Суворов заскучал, и говорит своим друзьям: - «Оженюсь я, наверное. Вроде не шибко надо, но батюшка велит». Видите, мальчики, великий победитель, а отца не мог ослушаться. Кстати сказать, женился неудачно. Очень скоро у Екатерины, через Потёмкина стал просить развода. Тогда и развестись нельзя было без разрешения царицы. Но вернёмся к его начальнику – Румянцеву. Вот это уж точно Задунайский. Но вот за Дунаем он и встретился с Кутузовым. Кутузов знал, что с Румянцевым служить не скучно, зато трудно. И вот одна из его шуток, по поводу начальства, не понравилась полководцу: «Чтобы я так, братцы, жил, враз в Крыму я оказался, берег Ялты сторожил». Шутили и тогда, даже на суровой войне.
            - Но это всё люди высокого полёта. А о простых людях знаете что-нибудь из той войны?
            - Конечно, Володя. Был такой плотник Прошка Курносов из самых, что ни на есть низов. Но мечтал строить корабли, чтобы несли больше пушек на борту. О том же мечтал ещё Пётр Первый, но не удалось у великого императора. А Прошке удалось. А между делом, видит он, как кто-то взял двух турчанок в плен и везёт их далеко, чтоб продать какому-то барину.
            - Ого! Работорговля и в России процветала? И это при Екатерине Великой? Но война же.
            - Именно, что война. И работорговец предлагает Прохору купить у него одну из турчанок – всё равно не довезёт, куда хотел – девушка умирает.
            - Девушка умирает, а он продаёт? Ну что за нравы?
            - Не шути, Володя. Что бы ты сделал на месте Прохора? Купил бы умирающую? Точно нет. Потому что ты – немного эгоист и не бросился бы спасать девушку, да ещё в тяжёлом состоянии. Но Прохор сделал лучше. Он набил работорговцу «рожу», как бы ты сказал и девушку забрал без денег. Потому что денег у него не было, но девушке не дал умереть. Впрочем, потом он поручил её выхаживание кому-то из простых людей – вот тут уж без денег не обошлось. Но где взял? Получил, наверное, что-нибудь за службу. А может, были. Но тому гаду-работорговцу нет, а простым людям в благодарность есть. Оставил её и пошёл дальше служить. Конечно, наведывался, при случае, радовался, что выздоравливает. Турчанка без него уже немного понимала русский язык. Но потом случился тяжёлый бой на море, где Прохор служил на корабле. И так его покалечило. Казалось, что не выживет. Пальцы на левой руке оторвало, и вообще рука почти не работала. Уж как его вылечили, не знаю, но вернулся он к своей Гульчатай или как звали турчанку, не помню. А у неё уже близнецы родились. От него или нет были ребятишки - история умалчивает, но Прохор признал их своими и, помогал сколько мог жене – растил их, даже находясь на войне. И хватит, мальчишки. Я вижу, что пора вас проветрить на свежем воздухе. Пошли гулять. Посуду я потом помою, когда вернёмся...

                Глава 25 - http://www.proza.ru/2014/08/22/867