Смерть за смерть. Георгиевка. 13. 07. 2014 года

Обыкновенный воскресный день. Вроде как выходной, но война не знает отдыха и тем более не признает выходных. Молох хочет жрать! Молох ненасытен и потому страшен в своей ненасытности...

Финикийцы, чтобы его умилостивить, приносили в жертву детей. Ибо дети и в помыслах своих, и в душе своей – чисты и светлы. А Зло ненавидит Чистоту и Свет! Потому и сжирает Молох Войны детей. Светлых. Чистых. Безгрешных...


Июль. Обыкновенный воскресный день. Но замерла жизнь – это война ползет по Донбассу, без сна и отдыха, без перекуров и перерывов на обед. Ее несут людям Донбасса желто-голубые знамена в колоннах бронетехники украинской армии, в шевронах Нацгвардии и опознавательных знаках ВВС Украины...

Георгиевка, как и другие городки и поселочки рядом с Луганском, ожидает незваных гостей... Где-то рядом Нацгвардия Украины. Она окружает Луганск. Она может прийти и сюда... А здесь – ни ополченцев, ни отрядов самообороны. Одни гражданские, чьи друзья и знакомые ушли защищать Луганск...


Обыкновенный, до безобразия, воскресный день. Но детям строго-настрого запретили выходить со дворов. Бегать по улицам. Веселиться и громко шуметь...

Война вплотную подошла к их дому и вот-вот заползет в Георгиевку...

Поселок вымер, затаился. В ожидании... Как в сорок первом, когда фашистские войска входили в советские города и села...

Люди опасливо выглядывают из-за заборов и из окон: не видно ли, не идут ли? Нет, не идут. И тишина, нашпигованная неопределенностью, – угнетала...


Но дети... Они ж – непоседы! Они не могут оставаться серьезными надолго. Даже если война. Не бомбят, и ладно. Не стреляют, и хорошо. И вот уже носятся по дворам, вылазят на заборы, бегут в огороды, перекликиваясь между собой, смеются...

Неужели миновало? Но взрослые недоверчивы к тишине и неопределенности и потому шикают на детей, пытаясь их угомонить.

Но разве можно угомонить разыгравшегося ребенка, заставить его сидеть молча на одном месте, когда вокруг такой чудесный солнечный день?!

И за детским гомоном, за детским смехом сердца взрослых стали оттаивать, нервное напряжение спадать, и в семьях да по соседям загомонили: миновало...

Заливистый детский смех разнесся по двору. Хлопнула калитка... Ах, шестилетний сорванец...


Сразу хлестануло несколько очередей, разорвав мирный гомон мирного поселка...

– Сыночек!!!

Вырвалась птицей из дома, как из клетки. Взмахнула руками-крыльями. И птицей подстреленной рядом с сыночком рухнула.

– Сыночка!!!

А что мальчонка-сорванец? Чистыми глазами смотрел в синее-синее небо, куда унеслась его душа. А мать, распластавшись на его кровоточащем теле, орала. Умалишенно. Дико. Неистово...


– Сучка! – перед глазами пыльные берцы. – Держать надо сученыша при себе!

Сплюнул... Пошел дальше… Следом – еще... Солдаты-освободители украинской армии...


Что это, нервное потрясение или...?

Солдат не может, не должен стрелять в детей!

Да, можно сослаться на неожиданность, но где же тогда профессионализм, где военная подготовка? Стреляют то по грудной фигуре! А что шестилетнего пацаненка?! От горшка два вершка!..

Попали...


– Убью падаль! – из дома выбежал дед с «Тайгой».

– Не горячись! Погоди! – утихомиривал сосед...


Нацгвардейцы, ощетинившись стволами «Калашниковых», прошли улицу и свернули на перекрестке. А улица уже гудела! И уже с соседних сходились угрюмые, злые мужики. Кто с карабинами, кто с ружьями, кто с топорами. Подтянулась молодежь – горячая, свирепая! – с травматами, переделанными под стрельбу боевыми патронами...

А мать так и лежала на убитом ребенке. Но уже не орала от боли, а тихо скулила. И казалось, что ее душа уходит вослед за сыновьей...

Не трогали ее. Не утешали... Но глаза горели яростью, а сердца обуглились жаждой мщенья!


Выследить авангард Нацгвардии не составило труда. Двигались по соседним улицам, по дворам. Тихо. Незаметно. И так же тихо и незаметно брали нацгвардейцев в кольцо. И уже кольцом двигались вместе с ними...

Дворы заканчивались. Вот-вот будет площадь. И, не сговариваясь, георгиевцы открыли огонь…

Пятнадцать человек вошло в Георгиевку. Пятнадцать человек осталось лежать на пыльной улице Георгиевки, недалеко от центральной площади... И – ни одного раненого...

Жизни пятнадцати за жизнь ребенка... Слишком малая цена!


– Дайте мне автомат! – попросила мать, когда вечером, похоронив ребенка, вооруженный отряд собрался уходить. – Дайте мне автомат! Я не успокоюсь, пока всю сволоту порошенковскую не изничтожу!..


Отряд уходил в вечернюю степь. Уходил в Луганск. Чтобы мстить за мальчонку, убитого украинской армией...

А вместе с ним, уверенно держа автомат на плече, уходила мать...