Попивая глинтвейн на трассах

Еще в перерыве между странным детством с лестницей в коммуналку и «разгульной жизнью» размером в две страницы я вспоминаю наш завтрак с горьким послевкусием лжи во благо. После этого остается гиперболический осадок на душе и заброшенный город с вечно нелетной погодой и однообразными съемными квартирами. У нас с тобой и прошлого-то не было, если не брать в расчет лица, перепачканные сажей, и счастливые горланистые «выходи» у твоей обшарпанной многоэтажки теплыми летними вечерами. Ты говорила, что там, где есть счастье, хватает и двух. Запомнил.

Нам не сузить космос, увы. Не переделать давно придуманные миры, не прогрызть бетонные туннели и не волочить друг друга за решетки клеток нашего личного закрытого пространства. Нам бы всего лишь общие теплые руки и касания по позвоночнику… Мы никогда не состаримся – наше время бежит назад.

Там, где статуя свободы умещается в снимок и собраны все климатические зоны, не понять никогда ежевечерней грусти и тоски по родине. Моим пяткам некуда бежать, даже этим скомканным душным летом. Мне остается видеть мир твоими глазами, только чтобы ты его не забыла таким, каким он остался до твоей Америки. Рабочий июнь… скоротечный июль и совершенно не ожидаемый август… китайские рынки, тошнотворные иномарки и пыль на крышах домов и зданий.
Мы много курили – время мчалось мимо пролетов.
Были такими простыми, легкими, вольными. Помню, смеялся над твоим английским, ты упрекала меня в прохладе.
Я слушал твои песни под кокаиновые искры. Оказывается, в плацебо всего лишь лактоза. Как же я не умею быть взрослым. А ведь в скором пойдут вопросы о кольцах… декреты… офис. А мне бы всего лишь укутаться в твое шерстяное теплое тело и пересматривать немого Чаплина.

Мы ходили в кино, ты сдавала свои вступительные.
Время мчалось мимо пролетов.
Я слушал свою музыку, ты - свой излюбленный фольк.
Мы часто курили.
Я провожал в плацкартах лето, ты зависала на каждой вписке.

Не подозревая о существовании Керуака, мы скрепляли наш союз прочными разговорами и безмятежным пониманием друг друга за мирной самокруткой.
А теперь я нахожу пыль на старых затертых обложках, а ведь когда-то на них был запах твоих ладоней.
Ты сдавала свои вступительные.
Я перестал курить.

Ты словно родилась в подарочной упаковке – броская, яркая. А я был тем, кто всё время цеплялся за твои атласные ленты – естественно, шеей, умирая в удушье. Тебя столько раз дарили-отдавали-передавали-меняли. Трогали за щеки-пальцы-шею. А я выстраивал меж нами стены, не понимая, что они оказывались в итоге мостами.

Ты подарила мне плеер с заранее вложенным в него Kodaline. Смутные девяностые – ударяют слезами обветренные губы, на сквозняках забытых имен.
Мы снимаем старые потрепанные свитера иллюзий и разрываем их на белые флаги.

Ты сдала свои вступительные. Ты ушла.
Я слушал твою музыку…
Лето пролетает за окном, словно трусливый зверь…