В плену мёртвых идей

Carthago delenda est!
Внутриполитический конфликт на Украине конца 2013 - начала 2014 годов, постепенно трансформировавшийся в противостояние Украины и   России, вызвал острую реакцию в российском обществе. С самого начала эта реакция имела ярко выраженную эмоциональную окраску, что, прежде всего, объясняется сохранением самых разнообразных связей между народами, долгое время проживавшими в одном государстве. Разворачивающееся гражданское противостояние на юго-востоке Украины, несомненно, приведёт к свёртыванию и разрыву большинства связей, незримо соединявших два формально независимых друг от друга государства. События на Украине показывают завершение довольно продолжительного переходного периода, когда «форма» медленно, но верно приходила в соответствие с «содержанием», постепенно избавляясь от «груза прошлого» (разнообразных институтов и отношений, унаследованных от УССР). Похоже, что последствия этого процесса, а также риски, связанные с ним, пока что слабо осознаются в российском обществе. Для облегчения понимания новой реальности, порождаемой реализацией проекта «ЕУ» («ЕвроУкраина») воспользуемся уже имеющимся опытом создания новых государств, историей их  сложных взаимоотношений и непростого сосуществования, взяв в качестве примера Индию и Пакистан. Эта история и в самом деле очень поучительна.
Напомним, что до 1947 г. оба государства являлись частями одного колониального образования, известного как «Британская Индия». Получив независмость как плату за участие на стороне Англии во Второй Мировой войне, территория колонии была разделена по конфессиональному признаку на собственно Индию (точнее Индийский Союз) и Пакистанский Доминион (включавший на тот момент как северо-западную Индию, так и Восточную Бенгалию). Уместно будет заметить, что подобно Украине новорожденный Пакистан не был моноэтничным государством. Само название (букв. – «земля чистых» на языке урду) является акронимом («П»  – Пенджаб, «А» – афганцы – пуштуны, «К» – Кашмир, «С» - Синд, а «тан» – от Белуджистана), созданным в 1933 г. в Кембридже для выделения на северных и западных территориях Индии искусственного исламского образования.  В связи с этим на момент основания нового государства «пакистанцев» как таковых не существовало, а создание новой идентичности нескольких народов, проживавших на территории Синда и Пенджаба, носило искусственный и идеологизированный характер. Поскольку в процессе государственного строительства, сопровождавшего деколонизацию Индостана, приходилось резать по живому (оба новых государства были органичными частями складывавшегося тысячилетиями единого целого) почти сразу же обозначились конфликтные зоны – Пенджаб и Бенгалия, разделённые между Индией и Пакистаном всё по тому же конфессиональному признаку. Поэтому нет ничего удивительного в том, что получив этот, поистине королевский подарок от метрополии, «братские народы» Индостана тут же вступили в затяжной конфликт, который, прерываясь вспышками военного противостояния, постепенно перешёл в хроническое состояние. Одним из его следствий стала невиданная по своему масштабу миграция населения, когда примерно 12 миллионов индусов, сикхов и мусульман были вынуждены покинуть места традиционного проживания. Однако даже это не привело к искомой «чистоте» политических новообразований на карте Индостана – по данным на 2001 г. на территории Индии проживало более 13 % мусульман (ок. 165 млн. человек),  Пакистана - 1,85 % индуистов и 1,6 % христиан (ок. 6 млн. человек). 
В ходе затяжного противостояния Индии и Пакистана, вылившегося в три войны и несколько локальных военных конфликтов, обе стороны обзавелись ядерным оружием и успешно испытали его. Если Индия провела первые испытания уже в 1974 г., то Пакистан сделал заявку на членство в «ядерном клубе» только в 1998 г. Однако, на настоящий момент сторонами достигнут относительный паритет с незначительным перевесом Пакистана: 90 его активных ядерных боеголовок против 80 у Индии. Показательно, что ни политическая нестабильность (многочисленные военные перевороты), ни низкий уровень жизни и экономического развития (по номинальному значению ВВП в 2012 г. Индия занимает 10-е место, произведя товаров и услуг на 4 трлн. 786 млрд. долларов, тогда как Пакистан только 46-е место, с 547 млрд. долларов), ни территориальная сецессия (в 1971 г. при прямом участии Индии от Пакистана отделилась его восточная часть, ставшая государством Бангладеш) не помешали Пакистану разработать и реализовать собственную ядерную программу. В результате перспективы установления прочного мира на  Индостане на настоящий момент весьма неопределенны: с одной стороны, наличие ядерного оружия является сдерживающим фактором, с другой – попытка одной из сторон добиться изменения сложившегося положения за счёт усиления своих позиций чревата самыми непредсказуемыми последствиями, поскольку в силу региональной специфики приходится принимать во внимание уровень политической культуры, способности к осознанию последствий своих действий и просто адекватности элит обеих стран.
Какой урок для нас несёт история постколониального Индостана? Исторические аналогии не всегда уместны, в связи с чем специалисты достаточно осторожно относятся к ним. Как нам представляется, в данном случае они будут к месту. Практически с самого начала российско-украинского конфликта, вызванного сецессией Крыма, в Киеве зазвучали голоса о необходимости создания собственного ядерного оружия. В России идея создания украинцами «грязной» ядерной бомбы была воспринята как одно из проявлений специфического национального характера и быстро переведена в юмористическую плоскость. При этом, как кажется, никто не задался вопросом о том, а чем Украина хуже Пакистана или других стран, вошедших в «ядерный клуб»? Официально помимо стран - постоянных членов Совета Безопасности ООН и упомянутых Индии и Пакистана в него входят  КНДР, Израиль и ЮАР (шесть ядерных зарядов были уничтожены в процессе демонтажа режима апартеида). В то же время в разные годы появлялась информация о наличии ядерных программ  у таких государств как Алжир, Аргентина, Бразилия, Мексика, Швеция, Южная Корея и др.  Взглянув непредвзято, Украина находится в куда более выигрышном положении по сравнению с большинством перечисленных стран. Напомним, что Украина добровольно отказалась от ядерного арсенала (третьего в мире после США и России, хотя в украинской прессе упоминалось только о 46 боеголовках), размещённого на её территории до 1992 г., зафиксировав свой безъядерный статус в Лиссабонском  протоколе к Договору о сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений. Более того, по условиям подписанного в 1994 г. Будапештского меморандума США, РФ и Великобритания приняли на себя обязательство уважать независимость, суверенитет и существующие границы Украины и воздерживаться от угрозы силой или её применения против территориальной целостности и политической независимости этого государства. Впрочем, до сегодняшнего дня ни одной стран-гарантов Будапештский меморандум ратифицирован не был, что позволило России и Украине по-своему толковать вопрос о его юридической силе во время кризиса, вызванного сецессией Крыма. С другой стороны, как принято считать, важнейшей предпосылкой для вхождения в «ядерный клуб» является наличие исследовательских ядерных реакторов и развитой высокотехнологичной инфраструктуры, связанной с функционированием объектов атомной энергетики. По количеству атомных электростанций Украина занимает пятое место в Европе: 4 действующих АЭС (одна из которых, Запорожская, является крупнейшей в Европе) и 1 законсервированная (Чернобыльская АЭС). Её слабым местом является отсутствие предприятий по переработке и обогащению урана, что ставит атомную энергетику Украины в зависимость от ядерного топлива, произведённого в России. Однако, ещё в 2008 г. был заключён контракт с американской компанией Westinghouse Electric Company о поставках не менее 630 ТВС (fuel assembly) в течение 2011-2015 гг. для поэтапной замены российского топлива.  И хотя начавшиеся в 2011 г. поставки американских ТВС выявили их серьёзные конструктивные недостатки, курс на преодоление зависмости от российского ядерного топлива очевиден. В любом случае приведённые данные указывают на то, что Украина располагает необходимым заделом в виде научно-технической базы, широкого круга специалистов и технологий, которые позволят ей в обозримом будущем развивать собственную ядерную программу. В этой связи отметим, что 3 из 15 энергоблоков украинских АЭС были запущены в период с 1995 по 2004 годы.
Не стоит сбрасывать со счетов и явную заинтересованность в подобном развитии событий со стороны США, которые могут предоставить как необходимых специалистов (обеспечив их подготовку через специальные программы обучения в американских университетах и научных центрах), так и прямое финансирование, а, возможно, и ключевые технологии. Проблема же получения ядерных материалов, необходимых для такой программы, не является нерешаемой, как показывает опыт Ирана и КНДР. На территории Украины находятся залежи урановых руд, добыча которых медленно, но постоянно возрастает (с 2006 по 2011 гг. увеличилась с 800 до 890 тонн). Центром добычи и переработки урановой руды является «Восточный горно-обогатительный комбинат» (г. Жёлтые Воды, Днепропетровская обл.), который способен полностью обеспечить потребности атомной энергетики Украины в природном уране. Во времена  СССР Восточный ГОК являлся одним из ведущих предприятий по поставкам урановой руды на объекты атомной промышленности.  Особо следует отметить, что в отличие от Индии, Пакистана и других участников теневого «ядерного клуба» Украина с куда большими основаниями может претендовать на новый статус, учитывая тот факт, что в отличие от других республик СССР она всегда (по-крайней мере, после окончания Второй мировой войны) обладала определённой международной правосубъектностью. Вместе с СССР и Белоруссией Украина стала одной из первых стран-участниц ООН (вступила 24 октября 1945 г.), фактически выступив в роли соучередителя этой организации. Не лишним будет напомнить и о том, что значительно уступая по размерам территории России (по этому показателю ей уступают все крупные держаы, включая США), Украина всего лишь в три раза уступает ей по численности населения (по состоянию на 2014 г. 143 666 931 чел. против 42 839 621 чел.), что в перспективе предполагает наличие у неё очень серьёзного мобилизацинного потенциала в случае военного конфликта на восточных границах. Это напоминает соотношение демографических ресурсов Пакистана и Индии, хотя там оно явно в пользу последней, население которой больше чем в шесть с половиною раз (по состоянию на 2013 г. 1 220 800 359 чел. против 183 209 612 чел).
Данная перспектива выглядит фантастической только на первый взгляд. Украина является крупнейшим европейским государством, занимающим 2-е место по площади территории и 6-7 место по численности населения, обладающим достаточно развитой по сравнению со странами «третьего мира» экономикой и социальной, транспортной, инженерной инфраструктурой , унаследованной от СССР. Ожидать, что проамериканское правительство в Киеве, пришедшее к власти в результате государственного переворота в феврале и легализованное президентскими выборами в мае 2014 г., (которые были признанны мировым сообществом, включая РФ) рухнет в результате финансово-экономического коллапса осенью-зимой 2014/2015 годов, как это прогнозируется во многих российских СМИ, является глубочайшим заблуждением, основанным на непонимании внутренних процессов, активизировавших «евроатлантический» курс Украины, избранный политической элитой этой страны уже с момента распада СССР. Смена конкретных государственных чиновников (включая высших), партийных структур и политических персонажей не приведет к смене внутри- и внешнеполитических ориентиров, к которым Украина шла более двух десятилетий «незалежного» существования. От нынешнего режима в Киеве требуется только одно – проявить политическую волю к жёсткому противостоянию с Россией (собственно, вся разница заключается в том, что «мягкая» модель такого противостояния, выраженная формулой «Украина – не Россия» заменяется на куда более жёсткую). Если этот экзамен киевская власть сдаст (а она уже сдала его с отличием), верхом наивности было бы думать, что США откажется (в любой форме, в том числе через наднациональные международные структуры и институты) от возможности создать на западной границе России её персональный Пакистан, в перспективе – с собственным ядерным оружием. Акцент, сделанный нами на подобной возможности, не случаен, поскольку такой сценарий объективно (а, следовательно, практически неизбежно) вытекает из анализа перспектив дальнейшего развития Украины как субъекта международных отношений, открыто выбравшего курс на вхождение в евроатлантические структуры и, как следствие, противостояние с Россией. В связи с этим не стоит сомневаться в том, что США и их союзники окажут необходимую экономическую помощь Украине, пусть и на очень жёстких условиях. Другое дело, что внезапно обнаружившаяся уступчивость и безконфликтность внешнеполитической линии России будут стимулировать попытки со стороны Запада переложить финансирование киевской «хунты» на саму РФ, возложив на неё ответственность за аннексию Крыма и разжигание внутриукраинского гражданского конфликта.
В данной связи закономерен вопрос – осознаётся ли в полной мере    российским обществом и властью последствия рождения «евроатлантической» Украины, стремящейся к новому месту в  европейском пространстве и к новому геополитическому статусу? Из всех постсоветских республик только Украина  может потянуть на роль восточноевропейского «Пакистана», поскольку только она располагает необходимыми для этого ресурсами и возможностями. Как нам представляется, если возможность подобного развития и осознаётся – то далеко не в полной мере. Современное российское общество (а, как следствие, и представляющая его власть) живут в мире мёртвых идей и представлений. В частности это относится к пронизывающим все уровни общества мифологемам о «братских народах» и «нерушимой дружбе» между народами бывшего СССР. Как показывает жизнь, в реальности значительная часть украинского общества, в течение двух десятилетий обрабатываемого антирусской и антироссийской пропагандой, враждебно относится к «братской» России, а РФ воспринимает как нежелательного геополитического конкурента с одной стороны, и, как финансово-экономического донора, с другой. При этом фактическое субсидирование Россией украинской экономики воспринимается примерно так же, как многомиллиардные выплаты Израилю со стороны Германии, в связи с чем Украиной всячески раздувается тема «Голодомора», последствий «коммунистической оккупации», «геноцида», призванных навязать России чувство исторической вины и обеспечить собственный особый статус. Более того, происходящие на наших глазах события демонстрируют не только процесс культурно-цивилизационного размежевания, но и складывания искомой «украинской идентичности», результатом чего может стать появление реального (а не виде идеологического конструкта) украинского этноса, исторической миссией которого станет буквальное воплощение в жизнь идеи о том, что «Украина – это не Россия».
К сожалению, ответа на вопрос о том, что в этой ситуации должна сделать Россия, у нас нет. При всех внешнеполитических рисках выходом могла бы стать масштабная миротворческая операция в марте-апреле 2014 г. Следует исходить из того, что при всех вариантах её реализации она позволяла России эффективно защитить свои интересы, став своего рода геополитической инвестицией в её будущее. При «расширенном варианте» (сецессия юго-восточных областей с перспективой их интеграции в РФ) Украина теряла основной промышленный, технологический и ресурсный потенциал. В этом случае стратегическое значение имела бы Днепропетровская область, которая является ключом к решению проблемы. При «минимизированном варианте» Россия добивалась обрушения проамериканского режима в Киеве и серёзных уступок при определении нового устройства Украины, которые были бы зафиксированы в обновлённой Конституции этой страны. Такой вариант, по крайней мере, позволял купировать проблему, отодвинув её решение на неопределённое время. Поскольку эта возможность избавиться от очень серьёзных проблем в будущем была упущена, не берёмся судить о её альтернативе. Международный опыт показывает, что в принципе для защиты национальных интересов возможно нанесение ударов по научно-исследовательским центрам, лабораториям и предприятиям, участвующим в разработке потенциально опасных военных технологий, которые расположены на территории суверенного государства. В качестве примера можно сослаться на Израиль, в июне 1981 г. уничтоживший ядерный реактор «Осирис» на территории Ирака. При этом, однако, остаются сомнения, найдёт ли в себе мужество Кремль отдать приказ на нанесение ударов по объектам, расположенным в окрестностях Киева, Днепропетровска или Харькова, если оно не в силах даже отогнать от своих границ распоясавшихся «нацгвардейцев» и прочий сброд, порождённый «февральской» еврореволюцией. Однако в любом случае российское общество  должно избавиться от вредных иллюзий и опасных заблуждений,  вновь и вновь создающих соблазн реанимации с помощью газовой капельницы геополитического кадавра, скроенного в совсем другие времена и для других целей. В Истории нет ничего вечного. Сто лет назад не было никакой Украины, а земли, ныне относящиеся к её территории, в разное время входили в состав России, Речи Посполитой, Австро-Венгрии, Румынии и Словакии. При этом  Россию вовсе не должен волновать вопрос о том, будет ли через сто лет существовать Украина. Россию, прежде всего, должно волновать, будет ли через сто лет существовать сама Россия.