Ничего хорошего

Старшую сестру рвет кровью... прямо на белоснежную крышку рояля. Ее брат сидел и продолжал играть. Что-то знакомое, великолепное, из прошлой жизни. Я пытался понять, где я слышал это раньше, но ничего не выходило. Мелодия звенела в голове, но как только я пытался поймать ее и рассмотреть со всех сторон, она ускользала, пряталась, и я терял ее волшебство.
Картина происходящего застыла. Месиво зависло в воздухе. Руки брата перестали прыгать по клавишам, а его лицо, искаженное ужасом, стало скорее смешным, чем страшным. Белый рояль стоял по центру белого зала. Белоснежные стены, пол покрыт белым ковром, вдоль стен и вообще в комнате нет ничего, кроме рояля и стула. За ними было окно, от пола до потолка, из которого пробивался солнечный свет. Кровавое пятно было столь не родным, оно выводило меня из себя, било по глазам. Почему все остановилось? Где я нахожусь? Какого черта вообще происходит?! Сколько вопросов. Как много мы не понимаем, глядя вокруг, глядя на жизнь. О чем думает она, когда ее собственная кровь фонтаном вырывается у не изо рта? О чем думает он, продолжая играть, не смотря ни на что? Его сестре плохо, она изменила белоснежность этой комнаты, привнесла буйство красок и  крови в эту снежную тишину, а он продолжает играть, он просто не может прекратить, оторваться, сказать стоп, попросить меня выйти, что бы я не смотрел на позор его сестры. А что тут стыдного? Всем почему-то кажутся зазорными такие вещи: тошнота, слезы, крики, истерики. Если мы перестанем смотреть, это прекратится? Тогда все давно вырвали бы себе глаза, лишь бы не смущать других и себя. Когда нам плохо, плохо по настоящему, мы не хотим, что бы хоть кто-то знал об этом. Помощи, поддержки мы ищем лишь тогда, когда происходящее с нами не кажется стыдным. Унизительным. Мы жаждем не помощи, а просто жалости и внимания. Как самоубийца, стоящий на крыше. Он не прыгнет, он просто хочет внимания. Но я отвлекся.
Белая комната. Сестру рвет кровью. Страх и боль на глазах брата, который не может оставить произведение неоконченным. Это все равно что бросить почти дописанную картину на мольберте, оставить ее краски высыхать и блекнуть. Он ускоряет темп, стучит по клавишам так, что его кисти почти не видны. Длинные бледные пальцы. Брызги крови медленно высыхают на его лице. Музыка перестает быть собой, становится отвратительным скрежетом.
Я перенесся в свою старую квартиру. Стоя у открытого окна, я закуривал сигарету и мечтал о новых эмоциях, об эмоциях вообще. Я высыхал, систематически заливая себя алкоголем. Мне нужно было встряхнуться, придти в чувства, вспомнить, что одинок не я один. Пойти и посмотреть на одиночество других, и не для собственного удовольствия, а для мировой скорби. Кто бы знал о бедной девочке, умирающей над роялем, если бы не эти слова? Кто бы задумался о муках брата, который стоя перед сложным выбором, делал шаг (не)туда?
Однажды она спросила меня "Что со мной не так? Я не вижу ничего хорошего". Я старался объяснить ей, что что-то не так с миром, с людьми, с системой, с озоновыми дырами, но она не могла это слушать. Не представляла себя, маленькую и беззащитную, стоящую на пути всего мира. Безумного мира.
Я любил ее. Хотя сам даже не подозревал об этом. Не как девушку, не как объект сексуального удовлетворения. Даже не как человека. Я любил ЕЕ. Это невозможно описать, и уж тем более понять. Такая наивная, открытая. Взрослый человек с детской верой в мир. Это поразительно. Только в ней не было ненависти, разочарования, презрения и отчуждения. Лишь удивление. Удивление, что она одновременно видит и не видит.
И вот сейчас она мучается над роялем, а я ничего не чувствую. Кроме ненависти. Кровь снова стала хлестать, пальцы запрыгали, звуки музыки не могли заглушить ее страданий. Она схватилась за горло. Я стоял и смотрел. Она улавливала любую мелочь. Закаты и восходы. Запах скошенной травы. Из уголков глаз потекли тонкие красные струйки.
Я ненавидел себя. Ненавидел ее брата. Эту гребанную белую комнату, музыку, вообще все. На мгновение даже ее возненавидел. За ее веру в мир, который отравил ее своей подлостью. А она хотела лишь одного: что бы все увидели и почувствовали то же, что и она. И насладились этим.