Властелин поневоле-37

…И ВСЕ ПОСЛЕДУЮЩИЕ ДНИ

Этим моментом интерес к происходившим событиям всевозможных комиссий Космофлота, которым я давал пояснения по поводу своего пребывания в должности верховного вождя, исчерпывался. Однако моя жизнь на острове в ожидании прилета «Баальбека» продолжалась еще почти четыре месяца. И за это время тоже случилось немало всего, что, по моему разумению, непременно заслуживает упоминания – хотя бы для того, чтобы расставить точки над «i» в судьбах тех островитян, с которыми меня связали выпавшие на мою долю необыкновенные приключения.

Итак, начну по порядку.

Весь остаток пятого дня я под присмотром незаменимого Хитра, который по-прежнему ни на шаг от меня не отходил, отсыпался и приходил в себя в хижине бывшего премьера после страшного напряжения двух предшествующих суток.

А следующий мой день начался с аудиенции у нового вождя. Мы долго говорили с ним. Вождя главным образом интересовало то, как относится к самым разным вещам мой всемогущий бог Прогресс. Пришлось немного поработать богом. Что, кстати, оказалось гораздо проще, чем работать верховным вождем – тем более, в той экстремальной ситуации, которая выпала на мою долю. Пользуясь случаем, я добился обещания своего высокопоставленного собеседника помогать вдове и детям аборигена, пытавшегося предупредить меня о незавидной участи уподобляемого богам – и убитого за это верховным жрецом.

Затем я отправился к верховному жрецу. Мне нужно было заставить его отменить табу, наложенное на Славну. Жрец очень этого не хотел и поначалу упирался, как говорится, руками и ногами. Но я вежливо намекнул ему, что мой всемогущий бог готов довести до всеобщего сведения имя того высокопоставленного лица, которое посодействовало деревенскому вождю в водворении Ясны в «прекрасный цветник». И опять-таки добился своего.

Теперь можно было звать Быстру и других стряпух, чтобы мы все могли достойно проститься со Славной в полном соответствии с принятым в племени погребальным ритуалом.

На этом мои дела в резиденции верховного вождя были завершены. Я сел в леталку и незамедлительно отбыл туда, где в глубоком кольцевом тоннеле меня ожидали недоремонтированные генераторы излучения моего астронавигационного маяка.

Если вы помните, спускавшийся со мной на планету инженер связи «Алтая» Сема Добрин от всей своей щедрой души оценил продолжительность ремонтных работ от силы месяца в два. Встретившись с ним на околоземной базе, я, конечно, первым делом также от всей души припомнил ему слова насчет двух месяцев работы и четырех – курорта. Потому что на самом деле я еле-еле успел закончить все, что было необходимо сделать, когда завернувший за мной «Баальбек» уже кружил вокруг той планеты. Я работал как проклятый до самого последнего часа, лишь единственный раз за все время отлучившись со своего трудового поста на пару дней.

И причина этой отлучки была уж очень уважительной – свадьба Мила и Ясны. Наконец-то я увидел эту девушку не запеленутой от макушки до пяток в кокон из бесконечных холстов, а в обычных для молодых островитянок весьма легких одеяниях. И, скажу я вам, посмотреть было на что! Я хорошо понимал Мила – за такую красавицу, действительно, и жизнь отдать не жалко.

Вы, конечно, понимаете: я был на этой свадьбе самым желанным и самым почетным гостем. Не люблю хвастать, но ведь это действительно так – если бы не я, не было бы не только самой свадьбы, но и Мил давно уже странствовал бы в вечном одиночестве по стране теней, а Ясна чахла бы в тоске и печали в «прекрасном цветнике» великого вождя. И сами молодые, и их родители прекрасно понимали это и были мне страшно благодарны.

Не стану слишком подробно описывать свои впечатления, скажу только, что мы с Хитром отлично провели там время. Даже такой знаток местных веселящих напитков, как Хитр, кажется, нашел на свадебном столе кое-что, доселе ему неизвестное и, что называется, воздал этому неизвестному должное. Ну а обо мне вообще говорить нечего: на свадебном пиру я так всего надегустировался, что теперь, наверно, вполне могу выступать экспертом по этой части, буде земные виноделы пожелают освоить для экзотики выпуск тамошних горячительных напитков.

Вы что – удивлены, что Хитр и после завершения моего хождения во власть не прекратил опекать вашего покорного слугу? Да, он по-прежнему постоянно находился в непосредственной близости от моей персоны, расставаясь со мной разве что у ворот в подземелье, куда я ежедневно спускался к своим генераторам излучения. Страх навсегда остаться там во власти злых духов подземного мира оказался для него сильнее необходимости выполнить профессиональный долг до конца. Зато во всем остальном он выполнял свой долг в высшей степени образцово.

Однако теперь я относился к этому вполне спокойно. Ну что тут поделаешь? Власть может смениться хоть десять раз, но для представителей его профессии, на какой бы планете они ни жили и на каком бы этапе общественного развития ни находились их общества, это вовсе не повод, чтобы прекратить однажды заведенное дело. Да и наши отношения давно уже стали, скорее, приятельскими, так что если бы в какой-то момент я обнаружил, что Хитра больше нет рядом со мной, честное слово, я бы, наверно, сильно заскучал по нему.

Теперь следует рассказать о Толсте. Разумеется, я продолжил ее лечение. Чтобы иметь возможность получать свои процедуры, она оставила «прекрасный цветник» на попечение других смотрительниц – тем более, что тот, ради которого она холила и лелеяла свои «цветочки», в Большом доме уже не квартировал и права наслаждаться «цветником» не имел – и перебралась жить в селение, рядом с которым находился астромаяк. И очень скоро никому бы и в голову не пришло называть ее старой, безобразной или толстой. Она превратилась в элегантную даму средних лет (если только допустимо употреблять слова «элегантная дама средних лет» по отношению к особе, живущей, по нашим меркам, в каменном веке) с легкой пружинящей походкой, в лице и фигуре которой теперь очень легко угадывалась та ослепительная былая красота, которая когда-то сводила с ума молодого верховного вождя.

Единственным, что омрачало наш полный с Толстой триумф, было отсутствие у нее зубов. С этим, увы, все оставалось по-прежнему. И здесь я, хоть тресни, ничего поделать не мог – ну не был запрограммирован мой электронный госпиталь на восстановление отсутствующих зубов или хотя бы на примитивное зубопротезирование!

Конечно, Толста и так была безумно рада происшедшим с ней переменам, а о том, что можно обрести еще и новые зубы, просто не догадывалась – и поэтому, чувствуя себя заметно помолодевшей и полной сил, пребывала на верху блаженства.

Подруги Толсты – другие смотрительницы «прекрасного цветника» – довольно часто приходили навестить ее, и благодаря этим визитам мы (сначала Толста, а потом, в ее пересказе, и я) регулярно узнавали обо всех новостях Большого дома.

Так, с немалым удовлетворением воспринял я известие, что отмененная мною ежетрапезная порка стряпух, на чьи блюда не пал выбор вождя, с приходом нового властелина не была возобновлена. Более того, запрет подобного наказания отныне закреплялся на острове авторитетом обычая.

Дошла до нас с Толстой весть и о том, что на вооружение гвардейцев Сурова все-таки поступили долгожданные дальнобойные луки – причем, в результате той самой секретной диверсионной операции, которую он так красочно описывал мне при нашей первой встрече.

Кстати, как удалось мне выяснить, когда премьер тайно обсуждал с Суровом вопрос о возможности предотвращения моего уподобления богам, именно разрешение на проведение этой операции главнокомандующий вооруженными силами племени поставил условием поддержки своим войском меня и премьера против верховного жреца и старого вождя. И то, что таким условием он не сделал приобретение каких-то личных выгод, а предпочел потребовать нечто, существенно повышающее боеспособность армии, невольно вызывало уважение к нему. Правда, от этого не уменьшилась моя досада, вызванная тем, что мне так и не удалось предотвратить гонку вооружений хотя бы в масштабе одного отдельно взятого племени. Однако, видимо, такая уж непостижимо привлекательная это штука – гонка вооружений, что бороться с ней не под силу даже моему всемогущему богу Прогрессу…

Впрочем, и в личном плане Суров кое-что получил. Новый вождь сохранил за ним дарованную мной исключительную привилегию смотреть на обитательниц «прекрасного цветника», что необычайно льстило самолюбию полководца.

Имелись новости и в отношении верховного жреца. Сокрушительное фиаско, которое он на глазах половины племени потерпел во время церемонии моего несостоявшегося уподобления богам, настолько подкосило его, что он утратил какие-то важные способности, необходимые для исполнения жреческих функций, впал в глубокую депрессию и, как говорили подруги Толсты, стал подумывать о том, кого можно было бы назначить своим преемником. Но особого удовлетворения это известие у меня не вызвало: я не сомневался, что тот, на кого падет его выбор, по своему мировоззрению вряд ли будет принципиально отличаться от него самого.

Однако самой неожиданной для меня новостью было суждено стать совсем другому известию. Вы, разумеется, понимаете, что новый верховный правитель был способен, в отличие от старого вождя, отнюдь не только смотреть на свои «цветочки». И он, в высшей степени активно воспользовавшись этим дарованным ему правом, довольно быстро разобрался в их достоинствах, приняв решение назначить любимой женой – интересно, кого бы вы думали? Ну конечно, Желану. Да-да, ту самую Желану, которая так жаждала мужского внимания и которой я совершенно от фонаря, только чтобы побыстрее избавиться от ее назойливости, предсказал именно такое будущее. Как говорится, ни сном, ни духом не ведал, а попал в самую точку.

Никак не могу умолчать и о событии, вызвавшем на фоне размеренной однообразности жизни селения целый переполох. В один прекрасный день сюда пожаловал сам старый вождь. Он прямиком прошествовал к хижине, в которой квартировала Толста – и остался там.

А на следующий день, встретившись со мной, она с некоторым смущением в голосе поинтересовалась:

– Помнишь ли ты, добрый чужеземец, наш разговор в самом начале моего лечения? Ты сказал тогда, что тебе, возможно, удастся вернуть властителю вчерашних дней мужскую силу. Могу ли я попросить тебя исполнить сейчас эту величайшую милость?

Ну разве я мог отказать Толсте! Правда, возвращение мужской силы, равно как и зубопротезирование, в программы моего медицинского комплекса заложено не было. Но я посчитал, что если я проведу старому вождю курс таких же укрепляюще-оздоровительных процедур, какие успешно испытал на Толсте, то спокойная жизнь без стрессов в условиях абсолютной экологической чистоты в сочетании с умеренными физическими нагрузками плюс неплохое общее состояние здоровья позволят его организму самостоятельно восстановить нарушенные функции.

Так в моем госпитале появился еще один пациент.

Бывший вождь не покинул селения и после того, как курс его лечения был завершен. Он занялся земледелием, как и все остальные жители деревни, и очень скоро его присутствие уже не вызывало у односельчан того ажиотажного интереса, которым поначалу сопровождался каждый шаг недавнего властелина жизни и смерти любого из подданных. По вечерам, возвращаясь после работ в тоннеле в свой жилой модуль, я нередко встречал его и Толсту, прогуливающихся по окрестностям деревни.

Обычно они шли, держась за руки, словно юные влюбленные, и представляли собой очень эффектную пару: элегантная, как я уже говорил, дама средних лет и пожилой подтянутый джентльмен. Их лица, когда они смотрели друг на друга, буквально излучали нежность и восхищение друг другом. И, глядя на них, я всякий раз думал, что, наверно, раньше, находясь на самой вершине пирамиды племенной иерархии, вождь и представить себе не мог, что подлинное счастье и душевное равновесие сумеет обрести только тогда, когда, лишившись всех властных прерогатив, станет жить жизнью своих простых подданных, добывая хлеб насущный в поте лица своего. И что любовный союз с той единственной, быть с которой он, должно быть, подспудно стремился всю жизнь, наполнит его существование гораздо большим смыслом и умиротворенностью, чем дежурные наслаждения прелестями безотказных красавиц из его «прекрасного цветника». Ну а про Толсту вообще говорить нечего. Она была предельно счастлива уже от того, что дождалась наконец момента, когда боготворимый ею всю жизнь мужчина стал навсегда принадлежать только ей.

И каждый раз, повстречав эту пару, я долго потом провожал ее взглядом, переполненный сентиментальным чувством светлой грусти. Грусти от того, что настоящая жизнь началась для них лишь почти на закате. А светлой – потому что эта жизнь все-таки успела начаться!

Так неделя за неделей незаметно текло время. И, наконец, настал день, когда с приближающегося к планете «Баальбека» мне просигналили, чтобы я начинал собираться домой.

Уж не знаю, чья это была заслуга – может быть, Хитра, может, Толсты, может, кого-то еще, – только весть о том, что мой всемогущий бог призывает меня к себе, и, следовательно, оставаться на острове мне предстоит совсем недолго, облетела все селения. В деревню, около которой я обитал, хлынули толпы паломников. Каждый вечер, поднимаясь из тоннеля, я шагал к своему жилому модулю буквально сквозь живой коридор тех, кто пришел сюда, чтобы, прикоснувшись ко мне, или хотя бы еще раз посмотрев на прощание на меня, лучше запомнить того невиданного в здешних краях чужеземца, который за столь недолгий промежуток времени сумел сделать для их соплеменников так много добрых дел.

А как только ночное небо над планетой несколько раз прочертила быстро перемещавшаяся по небосклону звездочка, которую местные звездочеты никогда раньше не видели, они, понятия не имея о предпосадочных витках наших кораблей на околопланетных орбитах, да и о самих кораблях вообще, тем не менее истолковали появление звезды совершенно правильно – конечно же, это мой всемогущий бог послал ее, чтобы забрать меня обратно.

И когда на следующий день в окрестностях астромаяка совершил посадку спускаемый бот, и присланные мне в помощь трое ребят с «Баальбека» приступили к демонтажу и погрузке моего жилого модуля и леталки, вдали показалась торжественная процессия.

Поднимая клубы пыли, к нам нестройными рядами приближалась по-прежнему не имевшая понятия о воинском строе толпа гвардейцев Сурова, над которой плыли богато украшенные носилки. Эх, запоздало подумалось мне, и как это я упустил такое – надо было провести с войском несколько занятий по строевой подготовке. То-то было бы сейчас зрелище!

Толпа приблизилась, остановилась, замерла. Носилки опустились на землю, и с них сошел немыслимо нарядный верховный вождь. Ребята с «Баальбека» удивленно вытаращились на него. А он подошел ко мне и громко поприветствовал.

– Да продлятся дни великого повелителя до тысячи тысяч солнцеворотов! – как положено ответил я.

– Настало время проститься с тобой, чужеземец, – торжественно изрек вождь. – С великой печалью в сердце говорю я это. Ибо мне очень жаль, что так мало довелось мне слушать те мудрые речи, которые вкладывал в твои уста всемогущий бог, которому ты служишь. Так знай же: если когда-нибудь судьба снова занесет тебя на наш остров, ты всегда будешь здесь самым долгожданным и самым желанным гостем. А своему всемогущему богу скажи: истины, которые он донес до меня с твоей помощью, глубоко запали мне в душу. Они помогут мне властвовать справедливо – так, чтобы всегда быть к своим подданным милосердным и… – вождь вдруг запнулся, – ну этим, как его…

Забытое слово ввергло вождя в некоторое смущение, однако он быстро сообразил, как выйти из неловкого положения:

– …когда нельзя делать другому то, чего бы я не хотел, чтобы сделали мне.

– Гуманным! – рискуя нарваться на дисциплинарное взыскание, подсказал я запретное слово.

– Вот именно! – согласился вождь. – И еще непременно сообщи своему всемогущему богу радостную весть: морские торговцы привезли с далеких островов согласие тамошних высоких мужей на то, чтобы мы прислали к ним на обучение наших юношей. И первые из них отправятся в эти неведомые земли с ближайшим же кораблем, который пойдет в ту сторону.

– А ты, великий повелитель, обязательно передай юношам, готовящимся к дальнему путешествию, что я очень рад за них. Скоро они увидят новые края, узнают много удивительного, интересного и полезного, многому научатся. И за все ваше племя рад – потому что те знания и умения, с которыми они возвратятся, принесут всем большую пользу…

– Что ж, – подвел итог разговору вождь, – пусть сбудутся твои добрые слова. И, провожая тебя в твой далекий путь, хочу от всей души подарить тебе то, чем богат и славен наш остров – чтобы надолго хватило тебе моего подарка и чтобы, пользуясь им, ты всегда вспоминал дни, проведенные здесь.

Он подал знак, и шестеро дюжих вояк вышли вперед, неся огромный деревянный ящик. Они поставили его передо мной и торжественно подняли крышку. Ящик был до самого верха наполнен белейшей солью. Солью из той самой пещеры, догадался я, которой так славится остров. Пещеры, подобной которой нет ни в одном из тех мест, куда удавалось когда-либо доплывать морским торговцам. И в обмен за эту соль, которая нужна всем никак не меньше, чем зубы крэка, притекают в сокровищницы вождя искуснейшие украшения, необыкновенной красоты ткани, тончайшей выделки кожи и еще огромное количество всевозможных диковинок, сделать которые не по силам ни одному из мастеров племени. Но все это там есть – потому что островитяне в изобилии обеспечены таким богатством, как соль.

И вот теперь изрядным количеством этого символа могущества островитян новый вождь одарил меня. Это был подарок со значением – и меня весьма тронуло, что был выбран именно такой дар. А еще сразу же вспомнилось, что и у нас ведь самых дорогих гостей до сих пор встречают по старинному обычаю не чем-нибудь – хлебом-солью. Как же все-таки мы похожи, братья по разуму! Похожи, несмотря на все различия в уровне развития наших цивилизаций.

– Благодарю тебя, великий повелитель, за этот дар, полный столь глубокого смысла! – растроганно произнес я.

– Ты заслужил его, посланец всемогущего бога, – ответил вождь. – То добро, что ты сумел сделать для нас, не оценить и вдесятеро большим количеством соли. Я бы не пожалел для тебя и стократ больше соли. Но я ведь не знаю, хватит ли сил у той чудесной птицы, которую прислал за тобой твой всемогущий бог, поднять столь тяжелый груз высоко в небеса…

Он помолчал немного, глядя на меня, сел в свои носилки – и воины двинулись в обратный путь.

– И мне приходит пора попрощаться с тобой, добрый чужеземец! – сказал Хитр, который, конечно же, все время крутился рядом со мной, внимательно наблюдая за нашими сборами. – Не знаю, всегда ли ты был доволен моей службой. Поначалу ведь я относился к тебе совсем по-другому… Но долгие дни, проведенные нами вместе, научили меня на очень многие вещи смотреть совсем не так, как я смотрел на них до знакомства с тобой. И я очень благодарен тебе за эту науку. Я хотел бы сделать тебе такой же щедрый подарок, как наш повелитель. Но это не в моих силах. И все же я тоже кое-что для тебя припас…

Хитр засунул руку куда-то глубоко в складки своего одеяния, интригуя меня, подержал ее там, а когда достал, мне впору было проклинать свою сентиментальность, из-за которой я еле-еле сдержал слезы.

В руке Хитра ярко блестела металлическая фляжка – та самая, которую я когда-то подарил ему, наполнив коньяком, смешанным со снотворным.

– На нашем острове не знают столь чудесных сосудов, – продолжил свою речь Хитр. – И я не сумел найти достойного тебя вместилища для своего подарка. Поэтому позволь вернуть твой же бесподобный сосуд: я не вправе оставить себе столь великую драгоценность. Но он не пустой! В нем – лучший из всех веселящих напитков, какие только известны нашему племени. Когда ты отведаешь его, ты поймешь, что Хитр говорит правду: ничего приятнее ты в жизни не пробовал. Я дарю его тебе от всего сердца, чтобы в своем далеком путешествии тебе ярче вспоминались дни, проведенные здесь. Того, что в сосуде, хватит надолго, ибо этот напиток богов не пьют большими глотками. И нескольких капель достаточно, чтобы в полной мере испытать даруемое им наслаждение.

– Спасибо, друг! – я крепко обнял своего неотлучного адъютанта. – И ты тоже почаще вспоминай меня!

Хитр хотел было сказать что-то еще, но вдруг махнул рукой, резко повернулся и быстро зашагал прочь. Боюсь, он тоже почувствовал, что если прощание чуть-чуть затянется, на его глазах выступит недостойная настоящего мужчины влага.

Удалявшаяся толпа воинов, сопровождавшая носилки с вождем, меж тем грянула нечто, что должно было служить не то походным маршем, не то возвеличивающим нового вождя гимном. Вокальные способности солдат за прошедшие месяцы, разумеется, в лучшую сторону нисколько не изменились. Но мне стало интересно, о чем они поют сейчас. Я настроил транслейтер на направленное восприятие звука и прислушался.

К моему величайшему изумлению распеваемый ими торжественный гимн повествовал о неком загадочном чужеземце, прибывшем на их остров, чтобы творить разные добрые чудеса. И я уже совсем было собрался гордо задрать нос, но в это время содержание их песнопений несколько изменилось. Нет, они по-прежнему прославляли в своей песне мою скромную персону, однако теперь выходило как-то так, что мой визит и соответственно все добрые чудеса стали возможны исключительно благодаря их новому повелителю, под простертой десницей которого ныне во всеобщем благоденствии и неизменной справедливости пребывает остров со всеми его жителями.

…Ко мне подошел Ингмар – немногословный флегматичный швед, старший присланной с «Баальбека» команды.

– Что это? – спросил он, указывая на ящик с солью.

– Соль.

– Какая соль?

– Обыкновенная – поваренная. Натрий хлор…

– Оставляем?

– Забираем!

– Ты что – думаешь, тебе не хватит соли на Земле?

– Понимаешь, это для нас с тобой обычная соль. А для них – ценнейшее стратегическое сырье. Символ могущества и процветания, можно сказать. Такие подарки не оставляют…

– Тут этого могущества килограмм двести будет. А то и побольше. Получится уже в перегруз.

– Ничего, взлетим!

Ингмар равнодушно пожал плечами:

– Как скажешь. Хозяин здесь ты!

Больше он не произнес ни слова. Но я был уверен: про себя молчаливый швед непременно подумал, что длительная командировка на эту планету, видимо, оказывает на мозги землян не совсем положительное воздействие.

Ну, так о чем еще мне осталось рассказать?

Наше возвращение в Солнечную систему прошло полностью в штатном режиме, безо всяких приключений. «Баальбек» разогнался и успешно преодолел барьер, препятствующий вхождению в коридор трансформируемого пространства-времени, чтобы мгновение спустя выйти в обычное пространство уже где-то между поясом астероидов и орбитой Марса. Потом мы тащились недели полторы, постепенно снижая скорость, к околоземной орбитальной базе-пять. Там меня уже поджидали представители первой из тех многочисленных комиссий, в руках которых мне было суждено теперь долго пребывать, бессчетное количество раз давая объяснения едва ли не по поводу каждого шага, сделанного мной в те памятные четыре с половиной дня, в течение которых я, не покладая рук, трудился в должности абсолютного монарха.

Что было налито Хитром во врученную мне фляжку, я так и не узнал. Изо всех сил преодолевая соблазн как можно скорее причаститься напитком богов, я берег его, чтобы с чувством, с толком, с расстановкой оценить в полной мере дар своего адъютанта у себя дома. Однако первая же комиссия реквизировала у меня эту подозрительную жидкость вместе с сосудом – для анализа, как было разъяснено мне. И больше никаких сведений ни о напитке, ни о самой фляжке мне раздобыть не удалось, как я потом ни старался отыскать в отчетах комиссий ее следы. Соль у меня тоже отобрали. Но с ней, по крайней мере, поступили справедливо: после тщательного обследования передали на пищеблок базы-пять.

И только ожерелье из обладающих великой магической силой зубов грозного морского хищника крэка осталось у меня, чтобы напоминать о времени, когда я был верховным правителем целого острова, и о моем чудесном спасении от неминуемой гибели.

Уж не знаю, сыграла ли магическая сила этих зубов какую-то роль в моем избавлении от участи стать уподобленным богам или не сыграла, но это ожерелье до сих пор висит у меня на стене в самом почетном месте. И в немногие недели, которые мне удается проводить дома на Земле, я, глядя на него, снова вспоминаю ту давнюю эпопею, о которой только что рассказал вам.

Вспоминаю – и думаю о том, как много перевернуло в жизни островитян мое пребывание там. И в то же время – вот ведь парадокс, над которым я не устаю размышлять! – по большому счету оно не изменило для них абсолютно ничего. Остались незыблемыми – может быть, на многие тысячелетия – все прежние устои племени, завещанные, как сказал бы верховный жрец островитян, еще с тех времен, когда из страны неродившихся не пришли даже деды их дедов.

Впрочем, я ведь не ксеносапиентолог. И даже не историк, изучающий прошлое инопланетных цивилизаций. Так пусть они ломают себе головы над этими проблемами. А я просто делал там, как мог, свое дело, предпринимая все, что считал необходимым, для спасения собственной жизни и жизней тех аборигенов, которым грозила несправедливая расправа и которых я теперь никогда не перестану называть своими друзьями. Именно это я множество раз повторял всем комиссиям, расследовавшим мои действия в качестве верховного вождя. А сейчас еще раз повторяю для вас. Не спорю, может быть, кому-то удалось бы сделать это дело лучше. Но и я ведь в конечном итоге справился с ним совсем неплохо.


P. S. Да, чуть не забыл! Об этом я еще никому не рассказывал. На свадьбе Мил и Ясна пообещали мне: когда у них родится сын, они непременно назовут его в честь моего всемогущего бога – именем, доселе на их планете неизвестным. Но, добавлю я от себя, звучащим зато так похоже почти на всех языках Земли. Ибо имя это – Прогресс.

К О Н Е Ц