Первые чувства, или любовь Давида, победившего Гол

       Первые  чувства,  или  любовь  Давида,  победившего  Голиафа.



На  море  был  полный  штиль,  жара - где-то  за  тридцать.  Солнце  жарило  всех,  не  взирая  на  цвет,  возраст,  пристрастия.  Все  лежащие  изнывали  от  этого  наглого  беспринципного  солнца.  Самое  время  войти  в  море  насладится  его  прохладой.  Но  приезжие  под­ходили  к  воде,  робко  замочив  ступни  отступали,  под  тенты,  пляж­ные  зонты.  Весь  берег  кишел  огромными  медузами.  Студенистые  массы,  как  кисель  мерно  колыхались  у  самой  кромки  воды.  Более  настырные  пытались  войти  в  воду,  но  обжигаясь  от  стрекательных  клеток  щупалец  медуз,  чертыхаясь,  уходили  восвояси.


Я  пришёл  на  море  искупаться  в  полуденную  жару.  Скиды­вая  с  себя  вещи,  разбежался  и  перепрыгнув  этот  кисель,  нырнул  к  самому  дну  и  вынырнул  в  метрах  двадцати  от  берега,  смывая  с  себя  трудовую  повинность. 
Мама - как  я  не  отнекивался -  заставила  меня  покрасить  окна  и  двери.  прибраться  в  сарае,  и  повесить  полки  в  кладовке.
Мне  пятнадцать  лет,  жду  не  дождусь  когда  встану  взрос­лым  и  не  буду  ни  от-кого  зависеть.  Все  ребята  уже  на  море,  а  я  тут  шлындаю  по  сараю.


Мама  сжалилась -  ладно  беги,  искупайся  и  обратно  домой,  иначе  кормить  тебя  котлетами  с  пюре  не  буду. 
Знает  куда  ударить  побольнее.  От  маминых  котлет  и  пюре  с  её  фирменным  соусом - млею.  За  уши  не  оторвать.
Вода  была  тёплая,  и  я  нырял  на  глубину,  где  у  дна,  вода  более  холодная.  Да  и  любил  нырять.


Ладно,  надо  идти  домой,  котлеты  манили,  даже  тут  в  воде  слюнки  потекли.  Подплыл  к  берегу,  у  кромки  воды  стояла  девушка  моего  возраста,  высокая,  наверное  с  меня  ростом.  Соломенные  во­лосы  забраны  в  две  густые  косы,  голубые  как  море  глаза,  с  то­ской  и  завистью  смотрели  на  меня.
-Что  стоите  заходите  в  воду.
-Нет  уж,  они  так  жалятся,  я  их  боюсь.


Я  руками  обхватывал  купола  медуз  отшвыривая  их  в  разные  стороны,  сделав  своеобразный  проход, - входите  не  бойтесь.
Девушка  боязливо  входила  в  воду.  Я  протянул  руку,  она  робка  обхватила  мою  ладонь.
-Я  плавать  не  умею,  вы  не  тащите  меня  на  глубину,  хоро­шо? 
В  проход  который  я  сделал,  бросилась  целая  толпа  отды­хающих  визги,  крики,  море  оживилось.


Сквозь  визги  обратился  к  девушке — как  вас  зовут?
-Катя.
-Екатерина  значит.
Сострил.
-Вы  не  родственница  Екатерины  Великой.
Она  испуганно  на  меня  посмотрев,  даже  через  загар  покры­лась  красными  пятнами  на  щёчках,  ответив.
-Нет,  что  вы.
Я  рассмеялся.


-Что  вы  так  испугались,  для  меня  вы  Екатерина  Великая.
Я  громко  рассмеялся,  обрызгав  её,  бултыхнулся.
-Екатерина,  мне  пора,  вы  я  понимаю  по  загару,  недавно  приехали.
-Да,  я  приехала  к  тете  Нателле,  она  часто  гостит  у  нас  в  Петербурге,  и  стала  нам,  как  родственница.
-А  меня  зовут  Давид.
В  долгу  не  оставаясь,  Катерина  съязвила.


-Вы  не  тот  родственник  Давида,  который  победил  Голиафа.
Расхохотавшись  ответил.
-Тот  Давид,  был  евреем,  а  я  полу-грузин,  полу-русский.
-Екатерина,  мне  можно  в  следующий  раз  к  вам  подсесть?
Места  много,  - краснея - если  хотите.
-До  свидания - Великая.
Уже  выходя  из  воды  обратился  к  ней.


-Вы  не  бойтесь  медуз,  не  прикасайтесь  к  бахроме  купола,  и  щупальцам,  ладошками  за  верх  купола  и  отодвигайте  в  сторону.  До  встречи.
Всю  дорогу  думал  о  ней,  какие  у  неё  красивые  глаза,  впервые  вижу  девушку  с  такими  насыщенными  по  цвету  голубыми  глазами.  У  моей  мамы  глаза  тоже  голубые,  но  они  скорее  серо-го­лубые. 
Мама  удивилась  моему  приходу - думала  застрянешь  со  своими  друзьями.
-Ма,  ты  обещала  котлет  с  картофельным  пюре,  как  я  могу  отказаться  от  такого  изыска.


-Дуралей, -  шлёпая  меня  полотенцем -  котлеты  не  изыск.
-У  тебя  мамуля,  котлеты  изыск  и  не  спорь,  мне  лучше  знать.
Видно  было,  как  маме  моя  похвала  понравилась.  Заулыба­лась.  Мы  с  мамой  живём  одни.
-Давидик,  ты  что-то  светишься,  колись,  что  произошло.
-Давай,  не  увиливая,  говори.
-Познакомился  с  такой  красивой  девушкой.
-Что,  влюбился?!


-Брось  мама,  ну,  что  ты  пристала,  глупости  какие-то  гово­ришь.
Так  не  хотелось  идти  на  работу.  Работал  в  рекламной  ма­стерской  по  установке  наружной  осветительной  рекламы,  учеником. 
Маме  было  одной  трудно,  и  пусть  я  получал  не  бог  весть  какие  деньги,  но  их  хватало  хотя-бы  на  меня.
Мой  мастер,  хороший  человек,  лет  пятидесяти,  для  меня - старый  хрыч.  Изводил  меня  дурной  привычкой,  при  любом  дей­ствии,  набирал  воздух  и  пропускал  сквозь  зубы  с  противным  присвистом.  Но  дело  своё  знал  и  меня  многому  научил  за  столь  короткий  срок.


-Ты  чего  Давид,  такой  сегодня  дёрганный,  небось  влюбил­ся.
Я  взвинтился.
-Что  вы  все  заладили -  влюбился,  влюбился.
Кузьмич  вскинул  глаза,  завинчивая  гайку  с  этим  противным  присвистом.
-Ну-ну.
-Ну,  что  вы  ей  богу  нунукаете.  Устал,  жара,  хочется  на  море.
Кузьмич  с  хитринкой  в  глазах — об  этом  я  и  говорю.  Лад­но  не  заводись.  Ты  молодец,  работу  мы  свою  заканчиваем,  иди,  иди,  знаю  я  ваше  молодое  дело.


Не  веря  своим  ушам,  я  даже  не  поблагодарил  Кузьмича,  помчался  домой  переодеться.
Под  тентом  в  шезлонге  лежала,  читая  книгу,  голубоглазая  Екатерина.
-Здравствуйте - Великая.
Она  испугано  ойкнула,  чуть  не  выронив  книгу.
-Ой,  как  вы  меня  напугали.
-Как  рад  вас  видеть,  Екатерина.


-А,  что  Давид,  вы  так  поздно  на  море  пришли,  наверно  не  выспались?
Усмехаясь про  себя.
-Я  с  работы,  отпустили  сегодня  пораньше.
Она  вскинулась.
-Вы  что,  работаете?
-Пришлось  Катя,  помогаю  маме,  ей  одной  тяжело. 
-Ну  вы  же  должны  учиться?
-А  я  и  учусь - в  вечерней  школе.
-Вот  вы  какой.
-Какой.


-Вы  мне  показались  ветреным,  балагуром.
Так  началось  наше  знакомство.  Мы  говорили  о  себе,  о  на­ших  взглядах.  И  мне  с  Екатериной  было  интересно.
Она  не была  просто  красивым  фантиком, - начитанная,  целе­устремлённая  и  в  тоже  время  романтичная.
Через  три  дня,  я  думал  только  о  ней,  ни  работа,  ни  фут­бол  с  ребятами,  ничего  меня  не  интересовало.  Думал  только  о  встрече  с  Катериной. 


Я  хороший  пловец,  это  признают  и  ребята,  в  одежде,  я  запросто  мог  проплыть  восемь  километров,  до  местного  загородного  курорта,  а  сейчас  безвозвратно  утонул  в  её  голубых  озёрах  глаз.
И  видел  как  Катерина  ждала  меня  с  нетерпением.  Она  не  могла  не  привлечь  местных  Донжуанов  и  к  ней  многие  подкатыва­ли.  Издали  видел,  как  она  вежливо,  но  твёрдо  отваживала  их  от  себя.
И  меня  это  так  радовало.  Я  познакомился  с  тётей  Нател­лой,  представился  ей. 


-Ты  сын  Тамары?
-Да  тётя  Нателла.
-Береги  Катю,  ты  за  неё  отвечаешь,  тебе  я  доверяю.
Вечерами  мы  гуляли  по  Приморскому  Парку.  Я  ей  расска­зывал  о  растениях,  и  она  с  такой  заинтересованностью  меня  слуша­ла.
-Как  много  ты  знаешь  о  растительном  мире.  Ты  много  но­вого  мне  открыл.


Перед  закатом  солнца  мы  сели  на  скамью.  Закат  был  не­вероятно  красивый.  Мои  пальцы  коснулись  её  ладошки  и  меня  так  дёрнуло,  она  не  убрала  ладонь,  и  наши  пальцы  робко - ища  опору  друг  в  друге - сплелись.  Я  весь  горел,  ладонь  Катерины  была  рас­калённой,  мы  оба  полыхали  от  нахлынувших  чувств.
Я  ей  рассказывал  легенду  о  Фаэтоне  и  его  отце  Боге  Солн­ца - Гелиосе,  связывая  с  рухнувшим  Солнцем  в  завтрашний  день.


-Давид,  я  через  два  дня  уезжаю.
Потрясённый,  во  мне  всё  рухнуло,  меня  всего  колошматило.
-Что  с  тобой  Давидушка?
-Катерина,  Катерина,  как  же  жить  мне  дальше.  Все  мысли  о  тебе.  Весь  мир  в  тебе.
Екатерина  прижалась  ко  мне,  найдя  мою  ладонь,  наши  пальцы  переплелись  и  мы  так  шли  до  самого  её  дома.
-Ты  чего  такой  расстроенный  Давид?
Увидев  меня,  спросила  мама.


-Екатерина  уезжает  после  завтра.
-Знаешь  Давид,  пригласи  её  завтра  к  нам,  я  приготовлю  вкусненькое.  Хотя-бы  попрощаешься  с  ней  по  человечески. 
Я  прижался  к  маме,  она  обняла  меня.
-Вся  наша  жизнь - это  встречи  и  расставания.  Иногда  это  больно,  горько.  Но  ты  испытываешь  сейчас  такие  чувства,  которые  тебя  поднимают  над  мирозданием.  Береги  в  себе  это  чувство,  не  растрачивай  его  по  пустякам.  Любовь - это  Таинство.


Впервые  мама  говорила  так  серьёзно,  говоря  этим,  что  я  уже  взрослый,  и  всё  пойму.
Я  взял  отгул  на  два  дня,  чтобы  это  время  быть  рядом  с  Великой.  Господи,  как  же  мне  жить  без  неё. 
Мы  бродили  по  городу  держась  за  руки.  Повёл  её  в  пор­товую  кофейню,  где  варил  самое  вкусное  кофе - дядя  Ашот.  Ма­ленький  круглолицый  армянин,  был  неиссякаемым  источником  анек­дотов.
Он  знал  мою  маму.


-А,  Давидик,  давненько  ко  мне  ты  не  захаживал.  Как  по­живает  уважаемая  Тамрико.
-Нормально,  дядя  Ашот,  нам  два  кофе.
-Такой  красавице,  как  твоя  спутница,  сварю  самое  лучшее  кофе,  а  тебе  чуть-чуть  похуже,  хорошо?
Мы  пили  кофе,  заедая  моими  любим  мармеладом,  залитым  шоколадом,  на  подложке  из  жаренных  грецких  орехов.


Иногда  пальцы  Катерины  гладили  мою  ладонь.
-Не  грусти  Давид.  Я  буду  помнить  тебя  всегда.  Ты  открыл  для  меня  мир,  о  котором  я  ничего  не  знала.  Я  говорю  не  только  о  том,  что  ты  рассказывал,  а  и  о  тех  чувствах,  которые  обруши­лись  на  нас.
-Екатерина,  я  сегодня  хочу  тебе  сделать  подарок.  Думаю  ты  его  запомнишь  на  долгие  годы.  Мы  с  тобой  пойдём  на  море  проводить  твой  последний  закат  Солнца.


Я  почти  никому  никогда  не  говорил  о  своём  увлечении,  а  тем  более  показывал.  Хотя  мама  меня  журила,  говоря,  что  старый  бурят  Жамсыл  - знакомый,  нашей  умершей  бабушки — высокого  обо  мне  мнения  и  я  чуть  ли  не  переплюнул  его.
Сегодня  я  решился.
Мы  сидели  прямо  на  гальке,  подальше  от  людей. 
Закат  был  неистовый,  как  наши  чувства.  Хотя  такой  закат - это  к  нена­стью.


-Завтра  будет  дождь - Великая,  это  хорошая  примета,  к  хо­рошей  дороге. 
Солнце  вот-вот  скроется  за  горизонтом.  Я  встал,  чуть  отошёл.
-Сиди  Катерина,  мой  тебе  подарок.
Я  тихо,  на  низких  звуках,  повёл  неторопливую  песню,  о  своей  печали  и  грусти,  постепенно  вплетая  более  высокие  ноты.  Звуки  нарастали, рокоча  оглушая  сознание,  я  уже  был  частью  этой  песни  без  слов. 


Потрясённая  Катерина,  раскрыв  рот  слушала  меня,  и  я  ви­дел  как  на  её  глазах  предательски  засверкали  слёзы  в  отблесках  уходящего  Солнца.  Я  пел  горловым  пением.  Искусство  хаоомей  подвласт­но  немногим  и  старый  бурят  осевший  после  войны  в  нашем  горо­де  считал,  что  не  зря  прожил  жизнь.  Передав  мне  искусство  гор­лового  пения — хаоомея.
Я  сам  превзошёл  самого  себя,  я  кричал  о  своей  любви,  о  расставании  и  о  том,  как  я  счастлив.


Солнце  рухнуло,  последний  луч  исчез  и  только  освещённые  облака  плакали,  рдея  об  ушедшем  Солнце.
Я  встал  на  колени  перед  Екатериной.
-Тебе  Великая,  моя  песня,  это  мой  тебе  подарок.
Катерина  тоже  встала  на  колени,  ладонями  обхватила  моё  лицо.
Долго  так  смотрела,  что-то  запоминая.
-Мы  с  тобой  молоды,  но  те  чувства  которые  ты  разбудил  во  мне... - она  заплакала. 


-Давидушка,  я  твою  любовь  буду  носить  в  своём  сердце,  как  оберег.
-Ты  так  поразил  меня  своей  песней,  никогда  не  думала,  что  горловым  пением,  так  глубоко  и  тонко  можно  передать  чувства  любви.  Ты  для  меня  открытие,  тебе  дан  дар,  невероятный  дар,  не  загуби  его.
Её  пальцы  коснулись  моих  губ  прошептав. 
-Я  люблю  тебя  Давид.

                ***********

Я  провожал  её  ранним  утром  в  аэропорту  вместе  с  тётей  Нателлой.
Уже  перейдя  стойку  регистрации  она  повернулась, крикнул  ей.
-Помни  меня - Великая.
Она  печально  посмотрела  на  меня.
-Прощай  Давид,  победитель  Голиафа.
Самолёт  набирал  высоту  и  пошёл  дождь.


-Счастливого  тебе  пути  Любимая -  прошептал  я.

12  июля  2014