Юбилей

                Юбилей.



-Дятел  ты  доморощенный,  задолбал  своей  чеканкой,  чтобы  у  тебя  руки  свело.  Господи,  у  всех  мужья  как  мужья,  а  этот  на  старость  лет  подался  в  чеканщики.  Только  деньги  переводишь  зара­за,  на  свою  латунь  и  медь.  Был  бы  толк,  а  то  одна  мутотень.
Он  не  слушал  свою  жену,  мерный  стук  молотка  по  керну  и  металлический  отзвук  чеканки  успокаивал  своим  ритмом.
Жена  не  унималась.


-Глянь  на  него -  мерзавец,  даже  ухом  не  повёл.  Так  бы  этим  молотком,  тебе  бы,  по  твоей  непутёвой  башке.
-Ремонт  некому  сделать,  надо  обои  переклеить.
Жена  завелась - нудила  и  нудила,  но  он  не  обращал  на  неё  внимание.
Жена  разозлилась  и  огрела  полотенцем  по  его  шее.
-Я,  что,  зря  воздух  сотрясаю.
-Неужели  не  понятно,  что  я  зову  тебя  на  обед -  олух   ты дурокаменный.


Он  очнулся,  посмотрел  на  свою  супружницу.  Как  в  молодо­сти  она  была  хороша,  но  и  сейчас  не  хуже.  Отложил  в  сторону  инструмент,  повернулся  к  жене  резко  обхватил  её  за  ягодицы,  при­жимая  к  себе.
-Отпусти  гадюка,  отпусти  зараза,  не  подлизывайся. 
Он  тесней  к  ней  прижался  и  ему  так  стало  хорошо.  Нежно  погладил  её  по  спине.
-Тамарочка,  как  вкусно  ты  пахнешь,  ну,  что  ты  дурёха  орёшь,  чай  не  глухой. 


-Вот  подожди,  выставлюсь,  стану  известным,  подойдёшь  ко  мне  за  автографом,  а  не  дам  из  «принцыпа». 
Прижался  губами  к  её  груди.
Жена  вырвалась. 
-Охальник,  пердун  старый,  а  всё  туда-же.
А  сама  оттаяла,  да  и  как  могло  быть  иначе,  сорок  лет  вместе,  в  каких  только  передрягах  не  побывали.  Дурной  у  неё  ха­рактер,  ну  не  может  сказать  глядя  ему  в  глаза.


Люблю  тебя  и  жизнь  моя  в  тебе,  а  твоя  во  мне.  В  душе  и  подумает,  а  не  скажет.  Ещё  чего,  зазнается.
Поцеловала  его  в  щеку.
-Ладно  тебе,  пойдём,  я  твоих  зелёных  щей  из  щавеля  сва­рила,  как  ты  любишь,  на  грудинке  и  копчённых  косточках.
-Что  же  ты  Тамарочка,  с  этого  не  начала. 


Довольный  потирая  руки,  приобнял  жену  за  талию  (чёрт,  а  не  исчезла  с  годами  талия,  ай  хороша)  На  веранде  их  загородного  дома,  который  он  построил  один,  своими  руками,  был  накрыт  стол,  красивая  накрахмаленная  белоснежная  скатерть.  Он  подумал — ну  кто  ещё  в  наше  время  крахмалит  скатерти,  а  его  Тамарочка - это  делает.  Золотые  у  неё  руки.


Помыв  руки  сел  за  стол,  жена  наливала  в  глубокую  миску  половником  духмяные  щи.  Положила  столовую  ложку  густой  смета­ны  и  сверху  посыпала  свежего  перчика  чили  с  чесноком,  как  он  любит.
Муж  картинно  поднял  руки  к  потолку.
-Господи,  спасибо  тебе,  за  мою  жену.  Аминь!
И  с  аппетитом  набросился  на  еду.


Тамара  задумчиво  отставила  ложку,  не  прикасаясь  к  щам,  смотрела  на  белые  пушистые  волосы  мужа,  как  у  полярной  совы.  Сорок  лет  вместе,  не  шутка,  чего  она  так  на  него  взъелась.  Ведь  дня  без  него  прожить  не  может.  Чертыхнулась  про  себя.
-Ты  знаешь  какой  сегодня  день?
-А  то!
-Ты  не  токай,  говори,  знаешь  какой  сегодня  день.
С  полным  ртом  пробурчал.
-Ссуббота...


-Я  тебя  точно  убью.
Он  рассмеялся. 
-Тамара,  ну  не  сердись,  тебе  так  идёт  улыбка.
-Вечером,  здесь,  за  этим  столом,  я  тебе  скажу  какой  сего­дня  день.  А  сейчас  лучше  съезди  в  город  и  сделай  себе  причёску  к  вечеру.


Её  сердце  забилось.
Нет  он  не  забыл,  да  и  не  мог  забыть.
Чмокнув  её  в  щёку — спасибо  за  изумительные  щи - и  направился  в  свою  мастерскую. 
Тамара,  сидела  перебирая  в  памяти  ушедшие  годы.  Всякое  было,  но  она счастлива,  по  настоящему  счастлива.

                ****************

Она  ехала  в  машине,  приобрела  обновки  которые  ей  шли.  Стилист  хоть  и  не  дешёв,  но  свои  деньги  честно  отработал.  Её  было  не  узнать.  Никто  ей  не  даст  шестьдесят  один  год.   У  неё  всё  внутри  свербило,  что  учудил  её  муж.
Дома  была  полная  тишина,  ни  звука.  Растерянная,  она  про­шла  через  дом  к  выходу  на  веранду.


Сердце  замерло,  море  цветов  кольцом  окружало  мольберт.
На  мольберте  стояла  чеканка  в  потрясающе  красивой  дере­вянной  раме  инкрустированной  перламутром.  А  главное,  на  неё  смотрела  та  Тамара,  которой  было  двадцать  лет.  У  неё  перехватило  дыхание  и  слёзы  потекли  по  её  щекам.


Он  её  не  забыл, он  её  помнит.  Мерзавец,  любимый,  прятал  этот  портрет,  показывая  ей  какую-то  ерунду.  Она  подошла  ближе,  всматриваясь  в  поразительную  работу.  Она  никогда  не  думала,  что  чеканка  может  быть  так  выразительна  глубока,  и  самое  главное  жи­вая,  не  холодная.
Сзади  к  ней  подошёл  муж,  она  не  успела  обернуться.  Он  обнял  её  за  плечи,  прижимаясь  гладко-выбритой  щекой.


-С  юбилеем  любимая,  спасибо  тебе  за  эти  сорок  лет.
Впервые  она  так  разревелась,  всей  душой,  сердцем  и  те­лом  прижимаясь  к  нему.


4  июля  2014