Этот миг

  Мы встретились много лет спустя на рынке. Я шла пробиваясь сквозь упрямую стену идущих на встречу прохожих, в одной руке я держала мешковидную, толстую сумку с картошкой, в другой, перекинув через плечо, пакет с помидорами для скорой засолки.

Не успела я оглянутся, а мне уже не двадцать восемь. И я уже не я, а разведенная женщина и мама троих детей, потная тетка топающая с сумкой продуктов, вместо маленького радикюля, избитая и изнуренная сжигающим солнцем коварной жизни. Конечно грех жаловаться, могло бы быть и хуже, но разве не могло бы лучше? Работаю я уже лет пятнадцать в детском саду "Мозаика", заместитель директора и первоклассный педагог. До работы мне рукой подать, благо, живу недалеко от центра и идти пешком, минут десять. Мы с заведующей "Мозаики" лучшие подруги, не мало прожили вместе, не мало пережили и не мало попили горечи. Она старше меня на три года, но в душе она все еще двадцатилетняя Лела ( это мы так ласково переименовали её из Лайлы в - Лелу). Она живет в поселке, далеко от центра и ездит в пыльном, городском автобусе зажимаясь среди наглой молодежи, а потом весь день ворчит на мужиков ("стольких мужей сменила, но так никто и не сумел разглядеть чистоту и богатство Лелиной души").

А потом, пойдет сквозь длинный коридор зазывая сторожа с водителем, и уже с ними утешится, потешится и вернётся снова радостная и приветствующая жизнь.

— Да ну их ,— скажу ей я.
— А без них еще хуже, — ответит мне она, и станет беспощадно тупить свои русые волосы перед зеркалом.

Вот странно, но факт. Нужно женщинам мужское внимание, очень нужно, иначе завянет она, как цветок без воды, завянет. Мы много раз говорили с Лелой на тему "а надо бы замуж", и я всегда прихожу к мнению, что мне мужа не надо. Ей надо, а мне не надо. Мой девиз, "если женщина не хочет замуж, значит там она уже была" действует безотказно. Я все это пережила, и предательство и развод, детей сама на ноги поставила, старшие двое получили высшее образование, младшая тоже делает успехи и будет продолжать учебу в Лондоне, я всего добилась сама. Может быть все не так как хотелось бы, в особенности на личном фронте, но а кому сейчас легко?!

Конечно я не совсем уж без мужского внимания, баба я видная, в теле и при фигуре, детей рожала, но формы свои не потеряла, мамины гены. За дорогим "вниманием" далеко ходить не надо, оно живет в соседнем подъезде и всегда приходит мне на выручку, коли имеется такая нужда. Паша младше на год меня младше, был женат, но вот уже как несколько лет в разводе, жена разделила детей и свалила в Европу забрав младшую дочь с собой, с Пашей остался десятилетний сын.

Сам он хороший и чуткий человек, трудолюбивый и внимательный. За сыном как хорошо смотрит, ни в чем мальчишка не нуждается. Умеет красиво ухаживать, с цветами и конфетами. Иногда и духи прилагает, когда зарплату выплачивают. Но уж совсем он какой-то положительный и совсем не ревнивый. И это как ни странно меня огорчает, может не "наелась" я еще приключений и интригующих сцен ревности, как знать. Я и сама не знаю, как знать, может знает кто?

Он стоял у прилавка и рассматривал старые книги. Я помню он любил книги, мы часами могли говорить о своих предпочтениях и впечатлениях от прочитанного, спорили над рецензиями, высмеивали то или иное произведение знаменитых авторов, нам всегда было о чем поговорить. Уже с далека я узнала его профиль. Острый нос и подбородок который сводил меня с ума, казалось бы, еще совсем вчера. Между нами оставалось еще несколько шагов, как он повернул голову в мою сторону и мы встретились глазами.

Была ли эта встреча случайной? Не знаю, можно ли её так назвать, если ты видишь её каждый день? Ты живешь этой встречей и прокручиваешь её каждый день в своём мозгу. И эти мысли начинают казаться тебе реальностью, как будто это уже случилось, или очень скоро сбудется. В ней существовала жизнь и страсть, некая сила притяжения, там были другие слова и жесты, там были лишь он и я, и не было скандальных теток за неотесанными прилавками, не было неуклюжих хлопьев снега беспорядочно падающих откуда-то с верху. Там не было сухих волос от некачественной краски, не было синих веток на ногах. Там я была в легком, вечернем платье, на высоченных каблуках и там, я шла ему на встречу самой летящей походкой на которую была способна.

Он посмотрел на меня и в глазах появились знакомые искорки. В сером плаще и в шляпе в тон, он пополнел, она скрывала прогрессирующую лысину, беспощадную карабкающуюся вверх по  лбу. Глаза наши встретились и время застыло. Я перенеслась на десять лет назад, в тот самый день, когда он привел свою дочь записывать в наш садик. Это было жаркое лето, на нем был белый льняной костюм и белая шляпа, он подошел ко мне и тихо поздоровался. Он был в темных очках и от того я не могла разглядеть его глаза, но в то же время я чувствовала, что его глаза меня тщательно изучают. Мне почему то сделалось ужасно неловко и я поспешно направила его к Лёле в директорскую, а сама побежала к зеркалу, поправить прическу и  посмотреть как я выгляжу со стороны. Одно мне было ясно, это начало чего-то, если бы я тогда знала, чего именно, возможно я бежала бы не к зеркалу прихорашиваться, а измазала бы сажей лицо и волосы, что-бы при виде меня в его глазах отражалась не страсть, а ужас.

Я знала, что он женат, и жена его прекрасная женщина, умная и общительная. Знала, что у них растет смешная дочурка. Позже оказалось, что я знаю о нем намного больше, и в какой-то мере он являлся мне очень далеким родственником с материнской стороны. Мой мозг вел войну с моим сердцем, но оно прочно держало натиск здравого смысла, и безуспешные попытки закачивались фиаско.

Я пропала во времени и в пространстве, наши безмолвные взгляды и случайные прикосновения, свершалось все, хотя в сущности, не происходило ничего. Я слышала его дыхание, его руки которые гладят непослушные волосы и его взгляд который говорил больше чем романы Фицжеральда и Маркеса.

— Где же ты была до сих пор?, — говорил он мне.

— а где же был ты?, — отвечала я про себя.

Наши встречи становились слишком очевидными, я делалась ловка, изобретательна в своих желаниях видеть его, я не могла скрыть радости при его появлении, он не мог отвести говорящий взгляд глядя мне прямо в глаза. Позже я познакомилась с его женой. Мы мило здоровались и улыбались друг другу. Знала ли она? Мне трудно об этом судить. Даже спустя десять лет я не знаю об этом.

Ревновала ли я? Не думаю. Ведь она не знала его таким, каким его знаю я. Она знала его другого, и это были два разных человека.

Были ли у меня угрызения совести глядя ей в глаза? Ну, что тут можно сказать, вспышки кратковременного стыда больно били мою совесть и "женская солидарность" смачно харкнув мне в лицо, повернулась задом, но не это было важно тогда. Важен был он и я. Мы не говорили о том, что будет и что могло бы быть, он никогда не рассказывал о своей жене, не о своих отношениях с ней, не это мне было интересно. Важно было то, что он приходил ко мне даже тогда, когда я не звала, он знал где меня найти и я знала где его искать, и слова для нас были излишни.

Однажды он пришел за дочерью немного раньше чем обычно, и мы решили не будить девочку. Я передавала её спящую ему на руки и все это затянулось дольше предусмотренной  нормы ... его руки, мои руки, темный коридор и едва уловимые нотки апельсина, а по середке спящее напоминание о том,что он женатый человек. Я и не заметила, как Вера Сергеевна, наша повариха, наблюдала за нашей  интрижкой(сегодня, бы я сказала, что это было больше смешно, нежели интригующе) в конце темного коридора.

— Марина!— подойдя сказала она мне. — Руслан — женатый человек, а жена его просто красавица. Ты так не считаешь?

— Да. — Как то неуверенно протянула я, с унынием глядя вслед уходящему мужчине со спящей девочкой на руках. — Они замечательная пара!

Чувствовались ли ей нотки эгоизма в моем голосе? Казался ли ей мой ответ наглым, или все же лживым? Я не думала об этом, я все еще чувствовала его близость рядом, а крики разума заглушал бешеный стук моего сердца.

— Ну смотри. — медленно и зло проговорила повариха, — тебе ведь видней.

Я посмотрела на неё беспристрастным и полным невинности взглядом.  — Не понимаю о чем Вы, Вера Сергеевна, я ко всем отношусь одинаково вежливо, мы просто не хотели будить ребенка, ведь сейчас только полдень и дети  заснули и ... — толстая повариха не стала слушать мой бред, демонстративно отвернувшись, скрылась в глубине коридора.

Видимо я переборщила с оправданиями, и со стороны наверное смотрелась как вор пойманный с поличным. В неколебимой, мгновенной лжи тоже есть свои минусы, она должна быть не мгновенной, а с количеством необходимых пауз и многоточиями, (для правдоподобности) или просто нужно было сделать умное лицо, и указать любопытной Варваре на её место, или что, нужно было с криками и воплями бросится к поварихе в ноги и умолять, слезно умолять, никому ничего не рассказывать?

Но ничего такого конечно же не произошло, просто я, с дуру растерялась и в конец вляпалась.

После ухода Веры Сергеевны, воздухе был ощутим легкий запах гари, то был запах опасности. У нашего маленького греха появились свидетели, которые в случае необходимости  могут открывать свой громкий ротик, что  в свою очередь приведет к неизбежному. ..

— Марина?!— он не мог срыть своего удивления.

Между нами оставалось всего пару шагов, и я могла бы свернуть убежать, сделать вид,что не расслышала, не разглядела, да чорт его знает, что там еще. Но я стояла как вкопанная. В моём мозгу закружился целый ураган мыслей и слов, я прикидывала, что сказать ему, как реагировать, как вообще не свалится вместе со своими помидорами в жижу грязи под ногами.

"Что за бред?" попыталась я себя окоротить. " Прекращай! Тебе не двадцать лет и ты не на свидание пришла. "Это просто знакомый!"

Но разве это не те, глупые оправдания, которыми тешит себя человечество в минуты слабости? В далекой молодости, я читала в одной занятной книжице, что чем старше люди, тем сильнее у них развито такое чувство как любовь. Ведь и в тридцать восемь и в сорок восемь влюбляются так же без памяти как и в семнадцать. Человек живет всегда, а покуда он живет — он любит,
мне никогда не будет шестьдесят, а лишь четыре раза по пятнадцать, а синие ветки опухших вен на ногах ничего не значат. Если в тридцать восемь не умирает двадцатилетнее безумие, то куда оно денется потом?

— Руслан! — Я попыталась вообразить не лице невозмутимое удивление. — Какая встреча!

Не успела я сообразить, что сказать и как повести себя дальше, как оказалась захваченной в крепкие, мужские объятия. Помидоры больно давили грудную клетку, от него пахло дорогим одеколоном, что-то с мускатным орехом и с просветом тонких нот апельсина.

Сумка срывается с  моего плеча, и помидоры словно красные, живые мячики рассыпаются по вонючей слякоти под ногами. Мы оба нагибаемся и сев на корточки рассеянно стараемся собрать моё "добро" обратно в сумку. Какой-то прохожий наступил Руслану на руку и не извинившись ушел прочь. Мы плюхнулись на первую скамейку в голом парке.

 Я чувствую себя неумехой, маленькой девочкой, хотя со стороны смотрелась скорее как неуклюжая дама в возрасте, с съехавшим набекрень шерстяным платочком на не подкрашенной голове.
Надо было все-таки подкраситься .. Вообще-то я стараюсь ухаживать за собой, но в последний момент я заметила, что от долгого стояния в открытом виде, содержание флакончика набухло и вспенилось. Одной краски мне хватает на несколько закрасок, ведь закрашиваю то я только выступившую седину на лбу и на висках. Дочь ругает меня, что я экономлю на смешных мелочах.

 — Мама, не экономь на красоте! — возмущается эта маленькая кладезь мудрости. Она учит меня жить, она учит меня любить себя. Как ей, молоденькой дурочке объяснить, что лучшие свои годы и всю свою любовь, я посветила воспитанию своих детей, и отдала бы все за их благополучие, что там дрянная краска. — Ты еще совсем молодая, и должна следить за собой. — последуют от неё утешительные комплименты, а я стою в стареньком халате перед зеркалом и тыкаю зубной щеткой в вонючую краску "Wella".

Затем, я напялю свой цветастый платок на свежевыкрашенную голову, влезу в свои ужасные, но ужасно удобные(к тому же кожаные) тапочки, которым уже лет семь или восемь, и поплетусь на базар, затовариваться. Человек живет привычкой, и привычка может огородить нас порой от самых не обдуманных поступков. Нам так удобно, мы так привыкли. Может это и плохо, но это факт.

 — Я ждал этой встречи. — Скажет он мне. А я про себя усмехнусь. Глупо. Плешивый мужчина с безнадежно лысым лбом и не молодая тетка в изношенной дубленке с неисправной молнией, и эти двое встретились на "долгожданной встрече", которую изживали миллионы раз, только в другом пространстве и в других обстоятельствах. Знала ли я, что это произойдет здесь и сейчас?

Руслан расскажет мне, что они недавно вернулись с Европы. Он устал от жизни на чужбине, да и возраст уже не тот. Уехали они сразу же после начала военных действий, когда город впервые погряз в кровавой туче. Дети получили хорошее образование и работают в различных отраслях экономики и медицины. Дочка,(та самая которую я воспитывала в своём садике) вышла замуж за жителя Турции. — Но в прошлом они коренные Чеченцы, — станет он меня уверять, — Тогда еще, под натиском кочевников предки вайнахов вынуждены были покинуть равнинные районы и уйти в горы, некоторые перебрались в Турцию, а некоторые остались в Грузии. Мехмед умеет говорить на нашем языке, — ободряюще сообщит он мне. — Мехмед врач офтальмолог в гос-клинике, у них с Лаурой растет маленькая дочь.

Он казалось робел и неуклюже вытирал рот клетчатым платочком через каждые пять минут. Такие платочки наши спекулянтки привозят с Турции и продают оптом по двенадцать штук. "Теперь он частичка Турции" почему-то подумалось мне. Он улыбается, и я вижу его вставные зубы, они красивые белые, таких у нас и не ставят.

Он рассказывает мне, о жизни в Европе, о тоске по родине .. — сколько мы уже с тобой не виделись?, — перебиваю я его. Немного поразмыслив, — Тринадцать лет. — Говорит он мне. Странно, мне казалось, что десять. Куда же я сжевала эти три года? Наверное они не играли в моём воображении особой роли, я в них не нуждалась, я хотела сократить время разлуки, что-бы  помнить его, помнить его загорелые руки.

— И ты не приезжал домой все это время?

— Я не мог. Время после переезда в новую страну самое депрессивное, ты долго не можешь привыкнуть к роли "своего" среди чужих. Нужно было воспитывать детей, дать им хорошее образование, а какое образование у нас в стране ты сама знаешь. — Последнее предложение он почему-то проговорил снизив голос, почти шепотом. Он улыбнулся, как улыбался в молодости, широко оголяя свои белые зубы. Но опасность соблазна отсутствовала, тому мешали мои помятые помидоры и его посиневшая на холоде лысина.

Я как испуганная птица бьюсь о стекло, каждый раз делая себе больно, с каждым ударом я знаю, что следует еще один, но слепо лечу на солнце, обжигая себе крылья. В конце концов я остаюсь без крыльев, я уже не летаю. Теперь я курица. Курица с отрубленной головой, головы нет, а сердце продолжает биться, и я бессмысленно и слепо бегаю по кругу в поисках потерянных мозгов, то бишь головы.

— Ты так и не вышла снова замуж? Я помню ты тогда ненавидела весь мужской свет .. ну или почти весь. — Он подмигнул мне. Старый дурак. — Ты мог бы быть исключением, но время все расставило на свои места.— Улыбнулась я.

 — Ты все еще такая же злюка. — Он издал нечто, похожее на смех, я уловила в этом "нечто" глухое кудахтанье.— Я рад, что мы снова встретились!

Я говорю Руслану, что я тоже рада встрече. Рассказываю ему о жизни "без него", о детях и их успехах. Спрашиваю, помнит ли он Лелу, он отвечает, что помнит эту "озорную" директрису. Я и не знала, что он считал её озорной. Я не знала, что он знал её настолько хорошо.

Он укутывается в свой бежевый плащ. Такие нынче в моде. Бежевые, мужские плащи.

— Помидоры все измялись, — говорю я, с унынием глядя на грязную кучу в пакете. — Ничего, — говорит он, — сделай из них аджику, и добавь побольше острого перца!

Вот тебе и романтика. Вот тебе и страсть. Она превратилась в аджику и смешала в себе все чувства, от любви до разочарования, от разлуки до встречи на рынке. Я взглянула на него другим взглядом, мертвым. И в тот момент, я очнулась, словно я живя была мертва. У нас со смертью свои тёрки, но мы всегда приходили к компромиссу. Она не раз приходила за мной еще когда я была маленькой девочкой, а потом переросла в девушку. Но каждый раз, я ловко увертывалась из её цепких объятий. Один такой раз, она настигла меня зимой, на речке. Я неуклюже подскользнулась на слизистых камнях и свалилась в ледяную воду. Тысячи осколков льда, вонзились мне по самое сердце. К счастью подоспел дедушка, и вовремя вытащил меня из воды, но наглотаться я все же успела. Дедушка меня откачал, и свинцовая вода, тяжело выплескивалась из моих набухших легких. В тот момент, я умерла и ожила вновь. Я училась вновь говорить, так как каждое слово давалось мне с болью, я сильно простудилась и опухло горло. Это было время перерождения.
 
Похожее чувство настигло меня сейчас, я словно не жила, и очнулась, вновь задышала полной грудью. Ну, а чего я ждала? Я просто задохнулась от гнева. Но — удивительное дело — между коротким вдохом и выдохом какое ж огромное расстояние, и в нем поместилась вся наша любовь, наши руки и спящая девочка, Вера Сергеевна, и Лела со своей смешной прической, разлука и и ожидание, Германия и турецкий зять, встреча на рынке и "вставная" любовь, пустота ...

Мне стало ужасно обидно, за себя, за утраченную молодость, за неоправданное одиночество, за не существующих поклонников и букеты красных роз, которые я покупала себе сама у бабушек на дороге. Чего же я ждала? Я сама написала конституцию своей любви, сама же и нарушила, я ждала, что придет кто-то и утешит меня, гордо стоящую на фоне своих руин, но я затянула время. За столько лет я так и не научилась порядку, хотя советчик из меня, надо сказать, отменный. Могу такую философию изобрести, мало не покажется.

И тут я понимаю, что мне никто не был должен. Никто никому не был должен. Нужно ли было ждать так долго, что бы понять это? Неужели встреча с облысевшим мужчиной со вставной челюстью могла значить для меня так много?

Вот он — тот которого я каждый вечер ждала у ворот детского садика "Мозаика". Я выбегаю к нему, отмахиваясь от злого взгляда поварихи, а он стоит прислонившись к дереву и делает вид, что меня не видит. Я подхожу сзади и окликаю его по имени, он одаривает меня лучезарной улыбкой и мы летим, летим, летим ...

И тот загорелый, подтянутый мужчина не имеет ничего общего, с сидящим на лавочке "пузом" тяготящим рыхлое тело и оплавившимся подбородком. А мои голубые ветки на затекших ногах ничего не значат, у меня еще есть время, я все еще могу скрыть свои недостатки, у меня еще не засаливаются суставы и не костенеют ноги, я младше него на пятнадцать лет.

Через месяца два после нашей случайной встречи на рынке, я увидела его снова. Он охаживал вокруг цветущего дерева у ворот "Мозаики". Того самого дерева. Веры Сергеевны с нами давно не было, и в этот момент я даже заскучала по её подстрекающему взгляду. — Старая дуреха. — Сказала бы она с горяча, а я бы сделала вид, что не услышала.

Какое-то пульсирующее чувство внутри меня, подмигивало и подсказывало; мне нужно подойти и окликнуть его по имени. Он достает из кармана клетчатый, носовой платок и долго сморкается, затем усердно тянет резиновый нос, словно стараясь проникнуть в него все глубже. Смешно. Жалко. Он поворачивается в мою сторону и заметив меня, улыбается. Мне жаль себя, жаль его. Чего он ждет от меня?

Мой покойный дед орал на всю улицу попрошайкам зашедшим во двор: "Нечего подать! Нечего!"

Мне было нечего подать, да и не нужно уже. Я не оглядывалась назад, я не знаю выражения его лица, мне нечего вспомнить. Я видела его в последний раз.