Щепка

               
      Лес рубят – щепки летят. А я вот и есть та самая щепка. Пострадал ни за что.
      «Рубили» Ивана Петровича, нашего директора. Для этого к нам в контору пожаловал именитый «дровосек» и «лесоруб» - сам начальник главка со своей свитой. «Сам» оправдал ходившие о нём слухи, что, дескать, он мужик крутой и скор на расправу. Вот и стал он «чесать» нашего директора в хвост
и гриву, даже не «чесать» - это мягко сказано, а «тесать» его со всех сторон. Директор-то наш, Иван Петрович, - мужчина статный, круглый, как барабан, а тут после «причёсывания и обтёсывания» стал каким-то прямоугольным, «углы» эти отовсюду торчат: и план мы систематически не выполняем, и дисциплина у нас хромает, и налицо моральное разложение в высших эшелонах власти: это он прозрачно намекнул на адюльтер нашего директора с секретаршей Лёлечкой, и откуда он только узнал. Видно нашептали ему в ухо «доброжелатели» и «моралисты». Вот и стал он «вооружён и очень опасен», как герой популярного одноименного фильма.
      И главное: что ни скажет – всё в масть: и дисциплина, и Лёлечка, и низкие производственные показатели. Хотя непонятно, как он их измерил, в каких физических единицах. Мы ведь не шахта, чтобы результат работы в тоннах угля на-гора, не металлургический комбинат, чтобы в слябах и блюмсах,  не племенное хозяйство, чтобы двадцать пять поросят от одной свиноматки. Мы, как поётся в песне, «и не сеем, и не пашем, а валяем дурака. С колокольни, этим… флагом машем, разгоняем облака». Ну, кто думает, что не флагом, а каким-то другим подходящим для такого случая предметом, пусть вставит его в строку по своему усмотрению.
      Ладно, раскрою военную тайну: наша контора называется инновационной. Ага, задумались, мол, что это такое. Честно скажу, я и сам чешу репу, толком не знаю. Вроде от нас должен исходить некий свет, озаряющий дорогу всяким новшествам, которые олицетворяют прогресс в той или иной отрасли, важно, чтобы звучало это «ИН» в слове «инновации», то есть, этим новациям мы должны придать приличный вид, юридически грамотно их оформить, апробировать на оригинальность, протестировать на экономическую целесообразность, - в общем, функций довольно много… и ничего конкретного. Не за что зацепиться. А начальник главка нашёл «за что». Уцепился, как клещ. Ну, думаем, теперь нашему Ивану Петровичу не сдобровать. Крышка.
      Коллектив у нас не ахти какой пролетарский. Вспомните «Служебный роман» Эльдара Рязанова – вот и мы нечто подобное, в миниатюре конечно.
Только там во главе конторы стояла Мымра, а у нас Мымр – Иван Петрович. Его вообще-то не сразу решили «срубить». Сперва кантовали, ставили на вид,  выговоры
 объявляли и простые, и строгие, и с занесением, и с последним предупреждением. Он, как новогодняя ёлка игрушками, был ими увешан. А с него, как с гуся вода. От всех этих экзекуций он только крепчал.
      - Выговор для руководящего работника, - говорил он, - всё равно, что орден.
      В этом смысле Иван Петрович был настоящим орденоносцем. А тут – на тебе – общее собрание коллектива, острое выступление начальника главка, и в этом выступлении призывает он сотрудников высказаться по существу поднятых вопросов, то есть придать своим карательным санкциям некое подобие демократии, мол, не «сверху» сняли нашего директора, росчерком руководящего пера, а «снизу» - решением трудового коллектива.
      Ну, стали наши выступать, но как-то лениво, вразвалочку, а что тут сказать, когда наши недостатки и недочёты наружу лезут, а достижения, если они и есть, где-то внутри припрятаны, не видно их невооружённым глазом.
      Но, постепенно, мало-помалу, разгорелся сыр-бор, выступления становились всё злее,  всё нелицеприятнее для нашего «именинника». Ну, и стали подбивать меня Вадик и Гарик – век им этого не забуду – выступи и ты, Вася,  ты у нас самый языкастый, за словом в карман не лезешь. Всыпь ему, как он того заслужил.
      - Да не, - вяло сопротивляюсь, - не буду я нашего Мымра жалить, потом схлопочу по ушам, он ведь мстительный, разве не знаете.
      - Знаем, но теперь, ты же видишь, его песенка спета. Нечего тебе его бояться. Смотри, какой вокруг пожар разгорелся. Со всех сторон сыплются на него аргументы и факты, отовсюду его шпыняют, грызут, кусают. И поделом. Вполне заслужил он ещё один орден, маршальскую звезду, можно сказать. И ты, Вася, не можешь остаться в стороне от этой всенародной протестной акции.
      В общем, достигли своей цели Вадик с Гариком – друзья называются, - уболтали меня. Разухабился я, взял слово и добавил своё поленце в общий костёр, как та сердобольная старушка, которая из чувства сострадания добавила свою хворостину в костёр Жанны Д'арк. И то, я сказал, у нас не так, и там мы «недо», а там «пере», а надо бы наоборот. Всю обойму, как из автомата Калашникова, расстрелял, сел на своё место, разгоряченный, пар
из меня валит, звон в ушах стоит, а из зала ободряющие реплики слышатся: «Молодец, знай наших!», «Хорошую оплеуху директору влепил,
не зря в Писании сказано: «И воздастся каждому по делам его».
      После этого собрания застыла наша контора, замерла. Стала ждать, когда это «воздастся». И дождалась. Вскоре появился приказ: «За допущенные ошибки и упущения в работе младшего инноватора Пугало Василия Мефодиевича, то есть меня,  с работы уволить». Видно, специально мою фамилию чуть-чуть исказили, потому что я не Пугало, а Гупало, машинистка, немного перепутала,  буковки «п» и «г» не туда впечатала. Ну, что с неё возьмёшь, машинистка, вспомогательный персонал, какой с неё спрос, она же не младший инноватор, как я, случайная, скажет, описка произошла. Но, подозреваю, на самом-то деле опечатка эта вовсе не случайный характер носит. В ней глубокий подтекст заложен: дурак ты, Вася, нечего было язык распускать, в следующий раз будь умнее.
      А директор наш как сидел в своём кресле, так и сидит. Я же сейчас безработный. Аккуратно посещаю биржу труда. И думаю: видно «крыша» нашего директора, оказалась сильней, чем все эти главки – шавки: погавкали, порычали и спрятались в свою конуру.
      Ну, и кто я теперь, как меня назвать. Щепка.