Трансцендентализм против имманентизма

"Гностицизм-каббализм" есть желанием "всё добыть снизу", иступлённым желанием прорваться к духовному миру.

Этот грех гордыни заложен в основе всего гностицизма, а его манифестациями являются протестантизм, пуританизм, либерализм, позитивизм, сциентизм и даже коммунизм.

Единственное спасение современного человека от цивилизации Модерна (рациоцентризма, позитивизма и техноцентризма) является пробуждение от сна относительно чудищ, которых порождает разум. Если человек цивилизации гордыни (Люцифера, Прометея, Вавилона) дал существование небытию так, как стол дает существование небытию дерева, следует возвратиться от небытия к бытию, к непосредственности вечно полноценного бытия.

В гностическо-каббалистическом (сократовско-аристотелевском) случае метод познания идет "снизу вверх" (наука являет собой результаты исследования и изучения всего сущего, всех вещей, где, собственно, именно существует создатель), в то же время в трансцендентализме (платоно-христианско-суффийском) познание идет "сверху вниз" (путем Откровения). Но также, для этого пути нужна свободная воля ("способность Прямого Луча") раскрыть в себе это Откровение.

Антитезисом гностическому "о-существлению божественного" является "в-божествление человека", вхождение в общесимволический мир высшей Божественной мудрости, о чём писал Г. Сковорода, и которую его последователи называли "Софией" (П. Юркевич, В. Соловьев, С. Булгаков, П. Флоренский, Б. Вышеславцев, Л. Карсавин и др.).

Но если в иудеохристианской традиции Тот, Кто ответил Моисею "Я Есть Сущий", открылся перед человеком только по собственной воле, то в учении о Бытии М. Хайдеггера (призывающего отказаться от сократовскойй гордыни и вернуться к досократовской традиции философствования и продолжить её как "неоязычество"), осуществление воли Бытия зависит не только от него самого, но и от людей. Поэтому все отношения между Бытием и человеком осуществляются в "модальности надлежащего": человек должен, не проявляя поспешности, наблюдать и слушать Бытие и потом запечатливать увиденное и услышанное в поэмах и других произведениях искусства. Этим человек "собирает и сохраняет" Бытие в различных его проявлениях, что есть назначением и призванием человека. Иными словами, человек-поэт осуществляет коммуникацию эмпирического и трансцендентного миров: описывая плоть мира, поэт одновременно одухотворяет её и, наоборот, дает духу пластическую форму.

Не странно, что философ и поэт Владимир Соловьев синтезом материализма и идеализма, рационализма и мистицизма(шире – науки, философии и религии) жаждал постичь божественное начало в каких-либо феноменах действительности (перу его принадлежит работа о красоте в природе). Т.е., как писал Н. Бердяев, задача человека — рискнуть раскрыть в себе творческим актом все силы Бога и мира настоящего в свободе от мира призрачного, каким его видит позитивизм, сциентизм и грубый рационализм. Тем самым осуществится мечта Гегеля о спасении в том, что человек сам в себе осуществит решение своих собственных противоречий, которую неверно взялись реализовать левые гегельянцы и Фр. Энгельс.

Следствием такого "самораскрытия", по мнению Н. Бердяева, должно стать "новое синтетическое мировоззрение", которое объединит язычество с его греческой красотой и христианство с его средневековой романтикой, в котором бы осуществилось не только воскресение христианского Бога после господства атеизма, но и языческие боги, т.е."спиритуализированная" Природа. То же провозглашал о. Сергий Булгаков: следует "оязычить" христианство, ведь именно язычество может быть национальной религией, не противоречащей идеи национального зова, язычество "благочестиво", "верно земле и природе".

Это же понимали создатели психоанализа. Так К.-Г. Юнг в письме к З. Фрейду от 11-го февраля 1910 года писал о том, что следует с помощью психоанализа оживить среди интеллектуалов чувство символа и мифа, незаметно приобразовать Христа вновь во пророчествующего Бога вина, которым он и был, сделать культ и священный миф тем, чем они действительно есть — опьяняющим праздником радости, где человек приобретает дух и святость животного. Цель "примирить" Христа и Диониса избрал для себя поэт и философ Вяч. Иванов, перетолковывая, как утверждал П. Флоренский, христианство в духе вакхизма и оргиазма, строя "новый миф" (но не "строя свободу"!), его увлекает бог природной стихии Пан и богиня пластической красоты и земной любви Афродита.

Все адепты "неоязычества" мечтали возвратить человечество в "дохристианские культы", в поклонение стихиям, к религии порождающих сил (кстати, в Библии слово "лилит" есть символ принципа "рождения").

Но массового обращения в неоязычество не состоялось, ибо переломным моментом должна была стать смена позиций в вопросе о возможности и желанности этого возрождения язычества именно у сельской интеллигенции. Правда, у поэтов-"новокрестьян" этот сдвиг произошел. В поэзии Н. Клюева дышит первичная, непосредственная сила, мистерия, даже оргия стихийных творческих сил, "космическое чувство ритма", чувство острого противостояния Природы и Цивилизации.

Теперь же именно обогащение восточной традицией сможет снять это противоречие, воскресить подлинную духовность, спасти человечество от экологического кризиса. Это пророчески предвидел И. Ефремов в концепции «новой тантры» – синтеза европейской и индийской духовности.

Этой позицией антигностики тождественны американским трансценденталистам (Р.У. Эмерсон, Г. Торо, Т. Паркер, Б. Олкотт, Дж. Рипли, В. Готорн и др.), согласно которым цель человека — обнаружить в глубинах собственной души трансцендентное начало и подчинить свою жизнь его имманентным императивам, что открылись человеку. Личное самоосуществление индивида есть способ осуществления онтологического, провиденциального замысла — возвращения природы к высшей, совершенной сущности, которую Р.У. Эмерсон называл "сверхдушой".

Трансцендентализм осознавал себя как  наследника традиции "освобождения Бога" из имманентного в трансцендентное, как древние греки в ежегодных дионисиях символически освобождали Диониса-Загрея от безумия нашего земного мира с помощью внесения-внедрения в мир трансцендентных ему таинств («мистерий») Великой Матери Кибелы, в день зимнего солнцестояния (когда солнце "восстает из упадка"). Именно в этом контексте следует понимать слова Фр. Ницше, "последнего дионисийца", о "смерти Бога": вместо мистерии "освобождения Бога" — "Мы его убили — вы и я!..". Т.е. человек "… разрушил естественные связи с природой и заключил себя на "продолжительное одиночное существование"..." [Гиренок Ф.И.  Русские космисты. — М.: Знание, 1990. — С.13].

Но также время осознания "смерти Бога" есть и временем обновления: временем осознания того, что только духовное обновление спасет от опустошения человека и природу.

Мы должны прислушаться к Г. Гегелю: «… Мы живем в предверии величественной поры, в предчувствии бурных перемен, когда дух делает прыжок, меняет свою прежнюю форму, приобретая новую. Все накопленные представления, понятия и связи, которые делали единым целым наш мир, распадаются и разрушаются, как сон. На очереди новая духовная фаза. Философия должна признать и приветствовать это» [Dokumente zu Hegels Entwicklung / Ed. J. Hoffmeister. – Stuttgart, 1936. – S.352].