Молодо-зелено

  Помнится, было это со мной совсем недавно, а умом понимаешь, что произошло давно, более сорока лет назад. Не верится, что так быстро пролетели года, прошло бесшабашное детство, напряжённая армейская юность и своеобразная, застойная жизнь, при нашей показной советской экономике. Может, кто и помнит, как на спичечных этикетках лепили мини - плакаты, показывая производительность труда в СССР, сколько добывается за одну минуту угля и строится квартир с общей площадью. Мы, по тем временам, гордились этим процветающим социалистическим строем, который почему-то медленно полз, таща за собой,  обещанный всем коммунизм, но, уж очень медленно. Не дождавшись обещанных благ, мы сами были вынуждены приспосабливаться на  развалинах перестроечных времен, ни на кого не надеясь. Так, до сих пор мы не увидели всех этих обещанных коммунистических сказочных благ - квартир и непонятное  житие, по способностям и потребностям. Вот и дождались. Потребностей во всем, дождались от Горбачёва и, стали  жить по талонам. А, способности проявятся позже, когда одолевая, шли в рукопашную на нескончаемые очереди, мы воспитывали, приобретая в себе эту способность выживать. Значит, до потребностей мы дожили, а, вот до блага, почему-то нет? При Брежневе весело жили.  Пили много, да и закусывали, чем бог пошлёт. А, при Михаиле, только свобода слова, как бы нас только поимела, а мы и рады были. До хрипоты в горле, наоравшись свободными разными словами в очередях  за колбасой и водкой, совсем не боясь, что посадят. Зажав в обеих руках добытый дефицит над головой, и, с мясом вырванных пуговиц на затертой одежке, радостными вылезали из нее на свободу. И, такое наступало счастливое время, что свой кровный лимит на пару пузырей, отбил наконец-то у государства, и успешно смакуя каждую каплю дома на кухне в кромешной темноте и в гордом одиночестве, как лекарство не закусывая, чтобы  набраться нового терпения и вдохновения на следующий месяц,
КПССэсэсовцы, выкорчевали все виноградники, и настало такое жуткое время - хуже третьей мировой. Не выпить - не закусить! Как жить дальше? Идиотизм какой-то. Отнять у русского народа последнее, которое так всеми почиталось и хранилось по традиции веками, опять же не входило в понятия свободы. Что за свобода такая, где все запрещено? Приходилось переходить на своё производство запрещённой продукции. Вить километровые змеевики, выгоняя первач на свой страх и риск тысячами литров - насыщая тайный коммерческий рынок готовой продукцией, давая возможность народу опохмелиться после литрового месячного лимита. Наш народ не признавал непьющее руководство, а, значит - не одобрял.
Помню, когда исчезла «московская» водка за 2,87р. при Хрущёве, почему-то? За трёшку, можно было купить бутылочку, а на сдачу в 13 копеек, развесной кильки, которая сочеталась  куском чёрного хлеба, была отменной закуской. «Российскя» водка, появилась позже, но уже за 3,12р. Это на 25 копеек дороже! Какая прибыль? Умели раньше деньги делать, а, потом считать их, поглядывая на навар. И народу хорошо, и стране не в убыток. Дружно жили. Это запомнилось нашему поколению на всю оставшуюся жизнь, и мы должны гордиться за себя, пережив ту смутную эпоху прогнившего социалистического строя. А, пока мы живем и не вспоминаем свои пионерские галстуки и темные ночи у костра, под бдительным оком классного руководителя - эта наша, еще та жизнь.
 Принёс, как–то мой отец, бутылку «российской» домой, выпил хорошо и лёг спать. А, школа наша, через дорогу была и мы с другом, на большой перемене прибежали домой подкрепиться. Незнакомая, до селе «Российская», стоявшая на столе, привлекла наше внимание и любопытство, заставило попробовать на запах и на вкус эту необыкновенную водку с тремя конями на этикетке. Запах, таинственного напитка напоминал нам аромат шоколада, который и заставил нас попробовать выпить понемногу, не задумываясь о том, что нужно идти в школу на уроки и общаться с учителями. Так, первый раз в жизни, мы попробовали из любопытства, настоящей водки, пахнущую шоколадом. Потом, было все в приятном голубом тумане, а, точнее, в дурмане. На уроке химии, моего дружка потянуло на песни, и он запел:
 - Взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры дети рабочих - хотя Петя пионером не был. Класс замер, а, химичка, немолодая и незамужняя девственница, которая ростом была за два метра и, очень злющая. Сломав на Петиной  башке указку, схватила бедолагу мощной пятерней за шиворот и выбросила его из класса за дверь, поддав вдогонку мощный пинок под зад.   Униженный и оскорблённый, вылетевший Петя в коридор, столкнулся, нос - к носу с физруком - амбалом, который перетрахал весь учительствующий женский персонал школы, передав пьяного Петруху им на потеху заведя его за ухо в учительскую. Моя шкура почувствовав опасность сложившейся ситуации и улучшив момент, когда химичка, отвернувшись писала что - то на доске, я пулей вылетел из класса. Добежав до дома, я, в  огороде за сараем рыгал, до полного выворота кишок, обливаясь слезами и соплями. Так мы познали запретный плод, который стоил Петушку телесным наказанием, а, мне, тяжкие муки похмелья и вопросительные взгляды моих родителей. После чего, я долго не мог смотреть на эту гадость, которую так любит народ.
 Путевку в жизнь мне дала - сама жизнь. После окончания восьмого класса, родители решили разойтись. Отец, первоклассный столяр-кустарь, который имея свою столярку, где делал на заказ круглые, с точёными ножками, шикарные столы, на которые было много заказов. Продав очередной стол, он напивался прямо у магазина, матерясь, падая в очередную лужу или больно ударившись об деревянный тротуар головой, нанося себе непоправимые побои, и на всю улицу орал, что он - лётчик, парашютист, десантник и его фронтовика голыми руками не возьмёшь. Народ втихаря наблюдал за ним из дворов и окон, смеясь над его очередным выступлением.  Находился, сердобольный какой-нибудь человек и доводил его до дома, всячески успокаивая его.  Положа аккуратно его за воротами нашего двора, бесследно исчезал. Любили моего батю односельчане, потому, что были у него руки золотые, которыми он изготавливал всему посёлку: оконные рамы, филёнчатые двери, резные шифоньеры и комоды. Мебель украшалась распиленными надвое точенками и приклеенными  по бокам изделия. Мы с сестрой, загнанные в угол крутили ногами педаль вместо электромотора, приводя станок в действие, а отец создавал резную красоту острейшим резцом, выводя  всевозможные завитки и плавные точёные переходы узора. В столярке стоял ароматный запах древесины, и он пленил меня и заманивал. Когда отец уходил надолго на работу, я, без разрешения заходил в его волшебный цех и что-нибудь, мастерил, стараясь не затупить инструмент. Но, вместо шедевров, у меня получался невзрачная самоделка, и острейший отцовский инструмент: стамески, рубанки и ножовки, приходил в негодность.  Отец, хоть и ругался, но в душе радовался за меня, и после моего рукоделия, потом терпеливо затачивал затупленный инструмент заново. Это я позже понял, когда у самого появились дети. Когда родители разошлись, я пошел на производство, чтобы помогать, матери, которая работала на двух работах, чтобы ни в чем я не нуждался. Старшая сестра, училась в Иркутске на фельдшера и то же нуждалась в материальной поддержке. Мне, почти шестнадцать.  Был ростом высок и телом крепким, да и выглядел старше своих лет. Поэтому начальник склада готовой продукции принял нас с другом без слов и придирок без документов, как и всех работающих -  пьяниц и «бомжей».
 Работа не из лёгких. Нужно загружать обрезную доску по роликам, прикреплённых к дверям вагона товарного «пульмана», объёмом в 62куба, который мы загрузили только к вечеру. На второй вагон не было уже ни сил, ни желания. Измотанные физически, и душевно опустошённые мы не в состоянии были дойти пешком домой, и остались ночевать в подсобке, вместе с бездомными, пьяными и вонючими от пота «бичами». Постелив под бока тряпья, уставшие и голодные, мы замертво уснули на полу, не слыша галдёж пьяных грузчиков. Снов - ни мирных, ни кошмарных мы с другом в эту ночь не видели, но подняться без посторонней помощи мы не смогли. Болело все тело. Пошевелиться, не могли, давала о себе знать - резкая боль в растянутых мышцах, а, домой надо как-то добираться, и о работе мы больше не думали и не мечтали. Все мысли о доме, о еде, о полатях за печкой. После такой практики физического труда, которая научила надолго нас остерегаться ломовой работы и поставить жирный крест на самоуничтожение организма.  Но, самое главное мы усвоили, что такая титаническая работа стоит жалкие гроши, когда получив свой первый гонорар, я с огорчением пересчитал их. Возможно, руководство нас нагрело на деньги, как и многих, чувствуя свою безнаказанность и неуязвимость, принимая такой безропотный и беззащитный сброд. Отработав один день, который мне запомнился на всю жизнь, и  направил моё будущее в проходной фарватер, определив дальнейшую мою судьбу. Иной раз полезно учиться на горьких своих ошибках, но не всегда мы думаем об них.
Лето в самом разгаре. Оклемавшись и отдохнувши от того кошмара, тело плавно перешло в окрепшие мышцы и мускулы -  вновь требовало работы. Покрутившись по конторам, где нас с другом не принимали, мы случайно прочитали в газете объявление, о наборе на обучение  столяров – сборщиков на местную мебельную фабрику. Мне знакома такая работа и очень нравилась. Вроде бы судьба, пойти по стопам отца, да и профессия хорошая. На хлеб всегда заработаешь, и вкалывать сильно не придётся. Как раз по мне. С такими приподнятыми мыслями мы отправились на разведку в отдел кадров. Документов никаких, только метрики, да свидетельство восьмого класса на руках. Нас осмотрел сам начальник цеха, который по делам зашёл в контору. Он дал добро, и нас приняли в мебельный цех учениками. Работа очень нравилась нам,  собирать щитовую мебель, и было не слишком сложно собирать самостоятельно. По огромному цеху пахло ароматным запахом лака и опилок. Этот аромат я чувствую и помню до сих пор. Отработав  ровно месяц, нас вызывает к себе начальник цеха, который предложил в приказном порядке о сборах в подшефный колхоз на работу. Пришла на наш цех разнарядка, и чтобы не трогать классных столяров, вместо них решили послать нас на весь месяц, закрыть так, сказать брешь нашими телами. Работа очень почётная и очень ответственная, говорил он, накидывая очередную порцию лапши нам на уши. Не хотелось, конечно, ехать, но придётся - с начальством не спорят. Так, загремели мы с Петрухой в колхоз, знакомиться с навозом, и познать, как доят коров, дергая их за титьки, выдаивая  из них молоко. Интересно все это, но какую работу нам предложат? Но, шкурой чуяли оба, хорошую и денежную работу нам не дадут.
 Пришли в колхоз пешком за 2 километра к семи утра.  Режим тюремный.   Просто издевательство, какое-то над малолетками. Пока дойдёшь, сколько сил потеряешь? Встречали нас в правлении все собравшиеся колхозники, с любопытством изучая нас, что за фрукты – овощи к ним направили?
 - Работать будете под моим руководством, - сказал угрюмый бородатый мужик, похожий на кулака деревенского. Мы, сразу почувствовали себя батраками - бесправными и убогими. От такого, хорошей и денежной работы ждать не придётся. И, точно. Отправляет нас, чтобы все слышали, чистить силосную яму. Народ зашумел, весело так, что было понятно без слов – денежной работы не будет. Получив на складе вилы и ориентируясь на местности, где находится яма, поплелись неохотно, переживая за свою горькую долю.  Неожиданно у этой ямы, в нос ударил смердящий трупный запах, от которого перехватило дыхание и брызнули слезы. Мы, бросились назад, отбегая подальше от зловония, и не понимали, смотря друг на друга вопросительными взглядами, куда это нас отправили? Краем уха уловил смешки, за  забором, чувствуя, что за нами наблюдают.  Моргнув Петру, кивком дал понять, что над нами издеваются и проверяют нашу реакцию на первое знакомство с «ароматом» перепревшего силоса. Конечно, после такой газовой атаки, речи не могло быть, чтобы в таких условиях работать и я, чтобы слышали все за забором, послал подальше бригадира, вместе с его вонючей ямой. Воткнув вилы в землю, зашли в сельпо купить, что-нибудь попить. Во рту все пересохло, и в такую жару не было большого желания выходить на трудовые подвиги. Конечно, мы получили от бригадира по полной, за отказ и обсуждение его приказа, но, главное, мы не копались в протухшем дерме. Конечно, понимали, что бугор отыграется на нашей шкуре потом. Но как? - не представляли. После полученного втыка, нас отправили на ТОК шурудить зерно, перекидывая из кучи на другую кучу. Одним словом - проветривать. Во время обеда из рогаток стреляли по воробьям, оттачивая меткость на поражение. Их было так много, что, не целясь, можно было подбить любого из огромной стаи. Оставшееся время уделяли дремоте, после обеда, который приносили с собой в авоськах.
  Все выяснилось с зарплатой тогда, когда мы пошли получать расчёт за проработанный нами, полный месяц. Напротив наших фамилий в расчётной ведомости, сумма была фантастическая! Просто, мы как бы потеряли дар речи, увидев весь этот бред. За месяц, мы с Петрухой заработали ровно по рублю и ни копейки больше.  Пошли разбираться, на что нам в бухгалтерии вежливо так объяснили, почему  так мало. Оказалось, наш «кулак – бригадир», составил акт о том, что мы повыбивали на ТОКу все стекла, которых со времен царя Гороха не было и наши кровные пошли на остекление окон, взамен выбитых. Доказывать что–либо в этой колхозной дыре, мы не стали, собрали свои пожитки, злыми и униженные отправились восвояси. Отпахав срок нашей каторги - от звонка до звонка, мы, не получили из принципа свои жалкие рубли.  Пусть подавятся!
Впервые столкнувшись с наглой несправед- ливостью, мы усвоили главное правило.  Не верить никому больше на слово!  Но, обида и чувство мести распирали наше самолюбие, и  мы с Петрухой решили отомстить нашему обидчику по полной программе, которая ему была уготовлена. Решили, столкнуть его «УАЗик», стоявший напротив его двора и утопить в колхозном пруду. Преподать этому гаду урок на будущее, чтобы был наказан  по справедливости.
  Удовлетворённые, мы представляли, как мучается от горя и бешенства бригадир, вырывая из бороды и на голове волосы, что нашему  удовлетворению не было конца. Таким способом  мы свершили возмездие, над несправедливостью и удовлетворенные спали на сеновале до обеда, освобожденные от рабства.  Если бы нас поймали, то все равно не посадили бы -  малолетки. Второй раз нам с Петрухой не повезло с этими заработками. Просто какой–то «оберег» невидимый на шее от денег у нас повешен. Может, ещё нам рано начинать бурную трудовую деятельность, не совсем еще оперившимся птенцам?
 Третьей попыткой устроиться в этой стремительной жизненной толкучке, предстояло в медучилище, в которое мы приехали с Петрухой, потому, что выбора у нас никакого не было, а туда, мальчиков принимали даже с плохими оценками на экзаменах. Нас это устраивало. После «колхозной характеристики», сделанной кулацкой мордой, нас выперли из столяров безжалостно навсегда, сказав, что не оправдали мы их надежд. Но, нам почему-то показалось, это было специально устроено, на время отработки в колхозе, а мы, были козлами отпущения. Вот она, - мафия семидесятых!
 Просидев на экзаменах, мы кое-как, сдали свои работы. Честно говоря - мы были случайными абитуриентами, залетевших на «огонёк» попытать мимолётное счастье, надеясь только на авось. Но, нас почему-то приняли. Наверное, потому, что из всех студентов нас было двое мальчиков в группе девочек. Возможно в нас увидев будущих Пироговых и Склифосовских,  приняли со всеми потрохами. Делать нечего, надо начинать учиться по всем наукам, которые наполнят наши головы специальными знаниями, чтобы мы лечили людей и были бы полезные обществу. Устроились в общежитии,  потому, что дом был далеко, а мы приехали в районный город Тайшет. Но, все бы ничего было с теоретической точки зрения, а, вот когда начались практические уроки в морге, где резали «жмуриков» и показывали органы в живую, у нас кружилась голова, и хотелось убежать подальше из этого страшного и вонючего заведения.
Один такой случай, произошёл в морге, когда я поставил, наконец, на это учение - крест. Патологоанатом, резавший огромную бабу - утопленницу, которая лежала голая на столе, раздутая до фантастических размеров, вдобавок разившая за километр, трупным запахом. В наших мозгах нашлись ещё умные извилины, которые напомнили нам о том, что с этим запахом мы будем идти в ногу по жизни друг за другом неразлучно. Последней каплей стала брызнувшая вонючая струя от скальпеля пьяного врача, который болтая разную чепуху, показывал перед нами свои знания и способности, приучал смотреть на жизнь в реалиях, а не на страницах книжной теории.  Эта струйка, розовато - жёлтого оттенка, проделав определённую траекторию, прилетела мне прямо в лицо и я, почувствовал настоящее прикосновение самой смерти, от которой никогда не отмыться. Выбежав из морга на улицу, я, смывал со своего лица вонючий плевок в дорожной луже, который казался мне, отравит меня, до самых костей, и что  дни мои уже сочтены. 
Петруха, как настоящий друг не оставил меня одного в беде, и в знак солидарности тоже забрал свои документы. Жалко конечно, что с девчонками пришлось расставаться, уж больно хорошеньких было много. Но, и это пришлось пережить. Теперь, впереди открываются новые дороги и пути, которые ведут - в никуда. Теперь почесать свой затылок придётся не один день, чтобы решить проблему, своих забот об обустройстве, своего бытия, и на каком производстве? Куда пойти? Кто даст совет, когда в кармане нет ни рубля, а лишь одни проблемы с ними? С тяжёлыми мыслями бродили мы с Петрухой  по малознакомому городу, ища выход из создавшегося положения. Изучали на стенах, и столбах, обклеенные объявления, от которых толку было мало - все не для нас.  Была уже осень в ту пору и на улице мы основательно подмёрзли. Погреться, влезли в городской автобус, который и привёз нас к началу нашей начинающей, можно так сказать - светлой жизни. Она начнётся, прямо за этим забором грузопассажирского предприятия, которое, нас примет, как родных к себе на трёхмесячные  курсы водителей при АТП и устроит слесарями, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Как сейчас помню, получали стипендию - сорок семь рублей в месяц, да плюс зарплата слесаря. Очень хорошо устроились. О таком счастье даже и не мечтали.
 Общежития не было, и нам, в конце сентября, пришлось снять у одной бабули два места на сеновале, временное пристанище до холодов, подыскивая по ходу к зиме, более тёплое убежище.  Учились с большой охотой и интересом, изучали все наизусть. Материальную часть обязательно, но особенно зубрили правила дорожного движения. На уроках старались немного отогреться и подремать, так, как на сеновале приходилось плохо спать, потому, что подмерзали под разным - накиданным бабкой тряпьём. Плохо было нам в ту пору.
  Напротив бабусиного дома, местные пацаны,  решили сделать качели, насмотревшись по  телевизору, как подготавливают наших космонавтов, и тоже захотелось вертеть «солнце», как наши герои космоса. На скорую руку, примитивным методом, тут же были  сделаны качели, на которых и пытались крутить это упражнение, вставив свои ноги в прибитые  гвоздями страховочные ремни, на которые не ставилось никакой гарантии. Самое главное нужно было видеть, как бесстрашно крутило «солнце» на этом примитивном снаряде наше глупое, но бесстрашное детство. Мне, захотелось тоже поднять свой имидж среди незнакомых местных хулиганов. Войти в доверие к уличной шпане, чтобы таким авторитетным способом, узнавали меня и поздними вечерами не ловили по всей улице, и не били бы мою физиономию. А, это было очень больно, каждый вечер быть подловленным в тёмном переулке и крепко побитым местными хулиганами.
 На четвёртом круге, ремни на моих ногах вырвались из гвоздей и я, улетел метра за четыре от старта, грохнувшись правым плечом об землю, и коснулся ласково своим  черепком, стряхнув мозги, которые и выключили меня на определённое время.
  Мне, сильно повезло, что я, воткнулся плечом в мороженую землю, иначе был бы мне полный  «каюк». В одинокую, холодную палату, меня забросили санитары, как убившуюся личность, чтобы на всякий случай не прокис, если издохнет.
Понравиться девчонкам -  практиканткам, я не мог из-за разбитой и опухшей своей морды, зато мою попу, они узнавали быстрее, и им больше нравилось она, чтобы пороть ее, безжалостно, практикуясь на ней с уколами. Болевыми уколами пичкали мою плоть, невзирая на знакомство - каждый день, и по три раза. Главным преимуществом в больничке, был у меня режим питания, который мне здесь очень понравился. Чем я питался до больницы? Чай - булочка - чай. Все!  За время моего пребывания в реанимации, я, стал чувствовать зверский  аппетит и быстро пошёл на поправку. Невозможно забыть один случай, который произошёл в нашей палате с «зэком», которого почему-то определили к нам, под охраной с конвоиром. Наверное, «закосил» с какой-то болезнью и его направили на обследование. Вообще, город Тайшет славится пересыльной тюрьмой, которая находилась напротив нашей автобазы, через дорогу. Да, и больница рядом, все начальство между собой, - братья. В первый день, зеку делала уколы пожилая медсестра, На другой день поручили молоденьким  практиканткам, Зашла одна девчушка, худенькая, невзрачная такая, сделать укол зэку в ягодицу. Он, как будто только этого и ждал, чтобы  похохмить.
 -  Больной,  Петров, приготовиться к уколу, войдя в палату - попросила практикантка. А, «зек», на глазах у всех с ходу снимает штаны до колена, обнажая своё позорное хозяйство. У девчонки глаза навыворот, щеки в краску, а, «зек» лёг на кровать, жопу к верху.   Готов, мол - давно жду. Бедная девчонка, впервые столкнувшаяся с такой наглой откровенностью, зажмурив глаза, втыкает с ненавистью в ягодицу, наполненный лекарством шприц этому наглому и отвратительному пациенту. Но, ввести лекарство она так и не успела. «Зек», почувствовав нестерпимую боль от откровенного укола, находясь в неприличной позе, при этом, подкопив аммиачных газов в своей утробе нужное количество, сильно поднатужась, что есть мочи,  перданул на всю палату. Казалось, этот вонючий выхлоп пролетел по нашим щёкам, оставив след неприятного запаха на наших лицах. Этой дикой выходкой он, до глубины души опозорив, обомлевшую практикантку. Бедная девчушка, оставив наполненный шприц в заднице беспардонного негодяя, униженная и навечно опозоренная, выбежала прочь из палаты, возможно навсегда, оставив другим эту профессию. Под дружный хохот палаты, вошёл главврач, посмотрел на этого «хохмача» и спокойно, сказал:
 - Вон! Пошли оба, – и, жестом руки  показал на дверь этому «юмористу», вместе с конвоиром.          
Конец этому «курорту», пришлось себе сделать добровольно. Поспешно, прихватил, нелегально свои вещички, я, вынужден был сбежать из больнички, хотя врач категорически был против такого решения. Поводом, поступили надвигающиеся с понедельника в автошколе экзамены, которые я не мог пропустить. Молодой. Не думал о последствиях, которые могли обернуться плачевным для меня исходом. Но все обошлось. Я, сдал экзамены на отлично - сделав, себе этим  подарок на свой день рождения, в холодном декабре. Было очень холодно и мела по дороге метель. Нас, насажали в открытый кузов грузовика и по одному, капитан – гаишник,  приглашал в кабину на вождение. Получив права, мы с друзьями «обмыть»  решили их, в городской «забегаловке». Там народ всегда распивал спиртные напитки, и нам было там, как бы проще, в обыденной обстановке. Так, в один день мы стали профессионалами и очень гордились этим. Теперь перед нами откроются все пути – дороги, не то, что раньше на подхвате работать. Профессионал. - Это звучит. Подправив в метриках одну «циферку», я, в семнадцать лет сдал на права и стал рулить машину, которую мне выделило родное предприятие, на котором я отрабатывал до самого призыва в Армию. Когда мне исполнилось полных восемнадцать лет, я, рассказал ребятам о своей тайне, успев, проработать семь месяцев  малолеткой. Позднее, узнал и директор, но делать ничего не стал со мной, а только посмеялся и похвалил меня за упорство к достижению своей цели. Много ещё предстоит мне познать в жизни. И, эта профессия, с которой мне предстоит пройти по жизни, зарабатывая свой не лёгкий хлеб. Было много курьёзных и смешных историй, которые помнятся до сих пор.
Один такой случай произошёл со мной зимой. Вызывает начальник колонны и просит подменить одного шофёра, который просится в отгулы. А, что скажешь поперёк начальству? Машина моя в ремонте, вот и впрягли меня на подмену. Про этого мужика ходили анекдоты среди нашего коллектива. Говорили, что на День Победы, выдавал себя за фронтовика, нацепив медали, взятые за бутылку у настоящего Героя, который спился окончательно. Получал грамоты разные, подарки, сидел в президиумах и т. д. Короче, раскусили его не сразу.  Хитрый, как лис и  жадный куркуль.  Морда, от оспы вся в шрамах, за версту несло навозом, а, изо рта всегда пахло чесноком. У него был бык производитель - Мишка, с которым он ходил  по  дворам, «огуливая» коров и телок. Каждый Мишкин «заскок» на корову стоил пять рублей. Если бы не садили  за тунеядство в то время, он бы давно бросил свою работу и стал с Мишкой миллионером. Бык давал ему такие доходы за день, которые нам и не снились. Он, когда приходил из отгулов, всегда говорил, самодовольно хлопая своей рукой - «загребалой» по карману.               
- Капиталу теперь у меня много! А, когда денег нет, плаксиво жаловался, что у него кризис в карманах. Так и прозвали его - Кризис.   Один раз после очередной «шабашки», раскрутили его мужики по полной программе. Выпивая после работы за машинами, заманили стаканом водки Кризиса, который любитель был халявки. А, когда пьянел, становился добрым и душевным человеком, с которым можно было бы и дружить.
Все деньги, заработанные Мишкиными  трудами, пропивались, а, Кризиса в «умет» пьяного увозили домой.  Это, как Киса Воробьянинов в ресторане гулял - копия наш герой. А, утром на всех злой, ни с кем не здороваясь, и не разговаривая, зная, что его раскрутили Тенью уходил с глаз долой, стараясь не попадаться никому. Стыдно за себя и обидно за Мишку. А, на очередном «застолье», всем жаловался, что с ним нехорошо тогда поступили. С хрипотцой в голосе говорил.
 - Мишка еб - еб два дня, капиталл делал, а, я за два часа с вами проеб. И плакать начинал, проклиная всех с кем пил, а,  с кем,  не помнил? Так вот, мне предстояло принимать у него машину и работать два дня, зная, что у этого вонючего «производственника» самая добитая машина, от которой все на дороге шарахались. Были случаи, когда на ходу отваливались рулевые тяги и открученные колеса, выскакивали на «встречку». Вышел я, «обрадованный» от начальника колонны принимать легендарный аппарат, в надежде, что линейный механик не выпустит из-за неисправностей.
   - Не сцы, я семнадцать лет без тормозов езжу! Стал успокаивать меня Кризис. Ты главное скоростями тормози, это всегда применялось и  на перекрестках не гони!  Инструктировал меня мой зловонный наставник.
 - Если что, знаешь, где я живу, дашь  знать, понял? Давай выручай, у меня будет много капиталу, потом сочтёмся, и ушёл, оставив меня у своей машины, как у разбитого корыта. Пришлось смириться, и я, влез в кабину посмотреть на пульты управления и ознакомиться. Машина, «Урал–Зис»-353 - трехтонка. Кабина деревянная, рассохшаяся и скрипучая, производит неприятное ощущение телеги. Грязь на полу комьями. На месте ключа зажигания, на резинке висел большой расплющенный гвоздь. Пахло навозом в кабине, даже  сидеть не хотелось в этом аппарате, не то, чтоб работать.  Отправили на городской элеватор, наверное, возить муку по городу? Так думал  я, но крупно просчитался. Наоборот, из города за сорок километров, из какой – то деревни, где я ни разу не был, в сорокаградусный мороз, через какой–то там высоченный горный хребет надо привезти машину зерна. Как будто специально меня ждали, чтобы я выручил «блокадный» город зерном! И смех, и ужас! Я, взмолился, чуть не упав на колени перед директором элеватора. Мол, папа не губи! Машина хлам, тормозов нет, и что гружёный я на ней убьюсь. А, ему то что? Автобаза по заявке выделила машину, и будьте любезны выполнять. Боже мой! Какое горе выпало на мою голову? Проклиная Кризиса и все на свете, я, отправился в неведомую морозную даль, искать на свою жопу приключений. С горем пополам, без печки в кабине я добрался до этой деревни, чудом уцелевший.
 Продрогший и сильно перепуганный, я твердо понял, что гружёный зерном, я точно, где-нибудь, уложу машину.  Впал, буд-то  в  «кому». Сижу в весовой час, сижу другой. Бригадир  деревенский меня спрашивает, что сидишь, не едешь, мол? А, что я ему отвечу? Ладно, делать нечего, никто за тебя не повезёт этот воз - надо ехать. Не ночевать же здесь? И я поехал.  В замёрзшем стекле, узкая щёлочка, как в танке амбразура, устал протирать рукавицей.  Худо – бедно, на подъем горы я поднялся, но при спуске, машину понесло вниз, как на лыжах. Хоть и на пониженной скорости, а, что толку? Колеса прокрутились в обратную сторону, и машина полетела неуправляемая на вираже, под откос. Лежу, с пробитой башкой, не соображая ничего. Вытащили меня и машину на дорогу проезжавшие мимо коллеги. Три тонны зерна, рассыпалось в снег, мыслей никаких нет. Что делать? Ведром, вперемешку со снегом, собирал я аварийное зерно часа два. Позже, на весовой элеватора, мне сказали, что не хватает всего сто семьдесят килограмм. Сгрузив в сушилку зерно, я, счастливый, живой и радостный поехал на автобазу, в надежде, что завтра отправят в другое место.
  Но, не тут-то было. - На элеватор. Попробовал диспетчеру нарисовать ситуацию, даже слушать не стала. Во мне все кипит, злой как собака, еду за зерном в деревню. Подымаясь на гору, вспоминаю мою вчерашнюю трагедию. Все тело болит, руки не поднять от погрузки ведёрком без привычки. Нет, думаю, в деревню я не поеду, а спущу, это вонючее корыто со скалы насовсем, чтобы на обратном пути, во второй раз не убиться.
Домой, с нескрываемой радостью и тревогой я ехал на попутной машине, наслаждаясь теплом и уютом. Таким образом, я, отделался от этой обузы, временно предоставив Кризису внеочередные долгие прогулки с Мишкой по деревне. Было расследование с милицией. Меня допрашивал следователь. А, я прямо говорил ему, что машину понесло, тормозов нет, я дверкой - хлоп, и привет автобазе. Железа на Урале много, на одну больше сделают