Антоновка. Часть 5

Часть 5

Бережно пристроив всю, переполненную яблоками, тару рядом с тщательно упакованными саженцами, я закрыл машину, отсчитал деньги и вернулся в палисадник к поджидающей меня Серафиме Антоновне.
-- Вот, держите. Килограмм пятьдесят точно набрали.
-- Каких пятьдесят? Сорок, не больше!
Она отпрянула, не желая брать столько денег.
-- Я сказал - пятьдесят! А то сейчас перевешивать всё будем, на безмене.
Она сдалась, легко и добродушно. Пожилому человеку деньги никогда не лишни, главное,  не обидеть его этими деньгами. По-старчески быстро перегнув вчетверо бумажки, Антоновна тут же засунула их поглубже в карман куртки. Я нерешительно сжимал в руках ещё одну пятисотку.
-- Серафима Антоновна, Вы в церковь ходите?
-- А как же? Каждый выходной до Матвеевки на автобусе. У нас одна церковь, на всю округу, прямо у трассы. Антошу своего помянуть, о здравии бумажки подать.
Я смело протянул купюру.
-- Помолитесь за меня... И мужу вашему, за упокой... За яблоки ему спасибо... Дай Бог Царствия Небесного. И Вам здоровья до ста лет... Я антоновку эту целый год искал. Она мне во сне снилась. Верите?
Антоновна взяла из моих рук бумажку, долго и серьёзно посмотрела в глаза, потом опять на деньги.
-- Да, милок, видать, потрепала тебя жизнь.
-- Да, всё было, что уж...
Пряча деньги в карман, она очень серьёзно кивнула головой, но кончики платка над туго обтянутым лбом кивнули мне, словно забавные заячьи уши.
-- Помолюсь. Всё, как надо сделаю... Приятно Антоше будет, что добрым словом его поминают. И тебя о здравии запишу... Добрый ты человек. Видать, помучился добротой то своей?
Я только кивнул в ответ, не зная, что ответить на простые, мудрые слова старого человека, повидавшего в жизни намного больше, чем я.
-- Вот что, милок... Пойдём-ка, я щец тебе налью, с утра только сварила. Посидим, чайку попьём, а? У меня пряники есть, или, хочешь, с вареньем...
Слова упали в сердце чем-то, дано забытым, настоящим, материнским, даже больше, чем материнским, той самой, идущей из глубины души, искренней и кристально чистой женской заботой.
-- Ох, спасибо! Щец с удовольствием съем!
Она расцвела, заулыбалась, засияла смуглыми морщиками, словно яркие шапки георгинов, стоящих вокруг нас разноцветной стеной.

-- Проходи, вот сюда... Да не разувайся!

Я прошёл под свисающими тёмными гроздями винограда, с неожиданным волнением переступил порог яркого, бело-голубого дома. Самый обычный деревенский дом, просторная кухня с газовой плитой, холодильником, шкафами и современным  котлом в уголочке. Застеклённая белая дверь, за ней просторный зал, стол, телевизор, ещё две двери в другие комнаты. Сразу бросилось в глаза обилие украшений и вышивки буквально везде, куда падал взгляд. Все кухонные полотенца на крючках из сучков, непременно с кисточками и цветочками, на холодильнике аппликация в виде красочного подсолнуха, над столом огромный, вышитый крестиком, натюрморт, рядом забавные панно из кудрявой бересты и ещё так много интересного и забавного, что разбегались глаза. От всего веяло теплотой, заботой, бьющей через край любовью. Нет, впечатления не обманулись, дом изнутри оказался таким же красивым и радостным, как и всё, что окружало его снаружи.

Заметив моё восхищённое удивление, Антоновна обвела жилище гордым, хозяйским взглядом.
-- Тамара с Настей стараются. Мы, как три бабы, соберёмся, так все дела коту под хвост, давай красоту наводить... Братьёв заводит, как приедут, кто красивей сделает... Внуки, вон как забор раскрасили, вчетвером, за один день! Томка так завела, подарков накупила, конкурс устроила. Ой, смеху было!
-- А вышивает кто?
-- Да все мы. Тамара, Настя, я, когда помоложе была... Сейчас уж пальцы не те. Глаза не видят... Тамара от бабушки, мамы моей, переняла. Та до самой смерти с пяльцами сидела, и Томка, маленькая была, взяла иголку и давай за бабушкой. Сама всему научилась.

Серафима Антоновна проводила меня через кухню в зал, усадила на диван и заторопилась обратно, накрывать на стол. Внимание сразу привлекла стена между окнами, как и во многих деревенских домах, сплошь увешанная самыми разными фотографиями, большими и маленькими, в рамочках и без рамочек. Мужчины и женщины, взрослые и дети,  мальчики и девочки, большие и не очень. Взгляд заскользил по совершенно незнакомым лицам. Впрочем, если внимательно посмотреть, кое-что уже можно понять. Вот три почти одинаковых больших фото сверху в ряд, на самом видном месте. Такие давным-давно делали в фотостудиях - приглушённо-цветные портреты в темном овале на выпуклом лакированном картоне. На двух похожие друг на друга щекастые мальчики, на третьем - девочка. Всем лет по шесть-семь. Наверняка, это - та самая Томочка, о которой Антоновна говорит с такой любовью и лаской. Худенькая, невероятно серьёзная, темноглазая девчушка с белыми бантиками в зачёсанных назад тёмных волосах, совсем не похожая на своих упитанных, светловолосых братьев. Вот ниже маленькая фотография самой Антоновны, по всей видимости, для паспорта. Ещё молодая, красивая, худощавая, темноволосая. Да, дочь очень похожа на неё. А мальчики похожи на мужчину, чьё небольшое фото приколото рядом с Антоновной.  Это, наверняка, сам Антон, крупный, круглолицый, сильный, настоящий мужчина с очень добрыми и пронзительными глазами. Вот они же на чёрной и голой весенней земле возле двух молоденьких яблонь, подвязанных к высоким колам. Что-то шевельнулось в сердце. Господи, это же те самые яблони, с которых мы только что собирали яблоки. Это, кажется, их серебряная свадьба, двадцать пять лет совместной жизни. Оба ещё совсем нестарые, весёлые, радостно и беспечно улыбающиеся. Вспомнилась вдруг собственная серебряная свадьба, безликий зал фешенебельного ресторана, фальшь, никому не нужная показуха, самый последний пир во время давно всё убившей, безумно-истерической чумы. Последняя капля, разбившая, наконец, тяжёлый и мучительный камень всех наших долгих семейных уз.

Вошла Антоновна, пригласила к столу. Увидев, что я рассматриваю фотографии, тут же забыла обо всём и начала, по-старчески, подробный рассказ - это муж, дети, невестки, внучка, внуки, жены внуков, правнук. Вот он, славный карапуз на руках счастливой прабабушки в окружении целой толпы родных людей. Антоновна, в основном, тыкала пальцем в это цветное фото, скорее всего, самое новое и самое последнее.
-- Вот это старший сын, невестка, младший сын, это младший сын старшего, это старший... Это вот Тамара с Настенькой...
Опять ёкнуло сердце, когда я глянул на неё, уже взрослую. Очень умная, стройная женщина, на вид лет сорока, не больше. Рядом симпатичная девушка, курносая, улыбчивая. Улыбкой очень похожа на бабушку. Большего в тесной толпе на небольшом фото не разглядеть. Среди перечисления многочисленных родственников я вдруг поймал себя на мысли, что ни разу не упоминался муж этой самой Томочки. Да,  ни разу и нигде, ни в одном разговоре за всё время нашего недолгого знакомства. Ну и что? Ну, не упоминался. Мне то что от этого? Был он или не был - меня это не должно волновать, это их жизнь, я в ней только случайный гость.

Наконец, слегка устав говорить, Антоновна усадила случайного гостя  за стол, подвинув полную тарелку пахучих, золотистых щей с огромным куском душистой телятины.
-- Ешь, давай. Заболтала я тебя, щи уж простыли.


========================================
Часть 6: http://www.proza.ru/2014/07/21/1106


Рецензии
Ёкнуло что-то.
К чему бы это?
К началу нового? Или к возвращению туда, где сердцу было хорошо?

Джулия Лу   12.08.2014 00:53     Заявить о нарушении
Вот тут подправь, пожалуйста.
"Очень умная, не толстая, стройная женщина"
Как-то "не толстая" и " стройная" в кашу-кашную превратили всё.

Джулия Лу   12.08.2014 00:53   Заявить о нарушении
Ну, можно быть нетолстой и при этом совсем и нестройной :))) Хотя, действительно, фразу лучше переделать. Я подумаю.

Элем Миллер   12.08.2014 09:38   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.