Любовь-морковь

Любовь - морковь
 В нашей части служил прапорщик Князев, высокий с длинными тараканьими усами, как тот, поручик Ржевский. Только он был совсем не красавец, но выправка настоящего служаки:  и походка, и осанка говорили за него все. – Это тот человек, который любил службу и очень гордился ею.  Любил смотреть на всех свысока, гордо задрав голову, и ходил важной походкой петуха.
  – Орлы! Так любил называть он нас, питая к нам отцовскую заботу. Помогал, если надо и советом, и делом. Заведовал он в штабе секретной комнатой, и приходящую информацию непосредственно лично отдавал в руки командиру, с которым имел почти товарищеские отношения. Утром офицеры играли в футбол, а, они садились за стол играть в шахматы, это и сблизило, наверное, их. Когда появилась должность секретаря - машинистки, то он, устроил свою единственную дочь, можно сказать - по блату. Когда знакомились с ней перед строем в первый день ее работы, то все были приятно удивлены и старались привлечь к себе ее особое внимание. Солдатики стали более поаккуратнее себя вести, и опрятней стали выглядеть, благодаря, этой молодой девушки. Все мечтали поближе с ней познакомиться и ждать безответной любви. Одному мне по службе удалось чаще встречаться с ней в штабе, где я писал плакаты, выстраивал разные схемы, и она заходила в тех класс ко мне в гости поболтать. Звали ее Люда, обычная двадцатилетняя девушка, и была не красавица, но как человек, очень общительная и сильно обидчивая. Училась заочно в юридическом институте в Красноярске  и была очень начитанной, порядочной дамочкой. Таких, благородных девиц, как она, я на гражданке почему - то  не встречал. Придёт, бывало ко мне в класс пообщаться - заведём какую-нибудь тему с ней, а, я, что ни слово - мат, сам того не замечая. Она посидит из скромности немного и уходит обиженной. Я, в недоумении - что такое с ней? Потом она стала воспитанием моим заниматься,  да и мне пришлось следить при разговорах за своей речью. Так, незаметно мы привязались друг к другу и оба при разлуке немного тосковали, ждали с нетерпением новую рабочую неделю. Папаша ее смекнул сразу про наши отношения и был очень даже не против того, что мы не ровно дышим. Случалось, когда он заступал на дежурство, приносил мне гостинца от Люды - домашние пирожки и сладости, которые я с неудобством принимал. Стал я,  как бы заочным зятем, о котором стали заботиться, и вроде как бы я автоматически был не против, такого щекотливого дела. Молчание - знак согласия. Но, с другой стороны, меня,  никто и не спрашивал, и я не давал никаких обязательств.  Время покажет.
  Однажды произошёл мало приятный случай, который стоил мне не малых потерь из моих дембельских сувениров, которые я изготавливал сам в свободное время. Наши чемоданы, в каптёрке однажды «тряханул» Поляк, в тихую проверил содержимое  в них. Конечно, он знал, что у кого находится в них, и мой альбом пролистал и перечитал все цитаты из него. Вроде, как: - «Трудно ничего не делать, но мы не боимся трудностей»! Ох, он и завёлся на утреннем построении, тогда и решил перед солдатами разнести меня, задать воспитательную мне взбучку, чтобы все знали впредь - командир взвода, т. е. он, не сидит, а работает и знает обо всем, чем занимается его взвод, и каждый солдат.
 -  Вот  ваш командир, показывает вам пример не достойный его погон. Это он про меня.
– У него под капотом двигателя, птичка свила гнездо, а, это значит, он не смотрит за своей техникой и не следит за ее боеготовностью. Позор! Ходил на раскоряку перед строем и читал мне нотацию, выпендриваясь перед солдатами. Машины полгода стоят в укрытиях на колодках  до очередного учения и особого наблюдения не требовали. Просто придёшь, залезешь в кабину, поздороваешься с ней, поговоришь о своём житье, и вроде бы легче становиться на душе. Поэтому я знал про гнездо трясогуски конечно, но не разорять же? Так и ответил ему при всех. На что он никак не отреагировал, но при удобном случае отыграется. И, вот, пожалуйста, случай подвернулся. Вызывает меня полковник к себе в кабинет, и вижу там Поляка, важно рассевшегося на диване, ехидно ухмыляясь с любопытством, смотрел на меня, с нетерпением ожидая мою реакцию на вопрос шефа. А, он того стоил, чтобы попортить мне настроение и впасть в тоску. В общем, по наводке Поляка, который рассказал ему, что у меня имеются сувениры. Командир попросил принести и показать их, а, потом он объяснит свою, столь необычную просьбу. Пришлось смиренно идти за поделками. Аккуратно выложил на стол блестящие, на солнечном свете макеты стартовой ракетной установки и самолёта «Фантом», и в расстройстве присел на диван,  презренно посмотрел в глаза прапорщику. Как же я его возненавидел!? Он, самодовольно улыбался, покачивая ногу на колене, и его вид говорил сам за себя, что он отыгрался, поймав меня за живое. Конечно, любой бы так болезненно отреагировал, потому, что проделать эту колоссальную и ювелирную работу надо не один день. Потом же, вкладываешь в неё свою душу, проявляешь терпение, и  только потом рождается непредсказуемый и неповторимый шедевр твоего мастерства. И, вдруг,  почему - то, у меня всю эту красоту хотят выпросить, уговаривают отдать, а, проще хотят отобрать. И, просят просто ради приличия, а на самом деле все давно решено. Шеф собрал консилиум из офицеров, чтобы решить, какой выбрать подарок?   Решили оба подарить. Я, им объясняю, что самолёт американский, «Фантом» мол, не прилично получится перед дивизией. Какой там уговор?! Главное подарить, а дарёному коню в зубы не смотрят. Одного знатного генерала в дивизии, провожают на пенсию из Армии и от каждой части должен подарок памятный ему преподнести. Так, вкратце мне объяснил шеф. Конечно, он заметил моё сожаление о потере моих работ, но заверил, что у меня появиться возможность сделать новые сувениры не по вечерам, а легально в рабочие часы, используя токарный станок. А, прапорщик Поляк снабдит меня всеми необходимыми материалами, которые я ему закажу. Такой оборот дела меня вполне устроил и обрадовал, т. к. те работы я делал вручную, а здесь токарный станок и сверлильный - плюс то, что прапорщик у меня, на побегушках оказался. На прощанье, командир крепко пожал мне руку и при всех поблагодарил за то, что выручил нашу часть.  Поляк не ожидал такого оборота дел и хотел возразить шефу, но тот пошевелил ему усами. - Не рыпайся! Пришлось ему, переписывать мой заказ на расходные материалы в свой замусоленный блокнот и отпустить на целый день в воскресенье в увольнительную, где я должен повидаться с Людмилой у неё дома. В этот день она отмечала свой день рождения и хотела, чтобы я пришёл и был рядом. Отец ее, шепнул командиру и увольнительная у меня в кармане. Одним словом, - все складывалось отлично!  Отец и мать Людмилы встретили меня очень приветливо, как родного. Вроде бы неудобно и неловко как - то, даже не знал как вести себя, но вида не показывал.  Подарил ей купленные в киоске хризантемы на деньги, собранные ребятами, которые пожелали мне удачи и, немножко, наверное,  завидовали мне.  После застолья, мы пошли погулять по парку, подышать воздухом и полюбоваться осенним пейзажем золотой осени. Говорили ни о чем, просто, взявшись за руки, шли и думали каждый о своих мечтаниях, о своих чувствах друг к другу. Мне, казалось, что все будет замечательно, что меня здесь уважают и все такое. Наверное, хватило у меня ума,  чтобы ни остаться на сверхсрочную службу. Позже, когда уезжал домой, пообещал Людмиле приехать, как только повидаю свою маму. Но, не суждено, наверное, было сбыться нашим мечтам. Родная сторона крепко осадила мою прыть. И, я остался. Пусть простит меня моя армейская любовь за робкие поцелуи, вздохи при Луне. Наверное, запах родного дома и обжитые места не позволили долго делать выбор в определении дальнейшей жизни.