Два салата и коньяк

(из сборника "Ты больше не моя женщина")


Он позвонил  мне в пятницу  и пригласил на лекцию о музыке.  До этого мы не созванивались, наверное, полгода, или еще того больше.  У каждого из нас уже давно  была своя собственная жизнь.  Иногда я читал о нем в какой-нибудь газете. Геннадия Нарышникова  называли надеждой  современной инструментальной музыки,  восхищенно писали  о его редком таланте, делали репортажи о его группе. Я был рад, что у него все сложилось. Один раз я был  в клубе на концерте его группы.  Ребята играли самозабвенно,  ярко, празднично. После концерта Геннадия ждали журналисты. Взять очередное интервью. Он попросил меня подождать, но я сослался на дела, думая, что он предложил мне остаться только из вежливости, в память об институтской дружбе.
- Ну, вообщем, в воскресенье…Лекцию  читаю о музыке, придешь?  Мне важно, чтобы ты пришел.  Место там уютное. Ресторан только что открылся.

Я не понимал, зачем читать лекцию в ресторане, и я не помнил,  чтобы Гена вообще когда-либо читал какие-то лекции. Но я обещал, что приду.
- Здорово! Спасибо, - поблагодарил он меня, - правда, очень рад буду. Столько времени не виделись. Ты не уходи только потом, ладно? Поговорим хоть. А то встречаемся раз в год, да и то на бегу. Ну, вообщем, в воскресенье. Договорились? Только не забудь, ладно?

Я  сидел перед телевизором с пачкой чипсов.  Показывали футбол.  Я не болел ни за одну команду.  Но я не помнил куда дел пульт от телевизора.  Нужно было идти к Геннадию. В какой-то ресторан. Я был бы рад увидеть его, и даже послушать лекцию, но он сказал, что хочет пригласить своих друзей. А он всегда  был окружен огромным количеством людей.  Я думал, что там, в ресторане, не хватит мест.
В  телевизоре бегали люди в белых футболках. Руки их были восторженно взмыты к небу.   Их команда только что забила гол. Я знал, что сейчас миллионы людей  по всему миру кричат, счастливые, - «гол!».  Как просто для кого-то – быть счастливым.

Гену хоронили во вторник. Было очень жарко, душно, и я отмахивался от назойливых мух  даже когда гроб  опускали в землю.  С кладбища мы возвращались вместе с нашим общим с Геной однокурсником, - Виталей.
- Видел,  плакала как у гроба стерва белобрысая? – спросил он меня, - из-за нее ведь все. Из-за нее он вены себе... Я боялся не сдержусь, в морду ей дам,  прямо там, на кладбище.
- А что она сделала? – спросил я.
- Ты чего, правда, не в курсе? – удивился Виталий, - ну, лекция в ресторане,  помнишь? А тебя, чего, кстати, не было?
Я ничего не ответил.
- Ну, вообщем, это – ее ресторан. Она недавно его открыла. А Генка же влюбился в нее насмерть.  Да еще когда группа его распалась, один сторчался, другой – в Москву переехал. Генка один остался. Говорил, что не пишет больше ничего, музыки никакой. А так хорошо начинали. У него период тяжелый такой был…ни концертов больше, ни денег. Ну  ты же знаешь, он никогда ни на что не жаловался, так что до последнего молодцом держался.  А  тут – баба эта. Они жить вместе начали. Ты чего, и про это не знал ничего? Сколько же вы не виделись?  Ну, она  начала ему говорить, что он  ничтожество, что не представляет ничего из себя.  А Генка ей газеты сует – те, где про него  написано.   Она ему – «да это когда было, и что у  тебя осталось?». Он сказал, что друзья.  Это он сам мне потом все рассказывал.  У тебя, наверное, тогда, в воскресенье, совсем  дела были, так бы ты пришел, конечно.   Может все по-другому было бы. И вытащили бы мы его вдвоем. И Генка жив был бы сейчас. Жив.  Ну, вообщем, он сказал ей, что в ресторан к ней всех своих друзей пригласит, и за один вечер у нее выручки больше чем за месяц будет, раз для нее деньги так важны. А она ему в лицо рассмеялась. Представляешь, стерва какая? Прямо в лицо рассмеялась.
- И много пришло человек? – я боялся задать этот вопрос.
- Ну, он вообще рассчитывал, что человек сто наберется.
- Так сколько  всего пришло человек? – повторил я свой вопрос.
- Я был. Еще два каких-то парня. Я их не знаю. Генка нам троим лекцию свою полтора часа читал. Лекция, кстати, интересная была. Живая.
- И много  в итоге заказали?
- Два  салата и коньяк.   Он сам за все  это заплатил.  Я говорил,  не надо,  но ты же знаешь,  какой он был.
- Да, - сказал я, - знаю.

В автобусе, на котором я ехал домой, я увидел владелицу того ресторана. Еще  два часа назад мы вместе стояли у гроба. Но  мы, встретившись  случайно глазами, почти одновременно отвели взгляды, делая вид, что не узнали друг друга.
Нам обоим казалось, что так будет лучше.