146. Иллюзионисты. Фея Карабос
Петербургская ворожея (второе пришествие)
И Дандре-иллюзиониста (мог бы сгнить за решеткой), и бегство за границу, и мировую славу, и смерть – всю судьбу напророчила Анне Павловой известная петербургскому свету своими предсказаниями, в аккурат исполняющимися – древняя старуха Бенкендорф (родственница пушкинского гонителя).
Произошло это именно в те дни, когда весьма стесненная в средствах, молодая балерина снимала комнату в нашем фэнсионе (Свечной переулок).
Старую графиню Бенкендорф в Петербурге боялись, не столько за пророчества, сколько за ее фирменное прилипчивое злоязычие. Сплетни умела плесть, как сети, с острыми крючками.
Дали ей даже прозвище ведьма Карабос (это та самая, что заколдовала на 100 лет Спящую Красавицу из одноименного балета).
Карабос посетила классическую «Жизель». Сидела в ложе, о чем шепнули Анне подруги: ну, берегись теперь!
Уколет веретеном. И заснешь на весь век. Не будешь танцевать. Не придет успех. Улетит задор.
Можно представить себе, как молоденькие балеринки, стайкой толпясь у закрытого занавеса, разглядывают в щелочку, в первых рядах кресел – ведьму!
Вся в шелку и бархате, в бриллиантах, толстая, носатая. Жабьи бородавки.
Лорнируя астральную фигурку Жизели-Павловой, летавшую по сцене Маринки, колдунья изрекла примерно следующее:
– Эк ее, порхает! Так, гляди, и упорхнет из России, а мы здесь останемся… Сама просто на удивление девица, а и любовь у нее одна на всю жизнь, да и какая – через тюрьму…
Еще было прибавлено, что смерть, придя к «удивительной девице», подаст ей цветочек – и она все поймет. (Ср. Сверчок и Шарлотта Кирхгоф).
Анне все это передали. И почему-то за всю жизнь не смогла она забыть ведьминых слов.
Гадалки, пророчицы, ясновидящие – безусловные иллюзионистки.
Но предсказанные ими иллюзии сбываются только у тех, кто в них верит.
Анна верила.
Фатэма
Говорят, что за несколько дней до кончины, Павлова, поливая из лейки любимую белую розу в своем саду (в Англии) сказала вдруг, что она и цветок – умрут вместе.
- Еще фея Карабос в Петербурге мне напророчила…
И вот, после похорон великой мадам, сгоревшей в несколько дней от внезапно поразившей ее инфлюэнцы – розовый куст, весь покрывшись бурыми, как засохшая кровь, пятнами, увял и погиб. (Ср. Смерть Веры Холодной и фатэму Вертинского).
Свидетельство о публикации №214071800733