Водоворот - глава 2

Я не знаю точно, какими бы словами выразила свои чувства девочка семи лет, которая к тому же жила в двеннадцатом веке. Я только знаю, что она видела, знаю, что она чувствовала. И по дороге в храм, и когда осталась одна в темной келье, и когда встретилась с Кали.

Может быть, та давняя Заира все рассказала бы другими словами, а может быть, она даже ничего и рассказывать не стала, а вместо этого просто молча посмотрела бы мне в глаза. Все, что произошло, уже произошло - мог бы говорить ее взгляд.

Но поведать о ее мыслях и чувствах и вообще обо всех тех далеких событиях, которые за многие века успели покрыться зеленоватой патиной времени, приходится мне, рассказчику сегодняшнему, и слушатель у меня никак не гость из тех давних времен, а слушатель тоже вполне прочно расположился в дне сегодняшнем.

Иногда я задумываюсь, что будет со мной в жизни дальше, и тогда мой взгляд устремляется в прошлое... к тому самому первому утру...

… стоит только вглядеться в картину памяти – и она тут же послушно оживает.

Свет незаметно просачивается в темноту ночи, и начинает расти, расти, и потом его становиться так много, что он полностью вытесняет темноту, и на смену ночи приходит молочно-белый рассвет. Я стою во дворе недалеко от входа в храм и рассматриваю невысокие колонны, вырезанные из коричневатого камня – они поддерживают потолок портика рядом со входом в темный храм.

Я вижу, как из храма выходит жрица и неторопливо спускается по высоким ступенькам. Я знаю, что нужно побыстрее коснуться ее ног – тогда ее благословение будет со мной — и поскорее бегу к ней через широкий двор, а потом, смутившись, останавливаюсь и уже подхожу к ней медленно-медленно.

Она остановилась и ждет, когда я к ней подойду. Сегодня она выглядит так же, как и вчера: белое сари аккуратно обернуто вокруг бедер и один конец перекинут через плечо; синяя блузка-чоли оставляет открытой талию и руки. Какое у нее красивое сари... по его краю идет толстая золотая кайма, в само оно сделано из скользящего шелка. Оно оставляет открытыми талию и руки — они цвета корицы, которую только что смололи в порошок. Кожа у жрицы на руках такая нежная, что к ней хочется прикоснуться... хочется прижаться щекой. А еще к ее руке хочется прижаться потому, что жрица сегодня мне улыбается.

На мне тоже сари, только простое и старенькое. Ну и что... зато цвет у него такой, что глаз не оторвешь – темно-алый; такой был вчера цвет у заходящего солнца.

Окинув меня взглядом с ног до головы, жрица говорит:

- Какая у тебя белая кожа...

С неожиданно пробудившимся интересом я смотрю на свои руки. Не такие уж они и белые... белее, конечно, чем у моих сестер, и даже белее, чем у родителей – но это просто потому, что все в нашей семье темнокожие. Кроме меня, конечно. Мама мне однажды рассказывала, почему у нее, и папы, и у моих сестер кожа такая темная. Это потому, что родители наших далеких родителей пришли с севера. Давным-давно там был большой город — а потом его не стало...

Но моего города, в котором я жила до вчерашнего дня, его тоже не стало. Он исчез, я его больше не увижу, не увижу никогда... потому теперь буду жить здесь, в этом храме.

Недавно — сразу после последнего новолуния — это было еще у нас дома, мама позвала меня в нашу самую большую и красивую комнату. Как она мне всегда нравилась... стены в ней такие нежно-голубые, и когда в нее зайдешь, то в ней всегда чисто и прохладно. Я села на пол рядом с папой, и он сказал, что скоро нам предстоит долгое путешествие, и что мы отправимся в него втроем: он, мама и что с ними в этот раз пойду и я.

Да... а вот вчера вечером мы пришли сюда, и они оставили меня здесь одну, а сами ушли. Отец быстро пошел к выходу из храма,  и он ни разу даже не обернулся — а мама, наоборот, смотрела на меня долго-долго.

Из-за блестящих в них слез, мамины глаза стали большими-пребольшими — казалось, что с ее лица исчезли и лоб, и губы — и что на нем остались одни только глаза, такими они казались большими.

В храме было полутемно, только в небольших глиняных плошках горели ровным пламенем высокие фитильки. Они отражались в ее глазах, и из-за этого казалась, что в них, потерявшись,   отчаянно метались сверкающие крошечные змейки.

Папа и мама заночуют сегодня неподалеку от храма, там, где обычно останавливаются все путники, а завтра, еще затемно, отправятся в обратный путь. Обратная дорога домой для моих родителей будет длинней, чем та, что привела нас сюда. Я знаю, что дверь между нами закрылась, закрылась навсегда - и в этот раз мы оказались по ее разные стороны.