Проза войны - поэзия духа

Катастрофа с малазийским боингом 777, сбитым ракетным ударом над Донецкой областью, заставляет нас снова сжать кулаки и продолжать борьбу с апатией, отчаянием, метаниями между воинственными призывами и призывами к капитуляции. Европа, несколько месяцев закрывавшая глаза на масштаб военных действий в Донбассе, больше не может этого делать. Война за освобождение Донбасса становится войной европейской, а с учетом роли США - войной мировой. Не надо бояться этого. Горячей или ядерной всемирной войны не будет - но война принципов, война правды и лжи входит в свой апогей. Уже вовсю льется ложь, фабрикуются факты небывшие и спешно утаиваются факты бывшие. Лжецы не особенно заботятся о правдоподобии, противоречат сами себе, выставляют абсурдные до комизма "улики" - типа ареста двух российских "координаторов огня", допрос которых вот-вот все объяснит, сокрушит Донбасс, а заодно Россию. Привычка "лепить горбатого" в уверенности, что публика сожрет любую утку с перьями целиком, сослужит сейчас дурную службу - над тремя сотнями упавших с неба тел, когда все происходящее и для Европы стало наконец в с е р ь е з  и  н а д о л г о,.
Во вновь наступившем витке осложнений, тревог, борьбы, ожидания, хочу предложить читателям фрагмент великолепной военной прозы - записок добровольца ополчения Луганска, бойца батальона "Заря". Это удивительные записки, вопреки всей безвыходности, как кажется нам подчас, ситуации внушающие веру в скорое окончание войны  и гордость за русского человека.Это - высокая поэзия духа простого русского человека.
Читайте, комментируйте!
ДОБРОВОЛЬЦЫ  Луганчанин Сашко страшно матерится, сидя на своей койке в казарме. Он пришел в батальон шесть дней назад. Шесть дней ожидания — в хозяйственных нарядах по кухне, по уборке, по чистке оружия. Шесть томительных, изнурительных дней — Сашко пришел воевать, а приходится чистить картошку, мести плац, перебирать морковку, переставлять ящики. С ним в комнате еще семеро таких же добровольцев — пришли одновременно, в тот же день, что и Сашко. Шестеро — уроженцы Украины, один — из России. Все хотят воевать, но — хозяйственные наряды.

 Командиры говорят: «Подождите, успеете». Надо ждать распределения в боевые части, затем учеба, затем воевать. Распределяют по боевым частям, когда командование батальона «Заря», вооруженных сил ЛНР решит доукомплектовать части. Поток добровольцев есть, стабильный и, бессмысленно скрывать, — много людей приезжает из России. Приходили из комендантской роты — звали к себе, говорили, что нужно 10 новобранцев. Приходили из оружейки, звали к себе: учет, выдача и приемка боеприпасов.

 Комендатура и оружейка — не фронтовые части. Ни Сашко, никто из его соседей по комнате не пошли туда. Шесть дней. Сашко возвращается в комнату вечером из наряда и узнает: семеро соседей определены в минометный взвод. Приходил командир взвода, спрашивал желающих. Соседи по комнате уже пишут рапорта на оружие, завтра получат АК-74, патроны, подсумки, магазины. Сашко страшно матерится — смысл прост: «Почему за меня не попросили?! Надо держаться друг друга, а вы меня бросили. Надо было просить командира минометчиков взять и меня». Он уходит на улицу курить, до отбоя ни с кем из соседей не разговаривает.
ОБСТРЕЛ В четыре утра грохот, стон и треск камня. Мне снилось, что у меня лучшая в мире профессия — раздавать игрушки детям, звучала музыка из советского мультфильма. Вдруг сон и музыку накрыл грохот. Вскакиваем с коек. Кто-то спал одетым, кто-то хватает одежду и в трусах и тапочках бегут на улицу. Синий свет раннего утра. От соседнего здания — онкологического диспансера — змеится черный дым. Вход в бомбоубежище. Внизу, внутри — ряды лавок и стульев — персонал больницы, бойцы, спустя полчаса приходят жители близлежащих домов с плотно набитыми сумками. В бомбоубежище вкатывается гул от нового разрыва. Тихие разговоры, почти шепот. Детский голос: «А я совсем не испугалась. Мам, ты испугалась, а я нет. Я спокойно собралась и взяла тебя за руку».
 Трое добровольцев, пришедших несколько дней назад, в бою не бывавших, раньше не видевших взрывов, после обстрела пишут рапорта на увольнение. Ополчение ЛНР — добровольческое формирование, никакого принуждения. Комбат подписывает рапорта. Люди, не став бойцами, расходятся по домам.
ЛНР Очертания ЛНР, земли, которую мы тут защищаем, почти для каждого свои. Для одних ЛНР — это только Луганск. Для других — бывшая Луганская область Украины. Третьи считают, что в состав республики должны войти Киев и Одесса. Четвертые уверены, что если погибнет ЛНР, то война начнется уже в России. Есть такие, для которых ЛНР — это война против западных ценностей.
РУССКИЕ И ПРАВОСЛАВНЫЕ  Идеологический хребет ополчения, стержневая идея — мы представляем русский мир, укры пытаются уничтожить, искоренить русский мир. Можно быть социалистом, буржуем, гопником — нас объединяет понятие русский мир, хотя оно размыто так же, как понятие ЛНР.
 У многих бойцов, у подавляющего большинства бойцов — православные нательные кресты. У некоторых обереги с молитвами намотаны на запястья. В соседней больнице, за территорией базы батальона «Заря» — церковь. Перед боем, после боя, просто в свободное время многие ходят туда.

 Я и еще несколько бойцов сидим на лавке перед плацем. Кто-то из наших сходил в церковь, набрал «святой воды» в пластиковый одноразовый стаканчик. Стаканчик идет по кругу — «Мне оставьте», «И мне дай».
 Выезжаем на боевое задание. Команда — «По машинам». Загрузились. Сидим, упираясь локтями и боками друг в друга, — некоторые крестятся.

КАЗАРМА Наша казарма — бывшее здание областного военкомата. Для новых добровольцев надо расчищать комнаты. Комнаты забиты архивами, устаревшим оборудованием, хламом с инвентарными номерами. Всякая мелочь, мусор — сейчас, во время войны, видна ее бессмысленность, никчемность. Грудами бессмысленности захламляли себя и других, годы, целые десятилетия кадровые украинские военные, служившие в военкомате. Разодранные архивы уходят в туалеты, на хозяйственные нужды. У меня промокла обувь за четыре часа под дождем во время боевого выезда. Набиваю кроссовки личными делами родившихся в Ленинском районе Луганска в 1984 году. Выдираю листы из подшивок, фотографии отрываю — их в мусор, скомканные листы в кроссовки. Иван из Лисичанска от скуки набирает несколько личных дел своих сверстников и читает по вечерам.

 Окна в казарме укреплены и закрыты. На крыше дежурят расчеты ПЗРК (переносных зенитно-ракетных комплексов). За чистотой в комнатах следим сами — без принуждения командиров. Однако отличительная черта уроженцев Украины, уроженцев южных областей России — они везде, где селятся, пусть даже на совсем короткий срок, стараются обустроить дом. Их заслуга, что в комнатах появляются холодильники, телевизоры, постельное белье, посуда, по стенам развешивают картинки — никакой эротики, военная агитация, пейзажи.

ЛУГАНСК  Я не бывал в Луганске до войны. Когда ехал сюда, представлял себе его промышленным облезлым городом в бедной расцветке и скудной зелени тополей. Вижу город сквозь сетки оружия — когда выезжаем на боевое задание. Времени погулять по городу нет, укры стянулись вокруг, частые задания. Выезд — в машине автоматы с пристегнутыми магазинами просеивают виды города.

 Позиции: город в стороне от нас — за росчерками минометов, налипами зарядных ящиков. Город не бледен — даже его руинные здания очень живописны. Томная обшарпанность южного города. Дома под четырехскатными крышами и с длинными плетьми глухих заборов в частном секторе. Центр города в духе сталинского ампира — каменные балконы, острые портики, колонны, два симметричных «Дома со шпилями» с советскими звездами, колонные арки стадиона «Авангард» и парков. По-южному обильные формы местных женщин. Мужчины, как правило, низкорослые, а после 35 лет животасты. Граффити в цветах российских флагов, надписи: «Луганск — русский город», «Мы — русские» и тому подобные.
 В супермаркете возле базы батальона «Заря» к своему удивлению нахожу настоящую турецкую пахлаву. Правильно приготовленная, традиционная рецептура. Во Владивостоке такой не найдешь. В Москве подобная чрезвычайно дорога. Здесь — 150 рублей за килограмм на российские деньги. В Турции дороже.

НЕСОСТОЯВШИЙСЯ ВЫЕЗД  Весь день мы поддерживали огнем наступление наших. Укры отошли со своих позиций на полкилометра. Позиции заняли наши. Мы вернулись в казарму. Почистили стволы, смазали двуноги-лафеты, сходили в баню. Отбой. Вбегает командир — «Полная боевая». Грузимся. Минометы, зарядные ящики, лопаты, ломы, контейнеры с порохом. Рассаживаемся по лавкам, магазины пристегивает к автоматам. Напряженное молчание перед выездом — как обычно. Ждем, когда тронутся машины. Командир шипит рацией, ходит возле машин. Вдруг команда: «Отбой». Бойцы кряхтя, сплевывая, ворча вылезают из кузова. Мы из боевой группы сразу превращаемся в очередь за дефицитной колбасой — расслабленные, вперевалочку, автоматы висят кое-как, разгрузки расстегнуты. Разбредаемся по комнатам.
 Наши отбили атаку укров своими силами.

«ОТВЕТКА»  Долго и последовательно по секторам обстреливаем аэропорт. В аэропорту засели укры. С ними вели долгие переговоры. Они отказались перейти на нашу сторону, отказались сложить оружие. Теперь мы их подавляем, зачищаем. Наши позиции вдоль автомобильной дороги. Нас отлично видно из близлежащего коттеджного поселка, видно из полей.

 Отстрелялись. Собираемся. Горячие стволы минометов, прожигающие перчатки, закидываем в кузов. Туда же испачканные в земле лафеты-двуноги. Поверху зашипело — по нам летит мина. Запрыгиваем в любые углубления — прижимаемся к земле. Разрыв — 50 метров в стороне, в низине, застолбился белый дым. Нас вычислили. Укры на нас навели минометы. Первый был пристрелочный. У нас есть некоторое время, пока укры сменят наводку. Добираем свою амуницию. Через полминуты — шипит, мина, опять прижимаемся к земле, разрыв в той же низине. Сейчас по нам заработают сериями. Команда — «По машинам!» Не успеваем забрать плиту-подставку под миномет, слишком глубоко утонула в земле при отдаче, не успеваем выкопать. Спешно лезем в машину. Борт закрыть некогда. Сидящие у борта выставляют стволы автоматов наружу. Водитель выжимает из «Урала» максимум. Смотрим назад — в небо уходит новый разрыв.

ВОЗДУШНАЯ ТРЕВОГА  Два истребителя Су-25, «сушки», заходят над городом. Объявлена воздушная тревога. Приказ бежать в бомбоубежище. Но самые любопытные остаются. На плац выходят расчеты ПЗРК. «Зенитка» задирает два своих спаренных ствола к небу. «Сушки» идут нагло — низко, уверенные в своей неуязвимости. Один ПЗРК ловит в прицел самолет — запищал. Хлопок — из ствола выплевывается ракета, дымными юзами ввинчивается в небо. Попадание — вспышка, черный грязный росчерк за падающими обломками. На плацу аплодисменты. Крики — «Давай еще, мужики». К расчетам ПЗРК подбегают и показывают, куда улетает вторая «сушка». Азарт успеха. Писк — вдогонку две ракеты. Летчик испугался — катапультируется, пузырь парашюта. Ракеты, однако, не долетают, срабатывают самоликвидаторы, шлепки далеких взрывов. Позже узнаем, что оставшийся без управления самолет падает в одну из заброшенных шахт.

ВОТ ТАК!

На вечер 19.07.14
Снова на центральном канале ТВ России возникла версия о том, что катастрофа могла явиться следствием удара ракетой воздух-воздух. В пользу этой версии говорит то, что самолет развалился на большие обломки, а не на мелкие, как было бы в случае разрыва ракеты земля-воздух, которая, разорвавшись, пробивает обшивку насквозь шариковой шрапнелью по большой поверхности. Показаны даже обломки фюзезяжа с характерными пробоинами.
Если причина катастрофы известна США и Киеву достоверно - неважно, был ли удар с истребителя запланирован или был нанесен ошибочно без знания того что цель - гражданский лайнер, - они будут делать все для сокрытия улик и недопущения независимой комиссии на место падения лайнера. ПОкакзателен сегоднящний разговор Лаврова с Керри, который озвучен в СМИ почти оптимистично - обе стороны договорились способствать и так далее.
Если Россия уже точно знает, то есть убеждена, что боинг 777 был поражен с воздуха, и имеет прямые доказательства, то США неминуемо должны будут начать отступление и откреститься от Киева. Киев начнет действовать отчаянно, на свой страх и риск. Возможен ракетный обстрел места катастрофы. Возможно все, что угодно. Россия может дать обязательство не обнародывать свои доказательства. В ответ она может потребовать вывода войск карателей из Донбасса.

МОИ СТИХИ ЗА ПЕРИОД С НАЧАЛА МАРТА 2014, ПОСВЯЩЕННЫЕ КРЫМСКОЙ ВЕСНЕ И ОБОРОНЕ ДОНБАССА

Прощание славянки

И снова бык тебя уносит на плечах,
Европа нежная, коханая, невеста…
И чайки черноморские кричат
на суржике горячего замеса.

Он вне закона, он прошит насквозь
украинотами и русскостью бастардской,
в нем тюркская постукивает кость
и плачет шелест книжности болгарской.

Ну, оглянись, сестра, в последний раз
на Днестр, на Днепр, на Дон, на берег волжский,
на свой Урал, на свой – Прощай! – Кавказ,
на свой обоз, на неоплатный долг свой!

Но нет… Летит печать из-под полы
скрепить позор бумаги терпеливой…
Мы целовали пальчики твои
века, века…. и издали любили.

Теперь прощай, о панночка, прильни
к мохнатой вые, волей ли, неволей –
печаль твоя… Не нам соленой кровью
смывать крюки расчетливых чернил.

На запад сносит позднюю пургу.
Свежи весны четырнадцатой гранки.
Кустурица «Прощание славянки»
поет на евразийском берегу.

                4 марта 2014
 

Без единого выстрела

                Век мой, зверь мой, кто сумеет
                Заглянуть в твои зрачки
                И своею кровью склеит
                Двух столетий позвонки?
                Осип Мандельштам

Без единого выстрела,
Чистым крейсерским ходом
Входит в гавань российскую
Полуостров свободы.

Крым, четырежды отданный,
Вечно непобежденный,
Вновь очнувшейся родине
Отмывает ладони.

Эти двадцать три проклятых
Года, как мы измаялись,
Нас вокруг или около
Бес гонял, ухмыляясь.

Как мы жили – немыслимо! –
Над предательства пропастью,
Как без сердца – без Крымского
Полуострова доблести!

Нас кидало и крючило,
Нам пекли и пророчили
И майданы ползучие,
И блокады бессрочные.

Но с хребтом перешибленным
Мы, заклятые Косово,
Над Кавказа вершинами
Поднимали «I''m possible».

Там, где паралимпийская
Встала слава России –
Позвонковая, Крымская,
Нас весна выносила,

Полнолунием мартовским
Выбив двадцать четырнадцать
На медали, и пальцами
Коды Брайля прочитаны.

Слепота превозможена.
Прахом – страх и бессилие.
Будь достойна, о Родина,
Крыма – сердца России!

                16-17 марта  2014

Америки великая мечта

Сквозь низкий чад расплавленных покрышек
не долетает тонкий аромат
расцветших на Страстной славянских вишен
до звонарей, готовых бить в набат.

Тиха украинская ночь, как перед боем.
Прозрачно небо в неводе светил.
Туда, смешавшись с похоронным воем,
пасхальный звон стремительно летит.

Изогнут Днепр латинскою свиньею.
Донецкий кряж подкопан с трех сторон.
Другое небо, желто-голубое,
чуть рассветет, обнимет горизонт.

Ждут штурма вишни. Тих заштатный город.
Но, как во сне, растянут миг зари.
И не спешат науськанную свору
спустить на дичь послушные псари.

И, как в бреду, апрельский Клаус-Санта,
держась еще январского меню,
качает снег потешного десанта,
продажных душ бумажную брехню.

Дрожат прицелы снайперских винтовок.
Забегали глаза временщиков.
Два дня, как перестал звонить Лаврову
усталый ферзь обдуманных ходов.

То не славянской распри неизбежность.
То не Днепра и Дона маята.
То умирает, на Левобережье,
Америки великая мечта.

Великая, последняя из бывших,
из обманувших, видит Бог, из тех,
рай обещавших, смерть и ад творивших,
свое величье сгрызших до костей.

Агония мечты – из пыток пытка –
стократ острей, когда соблазн вкушен
народом от достатка, от избытка,
в благополучье нравов и времен.

Когда она, подобрана, как мячик,
подростком со скамейки запасных,
играючи соперников обскачет,
едва живых от боен мировых.

Сей баловень истории, сей новый,
безгрешный Вавилон, сей Ноев
ковчег изгнанников трех континентов – как
в своей гордыни островной тисках
мечты великой, краткой стерпит крах?

…Лет пятьдесят, в послевоенной Раше,
в моей семье, в послеблокадной флэт,
хранилась юбочка из ситца, секонд-хенд
с веселой латкой на цветке ромашки.

Она пришла в лендлизовской посылке,
досталась маме школьным дележом
в сорок четвертом, нет, сорок шестом…
И я ее, хотя тайком, носила.

Она у нас звалась «американской»,
с тех пор, с детсада, я взираю с лаской
на тот народ в дали заокеанской,
чьи матери, как наши, ставят латки.

Тот солнце-клеш, тот заповедно-ветхий
символ мечты, без жалости и боли,
в март предпоследний атомного века
я вынесла на свалку всех историй,

когда, плотнее материнской стежки,
летя с высот иезуитсткой правды,
ложились латки точечной бомбежки
на полотно балканского распада.

На этом я закончу сантименте.
Уже не штурма ждет народ Славянска
в двойном кольце безумного пасьянса,
мечтой великой брошенном планете.

Пусть девушка с бойскаутской улыбкой
бесстрашно лжет в агонии предсмертной,
что не упырь висит над Украиной,
а, верьте слову, Ангел Милосердный.

И, вскинув плечи в бешеной натуге,
забыв науку вертких дипломатий,
рече «Россия дорого заплатит»
седой старик по старой партитуре.

Она заплатит. Несомненно. Раша
уилл пэй. За все. И дорого. И – вдвое –
за срам спецслужб, за натовские войны,
за крах мечты, за униженье ваше.

Как жаль, старик! Ты лучше прежних все же.
Но пытка, пытка - адова жаровня!

Она заплатит и еще дороже –
фатальным миром, миром безусловным.

                Святая неделя, 2014

Я пишу на эзоповом

Я пишу на эзоповом,
запасном языке.
Перекоп перекопанный
и канал на замке

необъявленной санкции
выпускают снаряд,
и найкращий, тринадцатый,
номер вытянул кат.

Что телячии нежности
в спину снайперских пуль!
Площадной незалежности
залежалая дурь!

Что суконное каинство
надоевших речей,
в пересменке парламентской
чет и нечет ничей!

Что закон переступленный,
что предательский хлеб
изолгавшихся, купленных
с потрохами мазеп,

что напуганных кроликов-
клерков, в клубах ночных,
пированье за столиком
средь кордонов чумных!

Что квиточки эфирные
волчьих ягод Свобод
и глумливыми играми
развлеченный «народ»,

если, кольца закладывая,
в новой шкуре из сваст,
недобитая гадина
всласть разинула пасть!

Что ей пасторский, глохнущий
на юру голосок!
Что сенаторский, «рошенский»
парфюмерный висок,

что от титьки оторванный
агнец-молокосос,
на закланье одолженный
у заморских купцов!

Что принцесса жандармская
и бесстыдный ее
променад жаннадарковский
с золотым костылем!

– Всю колоду атласную,
весь крапленый бомонд
нежить жадная, свастная
в одночасье сожрет,

и, как соусом сдобрены –
хватит пары минут, -
иудейские корни им
и пришьют, и зачтут.

Кабы кукольным театриком
обойтись! Но боюсь,
что исчадье Крещатик мой
заложил на прикус,

что Андреевским спуском он,
не побрезгав, не сыт,
в перемать перерусскую
Киев перекрестит.

Вижу с выси Растреллиевой,
как на Юг и Восток
он удавку нацеливает,
упираясь хвостом

в грудь ослепшей от ужаса
беззащитной стране…

…Вышиванки натуживаются
на заморской броне…

Завтра май, и накатывают
Боже, сроки твои:
угнездятся ли нахтигали
чи спасут соловьи.

Закопченное золото
куполов и икон
колокольным, эзоповым
разбуди языком,

Ты, кто тысячелетнюю
ношу веры людской
на ладони бессмертия
держишь в муке живой!

                30 апреля 2014

Накануне

Ста языков змеиных речи
льют ядовитую слюну
на Поля Куликова свечи,
на Крыма вербную весну.

Уже от слова «Украина»
распухла лживая гортань,
Юкрэйны жесткую мякину
как обреченная глотать.

Уж им невмочь считать минуты
до балаганного шеста,
куда с расчисленным триумфом
поднимут нового шута.

Давно оплачены партеры,
под них заложены вперед
и честь, и истина, и вера,
и в бездну брошенный народ.

Но странной скукой, скукой жуткой
кривятся публики черты,
пока ссыпаются минуты
песком кровавым на настил.

И жмутся вензели геральдик
ко ртам в надушенных платках –
не слышать ржавый, смертный запах,
и в гантированных руках,

как приготовленный зимою,
на этот выпечен момент,
актерам выданный казною
зажат сухой аплодисмент.

                накануне 25 мая 2014

Комбат

                Комбат-батяня, батяня-комбат, ты сердце не прятал за спины ребят.
                Летят самолеты, и танки горят, так бьет, ё, комбат, ё, комбат!..

Стрелков устал отстреливаться. СлАвянск,
прости, что мы «комбата» не споем,
когда звездой в предутреннем тумане
растает ополчение твое.

Простите, Краматорск и Мариуполь,
за то, что порастете вы быльем,
пока дотошно мы считаем трупы,
и тянем, и комбата не поем.

Прости, Донецк, что не до новороссий
по факту нам, и попроси Луганск,
понять, что от комбата мы не косим,
но голос сдох и шкура дорога.

Простите, Николаев, Запорожье,
Херсон и Харьков, нет на нет суда,
что в глотке встал «комбат» на незалёжной,
на проклятой дороге никуда.

Так что прости, пожалуй, за совдепость
единую дав скидку на блатняк,
и ты, сам-друг и сват, Днепромазеповск,
что не запеть, хоть душу рви, никак.

И – хочешь, извиняй, а лучше выплюнь
спасибом за такую тишину,
престольный… жаль, что град, и жаль, что Виев…
Но ни за что и никогда, кляну,

ты не прощай не спевших и не ставших,
не вставших грудью в твой смертельный час,
Одесса вольная, на рабьем рынке страха
оставленная, не прощай же нас!

                накануне 25 мая 2014

Лечебник истории

                И твой, бесконечность, учебник
                Читаю один, без людей, -
                Безлиственный, дикий лечебник,
                Задачник огромных корней.
                Осип Мандельштам

Не пролившись, гроза откатилась,
пару молний метнув от границ,
и в закатной тревоге явилось
мне виденье в провалы глазниц.

Ты спаси меня, преданный Богдан,
ты казни меня, грозный Тарас, –
я как лирник слепой при дороге,
все не кончу постылый рассказ.

Все ловлю в задыхании ветра
хлороформовый запах войны
да под пирровый фейрверк победы –
треск по швам рассеченной страны.

Все мне чудятся подвизги стали
в шуме тОполей здешних степных,
что на десять веков отлистали
вспять и вхлест повесть лет временных.

Снова Русь в новорожденной яви
замерла под латинским крестом,
снова туровский князь окаянный
сел на Киева шаткий престол.

Снова мукой Бориса и Глеба
выкупаема доля земли,
что измерили с неба до неба,
Боже, ноги босые Твои.

…то ли солью присыпало язвы,
вешним цветом бесслезных зарниц –
слышу, вязнет в грязи непролазной
княжий поезд у польских границ.

И листаю, листаю, листаю,
и невидим, почти невесом,
облетает Славянск, упадает
грозным грузом на чашу весов.

                21 мая 2014

Столетняя война

                Спасайте детей
                Save children

Мины, летя, издают шелест.
В подвале семья читает отче наш.
Акации жмутся в прицельной щели
«акации», бьющей еще не точечно.

Донецкой детской альты рок-оперы
под «сушек» низким приглядом грозно так
поют, что будет спасен любовью мир,
зерном пролившись в ладони Господа.

Но пав в нарезке недельной давности,
во всей стопкадровой дня нетленности,
тела расстрелянных с вертушек АТОмных
легли, как подпись, под пактом ненависти.

Сошлись века, и без малой паузы
в свисток залился веселый раферти:
ни по углам разойтись не в разум нам,
ни под канаты он нам не даст уйти.

Умер король, и король да здравствует –
все мировее и все приметнее,
вписав массовку в формат блокбастерный,
идет война, по плодам – столетняя.

Она идет площадями, бунтами
чумными, всею наличной плотностью,
всей слепотой своей беспробудною –
по нефтепромыслам и газоносностям.

Без генеральных сражений, подлая,
вся – поножовщина, вся – предательство,
оптом вербует она народы и
гонит гуртами, как голь кабацкую.

Рекрут проданный, ложью споенный,
с сердцем от ненависти сгорающим,
Русь-Украина, рожденная войнами,
этой войны ты конца не узнаешь.

Спасайте детей. Сбираются вороны.
В подполе матери стелют постели.
Смилуйся, отче наш, да будет воля твоя.
Мины, летя, издают шелест.

                1 июня
                День защиты детей 2014


Если можешь – спаси Украину

Нет времени править текст с телетайпной ленты.
Ему восемь месяцев, он дышит под аппаратом
в больнице СлАвянска, единственный пациентик,
в подвал не спущенный, и слушает разрывы снарядов.
Россия молит – да дайте же вывезти!
Примем и вылечим, лишь пропустите транспорт.
Напрасно. Некто с лицом убийцы
гостит в Варшаве, и надо успеть до завтрака,
где протянет ему два пальца с улыбкой ласкового презрения,
властитель аспидный планеты сей,
убить ребенка, чтоб отчитаться «Сделано!
Две тысячи трупов или чуть больше, сэр».

Потекла река человеческих судеб через границы
страны, улегшейся срамно во всем непотребстве похоти.
Нате, берите меня, и всех детей моих, еще не рожденных.
Лейте семя дьяволово, а меня не убудет.

У-у-у, дайджест страданий, дайджест позора и алчности.
Вы, равнодушные, окопавшиеся по диванам, пишущие о цветущей сирени!
А ну встать – и глядеть в глаза  умирающему младенцу
и не сметь отводить глаз до скончания вашего века!

Да покарает ваш дьявол вас изощренной пыткой.
Вы будете грызть свою немощь, и ваше сердце исчезнет куском шагрени.
Россия начала прием беженцев. Валаамской обители двери открыты
для русских детей, рожденных на гибнущей Украине.

                на утро 4 июня 2014.
                Бомбардировка Славянска. Танки.
                Ужин в Варшаве – Порошенко с краю стола, назначен и завтрак с Обамой.
                До инаугурации вроде пять дней.
                Россия приняла председательство в Совбезе ООН.
                Лавров отклонил «предложение» обменять Украину на Сирию. .
                Три дня до встречи в Нормандии. Намечены встречи Путина с Меркель, Оландом, Кэмероном.

Господи, храни Россию.
Если можешь – спаси Украину.

Коронационная

Сбиты замки бомбоубежищ военных.
Три четверти века от тех до этих воронок.
Сигналы «воздух!» вынув из памяти генной,
Луганск вывозит детей, обходя кордоны

по степям.. На западе матери Львова,
прозрев от горя, кидаются под колеса –
не отдать сынов мясорубке нового «Оста»,
верстаемого под диктовку новых

гаулейтеров, обрядившихся в лекарей,
и бьет из-под белых одежд блеск хозяйского сапога, –
«Много чести славянскому мясу»,
за три четверти века
не набравшему жира, –
но, зачеркнув Луганск,

писаря, помните,
не поставит подписи
фюрер под самостийностью
ост-славянского лОскута…
Украинской мове,
русской речи – хосписы
на задворках мира
уже строятся.

Как хорош английский ваш диалект остоксфордский
над суфлерской будкой в монологах гетманских,
как не жжется правда в нем, как невинно лжется им,
сдав права на пушкинский, подавясь шевченковским!

Коронационная.
Слог дивит изысканностью.
Матерщинник выбритый
держит речь финальную.
В полиглотке бархатной –
перевод с английского,
снова мягко стелющий
страшный сон, Украйна, твой:

В своей инаугурационной речи Порошенко пообещал принести мир на всю территорию Украины, добавив при этом, что «готов говорить с мирными гражданами, а не с бандитами».

Говоря о ситуации на юго-востоке страны, он заявил о готовности амнистировать всех, кто сдаст оружие, а также предоставить коридор для «российских наемников».
«Пожалуйста, сложите оружие, и я готов предоставить иммунитет от преследования всем, у кого нет крови на руках», — сказал Порошенко.
Обращаясь к жителям Донбасса, украинский президент перешел на русский и заявил о готовности объявить досрочные выборы на юго-востоке страны и гарантировать права русскоязычного населения.
«С чем я как президент приеду на восток в самое ближайшее время? С миром, с проектом децентрализации власти, с гарантией свободного использования русского языка, с уважительным отношением к специфике региона», — сказал Порошенко.
«Вопрос о целостности Украины дискуссии не подлежит», — сказал Петр Порошенко, два раза повторив, что «Крым был, есть и будет украинским». Он добавил, что говорил об этом российскому президенту Владимиру Путину в ходе их короткой встречи в Нормандии в пятницу.

Новый президент Украины пообещал добиваться вступления страны в ЕС, заметив, что «европейский выбор – сердце нашего украинского идеала». Этим его словам собравшиеся аплодировали стоя.

«Мы возвращаемся в Европу. Слава Украине», — завершил Порошенко свою первую президентскую речь.
                Седьмое июня 2014 года.

Последний кадр

               
                памяти       Андреа Роккелли
                Андрея Миронова
                Игоря Корнелюка
                Антона Волошина
                Анатолия Кляна
               

                «И надо держать, держать удар
                И сердцем, и клеткой грудной».
                Игорь Корнелюк               
               

Солдатской матери слова, что страха нет,
а только гнев, как родовая мука,
в последний кадр вошли последним звуком
со свистом пули, пущенной на свет.

Теперь мы знаем, что сереют губы
у раненых в живот и под ребро,
что боли нет, когда идет на убыль
в грудной клети дыхания прибой.

Что десять дён с прямого попаданья
в живое тело зреет ДНК
для похорон и сушит гнева пламя
скупые слезы на мужских щеках.

А также что за звуком полуночным,
за роковой чертой небытия,
вместила в кадр пунктир горячих точек
недремлющая камера Твоя,

Ты, Кто Единый знает время часа
когда, лучами гневно ополчась
всей пятерней взойдет звезда Донбасса,   
над ополченьем, записавшим вас!

                2 июля
2014