БУДНИ ЦЕРКОВНОГО ПРОСВЕЩЕНИЯ
1. НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
В прошлом разделе моих размышлений я завел речь о церковном просвещении. Поэтому расскажу теперь, как через несколько лет я уже сам создавал церковную школу, в другом приходе. За эти несколько лет многое изменилось в моей жизни. Видимо, как верующий я окреп, как это и с любым человеком происходит с течением времени. Кроме того, мне удалось хотя бы в некоторой степени получить духовное образование. Все это привело к тому, что мне хотелось теперь серьезно применить свои силы, принять участие в каком-нибудь серьезном деле.
Но для этого я должен сначала рассказать, как я попал в этот новый приход. Еще в первые годы моей церковной жизни, когда я ходил в свой первый храм, я проявлял очень большое внимание к жизни соседних храмов. Тогда их было очень немного, они еще только открывались. Для меня, например, было большим событием, если в прежде закрытом храме в одном из соседних районов начинались восстановительные работы, если там освобождали помещения, начинали богослужения - и я непременно старался побывать там и принять в этом какое-то участие. Зашел я и в этот храм, в двух остановках метро, еще ближе к московской окраине.
Он находился на открытом пространстве, на большой огороженной территории. В этот день территория была закрыта. Но мне так хотелось попасть туда, что я нашел под забором какой-то лаз, и таким образом проник внутрь. Здесь, на территории я встретил одного священнослужителя. Он, конечно, удивился, увидев меня, но проявил ко мне интерес и внимание, и даже ввел меня в свое помещение - подобие такого же вагончика-бытовки, с которым я был уже так хорошо знаком по моему первому храму. Здесь между нами произошел разговор. Подробностей его не передаю - да в нем и не было ничего особенного, и за богословскую его глубину я не ручаюсь. Важно, что он откликнулся, что он заговорил со мной. Это было тогда для меня так необычно, так неожиданно и драгоценно! Я к тому времени, по своему первому храму, уже привык, что священнослужитель - это, конечно, серьезный и ответственный человек, но что от него слова не дождешься, что он только совершит свою службу на непонятном языке - и сразу же уходит в алтарь. А здесь вдруг - и интерес, и внимание, и расспросы о моей жизни, и даже чай! Я этого ждал и очень стремился к этому, и потому очень этому обрадовался. Потом он проводил меня, сам отпер ворота, сказал мне приходить еще и больше не перелезать через забор.
Вот, собственно, и все. К сожалению, в ближайшее время я не смог выполнить своего намерения и больше в этом храме не посетил его - сказались и заботы в моем постоянном приходе, и мои попытки получить хотя бы какое-нибудь духовное образование. А встретил я его вдруг совершенно неожиданно, уже через год или полтора, буквально в вагоне метро. Он к тому времени служил уже в другом храме. Не знаю, как он туда попал - я в этих воспоминаниях не собираюсь домысливать обстоятельства, которые прямо меня не касаются. Между нами сразу установилось взаимопонимание, или какая-то духовная близость. Он пригласил меня прийти к нему в храм. Я, видя в нем одного из священнослужителей, который привлек мои интерес и внимание, охотно согласился. У меня, как я уже сказал, была внутренняя потребность принять участие в каком-то деле, применить свои силы. Так оказался я в этом новом приходе. Так началась эта непростая эпопея создания в этом новом месте воскресной школы.
2. ХРАМ НА КЛАДБИЩЕ
Должен сказать, что описывать этот новый период моей жизни мне довольно непросто. Дело в том, что я оказался в месте довольно необычном, странном, и для меня довольно неестественном. Это был один из храмов, который в советское время не закрывался. Кроме того, он находился на кладбище. Поэтому в нем сложились свои особые микроклимат и своя атмосфера, необычные не только для Москвы, но и для тех новых московских храмов, которые тогда открывались. В том, первом храме, который я описывал в прошлой главе, все было понятно - он только что открылся, и в него, в основном, пришли люди, только что пришедшие к вере. Им, в совершенно новой для них обстановке, предстояло налаживать их новую совместную жизнь. Здесь же все было странно - с одной стороны, главным содержанием времени по-прежнему оставался приход множества новых людей к вере; с другой стороны, храм производил впечатление уже сложившегося уклада, порядка, который нужно было только поддерживать - и что самое главное, здесь на это множество только приходящих к вере людей не слишком-то и обращали внимание!
Основу жизни храма составляло богослужение. Оно здесь совершалось каждый день, и утром, и вечером. Для этого в штате храма состояло несколько священников. Было и несколько прислужников, чтецов, в число которых оказался включен и я. Они, по моему мнению, оказались люди достаточно культурные, тянущиеся к вере, богослужению - все-таки здесь старались подбирать людей и поддерживать "духовный уровень" алтаря. И священники (в первую очередь, конечно, они!) были людьми культурными, глубоких духовных знаний - в полном смысле представители Церкви! Но уже сразу за стенами алтаря картина резко менялась. Уже певчие (т.е. люди наиболее близкие к алтарю) были представителями уже совершенно другой культуры. Они были музыкантами, выпускниками консерватории, которые просто "подрабатывали" в храме. Вопросы церковной жизни, подлинного смысла богослужения их совершенно не интересовали - для них были важны чисто певческие, музыкальные вопросы. Они были, может быть, в чем-то и неплохие люди - но поговорить с ними было совершенно не о чем! А дальше - больше, т.е. чем дальше от алтаря - тем было меньше духовности, меньше понимания подлинного смысла того, что происходит в Церкви! Храм по воскресеньям наполняла огромная толпа - и, хотя все эти люди пришли в храм, и, следовательно, что-то их связывало с Церковью, но среди них трудно было встретить духовно близкого человека, само поведение которого и взгляд свидетельствовали бы, что он пришел сюда для того, чтобы служить Богу. Многие, мне кажется, приходили сюда просто потому, что есть большое открытое помещение, где можно побыть, провести время, встретиться с другими людьми, посидеть вместе на лавочке, посудачить о том о сем - т.е. из естественной для человека нелюбви к одиночеству и стремления к общению. В этом смысле церковь в какой-то степени исполняла свое назначение, объединяя людей. Но любви к познанию вопросов веры среди этих людей не было никакой. Пожилые женщины проводили время на лавочках, наполняя храм своим невежеством и предрассудками. Лишь немногим лучше были сотрудницы храма - обладая, конечно же, определенными качествами, необходимыми для этой работы - уравновешенностью, спокойствием, даже некоторой доброжелательностью к людям - они, однако, тоже не проявляли особого интереса к вопросам веры, и вряд ли смогли бы удовлетворить интерес к познанию какого-нибудь серьезного и неравнодушного прихожанина. Скорее всего, в храме их держала его обстановка - иконы, богослужение, горящие лампады и свечи, привычка к этой работе, да еще то, что надо же где-то работать - к другому-то делу никакому они уже не годились, а здесь взяли! В заботах о продаже свечей и икон, в уборке храма и чистке подсвечников, в приготовлении трапез для священнослужителей и для самих себя проходили их дни, и здесь, в этих заботах складывался свой, особый мир. Мир этот почти никак не соприкасался с алтарем. Он был в каком-то смысле самодостаточным, и у представителей его вполне могло создастся впечатление, что именно они являются в храме хозяевами, что именно от них, в значительной степени, зависит жизнь храма. Именно это, мне кажется, и произошло с нашим старостой, который являлся начальником над всеми этими хозяйственными работниками. Он вел себя в храме как хозяин, которому все в храме подчиняются, в т.ч. и служители алтаря. Мог зайти в алтарь прямо во время службы, отвлечь настоятеля, долго выяснять с ним какой-нибудь хозяйственный вопрос. Были, конечно, и еще мужчины среди сотрудников - дежурные по храму, истопники, ночные сторожа. Нельзя, конечно, сказать, что они были люди совсем неверующие. Даже, наоборот, можно было сказать, что некоторые из них имели достаточно сильную веру - но веру своеобразную, особенную, которая проявляется именно "в пространстве храма", при звуках богослужения, при блеске лампад и свечей, при созерцании резных окладов и икон. Среди них были даже молодые люди, которые проявляли некоторую духовную чуткость, имели некоторый "духовный талант" - но талант этот проявлялся именно в храме, в его обстановке, это был специфический талант "дежурного по храму". Бессмысленно было говорить с ними о сути веры, о современной церковной и общественной обстановке, о современных задачах Церкви в области церковного просвещения. Эти люди, имея, несомненно, веру, нашли себе работу, соответствующую их внутреннему устроению - в обстановке храма, "под крылышком" богослужения. Но само богослужение было им непонятно, они не интересовались его сутью, не принимали участия в его совершении. И получалось, что главной их задачей становилось хозяйственное обслуживание всей этой "машины", служащей духовному исцелению людей, что они, с одной стороны, зависимы от нее, а с другой - что все в храме зависит от них. Такая вот интересная ситуация.
Храм находился на кладбище, и поэтому одной из важных сторон его деятельности было отпевание покойников. Их привозили иногда по нескольку человек в день. Когда я пришел туда в первый раз, во время отпевания не звучала проповедь. Никого не интересовало духовное состояние родственников умерших, их отношение к вере - достаточно было, что они решили привезти своего умершего родного в храм. Лишь впоследствии ситуация стала несколько меняться - я имею в виду, в первую очередь, старания того священнослужителя, который пригласил меня в этот храм, и нескольких священников, пришедших впоследствии. Они почувствовали, что жить так дальше нельзя, и старались использовать это краткое время общения с пришедшими в храм людьми для церковного наставления.
Вообще, сама эта задача - отпевание умерших - приводит к серьезному "перекосу" в духовной жизни храма. Все происходящее в храме приобретает как бы определенный "уклон". Этот уклон вовсе не наводит большинство приходящих на серьезные мысли о духовном мире, о вечности. Для таких мыслей нужно иметь уже определенный духовный уровень. Тогда человек получает возможность оторваться от "физической картины" происходящего и увидеть во всем духовный смысл. Если же этого нет, то перед ним день за днем, неделя за неделей будет стоять именно эта "физическая картина", т.е. постоянно присутствующие в храме мертвые тела. И это становится привычным, становится чуть ли не естественной принадлежностью храма, вообще христианской веры, Православия... Вот в такой обстановке мы жили.
...И вот теперь, вспоминая это время и пытаясь осмыслить его, я нередко думаю о том - а что же все это могло значить?.. В чем смысл, в чем урок для нас этой обстановки, этого храма?.. И прихожу к единственному выводу - что это свидетельство для нас о нашем прошлом, о нашей истории. О том, какой непростой путь прошла Церковь в нашей стране, в XX веке. Мне даже часто приходит мысль, что это - свидетельство некоего подвига. В самом деле, в этом храме было сохранено богослужение. Он был один из тех двадцати или тридцати московских храмов, которые в советское (по кр. мере, послевоенное) время не закрывались. В то время как у нас в обществе о вере было, как говорится, "ни слуху ни духу", здесь непрерывно шла служба. Что же, что это удалось сохранить только на кладбище, и что за богослужением в храме отсутствовали все другие стороны церковной жизни - для того, советского времени и это был настоящий подвиг!
Вот возьмем, к примеру, настоятеля. Он к тому времени был настоятелем храма уже более 30 лет. Значит, все его настоятельство пришлось на позднее советское время, с его безразличным, а иногда глухо-враждебным отношением к вере. Удивительно само то, как он пришел к вере, как стал священнослужителем - ведь это тоже были советские годы! Возможно, во время его служения на него оказывали давление; возможно, ставили различные препятствия. А он, несмотря на это, все-таки остался священником в этом тихом и незаметном месте, все-таки, за неимением других возможностей, наладил здесь ежедневное богослужение! Этот крепкий и энергичный человек (в молодости, в довоенное или послевоенное время он был спортсменом, чемпионом в одном из водных видов спорта) все-таки стал одним из тех двадцати или тридцати настоятелей, благодаря которым даже в то время можно было сказать, что Церковь в Москве существует!
Как, должно быть, нелегко ему было осуществлять свое служение! Как печально было видеть разрушение и распад Церкви! С какой горечью он, наверное, наблюдал, как черта, отделяющая подлинную церковную культуру от невежества и безверия пролегла сначала между сотрудницами храма и прихожанами, затем - между сотрудницами и хором, затем - между хором и алтарниками, затем - между алтарниками и рукоположенными священнослужителями, а потом уже и священнослужители стали представлять собой не единомышленников, занятых общим делом, а людей, сошедшихся здесь под влиянием различных обстоятельств, опирающихся на храм и имеющих каждый свои жизненные цели! Но уже ничего изменить было нельзя, и сам он, в каком-то смысле, оказался "заложником" ситуации! И как все это могло дальше развиваться, на какие еще ступени "опуститься вниз" - если бы согласно никому неизвестным Божьим планам внезапно не ослабли бы гонения на Церковь, и не появилась бы возможность возрождения?..
Обо всем этом я размышляю сейчас, стараясь понять обстановку в этом храме и этих людей - и священнослужителей, и сотрудников. Разумеется, никого ни в чем нельзя обвинять! И, тем не менее, можно сказать, что к тому времени, как я пришел туда, жизнь храма во много утратила смысл, содержание. Она во многом свелась только к исполнению голой формы. А потому и духовной жизни в нем почти не ощущалось. Потому и были возможны жительницы окрестных районов, которые приходили в него только для того, чтобы посидеть на лавочке, и работницы, вроде бы доброжелательные, просто в силу своего природного характера, но не могущие ничего толком о вере сказать, и сотрудники храма, занятые целиком хозяйственными вопросами и при этом чувствующие себя в храме хозяевами.
И вот в эту-то обстановку и пришли мы с моим знакомым священнослужителем. Пришли, недавно приобщившиеся к вере, с ощущением наступившей в нашей церковной жизни новой эпохи, со стремлением собирать, объединять, приводить к вере новых людей. В данных условиях это вылилось в создание небольшой приходской школы. Этим скромным опытом я и хочу здесь поделиться.
3. А ЧЕГО ЖЕ МЫ ХОТЕЛИ?..
Сразу для ясности изложу суть дела. Человек приходит к вере благодаря встрече с другими верующими людьми или под влиянием богослужения. Именно так и было со мной в том дальнем деревенском приходе - и это же продолжилось в моем первом московском храме, по приезде в Москву. Но сразу же вслед за этим он осознает, что приобщился к некой культуре, со своей традицией, своим опытом и своим способом хранения опыта, со своими нравственными правилами и нормами, со своим способом отношений между людьми. И вот, вслед за первым бессознательным ощущением от приобщения к вере, у него возникает вполне сознательное стремление все это понять и освоить. При этом он сознает, что должен двигаться по этому пути не один. Что он приобщился не к обществу "верующих одиночек", а именно к Церкви. И вот он начинает искать людей, которые так же, как и он, недавно пришли к вере и так же, как и он, хотят идти по этому пути. А вместе с ними - людей, которые пришли к вере несколько раньше, и уже обладают определенным опытом, который они могли бы передать.
Так, в самых общих чертах, ставится проблема духовного образования. В нормальной ситуации, когда традиция не прервана, она решается просто и естественно - всегда существуют сообщества верующих людей, или общины, которые хранят веру, поддерживают определенный уровень знаний - и к ним просто приобщается приходящий к вере человек, и в них постепенно узнает и приобретает все, что необходимо ему для духовной жизни. Но в нашем обществе, в нашей Церкви традиция, в значительной степени, была прервана. Т.е. некоторая преемственность сохранилась - но с передачей реального опыта, реальных традиций, реальных знаний были большие проблемы. Поэтому люди, которые в то время приходили к вере и хотели познать церковную традицию, оказывались как бы в положении "первопроходцев". Им нужно было самим, приложив собственные усилия открыть для себя и познать этот новый мир, что они и делали - по книгам, которые в то время во множестве издавались, с помощью собственных размышлений и молитвы, разыскивая людей, которые хоть немного, хоть на полшага шли в этом деле впереди их. Собственно, в этом и было главное содержание тогдашнего периода нашей церковной жизни. Он состоял в том, что множество новых людей пришли к вере, и заново открывали для себя церковную жизнь и церковное учение.
И, конечно, как уже было сказано, никто не мог заниматься этим делом один. Суть церковной жизни именно в том, что верующие люди именно вместе идут к обретению более глубокого духовного опыта. Это подтверждала и ситуация в моем первом храме. Не случайно мы вместе оставались после богослужения и просиживали часто за разговорами допоздна. В этих разговорах часто возникали и духовные вопросы - что такое исповедь, что-нибудь о жизни известного святого, иногда даже - что такое Христианство, что такое Церковь. Ах, если бы батюшка как-нибудь собрал нас вместе, да выслушал эти вопросы, да постарался ответить на них - тогда бы дело быстрее пошло!.. Но он, как я уже сказал, все свое внимание сосредоточил на богослужении, и предпочитал не тратить сил на подобные вещи. И во втором храме, который я описываю сейчас - что если бы настоятель собрал всех нас, священнослужителей и алтарников, и наиболее ответственных из прихожан - и рассказал бы и о своей молодости, и о том, как он пришел к вере, и о позднем советском времени, и что-нибудь о церковном учении!.. Но он, привыкнув к обстановке гонений, в течение нескольких лет не мог перестроиться, боялся или не решался что-то изменить. (Вновь повторю, что я пишу это не для того, чтобы кого-то обвинять.)
Здесь есть еще один важный момент - именно, момент собрания. Не случайно мы еще тогда, давно стремились после службы собраться вокруг стола и попить чаю. Мне кажется, это совершенно естественно, и любой человек будет бессознательно стремиться оказаться в такой обстановке. Просто потому, что это угодно Богу, что так задумано Богом. Людям бессознательно свойственно стремление оказаться в такой обстановке и поговорить о чем-то "лицом к лицу" - а еще лучше, если на столе при этом будет стоять небольшая трапеза. И мы с моим знакомым священнослужителем прекрасно это понимали. С большим увлечением (тогда он был еще в сане дьякона) он рассказывал мне, что хотел бы создать "клуб" для верующих людей (тогда еще это слово казалось мне слишком "смелым", а теперь я понимаю его правоту), в котором они смогли бы знакомиться, заботиться друг о друге - а заодно и что-нибудь узнавать. Единственное, чего мы хотели - это собираться после службы в приходском доме с наиболее активными и неравнодушными прихожанами, обсуждать вопросы, которые нас волнуют и потихоньку познавать вместе церковное учение. Вряд ли мы представляли себе какое-то "обучение", какой-то "учебный процесс" - среди нас просто не было человека, который мог бы его организовать. Не было речи и о человеке, который так много знал, что мог бы много и долго говорить, так что остальные могли бы только молчать и с интересом его слушать. Нет, разговор мог идти только о небольших собраниях наиболее активных прихожан, которым, во-первых, была небезразлична жизнь храма, а во-вторых, которые хотели бы разобраться в своей вере и понять, как лучше с этой верой жить.
С этой целью я и пришел помогать отцу дьякону. Но, боже мой, как же непросто нам было с ним добиться этой цели! Начать с того, что поначалу отец настоятель вовсе не хотел благословлять эти встречи, или занятия. Наученный горьким опытом своей прежней жизни, он, видимо, с осторожностью относился ко всему, что хоть немного выходит из привычного, раз и навсегда заведенного порядка. Тогда у отца дьякона возникла счастливая мысль взять меня в алтарь. Может возникнуть вопрос - как же могло так получиться, что я два или три года прислуживал в алтаре, но главным для меня было не само это служение, а именно создание воскресной школы? Должен успокоить читателя - все это время я прислуживал в алтаре с величайшей серьезностью, ответственностью и благоговением. Я имел глубочайшее чувство, что этим я служу Богу, и выполнял все обязанности, которые требуются от алтарника. Но ради справедливости следует сказать, что настоящим обучением ни меня, ни других алтарников в храме никто не занимался. Никто не растолковал нам смысл и содержание службы, не объяснил, как правильно держать себя, не обучал правильному, профессиональному пению и чтению. А сколько пользы могло бы выйти от такого обучения! Практически все церковное учение, вся церковная история и предание раскрываются через богослужение! Поэтому единственной надеждой что-то вместе с другими людьми узнать и понять для меня по-прежнему оставалась воскресная школа. И совершенно естественно, что, внося некоторый посильный вклад в богослужебную жизнь храма, я главные свои силы употреблял именно на нее.
Помню, как через несколько месяцев после начала всей этой истории настоятель благословил, наконец, создание библиотеки. Когда я узнал об этом, я чуть не заплакал от радости. Наконец-то что-то начало осуществляться, наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки! Я принялся ездить по храмам и библиотекам, доставать и покупать книги. Наконец, небольшая библиотечка была собрана. Отец дьякон попросил меня прикрепить на дверь приходского дома листок с объявлением. На следующий день объявление было сорвано. Один из сотрудников храма - тех самых, что считали себя в храме "хозяевами", встретив меня на его территории и злорадно ухмыляясь, спросил: "Ну как, удалось тебе открыть свою библиотеку?" (Нужно сказать, что это общая черта всех работников таких храмов - противиться всем подобным "нововведениям". Даже и в первом моем храме, который был только что открыт, и потому, казалось бы, еще не мог так "окостенеть", работники храма - свечницы, дежурные, уборщицы - далеко не "жаловали" новых сотрудников появившейся вскоре воскресной школы. Они будто видели в них "конкурентов", которые каким-то образом "подтачивают" уже занятое ими и уже ставшее привычным для них положение. В самом деле, люди эти привыкли, что есть храм, есть богослужение, есть хозяйственные заботы по храму, и, что немаловажно, что они сами занимают в этом весьма важную и почетную роль, и что вот все это и есть "церковь" - а тут вдруг еще какие-то занятия, ученики, преподаватели, и все это вместе делает их собственное положение не столь определенным и прочным, а даже достаточно шатким. Мне кажется, что-то подобное было и здесь. Вряд ли можно было заподозрить наших милых сотрудников в такой ненависти к книгам. Но у них была здесь своя "система", и они сами занимали в этой системе весьма важную и почетную роль, а все эти "новшества" - какие-то библиотеки, и беседы - в эту систему "не вписывались".)
Но прошло время, и настоятель благословил, наконец, и начало бесед. Мы начали собираться после воскресной службы в одной из комнат приходского дома за большим столом. Наш руководитель сам приглашал на эти беседы приглянувшихся ему прихожан. Некоторыми впечатлениями об этом периоде нашей жизни я и хочу теперь поделиться.
4. И ЧТО У НАС ПОЛУЧИЛОСЬ...
Перед нами встала задача организации этих бесед и наполнения их каким-никаким учебным содержанием. Сразу скажу, что никаких особых достижений у нас на этом поприще не было. Это был первый, предварительный период организации таких бесед, от которого нельзя было ждать каких-то серьезных результатов. Главным его достижением было лишь то, что люди собрались. Это само по себе было важным и наполняло новым содержанием их жизнь. Как я уже сказал, подобные собрания, или беседы действуют во многом бессознательно. Человек может и не думать о них - но какое-то впечатление в памяти осталось, и его снова тянет туда, ему снова хочется оказаться в той же обстановке. Может быть, это и есть главный результат. У человека появляется новое желание в жизни, новая потребность. И эта потребность связана с Церковью, с тем, чтобы встречаться и видеть других верующих людей, общаться и беседовать с ними, вместе познавать церковное учение.
Нас собралось около 15 человек. Все это были люди из нашего же храма, которых специально пригласил отец дьякон. Поначалу мы просто знакомились, беседовали на разные темы, кому что в голову придет. Помню нескольких человек из нашей тогдашней компании. Был один прихожанин средних лет, очень энергичный и серьезный, который очень глубоко интересовался вопросами веры. Был пожилой человек, который, кажется, верил многие годы - но только теперь нашел такую компанию верующих людей, с которыми можно регулярно общаться. Была одна молодая женщина - казалось бы, не очень духовная, с характером несколько тревожным - но ведь что-то же ее привело в храм! Она обычно приходила с двумя детьми, и это привело нас к тому, что у нас одновременно проходили два занятия - для детей и для взрослых.
Мы сначала говорили на разные темы, какие возникали. Потом понемногу начали читать Евангелие, изучать историю Церкви. Повторяю, во всем этом не было ничего серьезного, все это было достаточно спонтанно и кустарно. Прошло время - и некоторые стали делать отдельные сообщения, как, например, еще один наш алтарник, человек уже достаточно немолодой. Он к тому времени уже немного поучился в богословском институте и, кроме того, посещал одну известную общину. Заходил к нам как-то и еще один священник, и провел, кажется, несколько занятий, в своей особой манере. Короче, каждый как-то вносил свой вклад, кто во что горазд. Я сейчас не о деталях говорю, да они сами по себе не так уж и интересны. Главное - результат. За эти несколько месяцев мы действительно узнали друг друга и полюбили эти беседы. Мы теперь действительно с нетерпением ждали воскресного дня. Но самым главным результатом для меня был отзыв, данный об этих беседах еще одним священником - удивительным и необычным человеком, несколько позже пришедшим в наш храм, о котором я, наверное, еще расскажу. Он был человеком очень высокой церковной культуры, и ему, наверное, поначалу тяжеловато служилось в нашем храме, который, если честно сказать, был местом "церковного застоя". Он тоже иногда заходил на наши собрания - или, по крайней мере, приходил в приходской дом по их окончании, попить с нами чай. И вот однажды, во время одного из таких чаепитий он вдруг сказал: "Вы знаете - благодаря этим беседам мы перестали бояться друг друга". Эти слова поразили меня. Удивительно было услышать их от человека, который, казалось бы, ничего не боится! И вот, оказывается, он тоже это испытал - отчужденность служителей алтаря, которые, казалось бы, заняты общим делом - но каждый, кроме этого, преследует какую-то свою цель, так что нельзя быть ни в ком до конца уверенным, и ни на кого нельзя полностью опереться. И вот, оказывается, эти наши беседы, на которых мы просто откровенно разговаривали, беседовали о Евангелии и об истории Церкви, и на которые иногда приходили некоторые служители алтаря, смогли в какой-то степени "переломить ситуацию", снять это напряжение, преодолеть это отчуждение и недоверие! Повторяю, его слова поразили меня. Даже если эти беседы имели только такой результат - то все равно не зря мы их начали, и не жалко было никаких усилий на этом пути, никаких огорчений и испытаний, которые нам пришлось пережить!
Но ради справедливости надо сказать, что эти беседы имели не только этот положительный результат. Сильно огорчало то, что в них участвовало всего лишь 15 человек. Расширить этот круг людей у нас не было сил и возможностей. И вот, постепенно получилось так, что мы, участники этого круга, стали отдаляться от остальных прихожан. Это особенно чувствовалось после литургии, во дворе храма, когда мы собирались, чтобы идти на наши беседы. В этот момент мы ощущали себя особой группой, в какой-то степени далекой не только от случайных "захожан", или от тех, кто единственный раз привез сюда на отпевание своих покойников, но и от тех прихожан, которые ходили в храм достаточно постоянно. И я думаю, это неизбежно. Общее дело, регулярное общение действительно объединяют людей. Здесь создается новая, более глубокая степень единства. Невозможно требовать от участников таких бесед, чтобы они по-прежнему чувствовали себя членами более широкого и "аморфного" единства, которое создают множество прихожан и захожан большого храма. Наши беседы показали свою несомненную пользу, это была более высокая ступень церковного общения - и за нами, по идее, к ней должен был бы приобщиться весь храм. Должна была возникнуть другая такая же группа, третья, беседы и встречи с другими священниками, развиться просветительская и социально-благотворительная деятельность. Но для этого нужно было внимание к этой проблеме настоятеля. Так не только в Церкви - людские сообщества иерархичны, каждое находится под управлением и влиянием конкретного человека, и только то по-настоящему осуществляется в этих сообществах, только то получает настоящее развитие, к чему этот человек проявляет свое участие. Иными словами, эта просветительская деятельность должна была стать деятельностью настоятеля и всего храма. Но настоятель не уделял ей серьезного внимания. Поэтому эта деятельность оставалась лишь некоторым "очагом", лишь некоторыми усилиями неравнодушных и стремящихся послужить Церкви людей - поскольку настоятель благословил ее и не препятствовал ей. Эти беседы принесли несомненные плоды. Кроме изменения обстановки в алтаре и в кругу близких к алтарю людей они действительно способствовали просвещению и даже приходу к вере некоторых людей. Я сам видел, как постепенно, с течением недель и месяцев люди на беседах менялись. Так, например, та женщина, которая поначалу выглядела несколько нервной и тревожной, через несколько месяцев стала более уверенным в себе, искренне верующим и заботливым человеком. Имело это дело и некоторое продолжение - так, не видя серьезных возможностей для развития этих бесед в нашем храме, мы уже задумали и начали осуществлять создание просветительского центра в соседней городской библиотеке. Несомненно, что на этих беседах мы и что-то узнавали - или, по крайней мере, они расширяли наш кругозор. Для меня эти занятия стали началом моего серьезного интереса к вопросам церковного образования - я даже старался составлять более стройную учебную программу на год, на два, и даже на три года. (Правда, эти мои стремления не могли здесь осуществиться. Для организации стройного последовательного обучения нужна не только учебная программа, но и постоянная, живая ее реализация. Здесь же этой реализации быть не могло. Беседы так все это время - в течение 3-х или 4-х лет - и продолжали носить беспорядочный, "кустарный" характер. Так что эти мои усилия оставались, в основном, только "на бумаге".)
Итак, дело это было, без сомнения, доброе. Неблагоприятной была только обстановка, в которой оно осуществлялось. Теперь, по прошествии этих лет, думаю - а почему же в этом храме в то время сложилась именно такая обстановка? Причины я, отчасти, уже назвал - это было наследие советских лет, когда этот храм оставался одним из немногих действующих храмов в городе. Однако, к тому времени, как мы начали это дело, церковное возрождение продолжалось уже около 4-х лет, я за это время успел прийти к вере, внутренне окрепнуть, прийти к мысли о необходимости служения Церкви, реализации своих сил. Почему же настоятель не мог пойти навстречу "велениям времени", не мог проявить больший интерес к нашему делу? Теперь, размышляя об этой ситуации, прихожу к необычному выводу, что он этих "велений времени", может быть, и вовсе не заметил! Это ведь для меня эти три или четыре года моего прихода к вере были целой эпохой, обретением новой жизни! А перед ним стояли те тридцать лет советского времени, в которые он был настоятелем этого храма. И эти "новые веяния", этот краткий последний период просто могли не представлять для него ничего существенного! Представляю, как он думал: "Ну вот, наступило некоторое оживление в Церкви. Но, скорее всего, это ненадолго. Скорее всего, это краткое время пройдет - и все снова будет по-прежнему. А эта "молодежь" обрадовалась, рвется в бой, стремится собираться, наставлять, проповедовать... Что ж, пусть собираются, если так уж им невтерпеж - но только тихо, незаметно, так, чтобы никто об этом не знал... А то, когда все снова вернется, им самим же будет хуже..." Получается, что он, может быть, о нас же заботился...
А что же постоянные сотрудники храма, и что же староста?.. Я уже высказал предположение, что их позиция объяснялась некоторой привычкой к определенному порядку, который они не хотели менять. Но ведь этот порядок тоже был - наследием советского времени! Вот, например, староста. Он, без сомнения, был человеком верующим. Воспитал в вере своих детей, старший сын тоже находился здесь в качестве сотрудника храма. Как про него рассказывали, долгое время был старостой в деревенской церкви, а когда переехал в Москву, пришел сюда. Относился к своим обязанностям, несомненно, ответственно и серьезно, действительно организовывал хозяйственную жизнь храма, только вот, разве что, имел единственный грех - на этом основании счел себя здесь "хозяином". Разве это тоже не знакомые нам черты советского времени? Когда вера "вытеснялась" из городов и серьезные верующие люди могли еще найти некоторую опору в деревнях? Когда из церковной жизни исчезали активность, деятельность, и вся она сводилась к "сохранению уклада"? Когда священники "отодвигались на второй план", и на их долю оставалось только исполнение мало кому понятного богослужения, а "хозяевами" в храме становились т.н. "двадцатки", хозяйственно активные миряне?.. И все это можно было наблюдать в жизни нашего храма. Многие сотрудники его тоже прежде жили в деревне, и были там сотрудниками храмов. Приехав в Москву, они искали в чем-то похожей обстановки - и нашли ее в этом тихом безлюдном месте, на кладбище. Здесь они вовсе не думали о задачах современной церковной жизни, о потребностях большого города - а стремились лишь к тихой размеренной жизни и к "сохранению уклада". Складывалась та необычная ситуация, которую я уже попытался описать - всех их привлекла сюда, конечно же, атмосфера богослужения; но в богослужении они практически ничего не понимали и в его совершении не принимали никакого участия; это было делом священников, которые к тому времени уже отгородились незримой "стеной" и от певчих, и от прихожан, и от хозяйственных работников храма; получалось, что эти люди собрались вокруг богослужения, были зависимы от богослужения - и в то же время чувствовали себя достаточно независимо и автономно, были как бы "опорой" храма, от которой в какой-то степени зависели даже и сами священники с их богослужением. Вот такое странное противоречие, которое тоже досталось нам от советского периода.
Ну а мы с моим знакомым священнослужителем (когда я встретил его, он был в сане дьяконе, но позднее стал священником)?.. Неужели не понимали мы, что обстановка здесь для наших замыслов не благоприятная, что наши усилия не принесут, скорее всего, прочных результатов? Должен сказать, быть может, странную вещь - что мы тогда, быть может, с ним об этом и не задумывались (говорю, по крайней мере, за себя)! Человек, как правило, не выбирает те места и тех людей, среди которых он оказывается. Если это человек верующий, то, где бы он ни оказался, именно там он и должен нести свое церковное служение. Я, например, не мог бы не прийти помогать этому дьякону. В то время, когда у нас в округе было всего два или три открытых храма, он оказался единственным священнослужителем, который проявил ко мне некоторые интерес и внимание. Поэтому, когда я случайно встретил его посреди города, я, не задумываясь, пришел вслед за ним в этот новый и для меня и для него храм.
Видимо, и его ситуация была в чем-то похожа. Как бы он ни оказался в этом храме, для него здесь был единственный вариант - всеми возможными средствами, как он это понимает, служить Богу. Он это и делал, не взирая ни на какие обстоятельства, исходя из того понимания, которое могло быть у недавно пришедшего к вере человека.
Так мы и провели вместе около 4-х лет, в служении в алтаре и в заботах о развитии в этом храме церковного просвещения. Надо сказать, что эти усилия все же принесли некоторые плоды. И школа эта существовала после этого много лет, и даже теперь существует. И на "отдельной территории" в городской библиотеке тоже происходило много интересного. Да и сам храм постепенно, с течением времени тоже заметно изменился. Оживление церковной жизни, которому поначалу так не доверял настоятель, продлилось и 5, и 10, и 15 лет, в храм приходили новые молодые священники, он как-то постепенно тоже включился в современное течение московской церковной жизни. Но в то, первое время, в наших первоначальных усилиях нам с отцом дьяконом приходилось преодолевать ужасающую инерцию, ужасающее, огромное сопротивление.
Однако, ради справедливости следует сказать, что в дальнейшем развитии этого дела я уже не участвовал. Причина - в состоянии моего здоровья и в изменившихся обстоятельствах моей жизни. Однако, и дальнейшие мои усилия тоже были связаны с церковным образованием. Об этом – дальнейший мой рассказ.
НА ВЕРШИНАХ КУЛЬТУРЫ И ОБРАЗОВАННОСТИ
1. В НОВОМ МЕСТЕ
Я описал самый активный период моей церковной жизни. У каждого человека, наверное, было в жизни время, когда он что-то делал сам, когда он что-то начинал, организовывал, создавал. Так, в первый мой храм я пришел, конечно, в качестве прихожанина, когда он уже существовал. Но это был первый храм в нашем районе, и у всех нас, его первых прихожан, было ощущение начала, того, что мы заново, буквально не пустом месте создаем этот храм. Еще в большей степени такое чувство было у меня во втором храме. Там мы действительно заново создавали воскресную школу, которой прежде не было.
Но у каждого человека есть и другого рода воспоминания - когда он в каком-то деле просто участвовал, был включен в него в качестве помощника. Именно такого рода и будут мои следующие воспоминания. Речь идет о небольших богословских курсах, на которые собирались люди со всей Москвы. Правда, с некоторой точки зрения, это дело тогда находилось тоже в самом начале. Когда я пришел на них, эти Курсы существовали всего лишь год. Поэтому я, соответственно качествам моего характера, через некоторое время активно включился в их жизнь, стал заботиться о том, чтобы образование, даваемое на них, было как можно более интересным и ярким, чтобы время, проведенное на них, оставляло как можно более глубокий след в жизни человека. И все же сюда я пришел в качестве слушателя, учащегося, а дело это было начато за год до этого преподавателями - поэтому мне естественно была отведена в нем роль помощника, участника.
Несколько слов о том, как я туда попал. В нашем храме, где мы создавали воскресную школу, настоятель наконец-то начал проявлять к ней внимание - и тут вдруг осознал, что первый помощник руководителя школы, который постоянно помогает проводить в ней занятия, пока еще не имеет полноценного духовного образования. (До этого я довольствовался самообразованием, чтением книг, некоторыми общими представлениями о церковной жизни, которые мне за эти годы удалось получить, да робкими нерегулярными попытками кое-где поучиться.) Нужно сказать, что в этом своем пожелании он был прав, и это свидетельствовало о его серьезном и ответственном отношении к Церкви. Таким образом, передо мной встала задача найти себе место для обучения. В одном из московских монастырей (в котором специально занимались вопросами церковного образования) я узнал, что там есть такая возможность. Так я оказался на этих курсах. Впоследствии их жизнь меня увлекла, я стал принимать в ней более активное участие - и из-за этого получилось так, что у меня постепенно ослабла связь с моим прежним храмом. В этом я себя не укоряю и за это себя не виню. Мирянин, в отличие от священнослужителя, не является "прочно привязанным" к какому-либо конкретному месту. В первые годы своей церковной жизни он находится, в каком-то смысле, в состоянии "пробы", "поиска". Два года я провел в моем первом храме, участвуя в его восстановлении. Затем четыре года участвовал в создании воскресной школы. И вот теперь, наконец, настало мне время попасть в новое место, чтобы остаться в нем на более долгий срок. Даже у священников, я слышал, бывает, что они начинают некоторое дело - но оно оказывается для них в каком-то смысле "пробным", а потом у них возникает новое дело - и оно-то и оказывается настоящим. В каком-то смысле и физическое мое состояние сыграло здесь роль. К тому времени мне уже трудно было бегать с кадилом из одного конца храма в другой, сидеть на занятиях в холодных нетопленных помещениях, и, занимаясь этим естественным и необходимым делом, преодолевать сопротивление людей, которые считали себя в храме "хозяевами". Короче говоря, чисто физически, по состоянию моего здоровья это дело становилось мне не по силам. И, не меняя его сути, продолжая заниматься вопросами церковного просвещения, я как-то постепенно оказался в обстановке более спокойной и приятной, где смог посвятить этому делу еще несколько лет. Об этом периоде я теперь, по мере сил, и расскажу.
ПОСТАНОВКА ЗАДАЧИ ЦЕРКОВНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
Но для этого сначала поставлю вопрос - а в чем же суть церковного образования? Как возникает потребность в нем, какими средствами мы при этом пользуемся, и что в результате хотим получить? Кратко повторю то, что я уже сказал. В какой-то момент человек приходит к вере. Происходит это, как правило, через богослужение или через встречу с верующими людьми. И вот теперь, когда человек уже ощущает правду и глубину церковной жизни, когда он уже чувствует, что здесь "что-то есть", когда его уже влечет в эту сторону - он начинает совершать усилия, чтобы включиться в церковною жизнь. Он хочет, во-первых, находиться среди верующих людей - а во-вторых, сознает, что здесь существует своя глубокая культура, свой древний образ жизни, своя традиция. Вот здесь, собственно, и возникает проблема церковного образования. Попросту говоря, она состоит в том, что человеку нужно весь этот образ жизни, весь этот глубокий пласт культуры освоить.
Собственно, это и происходило в первые годы нашего церковного возрождения. Тогда множество людей проявили интерес к Церкви, были привлечены богослужением, осаждали пороги наших храмов. И вслед за этим первым интересом, вслед за первым ощущением, что "в Церкви что-то есть" перед ними вставали вопросы: что такое Церковь? что такое богослужение? что такое иконы и кто такие святые? какова история Христианства? чему учит Евангелие? - и многие другие. Все это они хотели узнать. И именно в этом первоначально виделась цель церковного образования.
Но оказывается, что человеку на самом деле нужно не столько знать о церковной жизни, сколько реально жить этой жизнью. Вспомним - ведь и в моем первом храме, где не было никакой возможности образования, тем не менее, все его прихожане реально ощущали церковную жизнь. (Правда, такой жизни оказалось недостаточно, чтобы между людьми возникли прочные духовные связи - поскольку для таких связей необходимо единство в понятиях, "идеях". Но сама церковная жизнь, яркая, глубокая, полная искренней веры и любви к храму, несомненно, была.) С другой стороны, мы часто встречаем людей, которые обладают "церковным образованием" в названном выше смысле (такие уже появились в те, первые годы), но в которых мы не чувствуем этой жизни. Вроде бы, все они говорят правильно, вроде бы, обладают всей необходимой информацией - но за этим не чувствуется подлинного духовного опыта, а значит - подлинной правды. Вот в этом-то и беда подобного обучения, подобных поверхностных "знаний" о вере! И это явление (поверхностных духовных знаний) особенно стало распространяться тогда, в начале 90-х годов.
Мы тогда оказались в очень непростой ситуации. От прежней церковной жизни у нас осталось, фактически, только богослужение (именно его оказалось возможным сохранить в годы гонений). (К слову сказать, именно это и оказалось самым важным. Именно через богослужение человек наилучшим образом получает представление о Боге, ощущает атмосферу церковной жизни. Удивительным образом советские власти разрешали верующим именно богослужения, через которое наилучшим образом, пусть и бессознательно, и передается людям вера- запрещая при этом общение, проповедь, какую-либо церковную деятельность.) И вот, с прекращением гонений множество людей были привлечены этим богослужением. Ощутив его глубину и силу, они хотели бы ближе приобщиться к церковной жизни. А те, кто могли помочь им это сделать - те немногие, были ближе к Церкви - могли лишь сказать им примерно следующее: "Мы сами ничего в этом не понимаем... Мы сами не имеем реальной традиции, живой, полноценной церковной жизни, живого опыта. Единственное, что мы можем вам предложить - это некоторые знания о том, как верующие люди жили прежде."
Конечно, этих людей нельзя ни в чем винить. Они тоже, как могли, старались способствовать тогдашнему церковному возрождению. Но средств, чтобы это осуществить, у них было крайне недостаточно.
В действительности церковное образование неотделимо от церковной жизни. Это не интеллектуальные знания - а это и есть эта реальная, полноценная жизнь. Но в чем состоит эта жизнь? Мы ошибемся, если сведем ее всего лишь к богослужению и Таинствам. Богослужение и Таинства - лишь "квинтэссенция" церковной жизни, облеченная в форму определенных внешних действий, обрядов. Церковная жизнь на самом деле состоит в другом - в познании каждым человеком Бога и в христианских отношениях между верующими людьми.
И вот, на этой основе и должно строиться церковное образование. По существу, оно и не существует само по себе, а является частью этого целого. Когда это целое есть, люди постепенно сами узнают все, что необходимо им, чтобы жить таким образом. Нужно только собрать этих людей, наладить среди них духовное общение, указать им направление дальнейшего пути. При этом, повторим, главным является сама эта объединяющая их жизнь. Люди должны знать, что они их объединил Христос, что они вместе и по отдельности служат Богу, что Бог присутствует среди них. Заодно могут и что-то узнавать.
Вот такова здоровая, естественная постановка вопроса о церковном образовании. Но у нас это не было так. Редко можно было встретить такую ситуацию, что группа верующих людей, недавно пришедших к вере, сознательно собирается с такой целью, стремится налаживать свои духовные отношения и свою жизнь, и постепенно, по мере сил что-то о вере и узнавать. Гораздо чаще приходилось видеть, что одинокие люди, каким-то чудом сохранившие веру в годы гонений, "рыскали" всюду и находили таких новых, пришедших к вере людей, чтобы передать им некотороые знания о вере.
Здесь возникает серьезная проблема. С одной стороны, не вызывает сомнений факт накопления некоторого опыта в течение человеческой жизни. Человек, который в своей жизни что-то испытал, пережил, конечно же, чувствует, что у него есть чем поделиться с другими людьми. С другой стороны, вызывает серьезные сомнения возможность личного учительства в такой глубокой области, как вера. Предположим даже, что человек что-то знает. Но, если он действительно живет духовной жизнью, то он прекрасно понимает, что знания его относительны, что они не являются для него самого главным, что они являются лишь дополнением к его духовной жизни. Ему никогда не придет в голову специально собирать людей для того, чтобы "передавать" им эти знания. Он поймет, что главное для него - это передать им саму эту духовную жизнь, сам дар молитвы, и после этого сказать: "Вот, вы обрели общение с Богом - теперь живите сами и идите, куда вас Бог ведет." Пытаться передать людям какие-то конкретные знания, "наполнить" их этими знаниями - значит, в какой-то степени лишать их свободы, подчинять их себе. Как часто эти знания оказываются не то чтобы ошибочными, а неполными и ограниченными! Сколько в наше время появилось людей, которые, "начитавшись" чего-то в духовной области (кстати, всегда стоит вопрос о качестве этих книг), уже сочли себя достаточно "знающими", способными других людей "наставлять", "учить"! Но на фоне нашей общей духовной необразованности даже лучшие "книжные" знания являются всего лишь еще одной формой невежества. Церковное учение настолько глубоко и всеобъемлюще, что даже лучший знающий его таким образом человек видит его лишь с некоторой стороны, знает лишь небольшую его часть! И вот - на основании этого он начинает считать себя "учителем", ставить себя в особое положение между людьми, считать, что другие люди должны у него все время "брать", а он - "двать"!..
В действительности, нормальной в Церкви является ситуация совместного поиска, совместного пути. Люди, стремящиеся ко спасению, должны быть опорой друг для друга, поддерживать друг друга. Они ставят вопросы, вытекающие из действительных потребностей их жизни, ищут ответы на них. Понятно, что в ход идут и советы более опытных людей, и книги. Но не может быть такого, что кто-то один "все знает" - а другие у него "учатся". Если и найдется более опытный и знающий человек, то он будет направлять и организовывать учебный процесс. Но "подниматься над другими" ему все равно нельзя. Это должен быть общий процесс, руководимый Богом.
Правда, не будем отрицать в учебном процессе и некоторую пользу лекций. А это значит, что кто-то все-таки "поднимается над другими", "больше всех знает" и "все время говорит". Но принцип, по которому строятся лекции, должен быть, в сущности, тот же. Он должен соответствовать реальным, живым потребностям людей. Лектор должен участвовать в том же процессе поиска - но только идти в нем на шаг или полшага впереди других людей. Вот время его лекций люди должны мысленно восклицать: «Вот, это то самое, что нас действительно интересовало, вот, это то самое, что мы хотели услышать!" Недопустимы абстрактные, не затрагивающие душ людей, как бы "спускаемые сверху" знания. Таким лекторам лучше было бы "повесить на шею мельничный жернов и потопить их во глубине морской"! (цитата из Евангелия) Фактически, они "эксплуатируют" духовную устремленность людей, зарабатывают себе среди них уважение и авторитет, не проявляя о них заботы и внимания! В нормальном же случае лектор должен говорить о том, что действительно интересует людей, что находит живой отклик в их душах. Но это и значит, что он тоже участвует в общем процессе обучения, что он тоже один из них, что он живет их интересами - но только играет в этом процессе свою, особую роль!..
Таковы естественные, здоровые нормы духовного обучения. Но мы знаем, что у нас это далеко не было так! Тогда, в 90-е годы, всюду возник этот поверхностный лекционный "ликбез", проводимый без всякой заботы о людях, вовсе не с целью их освободить и спасти, а с целью "подчинить" определенному кругу людей, их достаточно поверхностным понятиям и взглядам. Всюду появились новоявленные лекторы, с конспектами их институтских лекций, получившие лишь "книжное" образование, не прикоснувшиеся даже и пальцем к подлинной церковной жизни - но уже осознавшие себя "учителями", призванными просвещать этот "сидящий во тьме" народ! Это были именно знания, "спущенные сверху", предлагаемые без всякого интереса к слушающим людям, без понимания их действительного духовного состояния, их действительных потребностей, без всякого внимания к их реакции.
Почему же так? Мне кажется, это достаточно интересное явление, и в нем следовало бы получше разобраться. Возможно, все дело в той непростой ситуации, в которой оказалась наша Церковь к моменту окончания гонений. Вера, как я уже сказал, была сохранена - но возможности реальной, здоровой церковной жизни в большинстве случаев не было. Для многих верующих людей вера стала, скорее, "умозрительной", "интеллектуальной". Не имея возможности реальной церковной жизни, они сосредоточили все свое внимание лишь на "положениях" о вере. Думая о том, как эти положения людям передавать, они имели в виду, в основном, дореволюционную ситуацию, то, как эти знания и положения передавались тогда. Это не соответствовало уже потребностям времени. Отсюда такое странное явление в нашем церковном просвещении, осуществляемое, вроде бы, сейчас, но как бы "пришедшее к нам из прошлого".
Это явление имеет ряд характерных черт, и на них тоже хотелось бы подробней остановиться. Во-первых, удивляет постоянная апелляция таких людей к государству. Они будто никак не могут забыть, что Церковь у нас когда-то была государственной, и хотели бы и сейчас наладить и церковную жизнь, и церковное образование подобным образом. Им как будто невдомек, что "повернуть историю" нельзя, и что у нас сейчас совершенно другая ситуация и в Церкви, и в обществе, которая требует совершенно иных подходов и решений.
С этим связано и то, что они хотят поставить своих воспитанников в некое особое положение по сравнению с другими верующими людьми. Они хотят, чтобы те "официально" несли церковное учение и от лица Церкви, и государства, имели при этом официальные рабочие места, получали за это деньги и т.д. При этом, как уже было сказано, само качество этого учения часто оказывается очень низким. Уж лучше нести веру "неофициально", не ожилая за это никаких удобств и наград - но зато качественно.
То, что они несут, однако, не имеет никакого отношения к вере. В этом лучше всего убедиться на примере одного большого церковного института, в деятельности которого наиболее ярко проявляется описываемы мной здесь подход. Так, приняв достаточно большое число люде, и обещав им, видимо, приобщение к надежному и традиционному Христианству, они тут же замучили этих людей лекциями. Этого мало - устроив излишне строгие экзаменационный испытания, они тут же (буквально через год, или даже через полгода) три четверти из этих людей отсеяли. Можно представить себе чувства человека, который доверился Церкви, вложил все свои силы в то, чтобы послужить ей - и буквально через год убедился в том, что он "не подошел". Но значит это только то, что не этот человек и не его спасение были важны в этой ситуации, а удобство организаторов обучения и какие-то придуманные ими самими цели.
Однако, одна четверть все же осталась. И вот, эти "счастливчики", перед которыми открылись двери к высокой духовности, оказались тоже в очень непростой ситуации. К ним была применена чрезвычайно "интенсивная" система обучения. Бесконечные лекции, новые книги, зачеты, экзамены - все это такая нагрузка, которую далеко не каждый выдержит. Те, кто были знакомы со студентами этого института, помнят, что у них постоянно "болела голова" о том, что нужно еще что-то прочитать, выучить, "сдать". С ними почти ни о чем невозможно было говорить, потому что у них постоянно голова была занята учебными вопросами. И зачем все это?.. Ведь ясно, что количество прочитанных книг не прибавляет человеку ни счастья, ни радости жизни, ни духовного или жизненного опыта. Приходилось встречать и выпускников этого института. Казалось бы, нормальные люди, говорящие даже на темы веры, Св. Писания - и в то же время несущие в себе что-то неуловимо неестественное, искаженное. Люди со сломанной судьбой, сломанной жизнью. И при этом - непоколебимо уверенные, что именно они получили настоящее духовное образование, могут говорить теперь от лица Церкви, быть "просветителями" этого "сидящего во тьме" народа, занимать места в храмах и учебных заведениях - и при этом еще получать за это деньги! А то еще бывает так - такой человек, приглядевшись, наконец, к окружающей жизни, понимает, что никому-то он на самом деле в ней не нужен!.. Что то значение и место, которое ему обещали, в этой стране и в это время, уже ушедшее вперед, скорее всего, не состоится. И это вызывает в таких людях огорчение и недоумение, и неуверенность, и разочарование в Церкви. Кому все это нужно?..
Разумеется, никому - но можно поставить вопрос: почему так происходит? И тогда станет виден круг людей, уже гибнущий, распадающийся, время которого прошло - но который пытается еще прикладывать чрезвычайные усилия, чтобы сохранить свою жизнь. И для этого набирает людей - но три четверти из них отсеивает, оставляя лишь тех, которые подходят для того, чтобы укрепить этот круг. И дает им несбыточные обещания, которые, очевидно, не состоятся. И постоянно смотрит в прошлое, пытаясь представить дело так, что советского периода не было, или что это была какая-то ошибка истории, и что можно теперь продолжать жить, опираясь на дореволюционное прошлое. И ищут что-то в жизнеописаниях древних царей, и изучают эпоху патриарха Тихона, и вечно хотят кого-то оправдать, реабилитировать. И не хотят замечать, что советский период был естественным и закономерным продолжением наше истории, и что во всем есть свой смысл, и что теперь, по его окончании, множество уже новых люде пришло к вере, и что им надо как-то уже в этих, современных условиях жить... И смотрят на этих людей лишь как на средство укрепления своего, уже уходящего круга, распространения своих, уже уходящих воззрений... И если выдается вдруг в истории время свободы, духовного возрождения, то эти люди могут его использовать не для распространения веры, не для спасения людей, а лишь затем, чтобы предъявить кому-то претензии и счеты, взять реванш, позаботиться о возвращении отобранных прежде церковных ценностей... Короче, много интересного мы увидим, если попробуем вглядеться в эту тему и попробуем понять суть вещей.
Я, конечно, понимаю, что несколько утрировал, и что в жизни все не так просто - и все же попробовал схватить самую суть явления.
И рядом с этим - нормальный, естественный подход к церковной жизни и к церковному образованию. Тот, который рассчитан на нас с вами, который подойдет любому из нас. Когда люди, пришедшие к вере, собираются вместе, и для начала просто решают, что они хотят церковной жизнью жить. И затем выясняют, что им для этого нужно - в чем разобраться, какие вопросы понять, какие реальные жизненные навыки приобрести. И начинают этим постепенно заниматься - в пределах своих способностей и сил. И при этом самое главное здесь - сама церковная жизнь, т.е. молитва друг о друге, взаимная забота, взаимная поддержка на этом непростом пути. Познание играет лишь второстепенную, дополнительную роль. Никто не спросит, сколько часов ты сидишь над книгам, как справляешься со специально выдуманными учебными программами. В то же время уделять определенное время чтению Св. Писания, других церковных книг, приобретению разнообразных полезных навыков считается вполне естественным - иначе для чего же люди сюда пришли? Так складывается постепенно христианская жизнь, или определенный образ жизни, к которому можно приобщиться самому и затем передать другим. Может быть, понадобятся организаторы такой жизни, преподаватели, ведущие групп - но они постепенно сами выделятся из этой жизни, сами возникнут в этой обстановке! Понятно, что они будут больше читать, больше знать - но они тоже будут естественной и гармоничной частью этого порядка. Главное же - что все это вместе будет составлять некоторую реальность - реальность Церкви, реальный процесс накопления духовного опыта в общении с Богом и с другими людьми. И человек в результате сможет сказать: "Я здесь просто жил по-христиански" - т.е. главная, центральная цель будет достигнута.
Вот таков нормальный подход к церковной жизни и церковному образованию.
Итак, в современной церковной жизни существует как бы два подхода. Первый из них я считаю нетрезвым, и его я постарался достаточно подробно описать. И второй - это нормальный, естественный подход, которы подошел бы каждому из нас. И, при кажущейся простоте этого подхода, именно здесь - возможность здоровой, полноценной жизни, здоровых, полноценных, естественных человеческих отношений. Именно это - возможность, отпущенная Богом нашей Церкви именно в наше время для того, чтобы выжить, сохраниться, иметь какое-то более-менее достойное настоящее и будущее.
Не хочу никого осуждать, понимаю всю сложность и неоднозначность современно церковно ситуации. Не хочу здесь пытаться понять окончательные причины того, почему именно так все сложилось в наше время. Просто в своих дальнейших размышлениях постараюсь исходить из подходов и представлений более трезвых.
КАКИМ ОНО ДОЛЖНО БЫТЬ
Мы остановились на задачах церковного образования. Попробуем теперь понять, как же оно, исходя из этих трезвых представлений и подходов, должно быть организовано. Для начала остановимся на задаче приобщения человека к церковной жизни. Именно в этом - одна из главных задач церковного образования. Мне на заре моей церковной жизни часто представлялось, что вот, я прихожу к верующим людям, и они чем-то вместе занимаются - ухаживают за больными, пожилыми, воспитывают детей - и вот, я постепенно включаюсь в эту жизнь. В действительности, это иллюзия. Должны быть, во-первых, уже люди, которые собрались и занимаются всеми этими делами. Во-вторых, я сам должен быть склонен именно к такой деятельности. Всего этого может и не быть. В действительности, есть не так уж и много мест, где люди собрались вокруг богослужения, и уже наладили достаточно яркую и разнообразную церковную жизнь.
Поэтому давайте подумаем, как приобщить человека к Церкви в обычном, нормальном случае. Важнейшая потребность людей - это потребность в словесном общении. Это так даже и в миру. Только в миру люди часто тратят за разговорами время напрасно, говорят друг другу много бесполезного - потому что им, в сущности, нечего друг другу сказать. Верующему человеку всегда есть что сказать своим ближним, поэтому важнейшая задача верующих людей - организация в Церкви словесного общения.
Это должно быть именно общение, а не просто "односторонний рассказ". Даже если собрались люди достаточно неопытные, они должны участвовать в беседе - поначалу своими вопросами. Впоследствии, когда они понемногу войдут в круг церковного общения, беседы могут стать более свободными - тогда каждый их участник сможет сдержанно и собранно высказывать свое мнение. Наиболее одаренные из таких участников смогут попробовать себя и в роль организатора таких бесед, их ведущего. Впоследствии из числа таких людей можно готовить и организаторов бесед "первого уровня", т.е. людей, способных излагать основы церковного учения еще совсем неопытным в вере людям.
Вот, собственно, и вся картина этого, "первого" уровня духовного образования. Понятно, что существует еще "второй" уровень, где готовят ведущих таких бесед, чтецов и певчих для церковного хора, а также исполнителей "особых" служений - воспитателей детей, или заботящихся о больных и бедных. Можно себе представить и "третий" уровень, где готовят "высоких руководителей" - священников, настоятелей приходов, организаторов общинной жизни, самого процесса духовного просвещения. Но все это в каком-то смысле "вытекает" из первого уровня, является различными сторонами духовной жизни людей, уже объединившихся, уже доверяющих друг другу, уже вступивших не только в молитвенное, но и в словесное общение.
Кто же может "выстраивать" подобный процесс, быть его организатором? Как ни странно, круг таких людей довольно широк. Вот и мы с отцом дьяконом, организуя нашу воскресную школу, были тогда людьми, лишь недавно пришедшими к вере - с моего крещения тогда прошло лишь около 4-х лет. Сейчас, по прошествии почти 20-ти лет, я очень критично отношусь к нашей тогдашней деятельности - на многие вопросы, звучавшие на беседах, я бы теперь ответил проще, яснее, спокойнее. Но это никак не умаляет наших тогдашних усилий и полученной от них пользы. Вообще, опыт показывает, что через 3-4 года после обретения веры человек уже может быть таким "наставником" для стоящих на пороге Церкви людей - не потому, что он стал уже "святой", а потому, что его опыт обрел в его сознании достаточную стройность, чтобы он мог передавать его таким людям.
Но это был случай, в каком-то смысле, "экстраординарный". В более же обычной, спокойно ситуации достаточно, если человек, уже принявший решение посвятить свои силы церковному образованию, постоянно заботясь о совершенствовании своих знаний, проведет 2 или 3 года в среде таких же людей, и, постоянно участвуя в живой практической деятельности, будет признан ими способным осуществлять эту деятельность. Понятно, что я говорю здесь уже о "втором" уровне церковного образования - т.е. о подготовке ведущих таких бесед, или катехизаторов. Само собрание таких людей в одном месте имеет огромное значение. Если здесь удается наладить полноценную церковную жизнь, если их стремление к просветительской деятельности не остается теоретическим, но получает реальное воплощение, то это может способствовать приходу к вере и церковному наставлению огромного количества людей.
Подобная катехизация является, на самом деле, основой церковной жизни. Вокруг нее могут развиваться любые другие ее стороны - воспитание детей, церковная благотворительность, строительство каких-либо зданий и помещений, даже само богослужение. В то же время эти отдельные, частные стороны не могут быть основой церковной жизни сами по себе - именно потому, что они могут привлечь к себе лишь определенное число верующих людей, определенных качеств, определенной "настроенности". Даже если на их основе и произойдет объединение верующих людей, то это объединение не будет прочным - так же, как не было прочным объединение прихожан в моем первом храме, где мы собрались на основе богослужения и забот о восстановлении храма. И это так потому, что единственной действительной потребностью человека, заложенной в нем самим Богом, которая и делает его человеком, является потребность в словесном общении, во взаимном обмене мыслями на доступном и понятном языке, в обретении с окружающими единства на основе общих понятий и идей. Отсюда - такая особая, ни с чем не сравнимая роль в Церкви словесной катехизации.
Однако, в этом же - и особая ее ответственность. Не хочется думать о том, что будет, если "представителем Церкви", "наставником" у людей окажется человек, мало переживший на собственном опыте, знакомый с церковным учением лишь по книгам, уносящийся сознанием в "заоблачные высоты", стремящийся не освободить людей, а подчинить их некоторым идеям, не чувствующий их реальных жизненных потребностей. Напротив, катехизатор должен быть нормальным современным человеком, лишь несколько раньше, чем его слушатели, пришедшим к вере, живущим реальной церковной жизнью, делящимся с людьми своим реальным опытом обретения свободы во Христе. Единственным внутренним основанием для такого дела является стремление делиться таким опытом с другими людьми. Внешней же "гарантией качества", как уже было сказано, является пребывание в течение определенного времени среди своих "товарищей по делу", участие с ними в подобной деятельности и их признание.
Перейдем теперь к некоторым "техническим деталям". Понятно, что все сказанное относилось к определенной форме церковного наставления - наставлению в группах. При этом возникает и общение между людьми, и отношения между ними - и одновременно оказывается возможным донести до них некоторые важные стороны церковного учения. Но как часто должно происходить такое общение? Мы ведь хотим приобщить человека к церковной жизни - а значит, у него должно быть достаточно времени для собственной молитвы, собственных раздумий, приобретения собственного духовного опыта. Поэтому такие встречи должны быть не слишком частыми. Видимо, нормальный подход к этому - что человек сам живет, ищет, трудится, идет собственным духовным путем - но, кроме этого, мы имеем еще время от времени возможность встречаться. Скажем, пусть, чтобы не быть слишком редкими, эти встречи будут проходить примерно 2 раза в месяц. Здесь мы сможем и пообщаться с людьми, и ответить на их вопросы, и, быть может, рассказать им что-нибудь интересное. Этого обычно вполне достаточно для человека на первых этапах его духовного пути.
Но уже зато потом, когда люди постепенно входят в круг церковного общения, эти встречи должны стать частью их образа жизни. Здесь они будут уже не в качестве учащихся общаться под руководством наставника, но в качестве полноправных участников общаться между собой. И пусть эти встречи проходят уже раз в неделю. Здесь уже главную роль будет играть не качество сообщаемых знаний, а качество взаимоотношений, качество общения. И, чтобы эти встречи все же имели определенное содержание и направление, пусть это будут Евангельские встречи, т.е. встречи с чтением и обсуждением Евангелия. (Чтение Евангелия вообще является необходимым занятием всякого верующего человека. Но, начиная с некоторого времени, когда оно уже стало для него привычным, когда оно уже стало для него образом жизни, такие евангельские беседы приносят превосходный, ни с чем не сравнимый результат - это уже неоднократно было проверено в нашей церковной жизни.)
И вот уже для этих людей, для наиболее талантливых из них, способных к особым служениям, мы предложим особое образование. Что это значит? Будут ли они по пять дней в неделю приезжать в некое особое место и просиживать там по шесть часов на лекциях? Нет, но образование это тоже будет максимально приближено к реальным потребностям их жизни. Они будут тоже собираться по вечерам, быть может, 2-3 раза в неделю. В образовании этом будут гармонично сочетаться теоретические занятия и практические. На практике будут приобретаться реальные навыки в избранном деле, обсуждаться различные реальные случаи из жизни. Если же мы захотим сделать некоторое теоретическое обобщение, то сделаем его как можно более "компактно", так, чтобы оно тоже имело как можно большее отношение к реальной жизни. Например, это может быть небольшой цикл лекций, каждая из которых посвящена вполне определенной теме. Не нужны огромные безликие "курсы", рассчитанные на полгода или год, в которых все в конце концов забывают, что же там было вначале к чему все это идет, но которые почему-то считают чрезвычайно важными, которые необходимо "прослушать", "выучить", "сдать"! Сама такая постановка учебного дела не является полезной для людей. Но должно постоянно сохраняться чувство, что мы участвуем в общем деле, что мы знаем, что делаем, и зачем. Тогда это приведет к действительно прочным и глубоким результатам.
Вокруг этой основы, состоящей в общении и познании, может уже строиться самая разнообразная церковная жизнь. Детские педагоги могут демонстрировать успехи воспитания, медицинские сестры - совершать чудеса милосердия, доблестные миссионеры обратить ко Христу и Евангелию хоть целый мир. Но не будем забывать, то все эти виды деятельности не существуют сами по себе, что они должны иметь какой-то центр. Центр же здесь - искусство слова, содержательное, осмысленное общение на темы веры взрослых, сознательно пришедших в Церковь людей.
Следует сказать, что в предшествующих размышлениях содержится, конечно же, и некоторое упрощение. Церковная жизнь глубока и таинственна, в ней некоторые вещи не так-то просто выразить словами. Начать с того, церковная жизнь, конечно же, основана на молитве. Огромную роль в ней играет невидимая внутренняя работа человека над собой, покаяние. Особое место в ней занимает богослужение, которое, конечно же, тоже является "искусством слова", но воздействует на человека также ритмически и мелодически, т.е. бессознательно. Во время богослужения совершаются Таинства, для совершения которые поставляется особый род людей, священнослужителей, которые и составляют подлинную основу Церкви, ее иерархию. Все это несомненно, и все это подлинное содержание церковной жизни здесь подразумевается. Но речь до сих пор шла о том, а что же встретит человека в Церкви помимо богослужения, которое хотя и привлекло его бессознательно, но пока еще не может составить подлинную основу его жизни. Какие формы общения и взаимодействия между людьми он найдет, в которые он сможет включиться, и которые смогут обеспечить постепенное приобщение его к церковной жизни и постепенное познание им церковного учения. И приведенная здесь картина выглядит вполне естественной и логичной. Это - система церковного образования, или просвещения, которая является в Церкви в каком-то смысле "вспомогательной", и в тоже время достаточно важной, участвуя в которой человек на основе собственной молитвы, размышления, познания Предания, приобретения собственного церковного опыта постепенно включается в церковную жизнь.
Не будем сейчас обсуждать все "уровни" этой системы, всю картину построения ее в Церкви. Понятно, например, что подготовка священников в специальных учебных заведениях будет осуществляться несколько иначе. Существует и особая монашеская область, в которой люди, решившие целиком посвятить себя Церкви, приобретают особый, недоступный для большинства духовный опыт. Но я говорю здесь о более простой теме - духовном образовании мирян. О том, что непосредственно, прямо касается нас с вами. Вот мы обрели веру, пришли в Церковь. Стремимся во всем разобраться, приобщиться к ней. И что же мы здесь найдем? Как сложится этот важнейший для нашей жизни духовный процесс? Вот что было центральной темой этих моих размышлений.
НЕМНОГО РЕАЛЬНОСТИ
Прочитав предыдущие страницы, читатель, конечно же, понял, что время моего пребывания в этом учебном заведении не было особо счастливым и радостным. Ну где же, в самом деле, в наше время найдешь ту обстановку, которую я только что описал?!.. Чтобы пояснить эту мысль, опишу те реальные обстоятельства, с которыми мне пришлось столкнуться.
Эти небольшие курсы были при одном из московских монастырей. Вели их несколько очень известных преподавателей. К тому времени, как я на них поступил, они представляли собой просто вечерние лекции. На них собирались люди из разных храмов, со всей Москвы. Каждый год поступало несколько десятков человек. Занятия проходили два раза в неделю. Преподаватели очень старались, лекции их действительно были интересные и яркие. Люди это ощущали, им было интересно ходить, они говорили, что перед ними открылся целый новый мир.
Но проходило время - и вся эта обстановка постепенно становилась неинтересной, скучной. На любую лекцию из этой бесконечной вереницы можно было пойти, а можно было не пойти - это не значило что-либо существенное потерять. Главное же, что люди, с которыми вместе учишься, оставались во многом чужими. Не возникало духовного, христианского единства. А такое единство и не может возникнуть в обстановке лекций, когда многие месяцы и даже годы собратья по духовному обучению видят только спины друг друга. Сколько раз в общении с моими товарищами по учению, даже после окончания обучения, я ловил себя на мысли, что вот, мы вместе пришли к вере, вместе провели два года, слушали замечательных преподавателей - а единства в понятиях, целях, идеях, стремлениях между нами так и не возникло!
Не возникало и реальных, практических навыков какой-либо деятельности. Молчаливо предполагалось, что каждый из нас может заниматься некоторой деятельностью у себя "на местах" - сюда же мы приезжаем для того, чтобы побыть в атмосфере, которую создают для нас преподаватели. Это порождало здесь, на месте обучения, атмосферу иждивенчества и потребительства. Люди привыкали слушать какого-либо преподавателя - и стремились услышать его лекции еще и еще. Лишь в одном смысле в этом можно увидеть что-то положительное - что они все-таки не совсем зря проводили здесь время. Лучше в некоторых случаях провести вечер на духовных лекциях, чем где-либо еще. Но более внимательный и вдумчивый взгляд заметит, что люди просто нашли место, где они могут все получать и получать, не прикладывая при этом почти никаких собственных усилий.
Вот такое интересное место. С одной стороны это было, несомненно, доброе дело, поскольку позволяло людям встретиться, сосредоточить свое внимание на духовном познании, провести некоторое время своей жизни под руководством духовно опытных людей. За время обучения, несомненно, происходили и некоторые изменения во внутренней жизни людей, и складывались некоторые отношения между ними. И, вместе с тем, что-то важное, несомненно, было упущено, и весь учебный процесс происходил "не в полную силу".
Отчетливо сознаю, что в этом, конечно же, никого невозможно обвинять. Те люди, которые организовывали учебный процесс, видимо, просто делали все, что могли. Удивительно уже то, что эти яркие, необычные люди собрались, проводили семинары на темы веры - а потом решили сделать эти свои занятия доступными для более широкого круга людей. При этом роль каждого из них состояла в том, чтобы составить по лекционному курсу. Так проще, удобнее, это позволяет сразу наладить некоторый учебный процесс. Впоследствии нужно поддерживать то, что получилось, что тоже требует определенных усилий - так что до осмысления всей ситуации, осознания каких-то ее несовершенств просто "не доходят руки". Каждый преподаватель, получив свое "поле деятельности", отвечает теперь именно за него, и старается не очень-то задумываться о "целом" - и в этом тоже, может быть, есть определенный смысл, это тоже, может быть, способствует прочности всего "целого". Так что все это вполне можно понять. И все-таки ясно, что чего-то здесь не хватало - и в том, чтобы размышлять на эти темы, ставить эти вопросы, мне кажется, тоже есть большой смысл.
Из всех преподавателей был только один, который проявлял интерес к этим вопросам - это была известная женщина-педагог, фактически, создательница собственной школы, у которой было множество учеников в Москве и, быть может, по всей стране. Именно она заботилась о целостности наших курсов, о том, чтобы все программы в них были взаимосвязаны, о том, чтобы они были для всех приходящих на них людей настоящим христианским домом. К сожалению, ее стремления не получили поддержки у преподавателей-мужчин, священников, которые имели в Церкви гораздо более прочное положение, каждый из которых имел свой приход, свою паству - и здесь получал просто дополнительную возможность видеть аудиторию, полную верующих людей и единолично, в одностороннем порядке размышлять перед ними о вере. Осуществлять свои разумные и трезвые стремления эта женщина вынуждена была одна. К сожалению, ей пришлось это делать тоже, в основном, среди женщин, по вопросам, в основном, детского воспитания - что привело к созданию на и без того небольших Курсах совсем небольшой, в основном, женской группы, которая, по понятным причинам, оказалась в некоторой "оппозиции" к остальным преподавателям и слушателям Курсов. (Я к этой группе не принадлежал, поскольку в то время не проявлял интереса к вопросам детского воспитания. В остальном же, видя некоторую ограниченность происходящего у нас учебного процесса, старался придерживаться тех же трезвых и разумных взглядов, которых придерживалась эта женщина.)
Почему же сложилась такая ситуация? Почему же церковное образование в данном случае как бы "пробуксовывало", не приносило желаемых плодов? Я думаю, в основном, потому, что такова была особенность того времени. Тогда многие только начинали работать в этой области, только делали "первые шаги". Опыта было не так много, никто не знал на самом деле, как же именно это следует делать. Хорошо, если удавалось собрать людей, наполнить это время каким-то содержанием. Если что-то получилось, то это уже считалось некоторым успехом.
Здесь же встала еще особенная задача - организации церковного образования для людей из разных приходов. Предполагалось, что они уже живут церковной жизнью, ходят на богослужения, занимаются даже какой-то приходской деятельностью - но вот возможностей услышать что-то ясное и трезвое о вере у них в приходе мало. И тут-то и создавалась для них эта особая возможность - собрать в одном месте особенных, ярких людей, которые будут им о вере рассказывать. И эти особенные, яркие люди, конечно же, только и чувствовали ответственность за то, чтобы как можно яснее, ярче, интереснее о вере говорить. Что за люди приходят к ним, каковы их действительные потребности, как складываются их отношения, какой будет их дальнейшая судьба, их практически не интересовало. Все это просто не входило в осознаваемые ими задачи. С другой стороны, и те люди, которые к ним приходили, приходили, в основном, для того, чтобы слушать. Искреннее желание разобраться в этих вопросах, стать ближе к Богу, заменялось, в конце концов, простым потребительством. Вместо молитвы, стремления познать волю Божью, осмыслить Св. Писание и собственную жизнь, сознание людей наполнялось названиями лекционных курсов и именами преподавателей. Главным предметом стремлений и желаний становилось - что-то нам еще в будущем году расскажут. Характером отношений - отношения не духовных братьев и сестер, а обычных студентов. Больно и горько теперь вспоминать об этом!.. К таким результатам приводит непродуманное отношение к духовному образованию, стремление организовать это образования по-мирски, как в обычной школе, или институте!..
И как же радостно видеть, что теперь, с течением времени ситуация пусть постепенно, неторопливо, но меняется! Что все больше в Церкви говорят о церковной жизни, о реальных, живых отношениях верующих людей! Что даже церковные учебные заведения часто стараются видеть как братства, как единства людей, живущих полноценной жизнью, и, кроме этого, участвующих в процессе духовного познания! Что даже в том месте, о котором я сейчас пишу, многое изменилось, и теперь человек, приходящий туда, может получить гораздо больше пользы!
Но тогда все было иначе. Никто не собрал нас и не сказал: "Вот, мы с вами пришли к вере. Давайте же теперь подумаем, как нам с этой верой жить, и как строить наши отношения, и что мы хотим о нашей вере знать, и, главное - что мы хотели бы на основе этой веры вместе сделать". Предполагалось молчаливо, что есть просто люди, которые все время будут о вере говорить, а есть другие, которые будут просто слушать. И я в этих условиях - конечно, делал все, что возможно, чтобы "оживить" эту не слишком "живую" ситуацию - все, что было в пределах моей скромной должности и моих обязанностей. Но можно понять, что это было довольно трудно там, где большинство организаторов не проявляли к этому особого внимания, где они, скорее, были склонны "зафиксировать" ситуацию, определенную систему отношений, в которой им было гарантировано почетное и уважаемое место людей, которые все время о вере "говорят". Ту ситуацию, в которой открывается возможность определенной "учебной взаимозависимости" людей, "управления людьми" посредством духовных знаний.
Одним из результатов этой "системы", о котором я еще не упоминал, являлось то, что вновь и вновь, год за годом появлялись люди, которые признавались, что, находясь в этой учебной обстановке, за годы обучения они потеряли дар искренней молитвы, искреннюю любовь к чтению Священного Писания. Этот результат мне кажется весьма серьезным, нуждающимся еще в дальнейшем осмыслении. Но не буду слишком затягивать эти размышления и наблюдения! Мне кажется, я достаточно показал, что наше церковное образование, даже в своих достаточно неплохих и "пристойных" образцах, в эти последние 20 лет делало лишь свои первые шаги! Практически нигде оно не было реализовано в своей исчерпывающей полноте. А поэтому не стоит нам слишком "надувать щеки", делать слишком умные лица, считать себя чьими-либо учителями, "представителями" древней и вечной традиции. Лучше просто собраться, честно посмотреть друг другу в глаза, и друг другу сказать: "Вот, мы в наше непростое время пришли к вере. И перед нами стоит задача - как же именно в это время, в этой современной ситуации научиться с верой жить." А остальное будет уже из этого вытекать. Я лишь привел один, быть может, далеко не самый яркий пример, иллюстрирующий эту мысль.
_ _ _ _ _
Записки о церковной современности. Раздел 2-ой
© Copyright: Алексей Козис, 2014
Свидетельство о публикации №214071901470
Свидетельство о публикации №214071901470
Рецензии