После бала

Он легко шутил, искренне улыбался и был похож на большого неуклюжего ребёнка со старой скрипкой в руках. Люди ели и пили. А она зачем-то глупо улыбалась и виновато отводила глаза от его импровизированной сцены, где на высокой ножке громоздился ноутбук, свисали провода, и желтели ноты. Есть что-то неестественное во всей этой ресторанной музыке. Неестественное и несправедливое, как в холодном лете. Музыка струится, ищет путь к твоей душе, а ты в этот миг деловито работаешь вилкой и ножом, успеваешь что-то кому-то сказать и даже заглянуть в экран телефона, смахнув пару обновлений.

Он закрывал глаза, сильнее прижимая скрипку к щеке. Людей было немного, и зашедшим в зал двум женщинам, отчего-то напоминающим пару равнодушных старых кошек, официанты оказались искренне рады, словно бы большой и шумной компании.

Женщинам было хорошо. В их смазанных жестах и голосах под видом общепринятого веселья, лёгкости и какой-то явно не первой за вечер домашней наливки легко читалась неудобная для приличного человека тоска.

Старый скрипач пошутил в зал и, поймав дружные смешки и аплодисменты, снова заиграл. Но что! Зал будто подпрыгнул над своими тарелками и уставился на него. Говорят, что, когда человеку хорошо, у него поёт душа. А ещё говорят, что когда человеку плохо, он танцует. Яростно, неуклюже, смешно. Берёт и танцует. Громко выплясывает для своей молчащей души.

Перед ней мелькнули застиранные цветастые сарафаны - две женщины вскинули руки и, неуверенно выйдя из-за соседнего стола, медленным шагом стали погружать себя в ритм. Скрипач подмигнул, охнул и окончательно бросил в зал тепло своих пальцев и старенькой скрипки.

Зал улыбался и смотрел. Томились приборы, телефоны скучали тёмными экранами, а две равнодушные старые кошки неровно плыли под невообразимые звуки радости.

И вот откуда-то кирпичом свалилось и пронеслось по залу: "ОТОЙДИ!!". Окрик обидной пощёчиной ударил её по лицу, и она подняла глаза. Большой неуклюжий ребёнок, трогательный, ещё секунду назад старательно весёлый до неловкой жалости зло смотрел на одну из женщин, которая едва не задела ноутбук на длинной ножке, запутавшись в своём танце, его проводах, ресторанной наливке и самой себе. "ОТОЙДИ!!". И вот уже эта равнодушная старая кошка спешит за свой стол, а вторая тупо, но с пониманием плетётся за ней. Женщина спешно комкает в руке пакет, оставляет купюру и обрывок фразы, откуда-то возвращает себе снова ничего не выражающее лицо, которое тут же вытягивается, будто мокрая майка, став ещё глупее и темнее, и выходит из зала.

Музыка ревёт. Приборы стучат. Официанты летают. Аплодисменты зала прерываются громким и обиженным: "..нет, ещё шаг, и ноутбук оказался бы на полу. Там же вся жизнь. Да не на полу, а в ноутбуке". Жующие одобрительно кивают, кто-то просит "Шаланды, полные кефали", кто-то - чай.

Она смотрит в пол. Ей нестерпимо хочется на воздух, где звучит совсем другая музыка, которую, говорят, называют тишиной.