Гомункул

Я продолжил своё путешествие. На этот раз я решил идти пешком. Меня не особенно волновало встретятся ли мне на пути горы, леса или реки. Я просто буду идти вперёд, пока не наткнусь на какую-нибудь деревеньку или городок. Надеюсь, что в новом месте, я смогу задержаться хоть немного подольше. Хотя я и понимаю, что куда бы я ни пришел - это будет лишь очередное временное пристанище. На самом деле, я уже отчаялся отыскать то, ради чего отправился в путь. Но я всё равно продолжаю идти вперёд, делая небольшие остановки в своих "личных временных пристанищах". Каждая новая остановка не приносит удовлетворения моей душе, и тогда я ухожу оттуда, продолжая своё долгое и безнадёжное путешествие...

В один из дней своего пути, я забрел в густую чащу. Я долго плутал, пробираясь сквозь поваленные деревья, рытвины и гигантские корни, пока, наконец, лес не начал редеть. Вскоре он совсем закончился, и я увидел остатки небольшой деревеньки. Её сложно было назвать заброшенной, скорее она была разрушенной, хотя и сложно сказать, чем именно. Лишь немногие постройки ещё напоминали жилища, тогда как большинство были обращены в руины. И тут и там уже проросли молоденькие деревья. Скоро лес поглотит и эту территорию, не оставив и следа от прежнего прибывания людей.

Деревня находилась на небольшой равнине, зажатой между двумя горами-близнецами. Я решил взобраться на одну из гор, чтобы осмотреться с высоты.

Подъём был очень крутой. Мелкие камешки начинали  скатываться вниз как только я на них наступал, из-за чего пару раз я чуть не навернулся. Но, в итоге, я всё же смог забраться достаточно высоко, хоть и оцарапал слегка руку.

Вид, открывающийся с высоты, навивал грусть, как это часто бывает, когда видишь что-то, что давно пропало во времени, оставив после себя лишь неверный след.. Развалины домов и хозяйственных построек, заросшие огородные участки - всё это было перед моими глазами, но, в то же время, словно находилось за стеной, отделяющей ту - далекую - реальность от моей, существующей в настоящее время.

Деревня оказалась больше, чем мне показалась с низу.  В одной из развалин, я угадал остатки мельницы. А чуть дальше по равнине, виднелось старое кладбище. Странно, но отсюда оно казалось менее заброшенным, чем сама деревня. Наверно это от того, что кладбище изначально воплощало в себе символ смерти, а деревня была жизнью. Время прошло: суть кладбища осталась неизменна, а вот деревня погибла, и, гладя на неё теперь, в голову приходит осознание не вечности и эфемерности всего живого.

У меня не было никакого желания надолго задерживаться в этой разрушенной деревне. Я решил спуститься с другой стороны горы и продолжить свой путь. Идти вдоль склона оказалось легче, чем подниматься по нему, хоть путь и преграждали кустарники и камни. Мне не встретилась ни  одна тропинка, видимо, люди здесь и вовсе не бывают. Хотя раньше бывали, вероятно, на этой горе что-то находилось. Я сделал такой вывод, когда случайно нашел в густой траве старую поваленную табличку. Но она настолько изгнила, что прочесть выцарапанные на ней слова было невозможно. Я не стал долго раздумывать над возможным значением этой таблички. Мне хотелось поскорее уйти от разрушенной деревни, ведь там я точно не мог найти то, что ищу.

Но не прошёл я и сотни метров, как до моего слуха донеслись звуки, звучащие так неестественно и так неуместно в этой глуши. Женский голос пел грустную песню где-то совсем рядом. Я ещё не мог разобрать слов, но по мелодии сразу понял, что песня пропитана глубокой печалью.

Я не мог пройти мимо этого голоса так же, как недавно прошёл мимо старой таблички. Любопытство овладело мной. Прислушавшись как следует, я начал искать источник звука. Странно, но в этот момент мне представилось, что музыка превратилась в видимые нотки, а те сформировали воздушную дорожку, вдоль которой я и иду. Так изображали музыку в мультфильмах, что я смотрел в детстве. Это воспоминание отозвалось легким уколом боли у меня в сердце. Если бы я мог навсегда остаться ребёнком, то сейчас сидел бы дома в тепле и смотрел мультфильмы, а не лазил по горам и лесам в поисках непонятно чего...

Голос привел меня к завалу камней. Сначала я не понял в чём дело, но, приглядевшись, догадался, что за завалом есть пещера. Мое любопытство стало ещё больше, и я принялся разбирать завал. Некоторые камни я убирал просто руками, а некоторые, те что покрупнее, приходилось убирать, применяя в качестве рычага найденную неподалёку ветку. Всё время, пока я возился с камнями, девушка продолжала петь. Я наслаждался её голосом и боялся прервать её песню. Поэтому я старался сильно не шуметь, хотя это изрядно замедляло мою работу. Минут через пятнадцать я наконец-то смог отчётливо разобрать слова песни. Я впервые услышал эту песню: видимо она очень старая. Но девушке она, по видимому, нравилась, ведь она пела её снова и снова, даже не делая передышек.

Наконец, в пещеру открылся небольшой проход, через который я смог пролезть. Пещера оказалась очень маленькой и имела низкий потолок, но состояла из двух отсеков. Как раз из второго отсека и доносился голос. Я прошел туда и застыл от изумления: на полу, прислонившись спиной к каменной стене, сидела девушка, её руки и ноги были скованы железными цепями и беспомощно лежали рядом с ослабшим телом. Я видел подобные сцены в фильмах или мог представить, читая описание в книгах, но видеть это в живую было невыносимо сложно. В одно мгновение я испытал невероятную гамму эмоций: и жалость, и страх, и стыд за то, что с ней сделали люди.

Девушка перестала петь и медленно подняла на меня свои большие глаза. У неё была удивительная внешность. Несмотря на изрядную потрёпанность и пыльность, она была крайне привлекательна. Первое, что пришло мне в голову - это, что она очень похожа на куклу, особенно, когда сидела в столь неестественной позе. Девушка продолжала молча на меня смотреть. Я сделал шаг вперёд и снова замер от изумления. Только сейчас я понял, что это не девушка, похожая на куклу, а кукла, невероятно похожая на живую девушку.

- К-кто ты? - еле выдавил я из себя вопрос. Кукла вздрогнула, хотя я и не понял из-за чего: то ли ей был неприятен вопрос, то ли она слишком давно не слышала человеческого голоса.

- Разве вы не знаете? Я... я гомункул... так написано на табличке возле пещеры.

- Гомункул? Искусственно созданный человек?

Кукла кивнула, и в пещере воцарилась тишина. Я постарался вспомнить всё, что только знал о гомункулах. Кажется, раньше алхимики считали, что возможно создать живое существо искусственным путем. Но эта кукла не была похожа на описание из книг. Она была почти целиком сделана из дерева и напоминала скорее ожившую марионетку, правда заместо ниточек у неё на руках были цепи.

- Тебя создали с помощью алхимии?

- Нет. Думаю, Жерар не был алхимиком.

Значит: "Жерар". Примем к сведению. Но остаётся ещё один важный момент, который следует прояснить:

- Кто заточил тебя здесь? Ты сделала что-то плохое?

- Жители деревни почему-то ненавидели меня. Они считали, что я не имею права на существование. Они не смогли избавиться от меня, поэтому заперли здесь. Но я всё ещё надеюсь, что однажды они смогут принять меня. Они обязательно поймут, что я не опасна и придут выпустить...

- Прости, ты говоришь о той деревне, что с другой стороны горы?

- Да.

- Ты знаешь... этой деревни больше нет. Я, конечно, не знаю, что там произошло, но сейчас там никто не живёт. И похоже, что уже давно.

- Но... но как же так? - кукла уставилась на меня сверлящим взглядом, словно стараясь найти во мне признаки лжи. Кажется ей это не удалось, и она обреченно склонила голову. - Чего же я, в таком случае, так долго ждала в этой пещере? Неужели моя надежда с самого начала была бессмысленной?

- Думаю, деревня заброшена уже давно. Сколько же лет ты провела здесь в заточении?

- Кажется, около восьмидесяти. Хотя, я точно не уверена: сложно не сбиться со счёта в подобном месте.

Девушка замолчала и сильно задумалась, видимо стараясь переварить и осознать новость, которую я на неё так неожиданно обрушил. Да, пожалуй она слишком похожа на человека, чтобы называть её куклой. Только у человека может быть в глазах такое одиночество и отчаяние.

Я вдруг осознал: до чего же нелепа ситуация в которой я нахожусь. Стою тут с глупым выражением лица над девушкой, прикованной к пещере, да ещё и допрос ей устроил. Ужас! И чем я после этого отличаюсь от тех людей, что заточили её здесь? Как вообще люди могут называть кого-то чудовищем, когда сами так поступают? Взяв камень поувесистей, я начал бить им по железной скобе на стене, к которой была прицеплена цепь. Девушка вздрогнула, словно очнувшись от забытия, и вновь обратила на меня внимание.

- Что вы делаете?

- Я выпущу тебя. Ведь ты этого хотела? Конечно в деревне больше нет жителей, и ты не сможешь добиться их понимания и принятия, но зато ты теперь будешь свободна.

- Но... свобода - это не совсем то, чего я хочу... Простите, я так и не узнала вашего имени.

- Можешь звать меня Ганом. А как мне тебя называть?

- Жерар звал меня: "Энни". Мистер Ган, вы добрый человек...

- Не думаю, что я такой уж добрый. Просто любой бы помог на моём месте, тем более особе с таким прекрасным голосом, - я улыбался и старался говорить весёлым голосом, чтобы как-то разрядить обстановку и подбодрить эту девушку с именем Энни. Но при моей последней фразе по её лицу пробежала судорога печали и боли. Ей не понравился мой комплимент? Или я слишком фамильярен в обращении к ней? Как раз в этот момент, мне наконец-то удалось сбить железную скобу, и цепи с лязгом упали на каменный пол. - Ну вот и всё, теперь ты можешь идти, куда пожелаешь, - я осмотрел Энни с ног до головы и понял, как нелепы мои слова. Куда она сможет пойти? Даже если она приведёт себя в порядок, любой человек, подойдя слишком близко, поймёт, что она кукла. Спокойной жизни она никогда не найдёт. Может позвать её с собой? Я обязательно смогу защитить её...

- Простите, мистер Ган, я знаю, что мы только познакомились... но, кажется, вы добрый человек...

- В чём дело?

- Я хотела бы попросить вас об одном одолжение. Я понимаю, что это непозволительно с моей стороны, ведь вы и так уже много для меня сделали. К тому же, вам может быть неприятно моё общество...

- Да в чём же дело?

- Мистер Ган, на самом деле, из-за того, что я столько времени провела в этой пещере, я больше не могу ходить. Но мне очень нужно в одно место. Не могли бы вы меня туда отнести?

- "В одно место"? В принципе у меня много свободного времени. Куда ты хочешь отправиться?

- Я бы хотела побывать... на кладбище. Ведь оно ещё сохранилось?

- То кладбище, что возле деревни? Кажется оно ещё цело. Но зачем тебе... - я взглянул в лицо Энни и решил больше ни о чём её не расспрашивать. Было понятно, что это для неё действительно важно. - Хорошо, я отнесу тебя туда.

И мы отправились в путь. Выбравшись из пещеры, и вызвалив оттуда Энни, я взял её на руки и понёс. Она была совсем лёгкой, как ребёнок или зверёк, хотя её рост был, как у взрослого человека. Цепи слегка добавляли ей веса, но меня это не слишком заботило. Мы шли в молчании некоторое время. Энни задумчиво смотрела прямо перед собой, хотя я думал, что она будет осматриваться по сторонам, ведь она столько лет провела взаперти. Когда мы проходили мимо того места, где я недавно нашёл табличку, Энни вздрогнула и неожиданно посмотрела мне прямо в глаза.

- Мистер Ган, простите за назойливость... хоть нам и не очень далеко идти, а всё же в тишине не очень уютно. Я бы хотела рассказать вам мою историю. Вы не против меня выслушать?

Я отрицательно мотнул головой. Раз уж она сама решила рассказать, то какие у меня могут быть причины ей отказывать? Вероятно у неё никогда не было возможности кому-то излить душу.

- Хорошо, я начну с самого начала. Первое, что я увидела в своей жизни, открыв глаза - было лицо Жерара. Он улыбнулся мне и сказал: "Я рад, что ты снова со мной, Энни!". О, сколько нежности было в его голосе! Я сразу поняла, что хочу всегда быть рядом с этим человеком. Но многое в то время мне было непонятно. В первые дни после моего создания, Жерар ходил безумно счастливый, и меня это радовало. Но вскоре он стал улыбаться всё реже и реже. Я не могла понять в чём причина. Он словно бы чего-то от меня ждал, но я не могла понять чего. Он стал заходить ко мне всё реже. Я днями сидела одна в тёмной комнате, надеясь, что вот-вот он зайдёт и улыбнётся мне нежной улыбкой, как улыбался в первые дни. Но если Жерар и заходил ко мне, то он не мог смотреть на меня долго. Его лицо искажалось болью, и он пряча глаза выбегал из комнаты. Однажды он зашёл ко мне и, смотря куда-то в сторону, сказал: "Мне поступил заказ на большую партию кукол от одного очень знатного человека. Но здесь я не могу работать, поэтому временно сниму мастерскую в городе. Я не знаю, когда смогу вернуться. Но ты сиди тихо, пока меня не будет". И так он ушёл.

Его не было очень долго. Даже восемьдесят лет в пещере небыли столь мучительны для меня, как тот период. Я задавала себе множество вопросов, на которые не могла найти ответы. Вы знаете, мистер Ган, ведь Жерар был очень знаменитым кукольником. К нему поступали заказы со всех краёв страны и даже из заграницы. Ему множество раз предлагали поселиться в столице, гарантировали лучшие мастерские, но он всегда отказывался, говоря, что лучше всего ему работается в родной деревне, где он родился и вырос... Но в то время, его родной дом стал для него худшим из мест. Он не мог избавиться от меня, поэтому уехал сам.

И вот я осталась одна. Жерара не было дома 249 дней, нет - 248. Но мне эти 248 дней показались вечностью. Целыми днями я бродила по пустому дому,  стараясь понять: что же случилось с Жераром, почему он больше не мог улыбаться?

Мне нельзя было выходить из дома, так как меня мог кто-нибудь увидеть. Но я тайно наблюдала за людьми сквозь трещины в ставнях. Из разговоров прохожих я потихоньку стала узнавать об этом мире. Я быстро училась, и вскоре смогла разговаривать и даже подражать интонациям людей. А однажды мимо прошла девушка с корзинкой, наполненной ягодами. Она в пол голоса напевала песню. Я впервые услышала чьё-то пение. Неизвестно почему, но меня это сразу привлекло.  С первого раза я запомнила слова той песни, что пела девушка, и попробовала спеть сама. Кажется у меня получилось, в любом случае, мне петь очень понравилось.. С того дня я стала петь постоянно, но я знала лишь одну песню и пела только её. Когда мне надоедало, я начинала просто напевать разные слова, которые знала. Они не имели никакого смысла, но мне всё равно нравилось петь, хотя я и не могла самостоятельно придумать нормальную песню.

Так шли дни за днями. Я уже начинала думать, что Жерар никогда не вернётся, что все мои надежды напрасны. Но однажды он всё же появился. Хоть я и ждала его так долго, но он смог каким-то образом пробраться в дом бесшумно, и я заметила его не сразу. Я как всегда пела ту единственную песню, слова которой знала. Я так увлеклась, что лишь обернувшись и встретившись взглядом с Жераром, я заметила его. Мы обо остолбенели на мгновение, глядя друг на друга в упор. И вдруг лицо Жерара преобразилось улыбкой, той самой улыбкой! Он подбежал ко мне и обнял, повторяя радостным шёпотом: "Энни, ты теперь можешь говорить! и даже петь! Как же хорошо, Энни! Как же хорошо!".

И тогда у нас снова начались счастливые дни. Жерар улыбался, как прежде, и проводил со мной много времени. Мы с ним говорили обо всём на свете. А однажды перед сном он рассказал мне всю правду о моём появлении. Дело в том, что раньше у Жерара была невеста. Её звали "Энни". Она была его подругой, музой и вообще самым дорогим в мире человеком. Они безумно любили друг друга. Но однажды произошёл несчастный случай, и Энни погибла. Горе Жерара было огромно, он почти не ел и не спал, перестал общаться с людьми. И однажды к нему пришла идея. Он заперся в мастерской и несколько дней работал без перерыва и отдыха, стремясь создать куклу, точь-в-точь похожую на его невесту. Жерар был очень искусным кукольником, и он вложил столько чувств в своё творение, что кукла ожила. Так появилась я. Я была очень похожа на настоящую Энни, поэтому Жерар был очень счастлив, когда я только появилась. Но вскоре он стал понимать, что я не его Энни, что я всего лишь кукла. Тем не менее он не мог меня просто разобрать или выкинуть, ведь я была так похожа на НЕЁ. Ему было невыносимо больно находиться рядом со мной, поэтому он уехал. Но когда он вернулся и услышал моё пение, его счастью вновь не было предела, ведь мой голос был таким же, как у Энни. При жизни она была известна в округе, как красавица с прекрасным голосом. Жерар говорил, что он полюбил Энни как раз за её голос. Таким образом я стала практически точной копией Энни, поэтому Жерар вновь мог радоваться и улыбаться. И меня это устраивало. Мне было всё равно, что он был счастлив только из-за того, что я так на НЕЁ похожа, главное, что он был счастлив.

То время было поистине прекрасно. Жерар научил меня многим песням (тем, что обычно пела настоящая Энни), и я пела их для него. Он радовался, что вновь может слышать голос невеста, а я радовалась, что он радуется.

Но потом с моими чувствами стало что-то происходить. И однажды я осознала, что люблю Жерара, люблю по-настоящему. Не потому, что я была копией Энни, и не потому, что Жерар меня создал. Я любила его потому-что он - это он, а я - это я. Но Жерар любил не меня. Хоть его взгляд и был  полон любви, но адресован он был совсем не мне. Жерар всегда видел на моём месте только давно погибшую невесту. И впервые меня это перестало устраивать. Я хотела большего, хотела, чтобы хоть раз он посмотрел на меня, а не на ту, чьей тенью я являлась...

В один из дней я не выдержала. Всё было как обычно: Жерар отдыхал после работы, а я пела ему одну из любимых песен Энни. И когда я допела, Жерар сказал: "Энни, твой голос как всегда прекрасен. Я рад, что ты рядом со мной. Я люблю тебя Энни.". Эти слова... я так хотела их услышать, но они были обращены не ко мне. Дрожащим голосом я спросила:

- Жерар, скажи, кто я?

- О чём ты, Энни? Ты - моя Энни, моя любимая Энни.

- Нет, Жерар, я не Энни. Посмотри же хоть раз НА МЕНЯ! Энни больше нет, но есть я. Взгляни же на меня!

И он взглянул. Но что это был за взгляд? Сложно было понять, что он означает, но казалось, словно Жерар впервые меня увидел и удивляется, что я здесь делаю. В груди стало очень больно, дыхание перехватило. Я не выдержала и выбежала в темноту ночи, в тот момент мне было всё равно, что я нарушила единственный запрет Жерара (выходить из дома). Жерар кричал мне вслед: "Энни, подожди! Энни, вернись!". Но я не слушала его, я продолжала бежать вперёд, сквозь холодный ночной воздух, пока неожиданно не натолкнулась на группу молодых парней.Они уставились на меня широко раскрытыми глазами (видимо сразу узнали во мне давно погибшую девушку, и пытались осмыслить, что происходит). Внезапно их временное замешательство сменилось тем, чего я никак не ожидала. Они бросились на меня и повалили на землю. Очнулась я уже связанная в сарае.

В полном непонимании происходящего я провела там несколько дней. Тогда я и подумать не могла, что одно моё существование уже преступно.

На четвёртый день моего заточения, дверь наконец-то открылась. Несколько человек выволокли меня под палящее солнце. Немного привыкнув к яркому свету, я стала осматриваться. Вокруг было много людей. Кто-то смотрел на меня с отвращением и даже со страхом, а кто-то с любопытством. Некоторых я узнала: они не раз проходили мимо нашего дома. Продолжая скользить взглядом по окружающим, я вдруг заметила Жерара. Его тоже держали связанным. Рядом с ним стоял рослый плечистый мужчина лет пятидесяти. Насколько я поняла, он являлся кем-то вроде негласного главы деревни. И этот глава деревни огласил начало "судебного разбирательства".

В течении всего процесса я находилась словно в каком-то тумане, поэтому не запомнила всех подробностей. Кажется Жерара обвиняли то ли в использовании чёрной магии, то ли в алхимии, то ли в связи с дьяволом. Жерар что-то кричал в ответ, пытался опровергнуть обвинения, говорил, что я всё равно, что человек, а не порождение чёрной магии:

- Разве вы не ведите? Она ведь в точности, как Энни! Это лицо, а главное - её голос! Если бы вы только услышали, как она поёт, то сразу бы поняли. Ведь это же Энни! Энни, которую все так любили!..

- Замолчи! Не смей называть этого монстра: "Энни". Это всего лишь жалкий гомункул. Я знаю, что ты любил Энни, ведь я тоже её любил (она была моей племянницей). Её смерть стала большой трагедией, и я опечален также, как и ты. Но ты просто чокнулся в своём горе! Как ты мог подумать, что какой-то гомункул сможет заменить Энни? Этот монстр не только не Энни, но и не человек вовсе.

- Нет, она человек! Я люблю её, и она любит меня...

- Что за чушь ты несёшь? Гомункул не способен любить. И её лицо, и её чувства - всего лишь подделка!

- Это неправда, - закричала я, подавшись всем телом вперёд. Мне так хотелось, чтобы они поняли меня. - Я люблю Жерара, люблю всем сердцем!

- Молчи, гомункул! Не смей говорить голосом Энни - ты оскверняешь его. Да и сердца у тебя никакого нет, ведь ты не настоящий человек.

- Она человек!

- Вот как? Ну что же, посмотрим. Итак, "Энни", ты изволишь утверждать, что ты, как самый настоящий человек любишь Жерара большой и искренней любовью? - он смотрел на меня презрительным взглядом сверху вниз. Но я проигнорировала и этот взгляд, и то, как он саркастически выделил слово "Энни". Я просто кивнула. - Вот значит как? Но знаешь, "Энни", сейчас мы собираемся казнить Жерара, которого ты так любишь. Что ты чувствуешь, узнав об этом? Настоящая девушка не смогла бы сдержать слёз, узнав, что её любимый скоро умрёт. Но, кажется, на твоём поддельном лице нет ни слезинки. Значит ли это, что и твои чувства тоже всего лишь подделка? Если нет, то пророни хотя бы одну слезу, и тогда мы примем тебя, как настоящего человека.

Слёзы. Жерар рассказывал мне о слезах. Он говорил, что люди могут заплакать, когда им больно или грустно, некоторые могут заплакать даже от счастья. Но что это такое: плакать? Я правда любила Жерара, правда не хотела его смерти. Но как заставить слёзы теч, если ты просто не умеешь плакать?

Глава деревни пол минуты смотрел на меня выжидающе, а потом презрительно хмыкнул и отвернулся.

- Жерар, как я и говорил, этот гомункул не человек. Но пора уже заканчивать со всей этой мерзкой историей. Не волнуйся, мы не будем с тобой ничего делать, а уж тем более казнить. Мы же не монстры, чтобы убивать человека, с которым жили столько лет бок о бок. Но мы вынуждены настойчиво просить тебя убраться из этой деревни как можно скорее. Ты безумен и можешь сотворить ещё какую-нибудь глупость. Парни, развяжите его.

Один из тех  парней, что стаяли за спиной у Жерара, подошел к нему и разрезал верёвку. Жерар поднялся на ноги и направился в мою сторону, потирая запястья. Он выглядел немного уставшим, но всё же смог мне улыбнуться и сказать нежным голосом: "Энни, нам придётся уйти из этой деревни, но это ничего. Мы найдём себе новое место, и будем жить там счастливо. Теперь мы будем вместе навсегда". Но неожиданно дядя настоящей Энни преградил ему дорогу:

- Жерар, ты кажется чего-то недопонял. Мы изгоняем из деревни только тебя. А этому монстру мы не можем позволить существовать. Этот гомункул оскверняет память Энни, - он подал знак рукой и кто-то сзади выплеснул на меня жидкость с неприятным резким запахом.

Лицо Жерара исказилось. Он оттолкнул "судью" и бросился ко мне. Но зажженная спичка, летящая в мою сторону, его опередила. Когда Жерар заключил меня в свои объятия, пламя уже вспыхнуло с невероятной силой. Люди пытались оттащить его от меня, но он не  ослаблял объятий. Я не могла пошевелиться и мало что осознавала. Помню лишь, как он прошептал: "Я не могу потерять тебя ещё раз...", а потом его объятия ослабли...

Вскоре пламя потухло. Мне оно не причинило практически никакого ущерба. Видимо, когда Жерар создавал меня, он боялся, что и "новая Энни" может погибнуть, поэтому моё тело получилось неуязвимым. Это ещё больше убедило жителей деревни, что я монстр. Они пробовали множество способов, чтобы избавиться от меня, но повреждённая древесина всегда восстанавливалась: сколько её ни жгли, ни рубили и ни ломали. А мне тогда было всё равно, что со мной сделают, ведь Жерара больше не было...

Наконец, когда у людей закончились идеи, они решили меня просто запереть в горной пещере. Там я и просидела столько лет. Постепенно я стала приходить в себя. И вскоре у меня появилось желание, настолько сильное, что я готова была стерпеть годы заточения и одиночества. Я хотела, чтобы люди приняли меня и выпустили. И тогда бы я смогла хотя бы посетить могилу Жерара, его последнее пристанище...

Мистер Ган, моя история подошла к концу, да и мы уже почти пришли.

Я вдруг встрепенулся, словно очнувшись от какого-то забытия. Я был так поглощён рассказом этой девушки-куклы, что даже и не заметил, как преодолел весь путь от изгнившей таблички до ворот старого кладбища. Почему же эта история так завладела моим вниманием? Кажется я даже не испытывал каких-то конкретных чувств и не пытался как-то осмыслять то, что мне говорила Энни... Я просто был весь обращён в слух. Но это довольно печальная история...

- Энни, почему ты решила мне рассказать всё это?

- Даже не знаю... как бы это объяснить. Довольно странно, что вы находитесь в такой глуши совсем один. Вы выглядите так, словно что-то ищите. Но не думаю, что это какой-то предмет. Думаю, это нечто нематериальное. Именно ради этих поисков вы однажды отправились в путь... хотя возможно я ошибаюсь. Но я подумала, что если это действительно так, то в поисках этого "чего-то нематериального" вам может помочь какая-нибудь новая информация, или знакомства с новыми людьми. Не знаю, будет ли моя история вам хоть чем-то полезна, но у меня больше нет ничего, кроме моего прошлого. Так что отблагодарить вас, за то, что вы мне так помогли, мне нечем.

- Ясно. Не волнуйся, ты сделала больше, чем достаточно.

Значит вот с какими мыслями она мне всё это рассказывала? Было бы прекрасно, если бы эта история мне действительно чем-нибудь помогла. Ведь наверняка, для Энни этот рассказ дался не так уж и просто.

Нужную могилу мы нашли довольно быстро. Энни сразу почувствовала в какую сторону нужно идти. Вообще могил было довольно много, и выглядели они одинаково заброшенными. Сложно было сказать, какие из них более древние. Вот и могила Жерара ничем особо не выделялась: обычный надгробный камень, а всё вокруг него заросло густой высокой травой. Энни попросила опустить её возле этого камня, что я и сделал.

Она протянула руку к надгробному камню и провела пальцами по выгравированным надписям. Цепи неприятно звякнули о каменную поверхность, но Энни не обратила на это никакого внимания. Сейчас она уже словно была не здесь, а где-то в другом месте, где рядом с ней был её любимый Жерар. И сейчас она видела перед собой только его, и говорила только с ним:

- Жерар, прости, что меня так долго не было. Я бы хотела прийти раньше, но я не могла. Знаешь, Жерар, всё это время я хотела... попросить у тебя прощения. Если бы я только смогла заплакать в тот день... но я так и не смогла. Даже пока я была заперта в той тёмной пещере, я не смогла заплакать. Но возможно однажды у меня получиться. Ведь я учусь очень медленно, но всё же учусь. Я не сразу могла петь, но научилась. Так будет и в этот раз. Я обязательно научусь плакать, и тогда стану настоящим человеком. Хотя теперь уже поздно... Кстати, Жерар, ты ведь знаешь, что раньше я не могла придумывать песни, а пела только то, чему ты меня научил. Но за эти годы я смогла сама придумать песню. Возможно она не так хороша, как те, что пела твоя Энни, но  я вложила в неё все свои чувства. Ведь я...

И тогда она запела. Да, это была та самая песня, что я услышал возле сгнившей таблички. Теперь понятно, почему я раньше её нигде не слышал... Я решил оставить Энни наедине с Жераром, и не спеша пошёл по кладбищу. Вскоре ветер перестал доносить до моего слуха слова песни, и тогда я обернулся. Возле надгробия больше никто не сидел, но теперь та могила сильно выделялась на фоне других, ведь прямо над ней цвело сливовое дерево, с большой пышной кроной. Вся эта сцена выглядела весьма странно, ведь сейчас был совсем не сезон цветения слив... но эти цветы. Ветер слегка трепал крону, от чего лепестки цветов, медленно кружась, падали на землю. И их неспешное падение почему-то напомнило мне слёзы, тихо спадающие с женского лица...