Кумир и фанаты

   Юлий и Юний, два цесаря, два поэта. Одного почитали, не читая, а другого при жизни носили на руках в переносном и буквальном смыслах. Подобную славу в Советском союзе испытал только один из поэтов - Евгений Евтушенко. Люди его поколения помнят его триумфальное турне по земному шару. Публикации его стихов брали в руки с трепетом и дрожью, каждую новую книгу с превеликим трудом доставали из-под полы в "Литературной газете", "Юности", "Советском писателе". В Политехнический на вечера с его участием было не просочиться, не проломиться. Словно его боялись все, от простого начальника до генсека. И "за бугром" его любили многие, от Фиделя до Пиночета, и многие другие, совсем не президенты. Он сеял слова русской речи повсюду на нашей планете. Недалёкий Хрущёв опасался, а Брежнев был нейтрален, поскольку ведал у него литературой М. А. Суслов. А Леонид Ильич любил всего две вещи - охоту и коленки медсестёр. Не кто иной, как Евтушенко, дал точное определение одного из признаков нашей совковости - "кабычегоневышлоизм".
   Первая наша встреча-невстреча с ним случилась в 1972 году. Познакомились мы в ЦДЛ. Критик Адам Адашинский, мой товарищ и однокурсник по Литинституту, подвёл нас с Ириной Извольской, научной сотрудницей музея имени Л. Н. Толстого в Ясной поляне, к нему в Дубовом зале ресторана, и представил. Потом мы пили охлаждённое шампанское, угощал, конечно, Евтушенко. На этакую роскошь всех стипендий наших вряд ли бы хватило. Себе мы позволяли только кофе. Тогда же и там же Евгений Александрович пригласил нашу троицу к себе на дачу в Переделкино. Надо было бы выждать какое-то время, а мы, дурачки, на другое же утро бросились на Киевский вокзал.
   И вот стоим у дачной двери. Адам нажимает на кнопку, я держу пластинку, а Ира прячется за спиной у меня.
   Открылась дверь. В проёме появился наш кумир в голубеньких трусах, из которых вытекали безвольные тощие ноги, длинные, как оглобли.
 -Чё надо?
Адам не растерялся, в отличие от нас:
 -Вы же приглашали нас вчера?
 -Я здесь не развлекаюсь, а работаю,-дверь захлопнулась, и мы ушли ни с чем, вернее, нет - с пластинкой с записью его стихов в авторском, завораживающем исполнении.
 -Боже, вышел нагишом и с авторучкой, - Ирина возмущалась всю обратную дорогу до автовокзала.
   Обратную электричку на платформе ждать не стали, забрели в тутошний ресторанчик "Сетунь", заказали по чашечке кофе. В глаза мне бросился стакан с бумажными салфетками. Я вынул авторучку из нагрудного кармана и на салфетке настрочил экспромт:
                Погостили... Чуток погрустили,
                Потолкались чуток на вокзале,
                Вот и ладушки! - Навестили:
                Своего не забыли, чужого не взяли.
                Отпылил на вишнёвой машине,
                На Лубянку призвали дела.
                Суесловишь о Духе и Сыне,
                А Природа Отца не дала.
   Конверт нашёлся в папке у Адама. Заклеили послание и бросили в почтовый ящик.
  Дня через два опять же наша троица кофейничала в "Гадюшнике" (верхнее кафе в ЦДЛ). Евтушенко вбежал неожиданно. Заметив нас, остановился на секунду, испепеляя знойным взглядом. Мы сжались, съёжились: "Ну вот, сейчас нам будет баня с трубой!" Он резко развернулся, аж костюм из розовой ткани "электрик" сверкнул, и юрк - в Дубовый зал, к шампанскому. Сошло. Не унизился до скандала: кто мы и кто он?
   В "Гадюшнике" - традиция: известные писатели, бывая здесь, оставляют на стенах автографы, эпиграммы или рисунки. Михаил Аркадьевич Светлов, например, написал на косяке у входа в банкетный зал: "Я недавно, ев тушонку, вспоминал про Евтушенку." А Евгений Ааронович Долматовский оставил целую строфу довольно хлёсткого характера:
                "Я - Евгений, ты - Евгений,
                Я - не гений, ты - не гений,
                Я - говно, и ты - говно,
                Я - недавно, ты - давно."
   Читали, посмеивались, а всё равно Евтушенко любили до безумства. Он был действительным и действующим кумиром, ещё чуть-чуть - и стал бы идолом. Уберегся. Бог его спас.
   Ещё такой был случай. Евгений Александрович, вернувшись из Латинской Америки, появился в том самом "Гадюшнике". Присев одной половинкой мягкого места на краешек стула и вытянув свои "оглобли", стал так небрежно рассказывать своей компании (с явным расчётом на уши всего зала), где он побывал:
 - Сидим это мы с президентом (Колумбии, кажется, - Ред. авт.) и говорим это о ...
 Булат Шалвович Окуджава, сидевший в это время за своим любимым столиком под картиной с изображением Дон-Кихота, воспользовался паузой и тихо произнёс:
 - Интересно, на каком языке?
 Замерший, внимающий кумиру зал разразился хохотом. Евтушенко вскочил и скрылся в Дубовый зал, а Булат Шалвович, неспешно допив свою чашку, тоже вышел, но в фойе. Евтушенко тогда не владел английским. Позже он его всё-таки освоил, даже сопровождал делегации англоязычных писателей, а теперь преподаёт литературу в одном из университетов в США.
   Легко ли, нелегко - таланту всё доступно. Ещё одна встреча была у меня с Евтушенко. В Петрозаводске. Я тогда работал консультантом по финской литературе в Правлении Союза Писателей Карельской АССР. И в гости к нам приехал Евгений Александрович. Честно говоря, приехал он в Карелию жениться. Поэт Марат Васильевич Тарасов подыскал ему невесту - студентку 1-го курса гинекологического отделения мединститута. Они и по сей день живут в США. Карелочка родила ему здорового наследника. И к нам, в Правление, он не побрезговал прийти на встречу. Сборище уже проводили в новом помещении, на ул. Правды. Евтушенко восседал "всех прочих во главе" в президиуме, как Иисус Христос на Тайной Вечере, в окружении апостолов карельской литературы. Всей процедурой заправлял не Лайне (Гиппиев) - председатель Правления, а вездесущий Марат Васильевич Тарасов. Его очки в оправе с позолотой на круглом розовом лице зыркали на нас, по залу, вправо-влево-вдаль. Мои коллеги елозили задницами на стульях и впитывали речевой понос заезжего мэтра. А я стоял на выходе из зала, как привратник. Мне табурета не досталось.
   После собрания, в коридоре, я подошел к нему, и, осмелев, спросил:
 - Не помните меня по ЦДЛ?
 - Ещё бы, язва, помню хорошо!
 И всё - ни здравствуй, ни прощай. Конечно, кто он и кто я? Кумир с фанатом. Знают ли ли в новой России Евтушенко?

                Из цикла "Записки кислого интеллигента".
                06.02.2004 г.
                с. Николаевка.