На протяжении жизни. Извилистый путь. Граница

Тот день навсегда остался в моей памяти, потому что в тот день я умер. Но обо всём по порядку.

Разумеется, я не мог умереть. Нет! Лишиться жизни я как раз таки мог, но так сложилась судьба. Говоря же, что «я не мог умереть» я формирую логичный вывод, вытекающий после прочтения данных строк. Мертвецы не пишут тексты и не рассуждают. Поскольку упоминание о моей смерти приведено в прошедшем времени и от первого лица, то есть от моего собственного, следовательно, я остался живым.

Как Вы, наверное, догадались по первым строчкам, глава намечается муторная, запутанная и, по меньшей мере, странная. Оттого предупреждаю заранее, запаситесь терпением, внимательностью и благоразумием. Я предполагаю, что броское начало уже выполнило свою миссию – отсеяло случайных читателей, оставив самым стойких и преданных, поэтому завершаю сию демагогию известной фразой Юрия Алексеевича Гагарина «Поехали!».

Все дни накануне я ощущал невероятный упадок духа. Моя мелькнувшая ненадолго ненависть растворилась и поблекла в рутинных и серых буднях. Пистолет высек из меня искру, да и она вскоре погасла, как гаснет бессмысленно прогоревшая спичка. Возможно это и к лучшему? А-то в порыве неистового гнева пристрелил бы какого-нибудь папенького сынка, стал бы убийцей. Так же ещё оставался микроскопический шанс, что у меня получится вернуть Веронику.

Кого я обманывал? Всё же было так очевидно! Вероника уехала на море с Борей, которого знала не более двух месяцев, тем самым дав чёткий и ясный ответ – я ей не нужен. Я был просто другом. Однако как часто мы не замечаем очевидные факты или не хотим замечать. Мы упрямо пробираемся сквозь чащу леса, когда уже давно сошли с проторенной дорожки. Мы надеемся. Мы верим. Что дальше? А дальше – предел, край. У каждого своя граница, но она есть, и доходить до неё никому не пожелаю.

Я как будто бредил. Не понимал, не осознавал и не отличал происходящие события. Буквально не знал, когда бодрствую, а когда летаю во снах. Сплю ли я на университетских занятиях или живу в грезах. Лорд тормошил меня всеми доступными способами. Но и это не помогало. Всё было тщетно, мой запал истощился – я сник. Островок, на котором покоился разум, медленно уходил на дно. Голова постоянно гудела и раскалывалась.

События развернулись в пасмурный субботник денек в преддверии христианского праздника Пасхи. Родители уехали по своим делам, я встречал вечер в гордом одиночестве. Никчёмный треп в телевизоре, гнетущее тиканье настенных часов, бесконечные капли дождя на окне. Слишком много времени, слишком много мыслей, слишком много отчаянья. Тогда-то впервые за две прошедшие недели меня озарила грандиозная идея ещё раз прикоснуться к орудию смерти.

Я вытащил сверток из шкафа и развернул его на столе. Передо мной предстал блестящий пистолет. Что он по сути? Горстка металлических деталек и взрывчатая смесь. И ведь взаправду, ничего особенно. Тем не менее, владельцу не доставит труда отнять жизнь у кого угодно. А может он что-то большее? Символ могущества. Едва на него посмотришь, как ощущаешь вседозволенность и безграничную власть над человеческими судьбами. Мои глаза вспыхнули, а на лице расплылась злобная улыбка.

Я взял металлический каратель в руки, покрутил, осмотрел его со всех сторон - бездушное устройство. Извлек магазин из основания рукоятки. Пистолет положил на замасленный кусочек тряпочки, а из магазина неспешно и аккуратно принялся извлекать патроны. Восемь цилиндриков девяти миллиметрового калибра. Такие невысокие пухлячки выстроились в ряд, они как маленькая армия ждали распоряжения своего командира и были готовы пожертвовать собой в любую секунду.

С моей помощью солдаты вновь заскочили в казарму. Ещё щелчок и магазин вернулся в рукоятку. Я выключил предохранитель, отвел затвор в крайнее заднее положение и резко его отпустил. Возвратная пружина послала затвор вперед, тем самым продвинув верхний патрон в патронник. Пистолет был готов к выстрелу. Я тут же очнулся. То мгновение своей напряженной реалистичностью и эмоциональной перенасыщенностью въелось в память, как короед в дерево. Пуля в стволе, палец на спусковом крючке – отступать некуда.

Я поставил «Макаров» на предохранитель, дабы не произвести непреднамеренный выстрел. Сердце в груди случало так, словно репетировало соло. На лбу показались капельки пота. Ручки также не отставали, от волнения они взмокли и слегка тряслись. Еле-еле я успел уложить пистолет на подстилку, иначе бы своими неуместными конвульсиями точно бы перебудоражил весь подъезд. Дыхание спёрло. Адреналин разлился по всему телу. Держать оружие в руках – не простая работёнка.

Когда же мерзко забренчал дверной звонок, от страха кровяной насос замер, и я чуть ли не рухнул на пол в бессознательном состоянии. Какая там ещё злобная ухмылка и блеск в глазах? Моё лицо скривилось в предсмертной гримасе, а тело покрылось мурашками – шаг от фиаско! Если родители застукали бы меня с боевым пистолетом на столе, меня бы кастрировали на месте. Вот нисколечко не смешно!
 
Резвыми и размашистыми движениями я завернул оружие обратно в ломоть ткани и наспех запрятал в шкафу. Оставалось притвориться спящим. С минуту дверной оповеститель действовал на нервы и замолк. Я томно выдохнул, - если дверь не открыли ключом, значит приходил посторонний человек. Только рано я успокоился, потому как немедля запиликал мой мобильный телефон.

«Неужто это привязчивый Лорд со своим внезапным визитом? – оскалился я. – Ну получит он от меня сочного леща!».

Но экран телефона высветил совершенно другое имя – Вероника.

Проигнорировать звонок я не решился и через пару дюжин секунд впустил любимую в квартиру. Её лик был как всегда прекрасен. Прямые тёмно-коричневые волосы спускались на плечи ровными прядями, чуть-чуть курносый носик украсился редкими крохотными веснушками - испанское солнце сделало своё дело, за одним и перекрасив всё тело в золотистые тона. Тоненькие алые губы были сдержанно собраны вместе, передавая серьёзные намеренья и важность. Небесно-голубые глаза пристально и жадно смотрели на меня. Не было в них ни радости, ни печали, они были какие-то задумчивые и возможно даже бесстрашные.

Девушка молча сняла белую кожаную курточку и повесила её вместе с зонтом на вешалку; скинула чёрные замшевые туфельки, оставшись в вязаной желтой кофточке и серой юбке.

Я не мешал ей и не о чём не спрашивал; всё было очевидно. Впервые сердце и разум сошлись в единой волне, которая отнюдь не предвещал радостные известия. То, чего я так опасался, и от чего так убегал, само настигло меня, само постучалось в дверь. «Разговор по душам» ещё не произошел, а я уже знал его исход заранее, - конец встречам, конец общению, конец дружбе, конец каким бы то ни было отношениям. Выживет ли после сего моя любовь? Я не знал. Поэтому намеренно не торопил Веронику, наслаждался и ловил последние совместные секунды.

Всё же это произошло. Пускай через пятнадцать минут абсолютной тишины (дольше оттягивать не удалось), но, тем не менее, любимая взвалила на себя тяжкий груз изъяснений.

- Я догадываюсь, что ты обо мне думаешь, - тихо вымолвила Вероника, стоя лицом к окну в моей комнате. Я сидел на кровати, упершись спиной в стену, смотрел на неё и с трудом перебарывал сам себя, как бы не заговорить. – Если бы ты попытался услышать меня раньше, то всё было бы по-другому. Зачем ты держишь меня? Почему не хочешь отпустить?

«Ничего ты не понимаешь! Я люблю тебя! – мысленно проговорил я».

- Ты ответишь, чёрт возьми, хоть что-нибудь? – с надрывов взвизгнула девушка и повернулась.

- Совсем недавно ты искренне хотела сберечь дружбу, а теперь куда-то собралась? Вернее уже успела смотаться!

- Я ничего не обещала! Я тебя заранее предупредила, но ты напридумывал сам себе непонятно чего… И кто тебе дал право меня отчитывать?

«Такое право даёт статус лучше друга, - прозвучали в голове слова Лорда».

- Ты опять решил поиграть в молчанку? – встрепенулась Вероника, едва вновь воцарила тишина.

- Я думаю!

- Андрей, ты здесь? – наигранно щёлкнула пальцами девушка. – Очнись! Мы с тобой сейчас о чём разговаривали? Поменьше думай, – Я нахмурился и проигнорировал её выпад. – Сегодня я намереваюсь решить раз и навсегда наши недомолвки. Может быть, хоть в этот раз ты поймешь!

- И так всё понятно! – басом выдал я и про себя добавил: «Ты безжалостно плюёшь на мои чувства».

- Что тебе понятно? Я хочу, чтобы ты сам всё произнес!

- Мы больше не увидимся? – осторожно спросил я.

- Почему ты такой? Почему ты такой тугодум? – выдохнула любимая. – Как мы с тобой решим, так и будет! Если ты осознаешь наконец-то, что былое время улетело навсегда, что дальше дружбы наши отношения зайти не могут, то я буду только рада.

- Я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной… Я люблю тебя. И никуда моя любовь не денется!

- В этом и моя вина, - прошептала Вероника, смотря прямо в глаза. - В том, что я не объяснилась с тобой сразу, что, возможно, тем самым дала тебе надежду… Прости меня – я побоялась. Я тебя пожалела! А теперь всё зашло слишком далеко…

«Не так-то просто взять и разлюбить человека, - подумал я».

- У меня складываются новые отношения, - продолжала она колупаться ножом в моём сердце. – Согласен ты или нет, но я не твоя! Я имею право делать самостоятельный выбор.

«Как же я хочу, чтобы ты была моей. Моя милая и прекрасная Вероника, полюби меня, пожалуйста, - мысленно изводился я».
Вслух же из меня выскочило:

- Ясно…

- Ты специально издеваешься? Я пришла с чистыми намереньями разобраться. Не собираешься говорить, так это твои проблемы! - прикрикнула любимая, вскинув руки кверху, и двинулась прочь.

Спрыгнув с кровати, я одёрнул её у самого выхода из комнаты. Прикосновение к тоненькой ручке разлилось током по всему телу. Меня долбанула безумная мысль: «Я теряю Веронику навсегда!».

- Стой! – рыкнул я, отчего девушка не на шутку испугалась. – Ты мне нужна! Я не смогу без тебя!

Любимая, было, попробовала вырваться, однако моя хватка лишь усилилась.

- Правдин, пусти меня по-хорошему! – огрызнулась она. – Ты человек умный, хоть и нравится тебе прикидываться идиотом. Как я поняла, тебе всё понятно и ясно! А мои занудные пояснения тебе не очень-то нужны.

- Ты должна быть только моей! – вырвалось у меня.

- Что? Время мирных переговоров закончилось? Началась знакомая тирания, – усмехнулась любимая.

Даже её злобная ухмылка трогала и сжимала моё сердце в комочек. Чуть я отвлекся, как рука сама непроизвольно расцепилась. Вероника демонстративно отмахнулась и выбежала в прихожую.

«Что же я делаю? – мелькнуло в мозгах. – Топлю сам себя!».

Я поспешил следом. Девушка ловко запрыгнула в туфельки и наспех накинула куртку. Она уходила. Моя грубая сила в который раз не имела и шанса против свободной воли. Конечно, я мог вцепиться в неё и удерживать физически, сколько возможно, например, до прихода родителей. Что бы это изменило? Вероника бы потеряла последние остатки уважения и благосклонности ко мне, обзавелась бы ненавистью. Но меня-то интересовало обратное. Я бы даже согласился самому возненавидеть любимую, лишь бы освободиться, избавиться от фанатизма и навязчивой мании – любви. Только как? А её душу и мысли мне не захватить, не привязать и никогда не склонить в свою сторону насильно.

- Ответь мне, чем он лучше меня? – ляпнул я.

Вероника обернулась. Никогда не забуду те небесно-голубые ледышки, сверлившие меня насквозь.

- Причём здесь это! Кто лучше, кто хуже – совершенно не важно! У нас с тобой разные пути. Может быть, когда-нибудь они пересекутся. Пересекутся! – выделила она. – А не сольются. Сейчас же мне придется уйти. Видимо иначе никак. Нам обоим будет легче. Прости и прощай…

- Ты желаешь, чтобы я исчез из твоей жизни? – басом процедил я, дабы сдержать слезы.

Любимая сделала шаг вперед, приобняла на мгновение и чмокнула в щёку:

- Молодец! Ты всё же осмелился это произнести… Теперь я уверена, ты всё понял правильно…

- Я сделаю, как ты хочешь! - обрубил я и закрыл лицо руками.

Я пропустил, как ушла Вероника. Раздался щелчок захлопывающейся двери - так была проведена жирная черта в наших отношениях.

Ноги сами подкосились, и я рухнул на пол. Меня разрывало изнутри от переизбытка чувств. «Всё пропало, - думал я. – Вероника ушла и никак её не вернуть!». Мою грудь сдавило. Я захныкал как десятилетний мальчишка, которому отказала его первая любовь. А ведь в действительности, чем я отличался от этого мальчика? В каком-то сечении такой же ребенок, мало что знающий о самом себе, о других людях и о жизни вообще. Вымахавший разве как богатырь и умеющий жрать цистернами водку, материться и бить морды. Мальчишка, сведущий о любви исключительно по фильмам и телесериалам, воспринимающий юношескую страсть и обыкновенную симпатию, как нечто величественное и возвышенное, как саму любовь. Да и Вероника была моей первой, во всех смыслах этого слова.

Слезы текли не переставая, как будто я копил их всю жизнь, по крайней мере, последние пару месяцев. Мне не хотелось ничего. Весь мир вокруг, казалось, рухнул – всё потеряло актуальность. Я валялся на полу, сраженный горем вселенского масштаба, и сетовал на судьбу, на несправедливость к моей персоне. Мысли сами улеглись в голове отчётливой фразой: «Когда настолько хреново, остаётся только застрелиться!».

Как ни странно, но я сумел успокоиться; вытер соленую воду с глаз, вяло поднялся и как зомби побрел в комнату. В шкафу я отыскал заветный сверток и присел на кровать. «Вот и настал твой час, - усмехнулся я. – Без тебя мне, похоже, не справиться!». По спине пробежал холодок, который лишь добавил твердости и уверенности в моём намеренье. Страх, смятение или сожаление вытекли вместе со слезами. Всё было решено!

Я взял в руки чёрный пистолет. Его миссия была не карать, а судить! И кого судить-то? Меня! Человека, который добровольно взял то, чем не должен был обладать. Человека, размечтавшегося скакнуть выше головы. «Зачем Мишаня подарил мне оружие? – задал я риторический вопрос сам себе». Беспристрастная пуля незамедлительно вынесет приговор, избавит от всего: страданий, мучений, раздумий. Всё по-честному!

Мне припомнилась песня группы «Король и шут» «Прыгнуть со скалы», слова подходили как никогда кстати. С полным спокойствием я поднес «Макаров» к правому виску. Спешить было некуда – всё было решено! Никаких эмоций, никаких чувств, никаких мыслей, только грозный пистолет у башки. Может в этом и состоит искусство медитации? Признаюсь, помогает ещё как!

Онемевшими отростками я снял оружие с предохранителя; мягко и бережно положил палец на спусковой крючок. Что отделало меня от того невиданного и незримого мира? Самое заурядное мышечное сокращение неосязаемая грань лопнет как стеклянная перегородка. «Вот и посмотрим, существует загробная жизнь или нет? Существуют чудеса или нет? - буркнул мой разум».

Адреналин второй раз за вечер стукнул в голову и разжег каждую клеточку тела неутолимым желанием жить. Но я был непреклонен - всё было решено! Былое хладнокровие испарилось в кипящей крови. Я стиснул зубы и зарычал как бешеный зверь с таким усердием, что аж челюсть закоченела. Я был готов к рывку, согнул фаланги пальца и надавил.

Чик.

- Что за, ****ь, дерьмо! Какого хрена? – тут же выругался я в перевозбужденном состоянии. Я жал на спусковой крючок, а эта сволочь уперлась и не двигалась.

Меня окатило адское разочарование. Как так? Даже застрелиться не получается! К несчастью меланхолия резко сменилась ещё более яростным и агрессивным желанием завершить начатое дело. Я стал судорожно издеваться над пистолетом, пальцем насилуя крючок. Результата не было никакого. Из раза в раз выходило одно и то же: нажатие, упор, стопор.

Варианты и идеи замелькали перед глазами. «Не снял с предохранителя?». Я перепроверил – всё нормально. На всякий случай последовал совету компьютерных гуру: включил и снова выключил. Ничего не изменилось: крючок не двигался – оружие не стреляло. «Заклинило пистолет?». Со школьных военных сборов остались отточенные рефлексы и смутные знания. Я передернул затвор. Детальки вновь лязгнули. Ствол к виску. Нажим.

Щёлк.

И опять разочарование! Механизм спускового крючка сработал по задумке конструктора, только лишь, дефект всплыл совершенно другой - курок вдарил по ударнику, но выстрела не произошло – осечка. Весь покрасневший от перенапряжения я сам не заметил, как отвёл капризного судью от кладезя мыслей и настырно взвел курок. Ещё одно натужное усилие.

Бах!

Я подпрыгнул на месте от этакой неожиданности. Сколько было произведено безуспешных попыток? А тут на тебе! Воздушное прикосновение и «Макаров» пальнул. Только лишь через полсекунды я разгадал, что приключилось наяву. Пистолет выстрелил, едва я убрал его от виска. То, что происходило в следующие минуты с трудом поддаётся описанию. Мой мозг превратился в ретранслятор мыслей. Одна за другой они поступали ко мне; их было так много, что большую часть я тут же забывал, не успевая усваивать и перерабатывать. Но кое-какие я всё же постиг.

«Вся история с оружием не случайна! Да и как такое вообще могло произойти по случайности? Разве мог боевой пистолет так изощренно отнекиваться от стрельбы, покуда был нацелен на мой висок? Маловероятно, практически невозможно! А как только он уставился в стену немедленно подчиниться? Однозначно нет! Значит это судьба. Судьба управляет обстоятельствами.

Конечно, я не стал фаталистом, но намёк судьбы я уяснил в полной мере. События развивались таким образом, что разно или поздно, так или иначе я достиг бы самого дна, то есть я бы захотел свести счеты с жизнью. Но у сверхсилы моя смерть в планы не входила, вот она и сдерживала оружие всеми доступными способами. И всё ради того, чтобы я смог осознать и постичь смысл своего предназначения, смог найти свой путь.

Я должен был выжить. Теперь я обязан жить. Не бесцельно или для своего удовольствия, а жить вопреки всему. Жить что бы не стряслось. Жить для выполнения конкретной задачи, которая витает где-то рядом, но пока не обозначена и не раскрыта. Дабы принимать без помех и в полном объёме всю информацию, необходимы знания, опыт, чутьё. Без них доходят жалкие крупинки и частички. Главное, что удалось мне выудить - я должен «расти».

Желание исполнять задуманный план улетучилось. Нельзя идти против судьбы, нельзя искушать судьбу – это бессмысленно и глупо. Особо упёртых и неугомонных не жалуют. Отчаянье, обиду, горесть вытеснили иные чувства. Когда испытываешь на своём затылке смрадное дыхание смерти, когда пятками шаркаешь по дну пучины, то в душе навсегда отпечатывается безысходность и обреченность. Терять больше нечего! Следовательно, и боятся нечего!

Выстрел оставил меня живым, но убил всё живое. Светлые чувства погибли, как цветы после заморозков. Холод окутал меня. Разум остыл и очнулся, сердце окоченело и притихло, душа промерзла и сжалась. Однако и смертью назвать это было нельзя, более верно подобает идентифицировать мое состояние как новое рождение. Пусть во тьме и холоде, но всё-таки рождение.

Невиданная опека окружила меня со всех сторон. Я ощутил руку Бога. Эта она оберегла меня от пули. Это она держит меня за шкирку как нашкодившего котёнка. Она строга и заботлива одновременно. Она умеют любить и прощать. Я поверил в это. Я поверил в Бога. Это Он подарил мне новую жизнь, не прося ничего взамен. И я пожелал ответить. А ответить я мог только одним – верой».

Спустя треть часа я вернулся в реальность и обомлел: клубы дыма и запах пороха в комнате, след от пули на стене, да ещё оглушительный «бах».

Минувший выстрел взволновал меня меньше всего, пусть кто попробует со стороны отличить его от какого-нибудь схожего источника звуковых волн. Пуля отколупнулась без проблем, а вот над выемкой пришлось покорпеть. Сверло по бетону, дюбель и шуруп – устранили изъян и подарили бесполезный крючок на уровне колен. Передвижка шкафа чуть-чуть влево скрыло сомнительное нововведение в комнате. Пистолет вернулся на своё «пригретое» место. Пуля и гильза шустро смылись через унитазный слив.

Далее я ничего не придумал лучше как выметать едкий аромат на улицу в распахнутое окно. Благо отец у меня был курящий, и сигаретный дым превосходно перебил и замаскировал благоухания пороха. Я и отмазку придумал, мол, заходил смолящий однокурсник. Если бы не прокатило, то прослыть охотником вредной привычки куда лучше, нежели стрелком. Забегая вперед, поведаю, родители не заметили и не почуяли ничего. Практически идеальное преступление.

Я возвратил окно в естественное состояние и лёг спать. Вырубился быстро, надолго и крепко.

Конец второй части.