Страшная месть

         или

Не включайте телевизор в понедельник

    Что может позволить себе человек, покончивший с дневными трудами и вечерними семейными заботами? Правильно! Включить телевизор, посмотреть, какие уж покажут, новости.  А потом, чтобы расслабиться, что-нибудь следующее за информационной программой, желательно, художественное. Перетерпев рекламу на кухне, домыв тарелки или выпив чаю, наш телезритель усаживается в кресле. Наивный человек! Он все надеется, что ТВ опомнится, сойдет «с тропы войны» и покажет что-то «разумное, доброе, вечное». Не тут-то было! В самое лучшее телевизионное время, в самый первый день новой недели начинается опять «страшная месть» телевидения своему многострадальному зрителю. Ну, что мы вам сделали? Понедельник и так, как известно, тяжелый день, а тут сваливается на голову уставшему и издерганному нашей действительностью человеку «Американский якудза». Да  переведите,  ради Бога, с японского языка:  что такое  этот якудза?!  Или в наших языках нет необходимого  понятия? Не обижайте родной язык и рідну мову. Или это непереводимо? И начинаются стрельба, погоня, драка. Переворачиваются и взрываются машины. “Герои” бьют друг друга головой, ногами, руками, с разгону, с раскачки, по печени, по почкам, головой об стену, обязательно несколько раз. Режут, колют, топят, вешают, пытают…   Весь “джентьменкий” набор убийц. Авторы боевиков озабочены одним – не упустить никакого, хотя бы завалящего, приема. Не фильм, а руководство по смертоубийству. Смотрите и запоминайте. А, может, захочется убить и ограбить? И хотя я, умученный зритель, всякий раз переключаюсь на другой канал, это не спасает, там  тоже самое. Более того, “Интер” очень озабочен, достаточно ли боевиков у зрителя. И кроме одного вечернего, в девять часов, показывают  второй в одиннадцать. Благодарю покорно. Я уже знаю, как убить человека одним движением: схватить за голову сзади, резко повернуть в сторону и вниз. Зачем мне это знание!?
    Едва пережили мы в понедельник, 9 ноября, “Якудзу”, как в следующий, 16-го, нам показали “настоящую месть”. Только компьютеру под силу сосчитать количество выстрелов и, конечно же, трупов. Я думала, мы с этим покончили в предыдущий понедельник: и с японской мафией, и с демонстрацией всех приемов восточных единоборств, и со всеми уловками изощренного восточного садизма, и со всеми удавками. Оказалось, нет. Есть еще “порох в пороховницах” у неутомимых создателей боевиков. И есть деньги на это. Властители и идеологи  нынешнего телевидения еще будут взрывать и взрывать и здравый смысл, и художественный вкус, потрясая основы патриархального, ненавистного им, мировоззрения. И пузырились кровью на месте пулевых отверстий тела, бились в конвульсиях, сгорали до скелета. И отрезались головы, и вспарывались животы, себе и другим, так что темная кровь текла изо рта и слышался характерный звук вываливающихся внутренностей. Словом: череп и кости! Да вы что, господа из “Интера”? Чи ви з глузду зїхали?
    Примитивность сюжетов  тоже убийственная. Пересказывать не стоит. Ограничусь тем, что сообщу: «положительный герой» и наворотил эту гору трупов.  А чтобы вы не сомневались, что он хороший, добавлю: так он, любящий отец, вырывает из рук мафии похищенную дочку. Правда, в конце концов, выясняется, что захватил ее родной дед. Впрочем, дед такое чудовище, что уже  убил дочь, жену нашего героя, руками своих людей.   Старик уверяет, что он этого не хотел: сбой случился в организованной им машине убийств.  Это зятя не остановило. Конечно, чего не сделаешь ради спасения родного дитяти, украденного в светлый праздник – день ее рождения. Ох, и любит Голливуд  дешевенькие эффекты. Как будто, если бы девочку украли в обычный день, это было бы менее чудовищно. Но, должно быть, такой детали, по их мнению, и не хватало, чтобы довести ярость отца до высшей точки. Ну, и с чего начал благородный отец? Элегантно свернул шею невинному человеку, на которого ему указали (по ошибке опять?), да так виртуозно, что эксперты сочли это естественной смертью. Словом, нам показали супермена. Не важно, что он плавает в крови. Трупы, вообще, никого не волнуют. Даже «железная леди» из ФБР, пытающаяся поймать его, успевает лишь сдержанно восхититься размахом «войны» и небрежно бросить на ходу своим подчиненным, которые не успевают осмыслить события: «захватите мешки для покойников».  «Врешь, – не убьешь!» – что-то вроде этого как бы говорит бесчисленным убийцам «герой», превосходящий всех в убойном мастерстве. В это трудно поверить. Если есть что-то бессмертное, не убиваемое, в нашей нынешней жизни, то это американские боевики, с их ходульными героями, похожими на роботов, с их автоматической, бездушной «любовью», с их античеловеческой, антидуховной, антихудожественной сущностью.
    Англоязычная нация – американцы. Отпочковались от Англии, с ее великой литературой и искусством, с их тонким вкусом и знанием природы человека! От английской литературы пришло понятие «хэппи-энда» – счастливого конца в сюжете литературного произведения. Преодолев другую традицию готических романов (романов ужасов), главное направление английской литературы обращено к благородным чувствам читателя, к радости и надежде. Именно на этом пути она обрела мировую славу, именно здесь – ее самые большие достижения и самые выдающиеся мастера, как Диккенс или Остен. А готический роман угас, как и следовало ожидать от литературы без людей, без психологии, с одними трюками и неестественными выдумками. Может быть, этот призрак и не дает покоя голливудским кинорежиссерам, требуя от них новых жертв и крови, крови, крови. И вот уже призрак, только не коммунизма, бродит и по Европе, где от него не знают, как избавиться, и добрался до нас.  Вампиризм.  Помню, в Макеевке судили парня-десантника за непредумышленное убийство. Он страдал и каялся. Он сам не понимал, как пришиб местного хулигана. Рука непроизвольно произвела отработанный до автоматизма прием. Насколько же опаснее автоматизированный прием, если он проник в кино. Им убивают души.
    Глядя на все это, я начинаю понимать, почему Лев Толстой не принимал Шекспира. Наивно объяснять это чудачеством великого писателя или представлять его брюзжащим старичком, из-за своей вредности не признающим чужого величия.  Лев Толстой читал Шекспира, что называется, и вдоль, и поперек: и в подлиннике, и в переводах на европейские языки, не говоря уж о русском. Читал и в молодости своей, и в зрелые годы, и в старости. Но это пристрастие к крови, трупам, грубым человеческим чувствам принять не мог, считал безвкусицей. Мало кто так честно хотел понять, чем же все-таки в Шекспире восхищалась литературная элита Западной Европы? И ставши, в сущности, специалистом по Шекспиру, как нам и не снилось,  тем не менее, ответа не нашел. Так что мы, рядовые зрители, пострадавшие от американских кино-убийств, плавно переходящих в реальные, можем приободриться. С нами – Лев Толстой. И мы вправе спросить, почему телевидение из всего богатства современной  классической, художественной культуры выбирает то, что за его пределами? Время, потраченное на боевики и прочую подобную продукцию, отнято у истинной культуры.

3 декабря 1999