Записки сельского таксиста. Коломбина

(Последующие главы полуавтобиографической повести будут публиковаться мною по мере написания. Вполне возможна корректура ранее написанных глав.)   


Чем ты обладаешь, то обладает и тобой.
                Гай Петроний Арбитр

   КОЛОМБИНА

   Когда переваливает за пятьдесят, перетаскивание от магазина до дома пакетов с продуктами и прочим увесистым содержимым оказывается занятием довольно обременительным: тонкие целлофановые ручки врезаются в пальцы, оставляя на коже глубокие рубцы, весьма схожие с кровавыми. С каждым годом у меня крепло убеждение: рубцы эти становятся всё глубже, затягиваются всё медленнее. Ничего не поделаешь – подступил возраст, когда граница, отделяющая зрелость от старости, вчера обретавшаяся где-то за неотчётливым горизонтом, сегодня с чувством совершенно неизъяснимого неприятия внезапно обнаруживается уже под собственными ногами... Время от времени в мою голову закрадывалась дума купить автомобиль; я привык к ней; с недавних пор эта дума успела загоститься и даже утвердиться так вольготно и крепко, словно у себя дома, но на покупку самодвижущейся телеги не было денег (как сейчас понимаю, недоставало малости – эмоционального толчка).
   И вот однажды жена надумала сходить за хлебом.
   – Пойдём вместе, – предложила она разнеженным голосом, – а то мне одной будет скучно. Заодно прогуляемся по улицам, июньским воздухом подышим.
   «Пой, соловушка...» – усмехнулся я и, согласившись, предупредил:
   – Только за хлебом. И недолго.
   – Да мы быстренько, за каких-нибудь пятнадцать минут управимся! – ответствовала жена, глядя на меня честнейшими глазами, сноровисто укладывая в хозяйственную сумку кошелёк и три пустых пакета. (Мне оставалось лишь тяжко вздохнуть, что я и проделал, признаюсь, не без покоробившей меня самого театральности; впрочем, женою будто бы неподмеченною.) – Булку чёрного всего-то и купим, – поторопилась успокоить она, награждая меня лицемернейшей из богатейшего многообразия своих улыбок и, уже не полагая нужным скрывать торжество победительницы (перехитрила-таки!), с благодушным злорадством походя присовокупила: – ну, и мелочёвку какую-никакую, если вдруг на глаза попадётся, прихватим...
   После изнурительного (полуторачасового!) похода по магазинам «мелочёвку» едва утрамбовали в два пакета.
   – Не тяжело ли тебе будет? – спросила жена, выказывая голосом и мимикой пухлого лица умилительную, пролившуюся мёдом на сердце, озабоченность. Уверил её, мол, даже не сомневайся – осилю; напомнил, что она позабыла купить хлеб.
   – Да? – подивилась жена. – Тогда ещё две булки чёрного, пожалуйста, – попросила она продавщицу и, оборотившись ко мне, прибавила: – Хлеб сама понесу: твои пакеты, как я погляжу, хлипковатые, того и гляди порвутся.
   Дома, помнится, растёр онемевшие, скрюченные пальцы – и вдруг невесть откуда нахлынуло ожесточение: доколе пешеходами мучиться! Объявил жене:
   – Покупаем машину.
   Она самозабвенно потрошила пакеты, потому не обратила на мои слова должного внимания. Или недослышала; и такое случается, когда понадобится.
   – Машину, говорю, покупаем! – повторил погромче.
   – А? – рассеянно отозвалась жена, укладывая скользкую, уже принявшуюся подтаивать тушку саянского цыплёнка-бройлера в морозильную камеру холодильника. – Так, с курочкой, можно сказать, разделалась, теперь куда бы ещё и сардельки определить... – призадумалась она. Нашлась немедля, по своему всегдашнему обыкновению. – Ага, положу-ка я их вот сюда, на верхнюю полочку, рядышком со сметаной... – обрадовалась было, но, не договорив, осеклась на полуслове: донеслось. Насторожилась: – Какую ещё машину? А-а, ты снова за своё!
   – Только «тойоту», – ответил я как можно твёрже, бесповоротнее (отчего-то жена всегда отвергала мои предложения обзавестись своим автомобилем; да она, пожалуй, и самой себе не сумела бы разъяснить резоны столь причудливого противостояния). – Лучше, конечно, замахнуться на «универсал»: весь магазин в багажнике увезти можно.
   Она привычно возразила, мол, у нас денег нет и гаража тоже нет, и вознамерилась нагромоздить ещё что-то непролазное в прежнем своём, нерасположенном духе (про себя прозываемом мною санкюлотском), но в тот день я был непреклонен: заявил, что возьмём кредит, а гараж выстроим если не этой осенью, так на следующую – обязательно. Но моё красноречие пропало понапрасну: жена, сдвинув брови, безмолвствовала, – её очевидное недовольство не нуждалось в словах. Тогда я показал ей рубцы на пальцах (откровенно говоря, лишь только остатки оных, однако при желании вполне доступные разглядыванию) и грустно промолвил:
   – Видишь? (Она обмякла лицом.) Короче говоря, – продолжал я нажимать уже гораздо увереннее, – звоню зятю, он в Иркутске подберёт что-нибудь подходящее. – И пальнул последним доводом: – Посмотри на соседей – многие по две-три машины успели переменить, а мы с тобою, словно босяки какие, ещё и первою не обзавелись!
   Она лишь расслабленно привзмахнула рукою в мою сторону – мол, да делай ты, что хочешь – и вернулась к своему прерванному занятию.
   «У женского самолюбия всего одна струна, но в мужском оркестре она исхитряется исполнять легкомысленное, чуточку истерическое соло...» – усмехнулся я, нажимая кнопки сотового телефона.
   Через неделю к нашему дому подкатила зелёно-синяя «Тойота Калдина».
   – Принимайте тачку, автовладельцы! – ухмыльнулся зять, передавая мне ключи, дочь восторженно бросилась обнимать и целовать родителей, то бишь, меня с женою, – словом, радужная явь тут же перемешалась со слюнявым французским фильмом...
   – Это что – наша машина? – едва передохнув от дочерних объятий, спросила жена, с некоторой опаской поглядывая на детище японского автопрома, 1993-го, по уверению техпаспорта, года рождения.
   – Чья же ещё! – подтвердил зять, а дочь прочувственно захлопала в ладоши.
   Я притронулся к исходящему жаром капоту (испытав коловращение эмоций, безмерную мощь коих пересказать даже и сейчас, когда первое впечатление успело подёрнуться временной рябью, признаюсь, попросту не в силах). «Калдина – нет, не звучит... Нарекаю тебя Коломбиною», – мысленно адресовался машине, будто живому существу, и она, мне отчего-то так показалось, согласилась со своим новым именем.
   (Опыт вождения транспортного средства, и гужевого и легкового, у меня имеется, но осязательность руля чужого, будто бы обмазанного чем-то холодным и липким, и своего, тёплого, ухватистого – уже личного! – автомобиля, послушно следующего, куда только ни заблагорассудится твоему воображению, не есть ощущение в полной мере равнозначное, я абсолютно в этом уверен. И сама дорога с ранее непримечаемыми дорожными знаками видится не такою уж и обыденною, и люди, долженствующие чинно шествовать по обочине, именно сегодня по бог знает какой причине стараются вышагивать прямиком по проезжей части, и не в стороне, а непременно (полагаю, из зловредности) перед бампером, и те же собаки, вместо того, чтобы вилять хвостом или хватать прохожих за ноги, зачем-то пытаются тяпнуть колёса моей Коломбины, да и солнце почему-то находится не в том месте, где ему предназначено быть по вселенскому закону, а неотвязно колеблется перед лобовым стеклом, вонзаясь ослепляющими лучами в самые расширенные понятным волнением зрачки...)
   Немудрено догадаться – мы поехали по магазинам.
   Я вертел баранкой и поглядывал на жену. Она сидела прямо, напряжённо, словно прикрученная к электрическому стулу, шёпотом приговаривала: «Не гони..., вон та машина подобралась слишком близко..., куда снова разогнался...» и сжимала побелевшими пальцами хозяйственную сумку, – похоже, она уверила себя: ну, добром эта поездка уж точно не кончится! (как водитель, я, однако же, ничего не слышал). Когда мы подъехали к универсаму, она выбралась из Коломбины так замысловато, что редкие зеваки могли наблюдать одновременно и апломбированную (на языке, понуждённом прислониться к современности – распальцованную) автовладелицу, и космонавтку на подламывающихся ногах, отвыкших от земной тверди.
   Осмотревшись если и не второпях, так, можно с уверенностью сказать, что очень уж наспех, жена осудила:
   – Ничегошеньки у них здесь, оказывается, нету! Поехали отсюда!
   – Если бы ты увидела вот это в советское время, – оспорил я, указывая на ближайшую ко мне витрину, где по причине раздутого ассортимента и малой выставочной площади сырные круги были выложены пирамидами, колбасные батоны обронены навалом, – или, хуже того, в девяностые, то подумала бы, что оказалась в хрущёвском коммунизме! 
   – Краковскую колбасу не вижу, и сыр здесь твёрдый, а нужен мягкий: пиццу сделать хочу... – сибаритствовала жена и уже в следующем универсаме настоятельно предложила съездить на оптовую базу, где, мол, она найдёт всё, что нужно. И поторопилась к поджидающей у крыльца Коломбине.
   – Представляешь, ничего нету! – горестно воскликнула она, обозревая изрядно мне уже поднадоевшие витринные и стеллажные ряды. – Хочется что-нибудь такое, чего раньше не пробовали, а куда ни посмотришь – везде продукты одни и те же!
   Я съехидничал, не разыскивает ли она креветки в меду, копчёные ананасы или другую диковинную в нашем околотке невидальщину, но жена удостоила меня лишь мимолётной раздражительной гримаской. В другом универсаме и следующем история повторилась. Не сдержавшись, – да и кто, скажите, на моём месте выдержал бы? – я освирепел: «Заелись вы, крестьяне, попросту говоря, зажрались!», и жена сейчас же решила ехать «в славненький такой магазинчик, где, я видела, есть всё, что душа пожелает». Выяснилось: откуда начался наш автошопинг.
   – Ты посмотри только – скоро мы обернулись с покупками! – радовалась она по дороге домой, – за какие-то полчаса во всех магазинах побывали, всё высмотрели! а пешком обходить – ведь и дня не хватит!
   – И пакеты (заметь – четыре штуки, и тяжеленные) не сами тащим – машина везёт! – проронил я вроде бы между прочим, но с многозначительностью.
   – Вот! – отозвалась жена (в одном этом звуке «вот» подтекста было запрятано, думаю, больше, нежели в только что произнесённых мною словах) и вдруг упрекнула: – И почему мы раньше машину не купили!
   Я оторопел.
   – Не ты ли сама... столько лет... – начал выговаривать, от негодования увязая в словах, но, посмотрев на осиянное лицо жены, умолк.
   Когда мы уже подъезжали к дому, жена внезапно встрепенулась:
   – А машину могут угнать?
   – Куда? В тайгу? – усмехнулся я. И, вероятно, убедил: жена успокоено вздохнула, провела пальцем по панели, рекла, мол, в машине пыльно, и, как приедем, она тряпкою наведёт в ней порядок. Разумеется, я и не подумал возразить.