Река времени 84. На кафедре КЭЭ

В октябре 1979 года у меня состоялась предварительная защита диссертации на кафедре. На защиту пригласил Богословского А.С. и Мясникова П.С. с кафедры №23 и Зайцева П.И.  и Маркитантова Б.С. с кафедры №21. Пришел также профессор  Хожаинов А.И., который согласился быть моим официальным оппонентом на предстоящей защите на Ученом совете училища.

Предварительная защита прошла успешно, хотя ряд замечаний был сделан.  К защите на Учёном совете  я  их обязался устранить.

В Ноябре, узнав о том, что пришёл приказ о назначении меня на должность преподавателя кафедры КЭЭ, пошёл представляться  начальнику кафедры капитану 1 ранга Турусову Н. А.

По учебе в Училище я Николая Александровича не знал, хотя он был из того выпуска ВМИОЛУ им Дзержинского (1951года), к которому принадлежало большинство наших учителей - военных преподавателей: Мясников П.С., Константинов К.К., Зайцев П.И., Дрычкин В.Д. , Старк М.Л., Бураков Б.А., Магомаев Л.Д.

Впервые с ним я познакомился, когда числился соискателем и приходил к своему научному руководителю, начальнику кафедры КЭЭ, Владимиру Ивановичу Крылову, у которого Турусов был в то время заместителем.

У Николая Александровича был не простой характер. Ушёл  из плавсостава он довольно поздно, с должности флагманского специалиста, и на офицеров, пришедших  в училище  с первичных офицерских должностей, и раньше его получивших учёные звания, смотрел  высокомерно, как на выскочек, не пытаясь это скрыть.

Из офицеров кафедры он благодушнее всего был с П.И. Зайцевым, своим заместителем, В.И. Скородинским, бывшим в своё время начальником электромеханической службы объединения, и к Б.С.Маркитантову, служившего флагманским специалистом соединения.

А с Протченко В.М., пришедшем на кафедру с начальника лаборатории кафедры КЭП,  с Линецким В.Л., назначенным преподавателем с должности  командира роты, отношения, как мне казалось, были неважные.

 Из-за высокомерия, отношения к Турусову со стороны большей части офицеров  кафедры КЭП, где я учился в адъюнктуре, было не самое дружелюбное,  и он об этом догадывался.

Как я узнал от Павла Иосифовича Зайцева, во время командировки в Гремиху,  Турусов с настороженностью относится к моему предполагаемому назначению на кафедру КЭЭ.

Он высказал предположение, что меня,  чуть ли не как в агента, его недоброжелатели внедряют к нему на кафедру. Видимо под влиянием этого мнения, и Павел Иосифович вначале командировки  относился ко мне подчёркнуто официально.

Однако вскоре наши отношения  с ним стали вполне дружеские и доверительные. Павел Иосифович даже поделился со мной своими проблемами по взаимоотношению с взрослым сыном, а в конце командировки  заверил: « По возвращению скажу Николаю Александровичу, что ты наш человек».

Впрочем, когда я официально стал его  подчиненным, ни каких придирок к себе я не чувствовал, хотя как начальник кафедры, он был человек довольно требовательный.

В результате разговора, состоявшегося после представления,   выяснилось, что Турусов меня к учебному процессу в этом семестре привлекать не будет, дав возможность, готовиться к чтению  лекций по дисциплинам ЭЭС ПЛ и Физические поля  и защита корабля, которые мне предстоит преподавать, начиная со следующего семестра.

 И  предупредил меня, что если я не хочу, чтобы меня склоняли на всех офицерских собраниях, то до конца учебного года должен защитить диссертацию.

Ноябрь, декабрь 1979  года я занимался написанием курсов лекций и параллельно подготовкой к защите диссертации. Для устранения замечаний полученных на апробировании и предварительной защите пришлось даже переброшюровать  диссертацию.

Осенью 1979 года, после многолетних попыток, Ленинградская военно-морская база отобрало у Училища  3 этаж корпуса 2 . Училище лишилось помещений для классов, поточной аудитории, помещений секретного отдела и архива,  кафедры иностранных языков. Начались перемещения и переселения.

 На втором этаже первого корпуса, просторную рекреацию, окна которой выходили в Лабораторный  двор, отгородили от коридора и, внутренней перегородкой превратили в две комнаты. В первой, проходной, организовали преподавательскую кафедры КЭЭ, а вторую, меньшую по площади сделали кабинетом начальника кафедры.

Помещение получилось вполне импозантное, из-за высоких потолков, с лепниной и больших окон. После того, как кафедра переселилась в новое помещение, начальник кафедры, Турусов Николай Александрович, украсил торцевую стену преподавательской своей, великолепно выполненной картиной, написанной маслом.

 На полотне, размером почти во всю стену изображена была атомная лодка идущая в надводном положении, и поднимающая мощный бурун аквамариновой волны.
То, что Николай Александрович хорошо рисует, я знал, но, увидев эту картину, подумал, что морская вода выписано не хуже чем у Айвазовского.

К сожалению, рабочих столов для всех офицеров в преподавательской  не хватило и кафедре дали ещё одну комнату, расположенную на первом этаже 14 дома, где одно время, вместе с Борисом Маркитантовым, сидел и я.

14–й дом, выходящий фасадом (всегда закрытым) на Неву, был за пару лет до описываемых событий, отремонтирован и приспособлен под общежитие курсантов пятого курса. Первый этаж дома занимали различные службы училища. Их потеснили, и на первый этаж переехала и кафедра иностранных языков.

А секретный отдел и секретную библиотеку разместили в помещениях, покинутых кафедрой КЭЭ.

Незадолго до конца  года, меня вызвал к себе Турусов и сказал, что обстоятельства изменились,  и на второй семестр,  он мне запланировал служебную командировку руководителем стажировки пятикурсников в 11 флотилию  атомных подводных лодках. Значит снова, но уже зимой, и  почти на три месяца,  я  еду в Гремиху.
 
Новый Год, как обычно, провел в кругу семьи, а сразу после новогодних каникул с курсантами 251 класса убыл на стажировку в Гремиху.
Из Ленинграда до Мурманска добирались на поезде. В одном купе со мной ехали руководители практики в Западной Лице и в Гаджиеве, а так же наш начальник, флагманский руководитель практики, который должен будет находиться при штабе Северного флота в Североморске.

Именно тогда, после очередного совместного застолья, завершающегося  травлей флотских баек, я и услышал от Р.Калинина историю, как они разыграли Стаса Варварина в связи с его изобретением.
Из Мурманска в Гремиху добирался со своими курсантами, на уже ставшем почти родным, четырехпалубном лайнере  Вацлав Воровский.

В порту Гремихе, куда мы прибыли поздним утром, нас ждал крытый КАМАЗ, доставивший группу на площадь перед Домом офицеров. Было довольно холодно, поэтому завел курсантов в фойе, а сам пошел в штаб флотилии доложить о прибытии и распределить курсантов по экипажам.

По совету П.И. Зайцева, который в прошлый наш приезд в Гремиху вел все переговоры в штабе флотилии, пошел в отдел кадров. Начальник отдела кадров направил меня к начальнику штаба флотилии контр-адмиралу УстьянцевуА.М. доложить о прибытии. Начальник штаба при мне позвонил начальнику ЭМС флотилии контр-адмиралу Зайцеву Виталию Васильевичу и, приказав все вопросы организации практики решать с начальником ЭМС,  направил меня к нему.

Виталия Васильевича Зайцева я знал в 1966 году, когда проходил стажировку на АПЛ К-3, где он был тогда командиром БЧ-5, капитаном второго ранга. «Прошло 13 лет, вряд ли он узнает меня», - подумал я, входя в его кабинет и докладывая о прибытии. Похоже, что он меня не вспомнил, так как только спросил, знаю ли я  Евгения Павловича Бахарева и не родственник ли он мне.

Я ответил, что знаю Е.П. Бахарева по Обнинску, но он мне не родственник. Напоминать, что я проходил стажировку на К-3, где он был командир БЧ-5, я не стал.

Виталий Васильевич предупредил, чтобы обо всех  проблемах и замечаниях  полученных курсантами в ходе стажировки я докладывал
ему немедленно
Все   вопросы, связанные с подготовкой курсантов на допуск к выполнению обязанностей командира ЭТГ я должен буду решать с его заместителем по электротехнической части капитаном 2 ранга Котовым, к которому он меня и направил.

С Саней Котовым я был знаком еще с курсантских времен, он был  тремя годами младше меня по выпуску. Когда он учился на первом курсе, я выполнял в его классе обязанности заместителя командира взвода.

 Перед назначением на должность помощника начальника ЭМС 11 флотилии, он закончи Военно-морскую академию, и работал над кандидатской диссертацией по диагностики оборудования с помощью эффекта звуковой эмиссии.

После недолгого разговора с ним,  расписали моих курсантов по подводным лодкам 41 и 17 дивизий и я, с утвержденными списками, пошел к своим подопечным объявлять, кто на каком экипаже будет проходить стажировку.

 Проведя соответствующий инструктаж, направил курсантов представляться командирам экипажей, а сам направился знакомиться с флагманскими механиками  дивизий.

Оказалось, что флагманским механиком 17 дивизии служит мой однокашник, Валера Шапошников, недавно назначенный на эту должность, после окончания   Военно-морской академии.

У него в кабинете немного выпили «за встречу» и проговорили, вспоминая общих знакомых. Оказывается, здесь живут ещё двое наших однокашников Сережа Молчанов и Борис  Копылов. Я рассказал, что со мной в училище сейчас служат Толя Шуляк и Иван Борисенко.
Заговорили о моём полном тезке, Юрии Ивановиче Таптунове, окончившим наше училище, годом раньше нас.

 Я знал, что он был удостоен звания Героя Советского Союза за уникальную операцию.
С января по март 1976 года ракетный подводный крейсер стратегического назначения К-171(проекта 667 Б), где Таптунов был командиром БЧ-5, нес боевую службу, совершая  переход из Гремихи  на Камчатку.

В этом походе «стратега» К-171 сопровождала торпедная лодка К-469,  671 проекта, выполнявшая функцию охранения. Вокруг Южной Америки корабли шли на удалении всего 18 кабельтовых друг от друга. Пролив Дрейка миновали на различной глубине, постоянно поддерживая связь по звукоподводной связи.

После пересечения экватора лодки разошлись и следовали на Камчатку  каждая по собственному маршруту. В течение 80 суток было пройдено 21754 мили.
 А прошлой весной в училище пришло известие, что Ю. Таптунов трагически погиб.

Валера Шапошников рассказал, что ровно год назад АПЛ К-171 вышла в море для производства практической ракетной стрельбы, имея на борту высокое начальство,  командующего 2-й Флотилией  вице-адмирала Громова Б.И. и начальника штаба 25-й дивизии кап.1р. Ерофеева О. А.


На выходе из базы произвели дифферентовку, и в надводном положении и проследовали в район проведения ракетной стрельбы у острова Симушир Курильской гряды.

Позже выяснилось, что в период приготовления корабля к  походу,  по вине мичмана Кащука,  не был закрыт клапана приёма питательной воды с берега. В результате, при  дифферентовке, забортная вода через открытый клапан поступила в подпиточную ёмкость и раздавила её. Несколько тонн забортной воды вылилось в кормовую аппаратную выгородку с неработающим реактором.

Под руководством командира БЧ-5 личный состав кормовых отсеков вёдрами осушал аппаратную выгородку от забортной воды, передавая их по цепочке в нижнее помещение 8 отсека с последующей откачкой воды за борт.

Когда вёдрами уже невозможно было осушить труднодоступные места вокруг ядерного реактора, командир БЧ-5 приказал отключить сигнализацию и запустить реактор на  разогрев для выпаривания воды.

Оценивая  обстановку, в аппаратной выгородке остались командир БЧ-5 кап.2р. Таптунов Ю., заместитель НЭМС  по живучести кап.3р. Шаров А. и старшина команды спецтрюмных мичман Кащук А., виновник случившегося происшествия.

 В какой то момент вода в кессонах вокруг реактора вскипела. Из-за резко возросшего внутреннего давления,   дверь аппаратной выгородки  придавило, и  открыть изнутри её уже не могли. Снаружи, ни вручную, ни ломом,  дверь аппаратной выгородки тоже не поддавалась. И только когда спустили пар в отсек,   отворив клинкет сравнивания давления,  аппаратную выгородку удалось открыть. Но было поздно, все трое уже погибли, сварившись заживо.

Командир корабля капитан 2 ранга  Бондарчук и присутствующие на борту начальники утверждают, что не знали  ни о возникшей проблеме, ни  о работах, проводимых для её устранения.
 Что, только когда АПЛ прибыла в район ракетной стрельбы,  и, готовясь к погружению, произвели повторную дифферентовку,  в центральный пост поступил  доклад об аварийном происшествии  приведшему к гибели трех человек.

После доклада на флот и в Москву, ракетную стрельбу отменили. И подводный крейсер с приспущенным флагом вернулся в базу.
Была назначена комиссия, для расследования случившегося.

В отчёте комиссии, расследовавшей трагедию, говорилось:
«Пытаясь скрыть происшедшее, командир БЧ-5 Герой Советского Союза кап.2р. Таптунов Ю.И. не доложил  о нем командованию корабля. Находившийся на борту старший от ЭМС 25-й дивизии заместитель начальника ЭМС по живучести кап.3р. Шаров А. вошёл в преступный сговор с командиром БЧ-5, и также не доложил старшим на борту о случившейся ситуации».

Как длительная работа осушительного насоса по откачке аварийной воды за борт, и тем более, как пуск в действие  ядерного реактора оказались тайной для центрального поста, остается загадкой, на которую комиссия ответа не дала. Основными виновными оказались сами погибшие офицеры.

Один из высоких начальников, присутствующий во время трагедии в центральном посту,  адмирал Громов Б.И. в 1979 году возглавил ведущее военное учебное заведение ВМФ,  Высшие специальные офицерские классы. Второй -  капитан 1 ранга Ерофеев был назначен командиром 25-й дивизии ПЛ,   а в 1992 году стал командующим Северным флотом.

Рассказавший мне эту историю Валера Шапошников в восьмидесятые годы был назначен на адмиральскую должность заместителя командующего,  начальника ЭМС, члена военного совета 11-й флотилии АПЛ. А вначале 90 годов он  трагически погиб, руководя тушением пожара на кислородной зарядовой станции береговой базы.

Но это будет ещё не скоро. А тогда, зимой 1980 года, закончив разговор со своим однокашником, и получив от него в подарок бутылку «шила», пошел устраивать свой быт на ближайшие месяцы.
Поселился я на плавбазе, в той же каюте, что и летом прошлого года, только соседом моим по общему санузлу оказался руководитель стажировки курсантов из «Голландии», так в наших кругах называли Севастопольское морское инженерное училище, которое в далёком 1951 году «отпочковалось» от «Дзержинки».

Он, как и я, привез группу электриков-подводников, только у него  их было в два раза больше, чем у меня, зато и звезд на погонах на одну больше.
Прибыли они в Гремиху следующим рейсом теплохода, и несколько дней в двухместном «люксе» я жил один.

Человеком он оказался бесконфликтным и доброжелательным и всё время стажировки мы жили с ним душа в душу. Среди многих человеческих достоинств, он обладал интересным умением записывать текст двумя руками одновременно. При этом текст, написанный левой рукой, был зеркальным отражением обычного фрагмента, написанного правой.

С утра, надев шинели,  опустив и завязав наушники ушанки,  закрыв лицо, до глаз, форменным черным шарфом,  мы шли в столовую.

          Не зря Гремиху, называют «краем летающих собак», ветер здесь дует постоянно, неровными порывами.  Когда идешь между домами, встречный  ветер, который преодолеваешь, наклоняясь чуть ли не под 45 градусов, вдруг, за углом дома, резко меняется на попутный, и ты, с ускорением, скользишь по снегу, тщетно стараясь сохранить равновесие. И все это при морозе до 20 градусов.

Сильный ветер несет мелкую снежную пыль, которая набивается в поры суконной шинели и не удаляется отряхиванием. Но в тепле помещения снег тает, делая шинель влажной и плохо согревающей.

После завтрака шли по казармам, проверять подопечных и общаться с их лодочными начальниками. К этому времени экипажи лодок строились для перехода на корабль, и было важно проконтролировать наличие в строю наших курсантов.

После ухода экипажей на корабли мой коллега, как правило, шёл с ними, благо наша ПКЗ стояла рядом с лодками, а я направлялся в штаб флотилии. Там в секретном отделе я засекретил тетрадь, и, пользуясь предоставленной возможностью, стал готовить цикл лекций по скрытности корабля, благо интересных и актуальных  материалов по  следности и заметности от всех видов физических полей в секретной части флотилии было много.

Именно там я нашел отчёт о способе определения прохождения корабля по изменению солености морской воды в его кильватерном следе. Отчёт сделанный на базе исследований, проводимых на АПЛ К-3, когда я проходил на ней стажировку. 

После обеда, три раза в неделю ездил на рейсовом автобусе в плавательный бассейн Гремихи, куда записался через неделю после приезда. В это время народу туда ходило не много, бывали случаи, когда я плавал в гордом одиночестве.

Бассейн был хорош ещё тем, что при нём была парилка. Топили её по утрам, во время  массового посещения бассейна спортсменами флотилии, но, когда я приходил, температура не успевала остыть ниже 50-60 градусов.

После бассейна, до ужина, чтобы не идти по холоду на ПКЗ, заходил в читальный зал библиотеки и читал свежие  литературные журналы.
После ужина шли с моим коллегой в Дом офицеров, где на втором этаже располагался зимний сад и  кинотеатр при посещении которого, непременно требовали оставлять верхнюю одежду в раздевалке.

Офицеры не должны были быть в кителях, а только в тужурках с белыми рубашками. Женщины приходили нарядными, одетыми как на танцы или в театр.

За всё время командировки солнца мы не видели, только в последний месяц, в середине календарного дня, стало светать. Но несостоявшееся утро вскоре переходило в вечер, а и в уже привычную полярную ночь.

К этому времени план стажировки курсантов был выполнен и мы, без замечаний и происшествий возвратились в Училище.

По прибытии на кафедру узнал, что в середине мая состоится заседание Учёного совета ВВМИОЛУ им. Дзержинского, на который вынесено два вопроса защита диссертации капитаном 2 ранга Бахаревым, представляемой кафедрой КЭП, и защита диссертации  капитаном третьего ранга Голдиным, представляемой кафедрой КЭЭ.

Попытался с Колей Голдиным скооперироваться, и устроить совместный банкет по случаю защиты диссертации. Так как большая  часть людей, приглашенных  на банкет, у нас будет общей.  Он согласился.  Но когда дело дошло до оплаты ресторана, сказал, что вышло указание ВАК, запрещающее такого рода мероприятия.

Тогда я пошёл, и самостоятельно сделал заказ на 12 человек в кафе на улице Гоголя, которое тогда называлось «Погребок». Я  ходил туда в обеденный перерыв, когда наша столовая была на ремонте. Бывали мы здесь и с Лидой, когда удавалось, оставив маленького Васю на тещу, отпроситься в воскресенье сходить погулять в центр города.

Защита у меня  была назначена с утра, и прошла успешно, а Голля защищался после обеда и, нахватав чёрных шаров, не защитился.
Так что он был прав, отказываясь от кооперации со мной.

На всякий случай, приглашая гостей, говорил, что торжество будет по случаю того, что моему сыну исполнилось три с половиной года, и я на праздновании желаю видеть тех, с кем отмечал его появление на свет.

 Празднование прошло вполне хорошо, пили немного, зато хорошо смеялись и шутили. Рядом с нашим столом праздновала, какой то свой успех, команда кинематографистов. Вадим Ильич, пригласив на танец одну из их девушек, привел её к нам за столик и совместно с Муратом Сафербековичем классно разыграли сюжет «интеллигентная дама  объясняет достоинство искусства, понятного только избранным».

Лида, которая, конечно же, была на банкете, не только оценила талант импровизаторов, но и запомнила тост, который В.И. Кулешов сказал  мой адрес: «Выпьем за человека целеустремленного, добродушного, но такого, что  если берёт за горло, то держит крепко, спасибо, что пальцами не перебирает».

В начале июня, в день, когда я с утра был дома, собираясь заступать в суточный наряд, мне позвонил начальник факультета И.В, Малинников и сказал, что есть возможность отправить меня в длительную командировку на Кубу. Он звонит, чтобы узнать, согласен ли я. Конечно, я без раздумий, согласился.

 Я знал, что сейчас там, служит Володя Ефимович, преподаватель с кафедры Электрических машин, направленный туда два года назад и даже разговаривал с ним, когда он год назад приезжал в отпуск.
Его должность называлась консультант начальника кафедры Академии Наваль.

Игорь Владимирович, мне сказал, что возможно, придется отправиться к новому месту службы в сентябре 1980 года, но если Ефимовичу продлят срок ещё на год, то  полечу в сентябре 1981 года.
«Хоть завтра!», - ответил  я начальнику факультета.

Когда на следующие сутки я вернулся домой после дежурства по факультету, то первый вопрос Лиде был, не хочет ли она  пару-тройку лет пожить на Карибских островах. Она вначале приняла мой вопрос за шутку, а когда поняла, что всё это близко к осуществлению, обрадовалась.

К этому времени отрицательных эмоций проживания в малогабаритной квартире с  двумя детьми и одной тещей накопилось достаточно, и Лида была готова ехать хоть на Камчатку, не говоря уж о Кубе.

Через некоторое время, приехал в отпуск Ефимович, и сказал, что его оставляют в Гаване еще на один год. От этого известия Лида приуныла, так как уже,  почти что, собирала чемоданы.
Я её успокоил, сказав, что всё что ни делается – к лучшему. Как я потом убедился, для меня откладывание поездки на год пошло только на благо.

На лето  мы с Лидой  сняли дачу на старом месте в Ялкале у Лидии Васильевны. Перевезли на дачу велосипеды и катались по лесным тропам вчетвером. Я - на старом своём велике, с обмотанным синей изолентой рулем, усадив  Васю в детское седло, посаженное на раму.  Анечка - на подростковом «Орлёнке». Лида - на вновь приобретенном в комиссионке велосипеде.

Через усадьбу Дома-музея Ленина, по лесной дороге идущей вдоль Долгого озера ездили продовольственный магазин курортного посёлка Горки или купаться в нашем любимом Прозрачном  озере, у подножья горы Высокая. По шоссе, ведущему от Дома-музея  и далее, вдоль восточного берега Долгого озера к чудесному Золотому пляжу.

Когда закончился дачный сезон, оставили велосипеды и крупные вещи в нашем домике у Лидии Васильевне, дав задаток, и заверив, что на следующее лето мы приедем сюда же.

На заставке: Подводная лодка 41 дивизии (667Б)
Продолжение:  http://www.proza.ru/2014/07/24/1300