Никто

[Marilyn Menson - Come White]

Что я есть?
Ничтожный заморыш, только что вылезший из темной вонючей ямы. Все прописные истины познаны. Вера разбита, сверкая осколками прозрачного стекла в ярко-красном горько-сладком калиновом джеме. Надежда старательно втоптана в черное месиво под моими ногами. Я прекрасен! С кровью, капающей с моего подбородка на потемневшие грудь и ребра. С кривой улыбкой, со взглядом манька, кончающего в рот своей очередной жертвы. С этими бесконечными назойливыми муравьями, которые, похоже, решили съесть меня заживо. С целеустремленностью Франкенштейна выкроить из себя то, каким мне уже никогда не стать...
Я знаю кто я и где мое место. И я слишком хотел верить в то, что кто-то действительно сможет полюбить меня, так сильно желал, что меня торкнуло на этом. Наркотик, от которого прет так долго, еще не придумали. Поэтому я создал его сам.
Здесь, сидя на дне, неизменно стремящегося на звездные вершины прозрачных гор, я как никогда ощущаю себя тем, кем я был с момента зачатия - ошибкой.
Завтра вечером, когда я закончу все дела, я вернусь к себе самому по-настоящему.
На столе наручники, ошейник с поводком, плеть с коготками и скальпель. Завтра я буду самим собой. Тем, кем я стал, когда весь мир вокруг был таким шумным и жестким, что его приходилось усмирять сквозь плотные волны боли. Когда ненависть к самому себе гасилась теплыми тонкими струйками, стекающим по бедрам. Когда становилось абсолютно по*уй на всех, кто был в моей жизни.
Завтра я сам решу, кто, за что и почему.  Я свергну искрящийся недосигаемый Олимп Мастера в свои объятья и буду разрушать его до тех пор, пока не останется даже пепла. Завтра все чистое и неприкосновенное станет обычным грязным ничтожеством.
Ну, а сегодня... пока я ползу на коленях до двери, чтобы хоть как-то обозначить себя в этой реальности, оставляя красные- красные полосы... пока я, полный черной беспросветной злобы, разрушаю все, что мне никогда не должно было принадлежать... пока я смешиваю Отче наш со стихийным ливнем за окном... Сегодня я молюсь Тьме в моем сердце, перемалывая ее со светом, который незаслуженно посмел взять от тех, кого так отчаянно хотел любить. Кого любил несмотря ни на что. И кого неизбежно потерял. Будто могло быть иначе. Будто я не знал, что так будет...
Но вот она - вера.
Лежит на полу среди чистых прозрачных осколков стекла ярко-красным горько-сладким калиновым желе.
Разбитый.
Сверкающий. Блестящий. В лучах фальшивого света.
Нереально красивый в своей никчемности.
В своем тупом одиночестве перед теми, кто любит меня.
Грязный, оборванный, использованный и выброшенный на обочину.
Полоса... другая...
Мягко-мягко
Тихо-тихо

Тишина...