Molinary с Персидской ночью

                Molinary с Персидской ночью

    … Допустим, что есть некая точка в пространстве (назовём её точкой I), и есть некий отрезок на плоскости (назовём его ME). Предположим, что нам надо доказать, что существуют прямые, связывающие точку I c любыми точками на отрезке ME. Теперь можно перенестись из области математики в область воспоминаний.
      Помнится, лет в тринадцать я написала незатейливое стихотворение. Оно было примерно такое:
Одиночество, одиночество,
Кофе, журналы, газеты, книги,
Я одна…
У кого-то брат иль сестра…
Я одна…
У кого-то друг иль подруга…
Я одна…
У кого-то есть пиво и водка…
Я одна…
У кого-то собачка иль кошка…
Я одна…
Лишь бумага, ручка, окошко…

     … А сегодня, «Обколбасившись» на презентации «смесью с изысканным ароматом и приятным мягким вкусом, сочетающим в себе все достоинства настоящего кофе», а именно Molinary ORO BAR, я не могу уснуть. Кстати, моя подруга, которая работает главным менеджером по работе с клиентами в кофейной фирме, чей продукт и презентовался, тоже его обпилась. Мы поболтали с ней по телефону и в финале поняли, что сегодня не уснём. Всё-таки пожелали спокойной ночи друг другу и в половине двенадцатого ночи положили трубки.
      Не знаю, как моя подруга, но я не уснула. Примерно через час я поняла, что хочу человеческого общения, пусть даже по телефону. Позвонила своему нынешнему другу. Он сказал, что очень хочет спать и что, если мы начнём разговаривать на всякие интересные темы, то он не уснёт. Вот так. Оказывается, бессонница заразна.
                2

     А может, моего друга пугает то, что у меня пятилетняя  дочка Ксюша? Впрочем, я не стала его мучить, но заметила, что поищу того, кто спать не хочет. Его ответ был: «Ну, правда, не обижайся, я очень хочу сейчас спать».
     Ночь была у меня беспокойная. Промучившись ещё часок в постели, метясь с одного бока на другой и с одного края кровати на иной, периодически выдёргивая из  зелёной пачки свои любимые сигареты «More», я поняла, что – кофе был превосходный: он не давал себя забыть…
     Мучилась я не из-за восьми выпитых за день чашек крепкого кофе Molinary ORO BAR. Плохо мне было  оттого,  что вдруг почувствовала себя абсолютно одинокой. Для смеха взяла свою телефонную книжку и подсчитала количество номеров – их оказалось более трёхсот, не считая номеров экскурсионных бюро, техпомощи «Ангел», сервисов и разных ООО и ЗАО. Триста телефонов – а позвонить некому. Прямо трагикомедия. Надрывался магнитофон: «Ведь только в сказках жизнь проходит так красиво, а без любви красивой жизни нет совсем»…
     Я подошла к своему секретеру. Села на стул. С чёрно-белой фотографии на меня смотрела белобрысая шестилетняя девочка в спортивном костюме и с кривой самодельной рыболовной удочкой  в руках. И серьёзно так смотрела. С другой фотографии та же белобрысая девочка улыбалась мне с бадминтонной ракеткой и воланчиком – улыбалась мне изо всех сил. Это была я. Но другая я. Магнитофон опять надрывался: «А я тебе писал, так часто и отчаянно, но что я мог сказать – на маленьком листке?!» Грустные воспоминания овладели мной. Хотелось плакать. Даже выть, рыдать громко и бессильно.
     … То Я ещё не плакало (ну разве что, когда его наказывали родители, и то недолго). То Я боялось проспать что-нибудь интересное и вскакивало в пять утра, мешая отдыхать родителям. То Я постоянно задавало вопросы «почему» и расстраивалось, получая  в ответ «почемучка, почемучка, милый мой». То Я любило жизнь, сегодняшнее к ней равнодушно. То Я пело и рисовало. Это Я завывает, скулит и нечто калякает на своих листочках. Тому Я абсолютно не хотелось читать – ему нравилось, когда другие читают.
      То Я не имело ни одной куклы. Зато шкафы в его комнате были забиты склеивающимися домиками, корабликами (теперь Я не то что кораблик – себя собрать и склеить не может), конструкторами, немецкими макетными рельсами, тупичками, светофорами, стрелками, паровозиками и локомотивами. Года два назад новое Я швыряло их в приступе яростного бессилия перед судьбой об стенку – они разбивались на маленькие пластмассовые осколочки – столь мелкие, что невозможно склеить – и колёсики, на которых когда-то, подключённые к электроцепи, ездили по игрушечным рельсам. Новое Я получало удовольствие от проделанного разрушения. Я было так же

                3
интересно узнать, сможет ли оно разбить то, что дорого и накапливалось его семьёй годами, или вновь и вновь будет любоваться «прошлогодним небом».
     Груда осколков бывшего рая валялась на полу, и когда та, что Я породила, то есть моя мама, увидела содеянное – она разрыдалась. И дело было совсем не в том, что каждый вагончик (их было много) стоил на сегодняшний день  больше тридцати долларов штука, а в том, что отец Я их увлечённо коллекционировал, строил дом и мечтал о большом макете железной дороги на первом этаже. Он мечтал также о том, чтобы эта железная игрушечная дорога передавалась из поколения в поколения и чтобы его не забыли.
     Подобное желание крушить и рушить было у нового Я в тысяча девятьсот девяносто восьмом году после экономического кризиса. Казалось, что «мир перевернулся, и ехала крыша». Подруга говорит, что у неё в то время было схожее ощущение, потому что шубка, которая вчера стоила шесть миллионов рублей, стала стоить вдруг тринадцать миллионов, а сбережения были в оных – в деревянных. Тогда Я решало: что ему принадлежит, а что – нет. Оно пришло к выводу, что все окружающие его вещи формально его, а вот фактически нет – они были куплены или родителями, или подарены ему тем, кого Я обманывало самым наглым образом. Или они были куплены самим Я, но на не честно заработанные деньги.
     Первый удар достался кухонному комбайну Braun с двенадцатью скоростями и многочисленными насадками и функциями. Комбайн получил тычок женского кулачка, потом шлепок ладонью, а потом смертельный удар громоздким молотком. Такой же участи удостоилась кофеварка Tefal.
      Тостер Philips Toastissimo полетел в экран симпатичного телевизора Hitachi. Сама надпись под экраном говорила Я: «Ты тащишь, ты тащишь, ты тащишь». И, как на зло, когда Я включило этот ящик, по нему шла, ну конечно же, «Петровка 38». С тостером ничего не случилось – Я объяснило себе это тем, что он был куплен его родителями.
     Когда Я хотело выбросить в окно ножи с деревянными ручками, подаренные ему тем, чья любовь кралась другим, под окном проплыла машина «Дежурная часть, милиция». Ножи Я оставило в покое.
     Потом Я вспомнило, что даже замки входной двери были установлены тем, кого оно обманывало, хотя и любило. Я оделось и вышло на улицу.
     Во дворе два здоровых мужика распивали водку, закусывая – тут Я чуть не стошнило – мороженым «Волшебный фонарь». Я подошло к ним и стало врать: «Знаете, я забыла ключи, дома никого нет, надо попасть в квартиру – вы дверь мне не вышибете?» Кусочек «Волшебного фонаря» выпал изо рта у одного из них. «А что? Очень нужно?» Кивок головы Я и последовавший за тем ответ: «Вышибем, вот только долбанём». Разумеется,
                4

«долбанули» и вышибли с седьмой попытки. Я поблагодарило. Те чего-то испугались и убежали.
     Немножко успокоившись, Я пришло к выводу: сожжет не стоит так вот крушить всё и рушить. Да потом и несчастный пейджер Nec, разбитый об стенку на безнадёжно испорченном экране выводил «кардиограмму» происходящего и жалобно пропищал три раза. Подключился автоответчик Panasonic: «И-ри-на, возьми трубку, И-ри-на, гу-гу-гу-гу-гу…» Потеплело на душе. Я с наслаждением прокрутило сообщение три раза, но вдруг вспомнило, что телефон тоже его – не его. И опять началось. Но Я немного поумнело. Бережно протерев пыль с телефона, и вынув кассету, Я упаковало Panasonic в коробочку. Приложило паспорт к нему и чек (цена на чеке была заштрихована ручкой). То же самое Я проделало с магнитофоном Sony.
     Оставалось только отодрать кухонный пол из синих пли с жёлтыми звёздочками… Когда Он выкладывал плитками пол, Я пошло «в магазин» - а на самом деле к любовнику. Потом Я призналось. Он не ругался, не кричал. В глазах его были слёзы и немой вопрос: «Как ты могла?» А затем вслух: «Какой из меня теперь муж – лох, а не муж!» Но пол доделал.
     Я задыхалось среди этих вещей. Из шкафа в мешок для мусора полетели абсолютно новые платья, юбки, блузки. Не было, да и нет человека, который бы Я тогда остановил, сказал бы: «Не надо, не стоит, успокойся, всё пройдёт». Или, хотя бы, как нравоучительная мама: «Это всё денег стоит!». В мешок на помойку полетели также открытки с надписями: «Хочу к тебе!», «Моей сладкой!», «С Днём Рождения», «Приглашаем на свадьбу», «С Восьмым марта», «С Новым Годом!»…
     Взгляд Я упал на малахитовую шкатулку с медными ножками и медной ящеркой на крышке. Это тоже был Его подарок. Я открыло шкатулку. Отсортировало содержимое на подаренное им и родителями. Толстая золотая цепочка, золотой браслет с алмазным плетением и Его первый подарок – золотое колечко с кораллом – всё это полетело в окно, на снег. Шкатулка полетела туда же.
     Я собиралось было сесть за руль своей – не своей «Девятки», разогнаться и разбить её об первый попавшийся столб. Но остановилось. Вернее, остановила я трель телефона, а потом голос любимой подруги: «Перезвони мне, я дома». Я машинально набрало номер телефона и, услышав знакомый голос, заговорило:
- Хочешь, замок построю, хочешь – город разрушу?!
 - Что-то случилось?
 - Red rose on the flow.
                5

- Что конкретно?
- Ты когда-нибудь по-настоящему любила? – вдруг спросило Я.
Далее был успокаивающий и бодрящий разговор (почти, как её сегодняшний кофе). Вместе посмеялись, вместе поплакали.
      …Нынешнее Я зрелое. Молодость прошла.
      Шестилетнее же Я любило гамак на участке между сосен, любило прыгать с обрыва на тарзанке, любило велосипед, удочку, скакалку. Чуть позже любило ракетку, воланчик и кеды. Теперь вот свою Ксюшу учу держать ракетку, как топорик. И на её «мам, мне так неудобно» - отвечаю: «Неправда, посмотри, что ты делаешь – ты же при ударе руку себе выворачиваешь!» Как будто чувствуя, что я о ней сейчас пишу и думаю, Ксюша вздыхает во сне.
     Маленькое Я любило лазить по деревьям, играть в салки и в «Казаки-разбойники».
     Нынешнее Я играет теперь в другие игры, по деревьям не лазает, со второго этажа отцовского недостроенного дома не прыгает в кучу песка…

     … И вообще: это Я сидит сейчас на кухне и ест оно торт «Персидская ночь», запивает его молоком, а потом принимается есть мидии в морском соусе и вгрызается зубами в кусок «Старорусской колбасы», даже не удосужившись её очистить и нарезать. Я утоляет голод, опустошив всю банку с мидиями, съев грамм двести колбасы и уничтожив пол торта. Тут Я приходит к выводу, что человечеству, которому нет до него абсолютно никакого дела, оно с лихвой таким образом отомстило. Я отправляется спать. Однако, какая замечательная мысль: если у тебя есть торт, который можно съесть одному, то вроде и не одиноко…
     Успокоившись и убедившись в том, что желание поплакать прошло, я погасила свет и легла спать.
                Ночь с 9 по 10 октября, 12 октября 2002 года.