Зазеркалье

               

   
 «- Если я поднимусь на тот холмик,
 я увижу сразу весь сад, -  подумала
Алиса. - А вот и тропинка,
 она ведет прямо наверх... 
Нет, - совсем не
прямо...»
                Автор Известен


       Мою жизнь на воле, сразу, после того как я освободился, можно описывать в духе эпических киношедевров отечественного производства, посвященных вопросу конца девяностых. Я освободился как раз весной 1997-го. Вспомните атмосферу, людей заведения, одежду, методы влияния, или просто вспомните все эти криминальные киношедевры «Жмурки», «Бригаду», только сделав скидку на мелководье провинциального города в какой ни будь губернии черноземной полосы России…
       
        Итак, я осел в Грызловске. И надо сказать, мне это было не по душе, но первое время разглядеть какую-либо альтернативу сложившейся ситуации я не умел. У меня была крыша над головой и вообще, но тоже ведь было, собственно говоря, и в тюрьме, и в зоне. И крыша над головой и гарантированное питание, и кое-какие радости жизни, а самое главное - море различной братвы. Самые разные типы, от матерых уголовников, напоминавших Горбатого из «Места встречи…», до героев вроде липового доцента из «Джентльменов удачи». EM: 129. Atom feat.Tea «Time Мe Tiene loco (dub)». Однако, самым распространенным типом был молодой не нюхавший нар, люмпен-романтик криминала. оголтелый и уверенный в своей правоте относительно взглядов на миропорядок, хотя бы потому, что бригадир выдал ему ствол, и он каждый день ботает по фене с теми, кто нахватался её не по наслышке. Кстати можно припомнить сладкую парочку из «Жмурок». Наверное, мы с двухметровым Радиком её и напоминали. Кстати шпана дала освободившемуся Радику ласковое прозвище Родя, и Родя криво улыбался порой искоса поглядывая на меня. Он больше не был Гирей.
       Но, если сиделые и в деле, и в бытовой жизни были сдержаны, что называется, умудрены опытом, и в критической ситуации были способны на поступок, то необстрелянный молодняк гнул пальцы изо всех сил при любой непонятке, сыпал феней, брызгал слюной, мог почём зря выхватить ствол и пустить его в дело. Естественно, такая доблесть в описываемой среде называется бычкой. И бычащийся молодняк не делал разницы между своей бычкой и той самой способностью на поступок, которая время от времени наблюдалась у наших бывалых товарищей. Внешне этот народ выглядел не так романтично, как теперь показывают в кино. Все они одевались так, как если бы были воспитанниками какого-нибудь лагеря бойскаутов в ведомстве криминального мира, где подопечным была бы предписана особая униформа. Все головы были бриты под ноль, в лучшем случае - под ёжик. Униформа же состояла из коротких кожаных курток, трико и туфлей «а-ля брит-поп», кроссовок, в лучшем случае, казаков. Бывалые, звали эту публику не иначе, как фраерами, ломомподпоясанными и пушечным мясом. Потому, как именно таких любителей униформы больше всего полегло в ходе стрелок и разборок на полях девяностых. Молодость одаривала их бесстрашием, что в купе с отсутствием опыта и не знанием действительных законов мироздания делало их трупами. Однако, пока они были живы, они представляли угрозу безопасности всех от мала до велика. Что же касается, например, общения с ними, то оно могло нравиться разве что такому же быдлу, как они сами. Но, именно они составляли основную ударную силу бригад конца девяностых, не была исключением, и бригада Рюрика, державшая Грызловск и примыкающие к нему деревеньки, к ней меня как-раз временно и приписал Радик. Зачем это было нужно он, наверное, и сам не понимал, скорее всего это была необходимая в те годы псевдо-идентификация: «мол ты за кого за большевиков, али за коммунистов». с нами или, или… с кем-то ещё. Молодняк же, стремясь набраться побольше знаний о местах населить которые, им, по их мнению, предстояло, просто не давал мне прохода. В наш разваливающийся дом постоянно ломился народ, а во время различных бригадных мероприятий, я чувствовал себя, как какая-нибудь телезвезда, окруженная бандой отмороженных репортеров. Они интересовались всем, но когда узнавали о дурке и спецзоне, юмор и шуточки прекращались. Так, как я говорил о них в самых мрачных тонах. Я изо всех сил пытался не нравиться этому сброду, но это было не так то просто. Что-же касается событий до дурки, то я ограничивался сухим пересказом сведений, которыми со мной поделился Радик, а также демонстрацией колото-резаных шрамов на руках и животе. Радик же рассказал мне, что приезжал в мою зону после захвата заложника, и замполит вручил ему выписку из личного дела. В ней говорилось о том, что по состоянию здоровья я выбыл из зоны в направлении СПНД ГУИН. Будучи человеком бывалым, а потому, как минимум умеющим читать между строк, Радик отправился на стройплощадку рядом с зоной, где работали расконвойники. Естественно, в лагере все знали о моем арестантском подвиге, поэтому Радику в значительно обогащенном фантазией лагерных завсегдатаев виде, рассказали о событиях весны 1995 года, известных тогда уже во всех российских лагерях и тюрьмах. Рассказали о том, что целый взвод омоновцев штурмовал одиночную камеру санчасти, о том, как по мне и заложнику открывали огонь, как приезжало телевидение, о том, как нас с Дмитричем, в конце концов, изрешетили и тайно вывезли из зоны, о том, как Дмитрич воскрес, и как он при загадочных обстоятельствах умер в больнице после посещения родных, подавших заявление в прокуратуру на администрацию колонии. Обычно в этом месте рассказа меня начинали поздравлять с тем, что я сделал мир на одного мента легче и всё в этом духе.
         Однако было и то, о чём я никому не рассказывал и о чем не знал даже Радик. Не потому, что я ему не доверял, а потому, что когда он был Радик, он тоже плохо понимал меня, и вряд ли мог бы понять после пяти лет разлуки, учитывая разность наших судеб, проявившуюся так остро в эти годы. Однажды, я попытался рассказать ему о своей самодельной книжке и не обычных стихах, с авторством которых я не мог разобраться. Но, Родя невозмутимо пропустил мимо ушей слова о стихах и сказал, что он тоже сидел в Бурее, и что они там с братвой, все делали себе такие книжки и уж чего только в них не писали. Я тогда, помню, загрустил и капитально обиделся на Родю. Хотя, наверное, то, что я испытал, не было обидой. Это было что-то более сильное по своей природе. Я испытал чувство нашей обоюдной отчужденности. Это, было осознание утраты близкого человека, утраты, на самом деле произошедшей намного раньше, и только сейчас дававшей по чуть-чуть, но всё чаще и чаще попробовать себя на вкус. Тогда, до меня стало доходить, что Родя со мной не заодно, что он иной, и по душе ему больше не моя компания, а компания таких же парней в униформе… Собственно тонкой духовной организацией он никогда не мог похвастаться, но зона видимо выбила из него и то последнее, что в нем было.
               
         Когда зек освобождается, то одежду, в которой он вышел на волю положено сжечь, так как считается, что лагерный дух остается в ней, и пока ты носишь её, на воле, он может захотеть обратно в зону и вернётся туда вместе с тобой. Странно, почему веря в эти вещи, зеки не додумались до того, что, логически проводя суть суеверия, надо, прежде всего, сжечь самого зека, тело и душа которого просто пропитаны этим самым лагерным дерьмодемоном. Однако, если даже представить, что я последовал бы этой традиции, то вместе с пропитанным духом спецзоне костюмом, в котором я вышел из ворот, я всё равно не стал бы сжигать одну вещь, так как она была пропитана совершенно иным духом… Это моя самодельная священная записная книжка.
         Нет, я не мог тогда бы рассказать о том, как она очутилась у меня, как были сделаны эти записи на непонятном языке, эти рисунки, но то, что я испытывал, разглядывая их, читая эти строки, было настоящим священным трепетом. EM: 130. Galaxy «Science Of Ecstasy». Если же у меня хватало времени и сил на то, чтобы читая медитировать на мутные картинки моего прошлого, то я просто впадал экстаз и эти труднопроизносимые, длинные слова, звучали во мне, как восхитительная, неземная музыка. Если, что случалось всего пару раз, я не падал обессиленный на кровать, и продолжал прислушиваться к этой мелодии, то реальность вокруг меня становилось иной. В этой реальности не было ничего, кроме заливающего меня тепла, завораживающего видеоряда и музыки. На этом этапе медитации музыка уже не была сочетанием нескольких величественных прекрасных и одновременно тревожных нот. Когда я уже не различал букв, они превращались, в некие сущности внутри меня, и, наполняя мое сознание, преображались в удивительную неповторимую мелодию. На протяжении всего путешествия я сохранял сознание того, что слова стали нотами, поэтому слушая мелодию, я слушал этот странный язык, соединяясь с преобразившимися заключенными в нём сущностями, бывшими на самом деле одной сущностью, выраженной в совокупности преображенных в звук слов, эту прекрасную и как будто даже страшноватую мелодию, как будто даже мне знакомую…
           В момент, когда мне удавалось полностью проникнуться этой Сущностью, пока лишь, как мелодией, и я слышал законченное совершенное музыкальное произведение, я вдруг начинал осознавать его суть. Сутью его, был его хозяин, являвшийся этой музыкой в такой же степени, как твое тело является тобой. И я знал его имя. Оно жило в моем подсознании всегда…. Оно и было самим хозяином. В этой связи очень кстати припомнить начало «Евангелия от Иоанна», как пример такого явления:
               
                …и Слово было у Бога,
                и Слово было Бог.
            
  Но, на описываемом уровне контакта с ним, я, как правило, отключался. Приходя в себя, я не мог вспомнить слова… Но помнил, что когда разрозненные звуки начинали звучать как мелодия, то те самые мутные картинки моего прошлого так же складывались в единую картинку, единое полотно, бывшее как минимум трёхмерным. Увы, я пока ещё не мог воссоздать его в своем воображении после путешествия, но я помнил ощущение, что всё, что я вижу и слышу, является одним целым. По завершении процесса до меня доходило даже то, что лишь ограниченностью своих органов чувств и самой ограниченностью моего человеческого тела, обуславливается то, что я воспринимаю целое в начале лишь как его части. И что касается мелодии, то я никогда не мог вспомнить её после медитации, однако помнил, что она казалась мне знакомой, также, как и трёхмерное полотно. Воспоминания эти доставались мне с трудом. Это было похоже на воспоминания о давно виденном сне, или сне с бодуна. И всё же всегда, когда я думал о необычных свойствах своих записей, у меня было ощущение, как от столкновения с чем-то знакомым, но забытым. Кстати, после медитации я смотрел на эти записи, как на обычные каракули, чем они, с виду во всяком случае, и являлись на самом деле. И после нескольких таких путешествий до меня дошло, что дело не в том, как они записаны, и даже не в том, что они записаны, а в том, чем они являются на самом деле – Они часть могущественной неземной Сущности. Но написанные, они не имеют какой-либо силы, их надо произносить. И тогда, они как вены кровью, наполняются этой Сущностью в моём сознании, которое является чем-то вроде артерий, или живого сосуда. И конечно я размышлял, почему это дано мне, безграмотному уголовнику, маргиналу и по своей сути, аутсайдеру и неудачнику, любимцу бед, нужды, боли и горя? Иногда я думал, что в награду за постоянное преодоление боли. иногда мне казалось, что меня выбрали по той же логике, по который Иисус выбирал себе в ученики безграмотных работяг и даже мытаря Матфея и палача Савла, ставшего Павлом. А пару раз, после самых глубоких проникновений в таинственную сущность записей, я уповал на то, что подобное - притягивает подобное. Тогда почему не притянуло раньше, почему нужно было глотать столько пыли? Но, как раз может быть для того, чтобы что-то заслужить, чтобы стать тем подобным достойным притяжения… И это, мне казалось наиболее вероятным. После этого я точно знал, что в спецзоне со мной, что-то произошло. И мне хотелось знать - что. Я часами мучительно всматривался в свое прошлое, в то, что происходило со мной на самом деле до и после захвата заложника, однако, ничего кроме болезненных ощущений это мне не давало, я не знал, что ключ уже есть у меня и мне осталось только повернуть его.
      
      И так у меня был свой секрет. Точнее - целая тайна. Однако, она заключалась не только в том, что у меня была заветная пачка бумаги с ключом в параллельные миры, а ещё и в том, что я собирался послать всех к чертовой бабушке. Через месяц жизни с Родей, воспринимающим меня как инопланетянина матери и сестры, месяца постоянного угара на разборках, стрелках, наездах, откатах, получалова, кидняков, пьянок и оргий, я стал думать о побеге. Да, с выходом из психушки, психушка не прекращается в обязательном порядке. Мне надо было бежать, исчезнуть, раз и навсегда порвав отношения с этим провонявшим бухлом и кровью миром жмурок, бумеров и бригад, действительностью российского демократического зазеркалья девяностых. Зазеркалья, в котором, однажды спустившись в подземелье, я заблудился и не как не мог найти выхода на поверхность. Но я уже искал его…











© Copyright: Макс Аврелий, 2015
________________________________________________

ВНИМАНИЕ ДРУЗЬЯ!
Мой многострадальный роман "Моленсоух. История Одной Индивидуации" снова изъят комиссией Роскомнадзора из всех магазинов города Москвы по "Формуляру №ФИ 66-379120" вердикт которого гласит "Содержание романа некорректно по отношению к современной действительности".

Сейчас, я продаю свою книгу в Москве с рук.
Чаще всего меня можно увидеть на ступенях музея Владимира Маяковского на Лубянке.
Это соседний подъезд одного здания в котором находится пресловутый торговый дом. Видео, моих "чтений на ступенях" можно посмотреть по ссылке, о которой речь ниже.
Активным пользователям и-нета предлагается посетить страничку где есть и текст, и картинка и для прослушивания треков ЕМ расположенных под текстом достаточно нажать кнопку...Вот ссылка на официальную группу в Контакте.

https://vk.com/molensouhmaksavrely.

по этой же ссылке можно просмотреть фрагмент видеоспектакля Сергея Степанова снятого по книге, и прочесть книгу

книгу можно заказать здесь:
http://idbg.ru/catalog/molensouh-istoriya-odnoj-indiv..
если ссылка не высвечивается, скопируйте в браузер и вы сможете посетить
и-нет магазин "Библио-Глобус", где можно заказать книгу.

Спасибо, за Ваше внимание и поддержку в борьбе, за право на жизнь моей книги друзья!