ЛЧ ч 1 Фантом Гл 37 Бывший узник гулага

       Перед сессией лекции прекращались, а консультации перед каждым экзаменом не занимали много времени. Студенты, в основном, теперь самостоятельно готовились к сдаче экзаменов в читальных залах, дома или в общежитии. Для этого у них под рукой были основные программные учебники, выданные в индивидуальное пользование на период изучения курса; но, конечно, главным кладезем мудрости при повторении были конспекты лекций преподавателей.
       Лето рдело и звало, и молодёжь находила время вырваться в пространство города. Да и расположение здания университета было удобно для прогулок - в центре города: пересечешь классически солидный, с широкими аллеями, кафе и ресторанами парк - и сразу за памятником великому украинскому поэту кафетерий и центральная  улица города - излюбленные места встреч и прогулок большинства студенческой, творческой и просто городской молодежи. Затем идет центральная площадь с основными магазинами, ресторанами и прочим.

       Сдав отлично первый экзамен, Оля, Таня и Ева отправились гулять.
       - Мы с вами! - догнала их Оксана - красивая, яркая и пышная девушка с накладными модными ресницами, и с ней ещё несколько сокурсников. Одна из девушек оказалась незнакома компании.
       - Знакомьтесь. Это Ирина, - представила Оксана свою подругу. - Она учится заочно. Сейчас приехала на сессию из Белгорода, и мы вместе снимаем одну квартиру. Точнее комнату, зато здесь рядом, в центре города.
       Симпатичная большегрудая блондинка, в темных мешковатых брюках, Ирина как-то не женственно, приземлено-тяжело двигалась, жёстко и пристально разглядывала новых знакомых.
       - Почему ты не учишься в своем университете? - обратилась к ней Татьяна.
       - Ваш университет - один из первых шести университетов Российской империи. За полтора века существования в нём сложились интеллектуальные традиции, сильная профессура, высокий уровень преподавания, которого нет у нас. И город ваш - один из двух, исторически сложившихся центров Украины. А Белгород просто административный центр и университет в нем образован в советские годы.
        Скорее через интонацию и взгляд, чем через произнесённое, сквозили острый ум и едкая эрудиция Ирины.


       На узкой улице-бродвее, мощённой ещё в прошлом веке, идущая навстречу молодежь разглядывала друг друга.
       - Куда направились такие хорошенькие девушки? - Остановил их молодой, спортивного вида мужчина.
       - Здравствуйте, Юрий Викторович, - вдруг протянул ему руку один из студентов. - Знакомьтесь, девушки. Это наш преподаватель физкультуры.
        - Стыдно не знать своего преподавателя, - иронически заметил тот, разглядывая студенток.
        Ева действительно впервые видела этого человека, так как зачет по физической культуре ей проставили по просьбе её шефа: в эти часы она обычно работала на кафедре или занималась в библиотеке. Оля была в подобной ситуации: она уже давно на полставки тоже работала в лаборатории рядом. Таня ходила на факультатив по волейболу и имела зачет "автоматом", но с Юрием Викторовичем была знакома.
       - Хотите в гости к интересному человеку? - cпросил преподаватель.
       - К кому, кто он?
       - Далеко ли его квартира?
       - В пяти минутах, вот в этом самом старинном центре, в доме на улице, где мы сейчас с вами стоим.
       - Но прилично ли нагрянуть неожиданно, да ещё такой большой компанией?
       - Уверен, он будет только рад.
       - Но сколько ему лет?
       - Это человек лет пятидесяти, бывший преподаватель электротехники с кафедры технической механики, когда-то очень любимый студентами. Его карьере помешали сталинские репрессии. В числе многих преподавателей университета по доносу он был заключен в один из лагерей ГУЛАГа, где провел лет десять. Сейчас, после возвращения, он только лаборант на кафедре.


       Преподаватель остановился:
        - Вот мы и стоим у его подъезда. Кто идет?
       Старинный, сложенный из огромных каменных глыб, трехэтажный и  длинный, с широкими и высокими окнами,  с подъездами, украшенными огромными солидными дверями, расположенный в самом «сердце» города, - такой дом  явно хранил много тайн.
       Пошли не все. На просторной площадке на втором этаже звонили недолго: тяжёлую дверь открыл неожиданно моложавый, стройный, в узких, чуть открывающих белые носки, соответственно молодёжной моде, брюках, абсолютно седой, но очень модно стриженный, с поднятыми вверх волосами, человек потрясающего вида.


      - Игорь Евгеньевич, к Вам в гости молодежь. Не помешаем? - обратился к открывшему дверь стильному мужчине преподаватель физкультуры.
      - Всегда рад молодости, - с широкой гаммой чувств ответил хозяин квартиры.
      Пружинисто-молодой походкой он повел гостей по длинному коридору с номерами комнат.


       Ева впервые видела коммунальную квартиру: серый коридор, по обе стороны которого высокие добротные двери. За дверью, в которую они вошли, была одна, но неожиданно огромная комната с чрезвычайно высокими потолками и окнами. Вдоль трёх стен до верху стояли деревянные стеллажи, заполненные непонятной радио- и теле- аппаратурой, приборами и деталями. Из-за массивного обшарпанного шкафа для одежды, перегораживающего часть комнаты и скрывающего широкую кровать, неспешно вышла чуть полноватая, приятная и очень молодая брюнетка.
       - Познакомьтесь, моя сильфида, - представил её хозяин квартиры, и добавил голосом сатира. -  Эта юная еврейка добровольно отдала себя в награду такому матёрому мужчине, как я.
       И уже серьезно - коллеге:
       - Ну что ж, представь мне твоих юных спутниц.
       - Да они все с одного потока, и из ближайших областей и районов, а вот эта девушка - из Казахстана.
       - Из  Казахстана!? Но, вижу, не казашка, - заинтересовался Игорь Евгеньевич Евой.
       - Нет, не казашка. Мои родители поляки.
        Хозяин несколько театрально поцеловал девушке руку:
       - О, прекрасную паненку мы посадим в кресло.
       Остальных гостей он рассадил на диване, парней - на стульях. По всему видно было: здесь явно не чуждались гостей, и интересные компании здесь собирались часто.


       - А с какого вы факультета, молодёжь?
       - С факультета социально-исторических наук.
       - Ну, коли так, тогда у меня для вас есть нечто интересное: раритетная запись выступления Никиты Сергеевича Хрущева на двадцатом съезде КПСС в 1956 году «О преодолении культа личности Сталина и его последствий». Слушаем?
       Возражений не последовало, и Игорь Евгеньевич поставил запись. Комнату наполнил фоновый шип и голос Первого секретаря ЦК КПСС. Все замолчали, стараясь расслышать каждое слово, однако, это было непросто, и по всему было видно, что смысл звучащего более всего долетает до хозяина, но не до его гостей. И не только из-за плохого качества звука: будущие историки, ученые и преподаватели общественных наук, партийные, идеологические работники и государственные чиновники не имели ещё ни опыта, ни серьезных знаний. По их лицам было видно: они слушают, но в должной степени, не понимают значимости записи и ужаса прошлых лет.
       Ева поняла главное: речь Никиты Сергеевича Хрущева строго выдержана в рамках скорее не разоблачения, а анализа причин установления культа личности Сталина и отчета партии о проделанной работе по преодолению его последствий.


       Игорь Евгеньевич остановил запись:
       - Вижу, тема репрессий и жертв лагерей ГУЛАГа моим молодым гостям, то ли по сути, то ли в деталях, незнакома.  Кто-нибудь из вас пишет курсовую  работу или диплом на эту тему?
        - Нет, никто.
        - Не случайно. Вы, «дети» спокойных семидесятых, не можете поверить, что ни в чем неповинных людей можно обречь на каторжные работы, полуголодное существование и смерть. Мне повезло, я выжил, потому что был молод и здоров. Я тогда был аспирантом, только начинал преподавать на физико-техническом факультете, когда по лживому доносу меня и моих руководителей арестовали якобы за антисоветскую деятельность. Война против интеллигенции тогда выкосила треть лучшей профессуры всех кафедр университета. Кстати, больше других оказалась опустошенной кафедра общественных наук.
       - И долго же Вам пришлось находиться в заключении?
       - Весь срок. Едва покаявшись, партия приняла решение о проведения в дальнейшем тактики замалчивании трагических фактов истории. Из истории стали изымать неудобные имена и события, термины «репрессии», «донос» и прочее. Вот почему никто из вас не пишет работ по этим темам.
       Гости слушали, не шевелясь - жертвы политических доносов и клеветы, массовых репрессий вдруг ожили и смотрели на них глазами этого, потерявшего надлежащее ему место в обществе человека.


       Игорь Евгеньевич продолжил:
       - Когда Сталин умер - лагеря замерли в ожидании перемен. Сразу, уже 1954 году была образована правительственная комиссия по делам реабилитации. Кроме заключенных предстояло решить судьбу и ссыльных, живших на поселении. В ссылке часто оказывались целые семьи. Вот как семья Евы оказалась в Казахстане?
       Вопрос остался без ответа. Ева молчала. От родителей она ни слова не слышала о репрессиях. В её семье никогда не жаловались, напротив - вели себя патриотично. Ева знала, что отец был награждён медалями - Казахстану нужны были электростанции. Мама больше других наград ценила медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 г.г.» и знак «Ударник сталинского призыва». Работа на благо Родины и была причиной их частых переселений, от Киева до Красноярска и Казахстана, так считали Ева и Нора.


       Не получив ответа, Игорь Евгеньевич продолжил:
       - Мог ли Н.С.Хрущев объявить всеобщую амнистию политических? Вряд ли: партийные сановники и работники карательных органов не хотели и боялись этого. Поэтому в 1953 году амнистия коснулась только уголовников и «бытовиков». Однако в целом, лагерный режим стал менее жестким; теперь конвой остерегался расстреливать заключенных своей властью. Из мест переселения были возвращены те, кто получил не более пяти лет.
       - А Вы?
       - Я отбыл весь свой срок. Адская машина геноцида боялась реабилитации. Партийцы из старой гвардии, прокуратуры и органов безопасности упорно саботировали следствие: многие папки со следственными материалами оказались пусты; ни текстов доносов, ни фамилий следователей, ни протоколов допросов… оказалось, некому отвечать за зверства. Они надеялись: пока они затягивают процесс - репрессированные сами умрут. В итоге за два года было пересмотрено лишь десять процентов дел; остальные заключенные оставались за проволокой.
       Молодёжь слушала, затаив дыхание.
       - Весной 1958 года подул иной ветер: карательная политика получила новый импульс - приказ МВД № 380. Причиной тому стали рецидивы тоталитарной политики государства, в числе которых были попытки вернуться к сталинским идеологическим установкам. Возврат к жесткому курсу ударил, прежде всего, по политическим, в том числе и по мне, и реабилитация дошла до меня уже после освобождения. Но Хрущев долго не удержался у власти. Творца «оттепели и демократизации» убрали, как только он стал не нужен. Все устали от разоблачительных и поминальных речей, теней невинно убиенных. Так наступили ваши безмятежные семидесятые - времена лозунгов партийной верности и единства партии и народа.


        Осознав всю крамольность речей жертвы, студенты молчали, растерявшись, струсив или просто интуитивно нащупав суждение: рай на земле - всегда утопия.
        Выйдя на улицу, они вдохнули свежий воздух.