II. Власть Великого. Глава 21. Поперечное ущелье

                ОТРИЦАНИЕ ИМЕНИ.
               
               Часть 2.
                ВЛАСТЬ ВЕЛИКОГО.
               
               Глава 21.
                В ПОПЕРЕЧНОМ УЩЕЛЬЕ.

   - Апчхи! – перво-наперво сказал Чудилка, когда сдул пыль веков. – Вот что написано. Старыми буквами. «Говорю с тобой, сын моих братьев с Винэи, оставшихся дома…» Про кого это?
   - Я же рассказывал, - подал голос Лесик. – Захоронку здесь сделал последний из рода Охти. Правитель Текра, чей род прервался лет четыреста назад. Видимо, он обращается к кому-то из потомков детей королевы Унагды Агди и Гиббери Охти. Которые остались на Винэе, не бежали на Навину после Мрачных времён. Внимание. Этот человек обращается к Миче. Да, дружок?
   - Что? Нет! Но хотя, похоже на то. Ко мне и к Петрику. Мы уже сталкивались с таким. С предсказанием самой королевы Унагды насчёт нас. Она наговорила разного про кого-то из своих будущих потомков, но, конечно, не знала, что это будут двойняшки.
   - Осторожней, мальчики, - предупредил Доур. - На самом деле, тот правитель, чью записку ты, Аарн, читаешь, служил Чёрной Нечисти.
   - Косзе?
   - Вроде так. И отчего его род угас, и что там было на самом деле, тайна неведомая. Разные слухи ходят. Очень нехорошие.
   - Продолжим, - вздохнул неосторожный Петрик. - «Говорю с тобой, сын моих братьев с Винэи, оставшихся дома. Лишь раз всё сложится так, как надо, и ты придёшь сюда, и приведёшь диво, спасённое тобою. Приведёшь моему господину одну из трёх сестёр, которые, встретившись здесь, поочерёдно, по старшинству, приложат ладони туда, куда следует, и заколдованный камень почувствует прикосновение. Трижды прозвучит Слово Напутствия, и я передам тебе невиданное оружие, овеянное славой великих побед. Побед, недоступных человеческому разумению. С ним ты можешь ничего не бояться и одержать верх над любым. Можешь даже над тем подлым самозванцем, который присвоил себе славу Великого, моего господина…»
   - Стоп, Петрик, то есть, неважно кто, - встрял я. – Раз это касается меня, то я желаю знать, что значит «которые, встретившись здесь, поочерёдно, по старшинству, приложат ладони туда, куда следует». О ком речь? Мы с Петриком привели сюда спасённое диво, вот эту девочку. Встреча? Слова «Трёх Сестёр» написаны с заглавных букв? Речь идёт о планетах? Мы сейчас устроили начало катастрофы?
   - Нет, только слово «Великого» написано с заглавной, и после него стоит запятая. Странный оборот. «Трёх сестёр» написано с прописной. Встреча? Да, странно. Катастрофы я пока не наблюдаю, не беспокойся. Читаю дальше. «Эя щедро одарила меня. Говорили, что я едва ли не родился с гадательными принадлежностями в руках. Но судьба подшутила надо мною, и я не смог угадать, какому злу в жертву принёс своих дочерей…»
   - И он тоже!
   - Говорил же я, мальчики, что всё нехорошо было в ту пору. Может, ещё хуже, чем в эту, - закручинился Доур.
   Петрик читал:
   - «Одну фразу в собственном предсказании я не смог истолковать, как должно, дал волю своему тщеславию и своим страхам, и ринулся в объятия злу, пришедшему с Улунны, изгнанному с Винэи и покинувшему Ви, когда та погибла. Нашедшему приют на Навине, как всегда, терпеливой. Я назвал своим господином не того, принимая его жалкие потуги за истинное величие. Хотя, через него служил тому, кто сильнее всех.
   - Вот пойми ж ты, - прошептал озадаченный Василий. – Прямо запутался в своих господинах. И я запутался.
   - «И вот теперь, узнав все тайны и поняв сердцем, что будет, я вижу себя одиноким, а миры погружёнными во мрак. Я, как верный раб, не могу поднять руку на того, кому служил, ради кого пожертвовал семьёй и допустил угасание рода…»
   - У! Гад какой, - снова выступил Васятка.
   - «Я хочу всё исправить. Я доверяю тебе, сын моих братьев с Винэи, древнейший и наилучший из мечей - меч моего истинного господина. Пусть останется тайной для тебя, каким образом дивное оружие попало мне в руки. С его помощью ты покараешь самозванца. Ты будешь сражаться и одержишь победу. Ты принесёшь положенную жертву. Чтобы свершилось то, ради чего я жил. Чтобы имя Охти вновь загремело, а ты бы возвеличился надо всеми и принял заслуженные дары из рук истинного вершителя судеб. Предварительно, избежав опасности, что идёт за тобой по пятам».
   Некоторое время компания молчала, осмысливая услышанное. Потом я снова затрепыхался:
   - Не нравится мне это. Если отбросить к чёрту обоих господ, истинного и самозванца, получается, что дверь открылась из-за того, что наша девочка приложила ладонь куда следует. Так было задумано. Мне не нравятся слова о трёх сёстрах. С прописной буквы. Мне не нравится этот меч.
   - Да, - задумчиво проговорил Петрик, считающий себя Аарном. – Такое ощущение, что нам его навязывают. Миче навязывают. Бери, мол, и сражайся этим мечом. Одержи победу над опасностью. Но, боюсь, эта победа приведёт к исполнению чужого нехорошего замысла. Я правильно рассуждаю, Миче?
   - Думаю, что да. Но меня интересуют слова про сестёр. Настоящие ли это девочки, и можно ли предположить, что слово «сёстры» здесь просто для пущего эффекта употребляется?
   Никто меня не слушал. Подумаешь, девочки какие-то! Ведь речь идёт о таких важных вещах, как дурацкая древняя железяка и глупый человек, не сообразивший, кому служит. Петрик спросил: 
   - Миче, напомни, ты тщеславен?
   - Я?! При чём тут моё тщеславие? А что, если одна девочка – это наша девочка, а другая – это Лала Паг? Она была здесь! Тогда третья – Марика! Да, Марика, и она – старшая. Что если она первая приложила ладонь куда следует, и вот дверь открылась перед нами. Встреча трёх сестёр! Вовсе не с заглавных букв!
   Петрик гнул свою линию.
   - Мне, кажется, что Миче вообще ни капельки не тщеславен. Вы слышите, что его занимает в такой момент, когда мы рассуждаем о величии? Раб двух Великих поставил не на того. Этим мечом ты, Миче, сражаться не будешь.
   - Я и не собирался. Запрет Радо. Вы слышали, что я говорил: три девочки: Марика, Лала и наше чудо-юдо! Это всё неспроста, и затеяно против них! А вот если бы было написано с заглавной…
   - Я боюсь, - пискнуло чудо-юдо.
   Малёк положил мне на плечи здоровенные лапы:
   - Успокойся, Миче. Между девочками нет родства.
   - Да? За четыреста лет всё, что угодно могло получиться. И родство тоже. И слово «сёстры» может употребляться в том же смысле, что в разных общинах слово «братья». Или вообще, в смысле «женщины». Предоставь-ка мне справку о том, что вот эта козявка не потомок Охти, Корков, Аги или Пагов.
   - Не надо, пожалуйста, нервничать. Эту загадку мы сейчас разгадать не можем. Да и не до неё нам, не так ли?
   - Не до неё, - подтвердила Лаян.
   - Да, точно, - вынужден был согласиться я. – Да, Лёка. Оружие и одержание побед – вот что должно занимать наши мысли. Оружия у нас по-прежнему нету.
   - Но, если мы поедим, я смогу правильно руководить тобой, Миче, для одержания победы, - осчастливил меня Петрик. И потрепал девочку по кудряшкам: - Не бойся, маленькая. Ты же видишь: никаких заглавных букв.
   Куда делся древний свиток после того, как им завладел Лёка, я не видел. Но теперь знаю: наш художник сунул его в свой бездонный карман. И повёл меня к костру, как мальчика, уговаривая угомониться. В любом случае, очерёдность приложения девчачьих ладошек к заколдованному камню большого значения не имеет, коль скоро тайник открыт, и его содержимое известно. Я обещал, что не стану переживать по этому поводу. Ведь и впрямь, ничего страшного не случилось: ни тебе катастрофы, ни нападения Косзы. Авось всё как-нибудь обойдётся… несмотря на прописные буквы. Когда имеют в виду Ви, Навину и Винэю, всегда употребляют заглавные. Об этом знает даже дошколёнок. И Лаян знает. Она обещала подумать за меня, важно это или не важно, да поужинав, сразу заснула.   
   Лаян, слабая ещё после жизни в храме, очень устала. Пришла пора нам с Чудилкой сменить её на посту. Я и Петрик отправились к куче камней у моста, и ужин захватили с собой. Лаян увязалась с нами и, поев, решила хоть немного вздремнуть. Свернулась калачиком на какой-то тряпке из фургона и засопела на земле рядом со мной. Мы с Чудиком сидели молча, вглядываясь в ночь на том берегу Поперечного ущелья. Послышался хруст гравия – это вернулись Крэг и Онин. Вошли в пещеру, где последние отблески костра ещё красили потолок. Мирная картина! Сейчас ребята перекусят, огонь потушат, и в полной темноте станут в страхе ждать предстоящего.
   - А где Мичин Петрик? – услышал я голос Брима.
   - Где-то там, - ответил Онин.
   - У моста, - подтвердил Крэг. И предсказателей усадили ужинать.
   Краешка Разведывательного заклинания коснулась тревога: я впервые почувствовал наших преследователей и смог оценить расстояние.
   - Там, в лесу, на том берегу, есть другие какие-то люди, - шепнул я Петрику. – Видишь, справа скала. Эти люди только что вывернули из-за неё и остановились. Возможно, на ночлег. Я не чувствую опасности от них.
   - Дай-то Радо, чтобы это было так, и люди устроились отдыхать, - совершенно справедливо заметил Чудилка. – Наверное, лесорубы какие-нибудь. Им нельзя быть здесь. От них и клочков не останется.
   - Да. 
   - Если они пойдут вперёд, напугаем их каким-нибудь заклятием.
   - Каким?
   - Дикого Зверского Рёва, например.
   Я всполошился:
   - Как это? Что это? Не знаю об этом.
   - Ну не можешь ведь ты знать обо всём на свете.
   - Конечно. Только наш Аарн может знать обо всём, - ехидно ответил я, как отвечал в таких случаях Кереичиките.
   Петрик молча отвернулся, словно ему тяжело было слышать это имя. Но ведь он только недавно просил меня никаким другим его не называть, ну, разве что Чудилкой, так уж и быть, и я проникся и послушался.
   - Спроси меня, - сказал я. – Спроси, и я расскажу тебе о том, каким ты был до встречи с Наиглавнейшим Ерпем. Я знаю. Я твой брат.
   Я его брат, а Лесик – его папа. И все мы претендуем на этого бедного растерянного человека. Ну, пусть пока считает себя Аарном. Я не стану ему докучать и тревожить его не буду. О, где же настоящий Кереичиките?!
   Петрик молчал. Костёр в пещере погас. Всё было тихо, только иногда с той стороны долетали приглушённые голоса наших товарищей. Лесорубы, расположившиеся на ночлег у скалы за ущельем, развели свой костерок: можно было заметить отсвет далёкого огня. Трещали редкие цикады, ещё не угомонившиеся перед этой странной зимой. Местами осыпались вниз камушки: это мелкие зверьки пробирались к воде. Речка под нами издавала звуки, какие и положено издавать горному потоку. Шуршали вечнозелёные, мохнатые кроны сосен и изящные ветви деревьев, сбросивших листья. Кто-то в темноте урчал, чавкал и подвывал – довольно далеко, в чаще. Надеюсь, у Тоби хватит смелости хотя бы на то, чтобы сберечь наших лошадей.
   Тёплая, тихая ночь… судя по погоде, бабьего лета. Сухо, слегка прохладно и красиво. Незнакомые созвездия и тёмные на тёмно-синем фоне силуэты гор и деревьев. Ви, глядящая на нас зелёным почему-то глазом. И краешек родной Винэи, приглядывающей за нами, неразумными, из-за гор. И где-то цокают копыта коней наших преследователей…
   …Прекрасная увеселительная прогулка по горным дорогам: помнится, в Някке мы часто совершали такие. Сначала – с родителями, молодыми, весёлыми людьми. Они смеялись, ветер развевал лёгкие накидки и волосы наших мам, папы подшучивали над нами и друг над другом, собаки трусили и погавкивали рядом с повозками, а в корзинах – полно вкусных вещей. Я помню, нам было лет по тринадцать, а Рики был совсем крошкой. Мы ехали неширокой дорогой, и Петрик учил Рики показывать, как сопит и фыркает ёжик, и одновременно подбрасывал его на коленях, то и дело устраивая падение «в ямку». Оба хохотали. Мы с Мальком спорили с двумя моими кузинами и жутко сердились на девчачью непонятливость. Ната делала вид, что ей вообще нет дела до глупых споров: она решала головоломку, которую подсунул ей мой папа, и которую лично я не решил бы никогда, если бы мне не подсказал Лёка. Бедная девочка билась над решением уже полчаса, а я косился на неё и мучился вопросом: помочь или не надо? С одной стороны, жалко ведь человека, а с другой – чего она вредная такая? Не поддерживает в споре нас с Мальком? Мы всегда были вместе, и всегда друг за друга. И едва Петрик приехал в Някку на каникулы (это он нам заливал, что живёт с родителями в другом городе, и учится там же), как сразу же прибежал к нам и поехал с нами. Он отобрал у меня моего Рики, и я ревниво поглядывал на них. Очень не люблю делиться Рики с кем-нибудь ещё. Не знаю, как переживу сообщение о том, что он собирается жениться. Что за жена у него будет? Вдруг она станет его обижать и плохо заботиться о нём? Но я отвлёкся.
   В тот день стояла дивная погода, и листья были подобны чашам, полным света, стучали копыта и камушки в горной реке, и сияла её вода. И сияли глаза Наты, решившей, наконец, головоломку. Самостоятельно, надо же!
   - Дядя Арик, - позвала она моего папу, и даже привстала в открытом экипаже. И вдруг показала листком вперёд, вверх по склону: - Глядите! Королевский поезд!
   Наши повозки потеснили на обочину, и мы остановились там, пропуская королевскую чету, дам и вельмож в красивых экипажах, всю эту красоту и пестроту, и её охрану.
   - Поздно выехали, - улыбнулся мой папа. – Говорил вам: быстрей собирайтесь.
   Петрик бросил играть с Рики и стал смотреть на поезд. Из экипажей дамы и господа весело махали руками. Я думал, что просто так махали, но теперь знаю, что Петрику. Он тоже махал в ответ. Мы не удивлялись. Он говорил нам, что его отец – важная шишка, и всю их семью знают при дворе.
   Я был ребёнком, и не понял, и не спросил, отчего у моего друга вдруг стало такое сосредоточенное лицо и затравленный взгляд. Я помню движение его правой руки. Она поднялась и  коснулась узкой, длинной, золотой пластинки, которую Петрик всегда, сколько я его помнил, носил на шее, на цепочке. Он сделал нервное движение пальцами и резко опустил руку. И даже убрал её в карман. И продолжал помахивать левой рукой.
   В тех экипажах тоже были дети.
   - Эй, Петрик, - кричали они, - чего не с нами?
   - Завтра, - отвечал он. - Потом. В другой раз.
   Мы переглянулись. Нам понравилось то, что Чудилка предпочёл прогуляться в горы в нашей компании. На радостях я хотел показать этим расфуфыренным мальчикам нехороший знак, ну, тот, что похуже фиги, но тут почувствовал на себе чей-то взгляд.
   Ничего особенного. Я и раньше встречал короля с королевой. Вернее, их карету, проезжающую по городу. И всегда они на меня смотрели вот также. Чуть жалостливо и с грустными улыбками. И отводили глаза. Эка невидаль: государи выехали на пикник!
   Но мой папа закусил губу и глядел исподлобья, опустив голову. И почему-то он протянул руку и обнял меня, прижал к себе. А мама обняла нас обоих. И я поймал какие-то странные взгляды родителей Лёки. Мы долго и молча смотрели вслед, в то время, как все прочие весело болтали и обсуждали наряды дам. Я бы тоже поболтал, но что-то меня очень смутило в этой сцене. Я ощутил беспокойство и ещё сильнее прижался к маме и папе. А Петрик медленно, словно она у него затекла, достал руку из кармана. Мой папа погладил его по голове. Наши с Мальком родители знали, кто он такой, и кем приходится мне. А больше никто не знал.
   Бедный мой маленький Петрик! На его плечи уже тогда аккуратно сложили огромный груз семейных постыдных тайн. Зачем? Думали, будет легче, если разделить его на троих?
   В ту пору он совершенно не знал, что делать, когда встречаются два его мира. Спрятаться? Сделать вид, что ничего особенного? Ввести в заблуждение?
   Совсем недавно он признался мне, что это было невероятной смелостью, даже дерзостью с его стороны, первым подвигом – остаться самим собой, улыбаться и помахивать левой рукой. Никто не знал, как сильно, до боли, он сжимал в кармане правую руку: ведь Петрик имел отличную возможность вести в заблуждение (Какую, кстати? Я сейчас вспомнить не смог).
   Дамы и кавалеры в богатых экипажах его не узнали бы, его друзья, их дети, не обратили бы на Чудилку внимания (Почему? Я наморщил лоб, но не вспомнил). А мой удивительный Петрик любил и их, и нас, и что ему было делать? Он хотел, чтобы все знали о его отношении к жителям Някки, к тем, и к этим.
   - Тебе тогда не влетело, Чудилка? – спросил я его недавно.
   - За что? Дети Охти вольны дружить с кем хотят, - ответил он, задрав нос.
   - Я не об этом. Ты улизнул на прогулку с нами, а не со своей роднёй. Без спросу, правда?
   - А! За это влетело. Ещё как! Но я же соскучился.
   Мы ехали дальше, и смеялись, и смеялась река, и блестели вода и листья – вот, что запомнилось мне. И этот мучительный жест правой руки и затравленный взгляд слишком рано повзрослевшего мальчика. Моего брата.
   А потом, очень часто, мы сами выезжали в блестящие леса, в смеющиеся горы, и ветер трепал лёгкие накидки трепал волосы наших девушек, а потом – наших жён. И я всё смотрел на Нату, и понимал, что она лучше всех, и что мне повезло как никому, ведь мы с ней семья, и у нас такая любимая дочка, для которой мы открываем этот сияющий, звучный мир. И Рики всегда был с нами, так сильно выросшими к его двенадцатилетию. Этой осенью он отобрал у меня мою крохотную Розочку, и показывал ей, как сопит и фыркает ёжик. Я смотрел и был счастлив. А Ната крикнула, как тогда:
   - Глядите: королевский поезд!
   Наши ровесники, те самые бывшие дети, что ехали тогда мимо нас, махали нам и кричали:
   - Миче, привет!
   - Ната, моё почтение!
   - Здравствуй, Лёка! Как злоумышленники? Не пройдут?
   - Рики, что долго не заходил?
   - Дядя Арик, добрый день! Как мой заказ?
   - Эй, как дела? Почему не с нами?
   - Разминулись!
   - Они, как всегда, поздно!
   - Все оттуда, а они – туда. Так не пойдёт!
   - В следующий раз давайте все вместе!
   Мои родители весело махали королю с королевой, а те кричали им, что они-де копуши, и собираться им надо за неделю. А мы с Петриком перегнулись через борта повозок и, хлопнув друг друга по ладоням, обменялись гордыми и радостными взглядами: это сделали мы.
   Это сделал мой брат, который высоко и трепетно, словно славное боевое знамя, держит веру в лучшие качества человеческих сердец. И настолько сильна эта вера и любовь к людям, встреченным и не встреченным на его пути, что жители Някки разделили с ним его тяжёлую ношу. И вдруг оказалось, что это легко и смешно, и просто недоразумение. Разделённая на всех, она легче пуха одуванчика, и ветер унёс её в море. Просто надо было набраться смелости, не вводить в заблуждение и оставаться собой.
   Справедливый Малёк сказал мне, когда я поделился с ним этими мыслями:
   - Ещё труднее не осудить, Миче.
   Тяжёлая ноша, постыдные семейные тайны – сейчас, у моста, я помнил какие, но, хоть убей, не мог сообразить, как Охти в течение нескольких веков, удавалось водить своих подданных за нос. Скрывать корни, происхождение от королевы анчу Унагды и многое другое. Как Петрику в нашем детстве удавалось скрывать принадлежность к правящей семье и наше родство – от меня? Как ему удалось скрыть от Ерпя, от жрецов храма Косзы, кто он такой, выдать себя за другого? Я должен был помнить, но затмение нашло.
   Разгадка – в этом воспоминании, подвернувшемся так кстати, в движении его правой руки… Чёрт! Опять ускользнуло!   
   Я вспоминал, прикрыв глаза, и ни на миг не ослабляя Разведывательное заклинание. И вот почувствовал чужое. Нас обнаружили и… Нет, не прибавили хода, а остановились. От удивления я открыл глаза и встретился взглядом с Петриком.
   - Ты тоже почувствовал, что они встали?
   - Нет. Как?
   - Разведывательное заклинание.
   - Нет, Миче. Я не помню.
   - Но это же основа всего. Всей магии.
   - Нет. Не умею.
   И Чудилка вдруг как-то странно дёрнулся:
   - Ты думаешь, я не понимаю?
   - Чего?
   - Того, что я, хоть и Аарн Кереичиките, но это всё не моя жизнь? Мне плохо очень от этого: чужие воспоминания – это чужая боль. Я не готов к чужой жизни. Я веду себя, как другой, не Аарн. Каждый раз я отмечаю это про себя,  понимаю, что веду себя, как другой, потому что у меня самого другие привычки и другой характер. Хотя я – это ведь он, Аарн. По воспоминаниям. А теперь уже даже и по ощущениям. Я попал в беду. Не знаю, что будет дальше, если выживу сегодня. Мне очень нравится Лесик Везлик, но я не люблю его, как отца. Притворяюсь – ты понял это? Хотя ведь помню: когда-то я его любил. Помню, но не чувствую. Вернее, не я любил, а тот, чьи воспоминания мне помнятся. Отчего со мной это несчастье?
   - Я думал, что ты мне скажешь. Может, тебя пытали в храме? Кстати, ты ведь ничего не помнил. Почему не согласился служить Косзе? Наверняка тебе расписали, какой он прекрасный, и как добр к своим слугам: даже благодатью поит.
   Чудилка усмехнулся:
   - Я наблюдал: паршиво правит этот Косза. Мне всё видно было из-за ограды. Страх, беда, грязь и неблагополучие. Я в этом участвовать не хотел. Дети Косзы мне казались помешанными: они совершенно не думают о том, что в их стране всё мерзко. Так нельзя. Если ты у власти, то свою работу надо делать хорошо. Тот, кто у власти, должен стремиться сделать свою страну процветающей. И, главное, чтобы людям хорошо было. Чтобы они были радостны, смелы и здоровы. Жрецам на всё наплевать. Они забросили всё, кроме собственного хозяйства. Они плохо с женщинами обращаются. Одну хотели побить. И даже при мне. – Он потрогал шишку на лбу, отчего стало понятно, что при нём этот номер вряд ли прошёл.
   - Ты всё это понял, едва взглянув на площадь из-за ограды?
   - Даже ещё не взглянув. Важное правило: никогда сразу не говори «да». Дай себе время подумать. А тут и думать-то было не о чем. Я и вправду твой брат?
   - Лучше поговорим об этом потом. Если я скажу: «Так и есть», - ты всё равно не вспомнишь и не почувствуешь. Надо сосредоточиться перед боем. Хорошо, что лесорубы остались там, у скалы. Потушили костёр… Спят, наверное. Счастливые. Но мы тут вскоре такое устроим, что их разбудим, и они убегут обратно за скалу.
   - Миче, - позвал Петрик. – Неужели ты не боишься? Ты ведь понимаешь, что я тебе сейчас плохой помощник. Ты понимаешь, что если я твой брат, и вовсе не где-то там, а здесь, то сражаться тебе придётся почти одному. Против девятерых.
   - Ты, Чудилка, один стоишь десятка. Я не магию имею в виду. Да ещё Лёка говорит, что может объявиться Рики Аги – а он волшебник хоть куда!
   Я не признавался ещё, но боялся очень. Слишком уж неравные были силы. Боялся за свою жизнь. За Нату и за Розочку, которая может сегодня остаться сиротой. Да, несмотря на то, что я утверждал при Дасе. Боялся за тех, кто надеялся на меня, и за Рики и Лалу, которые где-то в лесу. И даже за настоящего Аарна, который, это точно, попал в переделку. Иначе он был бы с нами. Но не следует сейчас думать о таких вещах. Быть волшебником – это тоже работа, которую надо исполнять хорошо. Как в мирной жизни, так и в бою. Если я свою работу стану делать хорошо, а те, девятеро, будут полагаться на обычные средства храма: пугание при помощи машинки или какого-нибудь несчастного Наила, то есть шанс победить этих тунеядцев. Посмотрим. Всё равно иного выхода нет, кроме как принять бой.
   - Вот и тронулись, - сказал я про девятерых любителей кисточек на том берегу.
   А между тем, ночь уже перевалила хорошо за полночь.
   Странное дело: на пути к Поперечному ущелью друзья Косзы останавливались ещё два раза, и, словно бы топтались на месте, обсуждая что-то. Я снова и снова размышлял о том, что мне должно было подсказать воспоминание о загородных прогулках в Някке.
   - Послушай, - позвал я Петрика, когда наши враги остановились вторично. – Послушай, есть ли у тебя это…
   - Что?
   - Э… Что-то такое… Вот ты поднимаешь руку…
   - Руку? Вот так?
   - На шее у тебя…
   - А! Вот это? Украшение какое-то.
   Петрик достал из-под рубахи амулет Аарна – золотую птицу, расправившую крылья.
   - Нет, другое что-то.
   - Такое?
   И он показал мне ту самую длинную золотую пластинку, которую я помнил. А для чего мне это? Пластинка была двойной, и сейчас оказалась раскрыта, как медальон, или книжица, или двойное зеркальце. Обе половинки украшал тонкий и сложный растительный узор с символами старого анчутского алфавита.
   - Тонкая работа! Старинная, – восхитился я.
   - Да, красивая. Ты зачем хотел посмотреть?
   - Не знаю.
   - Я знаю. Ты ведь ювелир. Тебе интересно.
   - Точно. В древности тоже были отличные мастера. Например, мы, Аги. Или Кренсты, наши соперники. Их род происходит из Заречки, но теперь мы живём в одном городе, и очень дружим.
   - С соперниками? – удивился Петрик и равнодушно сунул за пазуху древнюю ценную вещь, которая ни о чём мне не сказала, не внесла ясности и не подсказала, почему Чудилка считает себя Аарном. И даже увела разговор в другую сторону. – Аги дружат с конкурентами?
   - Мой папа учился с братьями Кренстами. Они мне как родные дяди. Это даже радует. А то, знаешь ли, со стороны папы у меня сплошные тёти. Ты не представляешь, сколько много тёть.
   - Я не понял: со стороны которого из твоих пап?
   - Тс! Волшебники тронулись дальше по наши души.
   Время шло, и близился рассвет. И, кстати, очень хотелось спать. После всех приключений на Навине я был измучен.
   Наши друзья время от времени выходили из пещеры и подходили к нам. Мы с Петриком отсылали их назад, даже Лёку. Нечего им было делать здесь, где должна была разбушеваться магия. Лучше пусть подремлют. К слову, Лёка не слишком рвался составить нам с Чудилкой компанию. Он рвался поболтать с Лесиком. Он нашёл родственную душу. За ночь эти двое обсудили такие проблемы, как живопись разных времён и стран, мода, цирк, путешествия, животноводство, таможня и пираты, родители и дети, и Малёк поделился болью души: проблемами с хулиганкой Марикой и её бабками. Честно говоря, сгоревший магазин не добавлял Лёке тёплых чувств по отношению к девчонке. Васятка не сомкнул глаз: так его заворожила интересная беседа. Троицу выгнали из пещеры, чтобы они не мешали уставшим людям спать, и они устроились неподалёку от входа. Когда я смотрел в том направлении, то неизменно видел Марикиного ухажёра всё в том же восторженном состоянии: с приоткрытым ртом и горящим взором он внимал Лесиковым речам. Кажется, мальчишка нашёл себе кумира.
   Проснулась Лаян, и хотела лететь на разведку, но я её не пустил. Всё. Девятеро магов подобрались к Поперечному ущелью, почти к самому мосту, и затормозили вновь. Я заранее попросил Лаян разбудить всех наших, кто спал, и сказать им, чтобы отошли к заднему выходу из пещеры: вдруг маги ударят по ней. И соорудил над скалой свою любимую защиту, и даже не одну – чтобы те, кто внутри, не пострадали.
   - Ещё минута, - вдруг напряжённо произнёс Петрик и протянул мне то самое зеркало из старого сундука. – Благословение Радо. Возьми.
   - Что?
   - Зеркало отражает свет. Пусть будет. У тебя.
   - Пусть будет, - сказал я, приняв подарок. Раскрыл его, словно книжицу, и разломал пополам. – Так всё у нас, в нашей с тобой жизни, Петрик. Возьми и ты. – И протянул ему половинку. – Кто ты?
   - Прости, Миче. Я – Аарн Кереичиките. Это неправильное знание, но оно единственное. Но мы ведь друзья? Я знаю точно. Чувствую. Даже, кажется, помню.
   - Так и есть.
   Я ударил первым, поскольку тянуть было нельзя. Но маги на том берегу, конечно, озаботились защитой, и удар пришёлся по ней. Я старался разрушить её, а Чудилка наблюдал за мной, как Васятка за Лесиком. Разве что ушами не шевелил от напряжения. Ему хотелось по-быстрому научиться действовать также, но не получалось. Я понимал, почему: настоящий Аарн Кереичиките вряд ли в своей жизни употреблял такие заклинания. Знал, вероятно, но не пользовался никогда. Аарн немного хвастлив, но он очень добрый человек.
   Девятеро магов, попробовав пробить мою защиту, решили задействовать испытанное средство. Искусственно созданный страх ударил по окрестностям, по нервам и по мозгу так сильно, что я даже присел. И в тот же миг Зов Крови дал о себе знать так, как это бывает в минуты опасности для родных людей. Здесь, рядом, в лесу, Рики Аги и Лала тоже ощутили действие пугательной машинки, которую притащили по наши души доверенные слуги Ерпя.
   - Рики, - позвал я, протягивая руку в том направлении. Теперь я точно мог определить, где он и неразлучная с ним Лала. Эти дети – те люди, на кого мы с Петриком думали, будто это лесорубы там, у скалы, на том берегу. А почему они так быстро, преодолев большое расстояние, оказались на том месте – вот загадка.
   - Рики? Твой брат? – крикнул Петрик мне, пошатнувшемуся под напором Яростного Бича Суэра. – Я могу попробовать привести его и девочку. Я спущусь вниз и пройду по дну.
   Я бы попросил его сделать это, но не успел.
   Всё окончилось так внезапно, что поверить в это было странно. Погас в воздухе Ослепляющий Щит, призванный способствовать продвижению девятерых волшебников вперёд. Улетучился искусственный страх. Всё стихло, и на несколько секунд вернулась тишина рассвета. Почудилось или нет, что на том берегу, там, откуда вели свою битву люди храма, раздались вопли ужаса и боли? Что за напасть? Зов Крови ударил по мне не хуже излучения машинки: Рики что-то сильно напугало на том берегу. И…
   И я ступил на мост и пошёл вперёд. К Рики. К моему брату и девочке Лале с пшеничными косами.
   - Не смей! – крикнул мне мой королевич, уже начавший спускаться вниз чуть в стороне, за кустами. – Миче, стой!
   Но меня вынесло на мост, отчего сила, прервавшая колдовство девятерых наших врагов возликовала. Краем глаза я видел, что Петрик выскочил из кустов и бросился за мной, но что-то отбросило его назад, не пустило ко мне.
   - Доброе утро, Миче Охти, - прогремело в воздухе, сгустившемся, как сметана, и почерневшем, словно в нём развели самую чёрную краску. – Доброе утро! Ты всё ещё жив после всех моих стараний? Ничего, сейчас это исправлю. Но могу пощадить тех, кого ты пытаешься прятать в пещере. Отдай мне без боя мою дочь, или я возьму её сам. И тогда уж не пощажу твоих спутников. Принеси меч моего слуги или вели своему брату мне его принести. Как ты посмел оставить его там, внутри?
   - Ты кто? – шепнул я, холодея. Кто это? Косза? Он Сам? Не какой-нибудь Лоул, которого хитрый аппарат заставляет выговаривать эти слова? – Косзы не существует.
   Как дать знать Рики, чтобы он оставался на месте?   
   - Не существует меня? – усмехнулась кромешная чернота, в которой я заблудился. – Почувствуй мою мощь, несчастный!
   Сейчас он обрушит мост, подумал я. Обрушит его – и всё. Зачем меня понесло в ловушку?
   Вокруг, в черноте, образовалась огненная сфера, которая кружилась и сжималась, обдавая жаром. Одновременно казалось, что я попал в обезумевшую водную стихию, завихрившуюся тысячью смерчей, взметнувшуюся миллионом тяжёлых ледяных волн. А твердь подо мной вздымалась и ломалась, как торт. Дикий ветер смешивал стихии, бросал в меня их стрелы, хохотал, когда они тянули ко мне лапы и когти и дрались за меня, за право уничтожить мою жизнь, смолоть меня в муку, испепелить, разорвать. Мост был единственной опорой. Единственной дорогой. Я не должен был ошибиться с направлением. Я был ещё жив и шёл вперёд. Там, на том берегу я обязан был уничтожить Косзу или того, кто притворялся им. Только так можно прекратить это. Сражаться я не мог: заклятия увязали в немыслимом хаосе, придавая сил тому, кто устроил его для меня. Нельзя было допустить, чтобы мощь врага росла! Я отказался от боевой магии. Только защищался. И всё. Но даже это было на руку нашему врагу! Я шёл вперёд, молясь, чтобы не рухнул мост. Почему он ещё стоит? Неужели тому, кто может устроить такую беду, невозможно справиться с простеньким заклинанием Защиты Единственного Строения? Хотя, я забыл: его же не существует.
   Но вот мост дрогнул раз, и другой.
   - Остановись, Миче, - приказал дикий и зверский рёв. – Вели привести мне мою дочь, иначе твой следующий шаг будет последним.
   - Чёртов урод, - с трудом переводя дыхание, и из вредности делая этот шаг, и следующий, пропыхтел я. – Тебя не существует, запомни.
   И вот теперь мы сцепились в неистовой схватке среди поутихшего малость разгула стихий. Чёртов маг, подделывающийся под Косзу, бил заклятиями Великой Запретной магии, не страшась наказания Радо или Особой Комиссии. Я их отражал и сам дивился тому, как у меня это получается. Я же не учился этому, даже не читал и мало что слышал. Волшебник то бил по мне, то стремился пробить защиту и ударить по моим друзьям. Он хотел убить в пещере маленькую мою девочку, которую я обещал защищать. Я стоял на содрогающемся мосту, над одной из его мощных опор, и уже не делал попытки идти вперёд. На это у меня не оставалось сил. Если сейчас не придёт помощь, я погиб. Даже в храме Несуществующего, вчера, мне не довелось сдерживать такую мощь, так долго. И мощь эта, благодаря моим же заклятиям, приобретала всё большую силу, в то время, как я слабел. Что делать?
   О, Эя! Я вдруг ощутил лёгкость, поскольку напор уменьшился, и поддерживать защиту стало проще. Я разглядел камни моста, показавшиеся белыми, разглядел деревья на том берегу – чёрные чёрточки. Тоннель, наполненный белым утренним светом снаружи, пробил, темноту. Помощь что-то освоившего на ходу или вспомнившего что-то Петрика. Он стоял в начале моста, и этот свет тёк рекой мимо его ладоней. Я отвернулся и зашагал вперёд, по-прежнему отражая нападки Великой Запретной. Но стало действительно легче. Мне ещё нужны были силы для схватки на том берегу, когда я подойду близко.
   Я обернулся взглянуть, как там Петрик, в тот миг, когда что-то большое и бесформенное пролетело мимо него, видимо, сильно озадачив. О! Такое случается с магами, и со мной случалось. Петрик весь был нацелен на магическую битву, и когда это странное нечто банально толкнуло его, просто и без всякого волшебства отшвырнуло прочь, он не удержался на ногах. Свет… нет, не погас совсем, он склубился вокруг меня, я едва успел сориентироваться и не остаться снова в темноте. А это странное бесформенное существо, вопящее человеческими голосами, влетело в центр света и бухнулось к моим ногам.
   Подлый трус Тоби приволок сюда маленькую мою девочку. Притащил её на мост в жертву чудовищу, которого не существует! Девочка обзывалась, кусалась и вырывалась. Тоби орал в голос что-то о том, что вот, мол, то, что хотел Он Сам, и пусть за это убьёт его быстро и не больно.
   - Сейчас Я тебя убью, - пообещал я, прижимая его к мосту в немыслимой позе. Но даже сейчас этот трус девочку не выпускал. Несуществующий ржал и хрюкал. Он наслаждался нашей дракой. И не упустил случая заняться теперь Чудилкой. Я слышал какие-то слова, какие-то крики о мече, оставшемся в пещере.
   - Я принесу, только не применяй магию против моих спутников, - вдруг спокойно сказал Петрик, и я, по неизвестной причине, услышал это среди шума и грома.
   Ну всё, мы пропали. Несуществующий Косза что-то сделал с моим братом. Заколдовал его. Подчинил. И теперь он принесёт сюда зачарованную, опасную вещь, и чудовище на том берегу захочет убить этим оружием маленькую девчушку. Значит, он двинется в это место, сюда, по мосту.
   Девочка теперь молча вырывалась из клешней Тоби. Мы с ним сцепились не на жизнь, а на смерть. И у хорошо отдохнувшего Тоби были все шансы, одолеть меня, уставшего до предела. Он уже навалился на меня и вцепился в горло, а девочку норовил столкнуть в пропасть. Можно только подивиться силе тщедушного предсказателя, но, если он сошёл с ума, то можно было и понять. И ведь какой отвагой надо обладать трусу: из леса прокрасться в пещеру, схватить и притащить сопротивляющегося ребёнка в самое сердце того, что вызывает смертельный страх и сводит с ума таких, как Тоби.
   - Миче! – взвизгнула девочка: негодяй почти спихнул её с моста. А я едва оставался жив и не мог шевелиться под навалившимся на меня костлявым телом.
   Но мне удалось вывернуться и выдернуть девочку из лап безумца. А он с рычанием кинулся снова. Несуществующий Косза на том берегу медлил нас убивать. Ждал свой меч. Я почувствовал его движение. Его приближение к нам. В слегка отступившей темноте я заметил что-то в начале моста на том берегу. Ладно. Подпущу ближе. А там…
   Тоби поднялся и бросился на мою девочку. Бросился с ножом – вы представьте только! Я оттолкнул ребёнка и снова вступил с ним в схватку. Косза не бил по скале – ведь туда за мечом отправился Петрик. Косза спешил сюда. Тоби и его нож мешали сосредоточится. Я принял движение, силуэт в начале моста на том берегу за нашего врага.
   Чудом мне удалось отшвырнуть Тоби, когда следовало ударить и разрушить ту часть моста, одновременно сохраняя эту. Единственный шанс! И я ударил! Но Тоби извернулся червяком и, схватив за ногу, повалил меня на камни в этот самый момент. Я ударился головой и, кажется, отключился на миг. А когда очнулся и нашёл соскочившие очки, оказалось, что Тоби унесло далеко вперёд, вслед за девочкой, которая побежала, не сообразив и не увидев в темноте, что часть моста разрушена. И там он замахнулся ножом, который я выбил у него из руки простыми заклятием. Как раз что-то выбежало из темноты навстречу, врезалось в малышку, бросило её на мост и прикрыло собой.
   - Рики?!!
   - Миче! Сюда! Я принёс тебе меч! – завопило моё сокровище.
   Что ещё за меч? Зачем он принёс?
   Я ринулся на зов. Сначала ползком, потом – на четвереньках. Руки и ноги дрожали, я то и дело валился от слабости на камни. Тоби напал на детей. Что за упорная личность! В клубке ничего было не разобрать. Рики защищал незнакомую ему девочку на самом краю, а я всё полз, и не смел применить магию: мог задеть брата. Но мимо с топотом пронёсся Петрик. И он всё наладил: выдернул Тоби из кучи и хорошим тычком отправил его вниз, на дно ущелья.
   - Так-то, - отряхнув руки, сказал он, совсем не по-Аарновски. Аарн никогда бы этого не сделал. Петрик велел детям: – Бегом туда, где Миче. Туда, где опора моста. И ни с места: с нашей стороны мост разрушился тоже. Его разрушил Косза, как только я побежал к вам.
   Девочку Петрик взял на руки, а Рики пошёл сам, и вот я уткнулся в него, всё также, не поднимаясь на ноги.
   - Я твой брат, и принёс тебе меч, как говорило Это, - сообщил мой дорогой ребёнок. А я спросил:
   - Где Лала?
   - Ой, Миче, вот ужас! Она упала возле моста, а я не заметил, не успел затормозить и пронёсся вперёд. Ты разрушил мост МЕЖДУ НАМИ!
   - Нет, нет!!!
   - Но она жива! Жива, жива! Я позвал, а она откликнулась. Честно!
   - Как… Как… - я не мог сообразить, как сам Рики остался жив. Ведь не намного же он вылетел вперёд по отношению к упавшей на берегу Лале. Эя, я чуть не убил его! Сам! Его и Лалу Паг! Я принял силуэты в темноте за приближающегося врага!
   - Ты забыл снять Защиту Единственного Строения, - рассмеялся Рики. – Я быстро побежал вперёд, и успел не свалиться. Вот, возьми меч. Это хороший меч Пагов. Да-да, Лалиных предков. Он из дома князя Сеша Лииви, Хранителя вод и будущего короля. Зачем Этому меч? Не отдавай ему. Мы будем сражаться вместе. Послушай, это вещь из моего сна, которая может спасти…
   Между тем, у Петрика и Несуществующего был свой диалог. Косза требовал жертвы, и убить мою девочку следовало мечом из пещеры. И меч этот был с Петриком, и, что удивительно, тот не спятил, как Тоби, хоть и принёс сюда опасный и таинственный клинок по доброй воле. Малышка ухватилась за Петрика и таращила полные ужаса глазки. Чудилка сказал:
   - Хочешь крови девочки? Добудь себе сам. Желаешь это оружие? Бери его и сражайся. Вот тебе положенная жертва. Я, Аарн Кереичиките, вызываю тебя на бой!
   Аарн Кереичиките! Слыхали?
   - Что это он? Как это – Аарн? – ахнул Рики.
   Петрик же швырнул проклятый клинок с моста, в темноту, по которой плясал огонь и шипел от брызг взбеленившейся речки. И тут я сообразил, что он не прикасался к древнему мечу: его рука была обёрнута тряпкой.
   - А-а-а!!! – жуткий, отчаянный вой заглушил все другие звуки. Он Сам не ожидал, что его противник избавится от необходимого ему оружия. Этого не должно было случиться, по мнению несуществующего Косзы. Меч не должен был пропасть.
   Он не пропал.
   У нас в Някке верят, что после смерти душа, покинувшая тело, устремляется в невидимые дали, в сады и леса по Ту Сторону жизни. И вот я понял, что меч, наделённый душой, умер. Только его душа не полетела в невидимые дали. Она была недоброй. Очень злой. Жаждавшей убивать всегда. Она вобрала в себя свирепую мощь потревоженных стихий. И этот меч, подобно призраку, восстал из мёртвых, полный новой силы и ярости, и новых, убийственных свойств. Так было задумано кем-то, кто был сильнее, могущественнее последнего Охти Навины и всех волшебников того и этого времени. Задумано специально для подобного случая, и, возможно, для этого же случая усилено в те времена, когда был создан тайник в пещере.
   - Ой, мама, - пискнул Рики, наблюдая, как чёрный клинок, украшенный извивами огненных струй, вытягивается из бездны, словно из ёмкости, где его закалили.
   - Ага! – возопил на том берегу наш враг (а я подумал: «Эя! Да как же там Лала? А вдруг, упав, она сломала ногу и теперь не может спрятаться от всего этого?»). – Ага! – и он попробовал, как слушается меч его магии: салют Петрику! – Ага! Давай же сразимся, Охти!
   Чудилка сказал, посмотрев на меня:
   - Нет. Миче сражаться не будет. Мальчик, - обратился он Рики, - дай мне меч, который с тобой. И забери ребёнка.
   Рики сделал, что ему было сказано, и сгрузил несчастную девчушку рядом со мной. Она дрожала и цеплялась за нас.
   - Что это с Петриком? Он меня не узнал? – испуганно спросил Рики.
   - У него память отшибло. Жрецы в храме внушили ему, что он Кереичиките.
   - Ну ваще!
   - Не то слово.
   Бой был коротким, яростным и неравным. Понятно любому, что древнее колдовство сильнее. Но, защищая нас, Петрик сражался так, что это было достойно песни, которая будет жить века. Он не мог, конечно, долго сдерживать такой напор. Не в человеческих это силах. Но время шло, а он всё ещё держался. До меня стали долетать голоса наших друзей на этой стороне, но они не могли прийти на помощь. Сомневаюсь даже, что они вообще видели, что происходит над ущельем, на уцелевшей опоре моста.
   Я видел, что Петрик слабеет, что он уже едва держится на ногах, и лихорадочно искал выход, размышлял, какая магия нам поможет. Великая Запретная? Я был готов воспользоваться ею, кое-чему научившись с начала рассвета. Надо было встать на ноги. Попытался, но Петриков меч прошёлся прямо над моей головой, и я понял, что лучше сидя пользоваться чем бы то ни было. Чудилка потихоньку отступал. Когда он ввязывался в этот поединок, на что он рассчитывал?
   Он рассчитывал на меня.
   Пока идёт бой, я должен был догадаться, что сделать, как помочь. Оклематься и спасти нас всех. Если бы Рики не принёс другой меч, он, наверное, попытался бы заговорить Косзе его несуществующие зубы. Потянуть время. А я всё не мог додуматься. Понимая, чем этот бой кончится для Петрика, дети вцепились мне в руки и друг в друга. По лицу Рики катились слёзы. Он тоже понял: чем больше магии применяем мы – тем сильнее наш враг, тем меньше шансы Чудилки. А обычного оружия у нас с ним не было. Да и что с ним делать нам, отделённым от противника пропастью?
   Петрику всё труднее было поднимать меч. И даже всё труднее просто стоять на ногах. И чем слабее он становился, тем более тусклым делался свет, призванный им мне в помощь. Уже не было видно чёрного клинка – только алые узоры огня на нём. Приблизился и усилился хаос за отсутствующей границей видимого. Ещё немного – и всё станет темно, и Петрика больше не будет. Эта тварь лишит меня брата и доберётся до Рики и до девочки, которую я клялся защищать.
   «Светлый Радо и Эя, оберегающие сирот, – взмолился я мысленно. – Моя клятва нерушима. Помогите мне. Надоумьте меня – и я возьму дочь Косзы, безымянную девочку, в свою семью, дам ей фамилию Аги, буду всегда заботиться о ней». Мольба была странной, потому что я ведь уже сделал это. В том, что я заберу девочку в свой дом, с самого начала не было сомнений ни у кого – ни у меня, ни у Лёки, ни у Лесика или у предсказателей. Так чем же мне поклясться? Выходит, что нечем. Петрик поднял меч в последний раз. Это было ясно. Клинок с огненными узорами медлил – волшебник на том берегу растягивал удовольствие. Дети запищали и прижались ко мне. Не убежать. Не спастись. Полная темнота… Почти. Едва-едва пушинка белого света сдерживала то, что погубит нас… Но я не мог допустить этого. Петрик призвал свет, помогая мне… А я вдруг вспомнил про половину зеркальца.
   Зеркало отражает свет.
   Рискну. Ведь нам, вроде как, уже всё равно.
   Этот умирающий свет, рассеянный и уже неощутимый, я собрал в одну точку на своей ладони, позволив темноте завладеть всем вокруг.
   Но зеркало, отразило свет, усилило многократно. Это не было магией, направленной против врага. Это было детским баловством в пасмурный день. Луч, ударивший из зеркала, озарил опускающийся чёрный клинок в тот миг, как созданный Косзой хаос сомкнулся на нас, ударил по опоре моста, взбрыкнувшей, как лошадь.
  Огонь на клинке стал невидимым, как невидим на солнце огонь костра. Так просто! Брызги воды загасили пламя. Луч, родившийся в зеркале, прорезал темноту до самого неба, впуская в её сердце улыбку радостного солнечного утра, что разгорелось во время боя над миром. Река успокоилась. Лёгкие брызги ещё оседали мельчайшим дождём. Странно было поверить, что только что всё было темно и огненно, неестественно, гулко и страшно. И вот теперь-то душа таинственного заколдованного меча улетела в невидимые дали. Хотя, скорее, в невидимые недра. Там ему лучше будет.
   Мы подхватили рухнувшего без сил Петрика. Он привалился к моему плечу и закрыл глаза. Стало видно «всех наших», как-то странно рассыпавшихся по берегу, но уже стягивающихся к мосту, от которого осталась одна эта опора с длинным куском, выступающим вперёд, в направлении другого берега. На всякий случай я защитил её снова. Не понравился мне этот перевес. Я вглядывался в другой берег. Там ещё оставался наш враг, и там же пряталась уцелевшая чудом Лала.
   - Или он тоже сдох, как меч? – рассуждал я.
   - Как вас доставать оттуда? – крикнул Лесик. – В пещере есть верёвка. Держитесь. Сейчас принесём.   
   В пещере верёвка действительно была. Два больших мотка, которые мы вытащили из фургонов и оставили здесь на всякий случай. Циркач Лесик питает большую любовь к верёвкам, и считает, что они не могут не пригодиться в любой из жизненных ситуаций. А я спросил:
   - Где же Лала? Угрожает ли ей опасность?
   - Ты решил назвать девочку Лалой? – шепнул Петрик, у которого от усталости, должно быть, всё перепуталось в голове.
   - Нет. У нас уже есть одна Лала.
   - Я хочу, чтобы меня звали Миче, - девчушка уткнулась носиком мне в шею.
   - Ты кто, вообще? – отмер Рики. – Ты девочка же! Миче, у неё, что, нету нормального имени?
   - И мой папа сейчас хотел меня кокнуть, - пожаловалась она и тихонько захныкала.
   - Не плачь, - улыбнулся Петрик. – Ведь зовут же Наила Сэвериннана в честь Покровительницы Наи. Ты будешь зваться Мичикой. Так я сам тебя называю сейчас. В честь Миче. И папа у тебя будет другой.
   - С ума сойти, что творится на этой Навине. Мичика какая-то! В жизни не слыхивал, - ревниво проворчал Рики. – Эй, ты что, собираешься с нами жить?
   - Ну конечно же! Мне это Миче давно обещал, – вякнула ласковая девчушка. Поцеловала Петрика и обняла Рики. Ну, он и растаял.
    Прилетела Лаян, и девочка неосмотрительно отделилась от нас и отбежала немного навстречу своей подружке.
   - А меня теперь Мичикой зовут! – радовалась она, игнорируя мой слабый призыв немедленно вернуться.
   Лаян всего лишь сообщила, что наши друзья строят планы по нашему спасению при помощи верёвок. Куда бы привязать конец, чтобы…
   - Сейчас, - пробормотал Петрик. – Я сейчас это устрою. Ещё минутку. И осторожнее.
   Лаян улетела сказать, что никто из нас сильно не ранен, мы тихо ждём помощи, да ещё Аарн Кереичиките обещал посодействовать. Мичика осталась стоять чуть в сторонке. Стояла, улыбалась и махала рукой всем нашим. Несколько далековато от нас троих, и ближе всего ко мне.
   Солнечные лучи проложили дорожки сквозь оседающую пыль разрушения. С тех пор, как я ступил на мост на рассвете, прошло совсем немного времени. Всего лишь солнце показалось в Поперечном ущелье, прямо передо мной, над розовой и золотой рекой между пёстрых гор. Солнце ещё касалось далёких деревьев, растущих на дне ущелья. С высоты мне казалось, что оно низко-низко.
   И, поскольку, на нашем берегу все бегали и суетились, Рики смотрел туда. А Чудилка вообще никуда не смотрел, его глаза были закрыты. А я сказал:
   - Может, Лала решила спускаться к речке?
   И всё вглядывался в тот берег.
   Потому и заметил человека в белом, который спрятался в кустах и целился из ружья в спину маленькой Мичике. Вот он наш враг, жаждущий её крови!
   Я не был сейчас в состоянии колдовать. Все силы уходили на Защиту Единственного Строения, на верху которого мы находились. Надо было вовремя сказать Рики, чтобы он окружил девочку защитными заклинаниями. Чувствуя, что не успеваю, я просто в панике бросился вперёд. Защитить сам не зная как от уже выпущенной из ружья пули. Там, где сердце стало как-то… Прикосновение…
   Дасин расклад оказался верен.
   Получается, в этот миг я умер.
   Несмотря на мой вещий сон.
 
   ***
   КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ РОМАНА "ОТРИЦАНИЕ ИМЕНИ".

   Продолжение (часть третья, "Краденый меч"):  http://www.proza.ru/2014/08/06/905


Для иллюстрации использованы две или три фотки из Инета.