Папа Вова и Персик

           Весна. Солнышко. Двор серой панельной пятиэтажки. Папа Вова – бородатый пузатый амбал гуляет с ребенком, пятилетним пацаном Персиком в смешной вязаной шапочке с торчащими ушками. Ребенок с невыразимым кайфом (но и с некоторой опаской), наотмашь плюхается в лужу. Папа Вова говорит: Конечно, выйти погулять и не упасть в грязь, это – все равно, что выпить и не закурить. И закуривает кстати. Персик поднимается из лужи и стоит – обтекает. Красный комбинезончик – в говно.
           У папы Вовы теща, которая выстроила свой идеал зятя. Зять утром встает, радостно приветствует божий день, умывается, бреется, завтракает и уходит на тяжелое производство (приветствуются: завод, забой, стройка, профессия танкиста). Вечером придя с работы, умывается, бреется, ужинает и начинает трудиться по хозяйству (починяет краны, дверные ручки, дверца антресолей, вообще постоянно делает ремонт квартиры, усовершенствуя и без того первоклассный быт). В выходные летом два дня (субботу и воскресенье) вкалывает на огороде (даче, садовом участке), зимой – опять же отдыхает по хозяйству или придается безобидному, но созидательному хобби.
           Понятно, что от такого идеала папа Вова лезет на стенку. Оттого и курит нервно, сидит на скамейке, думает, и смотрит за сыном. А Персик играет – повторяет в сломанный, отданный ему на растерзанье, мобильный телефон: Мона Лизу? Мона Лизу? Зовет мать – Елизавету Маркеловну, Лизоньку – по-домашнему. Папа Вова бросает окурок, встает и предлагает Персику сходить на качелях покачаться. Они топают в соседний двор, где в палисаднике установлены качели – два ржавых столба и доска-сидушка на веревках продернутых скрозь.   
           Персик раскачивается, а папа Вова вспоминает свой двор, свое детство в соседнем областном городе. Они тогда любили с качелей прыгать, разгоняться изо всех сил и сигать на дальность – опасно, но и захватывающе. Слава богу, никто, если память папе Вове не изменяет, не пострадал за все время. А теперь теща – Варвара Исидоровна – оторваться ребятам не дает, как что, сразу начинает скандалить: туда не ходите, сюда не суйте, Персику это вредно, Персику то смертельно, а тебе мордовороту вообще надо бы еще одну работу поискать. Папа Вова трудится кондуктором на маршрутном такси, кореш Санек, водитель, пристроил. Со стороны, конечно, странно – огромный стодесятикилограммовый мужик на дамской работе. Кондукторы, известно, всегда или девчонки молоденькие или их мамаши сильно пьющие, в общем, дамы.
           Но на самом деле, это тяжелый и очень опасный труд. Столько за смену уродов повидаешь, со столькими неадекватами столкнешься, что к концу рабочего дня, только стакан и спасет. Но папа Вова ни-ни, у него же ребенок. Ребята в гараже его за это уважают. Сейчас вообще в автохозяйствах пить меньше стали, и выгнать могут тут же, а зарплаты хорошие, и не принято как-то стало – капитализм и частное предпринимательство. Поэтому, не надо про не мужскую работу, папа Вова считает, что очень даже мужская, особенно когда надо распоясавшегося хулигана приструнить или пьяному дебоширу выписать пинка для скорости. И платят хорошо, как уже говорилось, а это главное. Папе Вове без приличных денег никак, папа Вова мечтает расстаться с тещей Варварой Исидоровной.
           Снять квартиру и зажить счастливо своей семьей, без поучений и ежедневного гундежа над ухом. Без этих: найди себе работу поприличней, как настоящему мужику полагается, а лучше еще одну. Без этих выяснений кто виноват и что теперь делать. Без слез и скандалов. Лжи и вывертываний. Зажить вдвоем с Персиком. Мама-то у них умерла, Елизавета Маркеловна, полгода назад как. Остались папа Вова и теща, вот они вдвоем мальчишку и воспитывают на тещиной территории. Как умеют, конечно. Ну, а кто по другому-то.