Идеальная грешница. Глава 8

Глава 8. КОРОЛЕВСКАЯ СВИТА


- Я думала, ты меня так и не узнаешь.
- А я все понять не мог, почему мне знакомы твои глаза? Таких я больше никогда за всю свою жизнь не встретил, – Илья заулыбался, взгляд его, казалось, засветился. – Значит, память не подвела.

* * * * *

В тот год Ева должна была пойти в первый класс, и ее на все лето отправили к какой-то бабке в деревню «на свежий воздух и парное молоко». Но то ли мама мало заплатила, то ли бабка та решила сэкономить, из еды девочка получала в день две большие кружки молока и четвертинку черного хлеба. По субботам и воскресеньям к рациону добавлялась еще крохотная тарелка с жиденьким супом из дешевых рыбных консервов без картошки и морковки, который казался ей очень вкусным. На выходные к ней никто не приезжал, пожаловаться было некому, но Ева вскоре приспособилась ходить на местную хлебопекарню и выпрашивать хлеб. Женщины, работающие там, ее жалели и давали безумно вкусно пахнущую горячую буханку с аппетитно-поджаренной корочкой:
- Бери, деточка, кушай на здоровье.
- Спасибо, – отвечала Ева, прижимала к груди хлеб и смотрела печальными глазами.
- Сиротка, наверно, – вздыхали женщины в синих халатах, припудренных мукой.
- Сиротка, – кивала девочка и уходила.
За поворотом пыльной дороги она пробиралась вдоль забора на заброшенный маленький пруд возле сгоревшего дома с закопченной печью, садилась на камень и клала на колени лист лопуха. На него – спичечный коробок с крупной сероватой солью и сворованные в чужом огороде перышки зеленого лука. Откусив уголок буханки, Ева жмурилась от счастья. Она отщипывала кусочки хлеба, макала лук в соль и тщательно жевала, растягивая удовольствие, пока от буханки не оставалась половина. Завернув ее и коробок с солью в лопух, Ева неторопливо шла домой и прятала хлеб под матрас, чтобы перед сном доесть. Если бабки не было дома, она отламывала большой кусок, поливала его водой из ведра и обильно посыпала сахарным песком. Это было так вкусно, что у нее текли слезы. В дождливую погоду Ева забиралась в ничейный сарай и трапезничала там.
Однажды, почти подойдя к дому, она услышала на соседней улице детские крики. Спрятав хлеб в канаве под мостиком, Ева побежала посмотреть, что там происходит. Оказалось, трое местных мальчишек лупили четвертого, городского. Не задумываясь, она ввязалась в драку на стороне слабого. Удивленные ее отвагой и яростью, с которой Ева махала руками и ногами, местные драться перестали.
- Эй, ты кто такая? – спросил самый старший, без переднего зуба.
- Я – Ева!
- Ты – баба Яга? – заглянул ей в лицо самый маленький, рыжий и конопатый во все лицо, и опасливо попятился.
- Она – заколдованная принцесса! – гордо сказал тот, кого только что лупили. – Но я вырасту и обязательно ее расколдую!
С тех пор ее кроме, как Принцессой, никто не называл, а с мальчиком, которого звали Илья, они подружились. Свита Евы вскоре насчитывала человек десять, и она была самой счастливой. Ей приносили пряники и конфеты, угощали оладышками, украденными из дома, и клубникой. С Ильей же они гуляли, взявшись за руки. Ева даже водила его на хлебопекарню, и теперь на пруду возле сгоревшего дома они вдвоем уминали добытую вкуснотень, а он рассказывал ей сказки, которых знал очень много. Если кто-то на него снова нападал, Ева тут же неслась защищать, хотя за порванное платье бабка нещадно лупила ее крапивой.
Однажды Илья прибежал к ее дому.
- Я уезжаю, за мной родители приехали, – сказал он и поцеловал ее в щеку.
Она сняла с шеи кулончик, сделанный отцом, отделила половинку и протянула другу:
- Вот, это тебе на память обо мне и на удачу. Тут счастливые цветочки сирени. Видишь, на них пять листиков?
- Спасибо! Я никогда тебя не забуду. А когда вырасту, обязательно расколдую, и ты станешь самой красивой девочкой на земле!
- А как же ты меня найдешь? – удивилась Ева.
- Вот по этому! – Илья разжал ладошку и показал на кулон. – А когда расколдую, то женюсь на тебе.
- Правда?
- Честно! Я же тебя люблю!
- И я тебя люблю.
Она рыдала в кустах малины до темноты. Ей так его не хватало! Она ходила по улицам деревни в тоске, подолгу сидела на лавочке возле его дома.
- Опять пришла? – сердилась его бабка. – Уехал Илья. И не ходи сюда больше!
- Да я просто посижу.
- Нечего тут сидеть! Иди домой, там и сиди.
Ева плакала и шла к дому. А вскоре за ней приехала мама и увезла в город. С тех пор она больше никогда Илью не видела.

* * * * *

- А знаешь, я ведь потом еще несколько раз приезжал в ту деревню на каникулы, искал тебя… И рисовать тогда начал. От тоски.
- Да?
- Ты стала моей музой! – Илья смотрел так, словно собирался ее поцеловать, у него даже губы дрогнули. – Вижу, тебя кто-то расколдовал без моей помощи.
- Увы! – улыбнулась Ева.
- А хочешь, я тебе покажу свои ранние работы?
- Давай в другой раз? – она красноречиво посмотрела на Аню, вошедшую в зал.
- Возьми мою визитку. Только, пожалуйста, больше не исчезай.
- Я постараюсь.    
Дальше уже было не важно, что происходило. Душа Евы пела впервые за много лет. Сейчас хотелось остаться одной, чтобы пережить эти сладкие мгновения еще раз, пропитываясь ими насквозь. Она так не радовалась, даже глядя в измученное и растерянное лицо Стаса Левашова. Сейчас накатило что-то легкое, хотелось веселиться и дурачиться, как в детстве.
Из ресторана Ева вышла окрыленной. Недолго, но она была счастлива. Звонок мобильного телефона вернул ее в реалии. Звонила Света.
- Ева, привет! Ты не забыла про меня?
- Нет, конечно. Встретимся завтра. В полдень подойдет?
- Вполне.
- У тебя голос странный.
- Шишкин в городе. Мне знакомая позвонила.
- Не волнуйся, я же говорила – у меня есть кое-какие идеи. Я за вечер все обдумаю, и мы завтра обсудим.
Ева старалась говорить осторожно, чтобы не проскочило ненужное слово или интонация – Илья с интересом наблюдал за ней. Убрав телефон в сумочку, она развела руками:
- Дорогие друзья, я вынуждена вас покинуть – дела-с!
- Ой, я тогда тоже поеду домой, – засобиралась Аня.
- Бросаете меня на произвол судьбы? – Илья покачал головой. – Придется возвращаться и работать. А ведь хотел себе выходной устроить.
- Нечего! – засмеялась Аня. – Талантливый человек должен работать и работать, иначе у него вырастают крючки под названием «лень», которые цепляются за диван и мешают творить.
С Ильей они расстались тепло, и Ева послала ему воздушный поцелуй.
- Я же говорила – он – душка! – тараторила Аня на обратной дороге. – Вокруг него столько баб вьется, хуже мух!
- А он?
- Мы сначала думали – он голубой.
- Кто это «мы»?
- Ну… да неважно! Так вот, он же красавчик, от теток отбоя не было, а он ни с кем не закрутил. Потому и решили, что голубой. Но оказалось – нет, вполне себе нормальный мужик, – Аня покраснела и отвела взгляд.
- А ты откуда… – Ева замерла. Образ мальчика с деревенской улицы растворился утренним туманом, оставив на губах привкус горечи. – Ты с ним…
- Ну да, – Аня пожала плечами, – было дело.
- И… как он?
Ей хотелось вцепиться в эти чертовы кудри, выдирать их по волоску для пущей боли, выцарапать глаза. Аня поморщилась, махнула рукой:
- Да так, ничего выдающегося. До твоего Антона ему, как до Сатурна. Хотя, мы тогда выпили прилично, может, поэтому все сикось-накось получилось. А, может, он просто не половой гигант.
- А, может, ты ему не понравилась? Хотел отказаться, но не решился обидеть?
Аня посмотрела на нее, как на идиотку, покрутила пальцем у виска:
- Дура что ли? Да еще не было ни одного мужика, который бы отказался со мной переспать.
- Одно дело переспать, другое – заниматься любовью. Чувствуешь разницу?
- Да нет никакой разницы. Инстинкт размножения, половое влечение самца к самке – вот и все дела. Все мужики такие. А если девчонка к тому же еще и богата – так вообще полный карт-бланш ее трахнуть. И этот Илья не упустил своего. Да я не против. Не надо только из него жертву секса делать.
- Я и не делаю.
- Ага. А у самой глаза горят, как угли. Можно подумать, из твоего курятника лучшего петуха своровали.
- Сама ты петух.
- А ты курица беспринципная! Только и знаешь, что своего Антона под нужных баб подкладывать.
Слово за слово, и они крепко поругались. Когда машина остановилась у светофора, Ева выскочила из салона и спустилась в метро. Многолюдная толпа привела ее в ступор, но возвращаться на душную улицу не хотелось. «Ну, подожди, Анька! – думала Ева, держась за поручень вагона электрички. – Я тебе устрою сладкую жизнь! Илью решила заполучить? Хрен тебе, а не Илью! Да я… да я… возьму и женю его на себе! Вот мы и посмотрим, в чьем курятнике будет петь этот петух!» 
Домой она вернулась в ужасном настроении. Захлопнув дверь, прижалась к ней спиной. Нутро разрывала ярость. Нет, не ярость – бешенство, захлестывающее мозг и наливающее глаза подозрительной пеленой. Казалось, диафрагма так отжала легкие кверху, что дышать полной грудью было больно. Нет, невыносимо больно. Не хватало воздуху. Не было сил взять себя в руки. Увидев тапки Антона, аккуратно составленные на обувном коврике, Ева с наслаждением поддала их ногой и смотрела, как, переворачиваясь в воздухе, они улетают в конец коридора, сначала один, затем другой. Раздражение закипело с новой силой. Под руки попался большой забавный слоненок, не так давно подаренный Антоном. Вскоре мягкая голова с печальными глазами и загнутым хоботом отправилась вслед за тапками. Ее догнало плюшевое тельце.
«Надеюсь, ботаник оставил записку с разъяснением, куда он смылся?» – Ева с ненавистью посмотрела на обеденный стол. Кроме желтых подвядших хризантем в хрустальной вазе на нем ничего не было. Он даже не потрудился ей что-нибудь написать! Взмах руками – и ваза взлетела над головой, готовая разбиться о кафельный пол. Душ застоявшейся зеленоватой воды хлынул на лицо. Раскрывая рот, как пойманная рыбина, Ева плевалась и таращила глаза. «Сволочь! Сука! Гадина! Бл…!» – заорала она, не понимая, к кому относятся эти слова, но крик долбанул по барабанным перепонкам, и на душе отлегло.
Ева долго отмокала в джакузи, чуть не уснула с бокалом вина в руке, и только когда сердце перешло на разумный ритм, окончательно успокоилась. С Анькой и Ильей она разберется позже. Антон тоже никуда не денется – слишком он порядочный, чтобы нагло хлопнуть дверью и исчезнуть из ее жизни; такому, как он, непременно надо посюсюкать, виновато глядя в глаза и ковыряя тапком пол. А вот Светке, единственному человеку, которого Ева любила по-настоящему, требовалась срочная помощь. С этого и надо начинать. Замотавшись в махровую простынь, она подошла к шкафу, в котором находился сейф. Вытащив толстую папку, с ногами забралась в широкое кресло и принялась изучать материалы. Она долго и пристально рассматривала каждую бумажку, каждое фото, каждый снимок из газеты, то и дело повторяя: «Тэкс, интересненько!» – и делала записи на страницах блокнота. Это занятие так ее захватило, что она не заметила, как наступил вечер. Потянувшись, Ева потерла ладони:
- Да-а, Светик, похоже, у твоего Шишкина куча проблем, о которых он очень не любит говорить. Странно, что до сих пор все это не вылезло наружу. Представляю, какова была цена молчания! Так, теперь попробуем факты разложить по полочкам.
На столе завибрировал телефон.
- Алло, – не посмотрев на дисплей, сказала Ева.
- Привет. Я сегодня останусь ночевать у мамы, так что не жди меня, – голос Антона показался ей усталым.
- Что-то случилось? – Ева постаралась, чтобы вопрос прозвучал тепло и встревожено, но, кажется, получилось плохо.
- Давай об этом после поговорим. Хорошо?
- Ну, если твое присутствие там необходимо… Позвони мне завтра, а то я сейчас занята. Все, чао! – она отключилась и какое-то время сидела, глядя в потолок.
Нет, сантименты потом, сейчас нет времени. Кинув телефон на стол, Ева снова уткнулась в бумаги. Что-то не давало сосредоточиться, и она наморщила нос. Равнодушие в голосе Антона! Вот что ей мешало! Такого еще не было. Они могли ругаться, мириться, да все, что угодно, но никогда раньше в его голосе не было этого страшного прохладного настроения. «Захотел свалить к своей шлюхе? – Ева усмехнулась, покачала головой, как учительница возле нерадивого ученика. – Меня, значит, побоку? Так ты решил со мной поступить, сволочь очкастая? Мир, конечно, видел дураков и покруче, но ты будешь самым идиотским!»
Она крутанула головой, волосы взметнулись, хлестнув по лицу. Вернуться к документам стоило больших сил: мысль, что Антон решил ее бросить, трепетала тонкой болью где-то внутри. Он, этот долбанный ботаник, не хотел влезать в рамки, очерченные для него Евой, и был словно зверь, на которого охотник поставил не тот капкан. «Неужели я в нем ошиблась?» – вдруг подумала Ева, и от этой мысли стало почему-то легче. Глубокий вдох, карандаш заскользил по бумаге, и через пару минут она уже забыла и про Антона, и про капкан.            

Тягуче и дрёмно дождь стучал по карнизу. Сизое клубковатое небо нависло над городом, щедро проливая из пузатых боков долгожданную влагу. Свежий воздух ублажал уставшие от жары легкие. Открывать глаза не хотелось, но в будильнике настойчиво вызванивал карильон . Этот звук Еву бесил, однако менять музыку было лениво. Чашка кофе очнуться не помогла – вкус любимого напитка в это утро показался разбавленным. «Дешевка! – выругалась Ева и выплеснула содержимое чашки в раковину. – Сколько раз зарекалась покупать только проверенные продукты!» Покрутив телефон, набрала номер Светы. Та долго не отзывалась.
- Але, – сонный голос подруги показался Еве смешным.
- Привет! Спишь что ли?
- Не-ет, – зевнула та. – Проснуться никак не могу. Хожу, как сомнамбула.
- Так что, я не поняла, наша встреча отменяется? Ты подумала и решила согласиться на предложение Шишкина?
- С ума сошла? – голос в трубке мгновенно пободрел. – Говори, куда подъехать.
- Да без разницы. Нужно тихое местечко, где можно спокойно все обсудить. Хочешь, приезжай ко мне.
- Ева, имей совесть – мне до тебя тащиться черт знает сколько! Нет уж, давай на нейтральной территории. Знаешь кафе «Арлекин»?
- Больше известное в народе как «Лягушатник»? – улыбнулась Ева.
- Оно самое. Только я к двенадцати не успею.
- Ладно, тогда в час. Не опаздывай, ждать не буду.
- Да помню я твою долбанную пунктуальность.
- Отлично. До встречи!
Ева старалась не думать об Антоне, но в голову постоянно лезла картинка, в которой он спал на роскошной кровати в обнимку с длинноногой блондинкой. Не важно, что на само деле она этого не видела, зато представляла так ощутимо, так реально, так больно, что с трудом сдержала стон ярости. Был бы рядом – выцарапала глаза. Не ему. Той, что посмела лечь рядом. А для него она придумала бы что-нибудь особенное. Например, смерть через изнасилование. И сама бы поработала палачом. Хотя с выносливостью Антона, пожалуй, она сдохнет раньше, чем он поймет, что его решили убить таким садистским способом.
Разорванный слоненок по-прежнему лежал в коридоре возле шкафа. «Черт с ним! – решила Ева. – Нефиг всякую гадость дарить!» Но печальные игрушечные глаза смотрели с такой укоризной, что она не выдержала, отнесла голову и тельце в гостиную и запрятала в шкаф: «Потом пришью. Или выкину».
Дождь лил как из ведра. Таксист, завидев красивую девушку, бегущую к его машине, выскочил, услужливо распахнул заднюю дверь:
- Эх, погодка! – он улыбнулся так открыто, что она усмехнулась.
- Нормальная погодка. Дождливая.
И что-то внутри отпустило. Стало легко, весело, словно впереди ее ожидало радостное событие. Всю дорогу до кафе она разговаривала с таксистом – немолодым, но симпатичным и общительным мужиком, у которого была жена и две взрослых дочери, живущих отдельно.
- Разве это хорошо, когда дети живут отдельно от родителей? – спросила она.
- Для кого как. Кому-то большая семья – в радость, кому-то – сплошная маета.
- А разве это плохо, когда за ужином собираются все поколения? Да и присмотр за детьми лучше – всякие там дедушки-бабушки. Разве не так?
- У меня был старший брат. А еще с нами жили бабушка и дедушка. Плюс я да папа с мамой. И все в крохотной «трешке», где две комнаты смежные, а в отдельной кроме кровати и стола поставить было ничего нельзя. Отец тогда, помню, двухэтажную кровать для нас с братом соорудил. Каждый раз чуть не до драки дело доходило – кому наверху спать. А так что? Жили, конечно, дружно. В советские времена как-то проще было – нас во двор выпускали, ни у кого голова не болела, что ребенка могут украсть или еще что хуже. Уроки сделал – и вперед, с ключом на шее. Чтоб кого в школе гнобили – это вообще из области ужастиков. Не было такого или уж совсем редко – ведь пионер – всем ребятам пример. Или, может, это мне так казалось тогда? А вообще, знаете, я думаю, когда у каждого есть своя комната, где можно отдохнуть, полежать, почитать, телик посмотреть, то есть на какое-то время отгородиться от всех, наверно, это хорошо.
- Ну да, согласна. Ютиться на голове друг у друга – сплошные нервы и склоки. Только где ж на всех комнат набраться-то? Жилье, вон, какое дорогое. Хотя, наверно, с исчезновением таких семей, из нашей жизни что-то ушло. Очень ценное и важное.
- Вот именно. Странно, что вы, такая молодая, это понимаете.
- Довелось пожить в тесноте, но не в обиде.
- Оно и видно. Нет, знаете, я вам так скажу. Большая семья – это огромная ценность, где за пожилыми и малыми пригляд, где совесть и честь – не книжные понятия, а образ жизни.
- Жалеете о тех временах?
- Скорее, о той порядочности, которая в людях была. А сейчас все озлобленные стали, в глазах пустота иной раз такая, что пропастью кажется; украсть – в порядке вещей, убить – и за пару тыщ охотник сыщется. И знаете, чего мне еще очень не хватает?
- Чего же? – Ева смотрела на таксиста с таким любопытством, что он смутился.
- Бабушек на лавочках во дворах. Вот честно! Идешь домой, увидишь скамейку пустую возле подъезда, и такая тоска порой возникает, словно умерло что-то.
- Сейчас скамейки алкашня оккупировала. Слава богу, скоро осень.
- Любите осень?
- Не очень. Но зато заканчиваются концерты под окнами.
- А-а, в этом смысле? Да, у нас во дворе с этим тоже беда. Живет в соседнем подъезде отличный мужик, в Чечне воевал, контужен был, орденом награжден. Все ничего, но как напьется, так у него крышу сносит. Выходит во двор, садится на детской площадке и песни орет. А голосина у него – что иерихонская труба, да еще медведь на ухо наступил. Пытались увещевать, так в драку лезет. Потом отоспится – снова нормалёк… Ну, вот. Приехали. Ваше кафе.
- Спасибо. Интересно было с вами поговорить.
- Да чего там? Старый я стал, наверно, болтаю много.

Кафе «Арлекин», прозванное в народе «Лягушатником» за зеленый цвет в интерьере и мебели, пустовало. Ева выбрала стол возле окна. Устроившись на удобном мягком полукресле, она едва не задремала под мерный стук дождя в приоткрытое окно.
- Если мешает, можно закрыть, – молоденькая официантка с забавной прической махнула рукой.
- Не мешает.
- Что будете заказывать?
- Пока что чашку крепкого кофе.
- У нас отличные свежие пирожные собственного производства.
- Чуть позже.   
- А еще…
- Позже, я сказала, – повысив голос, перебила Ева и отвернулась к окну.
Свету она заметила издали. Та шла под зонтом, держа под руку высокого стройного парня. Они оживленно размахивали руками. «Здрасьте! Нам только свидетелей не хватает! – Ева нахмурилась: информация, нарытая на Шишкина, не предназначалась для всеобщей огласки. – Если она потащит его с собой в кафе, я сваливаю». Но Света, привстав на цыпочки, поцеловала спутника, и тот повернул обратно, унося с собой зонт.
- Ну, и кто это был? – Ева легонько побарабанила по столу, хмуро разглядывая подошедшую подругу.
- Игорь. Тот самый чел. Ну, я тебе говорила о нем.
- Зачем ты его притащила с собой? Знаешь ведь, что разговор не для чужих ушей.
- Игорь не чужой.
- Мне без разницы.
- Чего ты кипятишься? Он просто подвез меня.
- Ты хоть понимаешь, что мы обе рискуем?
- Конечно. Поэтому не взяла его с собой в кафе. Хотя очень хотелось, чтобы ты на него посмотрела.
- Он что, картина Клода Моне, чтобы я его разглядывала?
- Ева, да что с тобой? Ты такая раздраженная, словно спала одна, – пошутила Света, но глаза подруги вдруг сверкнули, как у голодной волчицы.
- Я сейчас уйду, и разбирайся сама со своим бизнесгадом.
- А что такого я сказала? Ну, ляпнула не подумав. Извини, если обидела. Ты же говорила, у тебя любовник – секс-террорист.
- Давай делом займемся.
- Ева, ты какая-то странная стала.
- Обычная. Не люблю лить из пустого в порожнее и зря тратить время. Оно у нас слишком дорогое. Готова слушать?
- Да, – Света надула губки, но на подругу это не подействовало.
- Тогда слушай. Этот твой Шишкин на самом деле никакой не дворянин. Он сын педофила Вершкова, не дожившего до суда. Из того, что удалось нарыть, известно, что Вершков был найден мертвым в своей камере.
- А отчего он умер?
- От удушья. Он подавился собственным членом.
- Как это?! – выпучила глаза Света.
- Так это.
- Фу!
- Короче, это только начало того, что я хотела тебе рассказать.
- Подожди, а какие-то документы есть?
- Разумеется. И стоили они мне больших денег.
- Ева, да я все компенсирую тебе! Лишь бы сработало!
- Не нужны мне твои деньги, своих достаточно. Слушай дальше. Основной акционер и партнер Шишкина – немецкий господин по фамилии Бауэр. У него несколько лет назад изнасиловали младшую дочь, Габи. Девочке было всего шесть лет. Жена Бауэра не вынесла всего этого и спрыгнула с высотки. Дочка с тех пор молчит.
- Но Шишкин ведь сам никого не насиловал.
- Свет, как ты считаешь – захочет ли Бауэр иметь дело с человеком, чей отец был педофилом?
- Ну…
- Не захочет. Я наводила информацию, знаю это точно. Если Бауэр разорвет отношения с Шишкиным, у того наступит полный швах во всех его компаниях, потому что немец – основной инвестор для него. Понимаешь?
- Если честно, я не сильна в вопросах бизнеса, – Света пожала плечами. – Думаешь, сработает?
- Уверена. Но идти на таран в этом вопросе не стоит. Надо сделать так…
Ева придвинулась к подруге и стала тихо говорить. Когда она замолчала, Света развела руками:
- Я не смогу.
- А тебе ничего и не надо делать. Когда приезжает твой папа?
- Через неделю.
- Отлично. Устроишь мне встречу с ним. Остальное – мое дело. Кроме того, то, что ты сейчас узнала про Шишкина – капля в море. Оказалось, у него не только рыльце в пуху, но и все остальные части тела.
- Ты про что?
- Это я так, образно выражаюсь…
Ева не договорила. Уставившись в окно, она замерла, побледнела. Взгляд ее, казалось, застыл, как у покойника.





Продолжение: http://www.proza.ru/2014/07/25/7