Глава XI. Золотой век русской культуры

Пожалуй, хватит о плохом и грустном,
Давайте о другом поговорим:
О наших радостях, о наших чувствах –
О том, что мы в душе боготворим.
Ведь не случайно Пушкинское время
Считается в России «Веком золотым»,
С благоговеньем снимем шляпу перед теми,
Кому обязаны названием таким.
Какое буйное созвездие имен,
Их невозможно все назвать:
Захаров, Воронихин, знаменитый Тон…
Позвольте, но я буду продолжать.
Что говорит вам имя Монферран?
Иль знаменитое в те времена России,
Не торопитесь восклицать: «Какой профан!»
Вас отвечать и не просили.
Давай-ка лучше, юный друг,
Пройдем по Питеру и по Москве,
И что из памяти исчезло вдруг,
Отметим с радостью в этой главе.
…Большой театр, Исакиевский собор,
А храм Спасителя? Все восхищает взор.
Воскликнуть хочется: «Ведь это чудодейство!» –
Увидя столб Александрийский, иль Адмиралтейство.
Собор Казанский, где Кутузов погребен,
Ну, разве можно просто так пройти?
И даже пусть ты даже не крещен,
Но здесь не святотатствуй, не шути.
А Росси? Столько в Питере настроил,
Столицу нашу так облагородил,
Чего не сделали иные даже трое,
Недаром заслужил и уважение в народе.
**********************************
Но это только малая частица,
О чем так хочется сказать.
Мы перейдем, пожалуй, к живописцам,
Без них «Век золотой» нам не понять.
Да как же не назвать Брюллова
С его «Последним днем Помпеи».
Шедевров много, но такого
Назвать, простите, не сумею.
Хотя к чему, простите уж, лукавить,
А где Кипренский, где Иванов,
Их без внимания оставить?
Нет, делать этого не стану.
Федотов – озорной, лукавый –
Со «Свежим кавалером», «Сватовством майора»,
При жизни заработал славу,
Его творенья поражали взоры.
Кипренскому, Тропинину подвластен был портрет,
Сам Пушкин ими восторгался,
Кипренскому частенько говорил поэт:
– Какой же Божий дар тебе достался!
А как богема «бис» кричала,
Когда на сцене Щепкин иль Мочалин,
Лишь Каратыгин мог с ними сравниться,
Рискнув отважным Гамлетом явиться.
«На «Ревизоре» мне досталось больше всех, –
Сам царь смущенно признавался, –
Каналья Хлестаков имел большой успех,
Уж этот Щепкин, право, постарался».

Ну что ж, давайте-ка актеров
Великой той поры оставим,
Они талантливы, нет спору. –
Мы музыкантов вам представим.
И вот он, Глинка, в полном блеске,
Таких вам опер поискать.
Романсам тоже здесь есть место,
Трудно таких еще сыскать.
«Я помню чудное мгновенье»
И опера «Жизнь за царя» –
Наглядное есть подтвержденье,
Что Глинка прожил жизнь не зря.
А Даргомыжского прекрасная «Русалка»,
Ее ведь публика не приняла всерьез.
– Прекрасное в забаву превращать мне жалко, –
Воскликнул композитор, обиженный до слез.
Да, музыка у Глинки мелодичней,
Все меломаны это признают.
Зато у Даргомыжского душевней, поэтичней,
Ей в этом, без сомненья, предпочтенье отдают.

Мы с вами долго еще можем
Об этом веке говорить,
И выяснять: весомей кто же,
И Пушкина за все благодарить.
Конечно, он – великий гений,
Своим талантом многих вдохновил.
И только Пушкин, вне сомнений,
«Век золотой» благословил.
Да, жаль, конечно, расставаться
С Созвездием Российской славы,
Время торопит, пора браться.
За что? Отмену крепостного права.

А. Бородин.

(Продолжение следует.)