Тайна Феофана Книга вторая, Глава 12

Глава 12. Возвращение Трусаватова. Человек-кресло. Странные люди.
25.03.2002 г. Понедельник. Самолет приземлился в Уфе. Люди загрузились в автобус, и их отвезли на аэровокзал. Джафер Шаипович, перенесший аварию, уже чувствовал себя хорошо. А еще он был горд и выступал с чувством собственного достоинства. Сначала он и не смотрел по сторонам. Он был уверен, что его встретит его гражданская жена Гнигорова Наталья Михайловна. Джафер отправил ей телеграмму из Москвы. Но поскольку никто не бросался ему на шею с радостными возгласами, а ему самому пришлось высматривать в толпе встречающих родное лицо, настроение у него стало резко портиться. Как же так, он столько перенес, выполнил государственную миссию в дружественной Эфиопии, заработал денег, наконец. Он заслужил хотя бы встречу в аэропорту. Но его никто не встретил. Погрустневший, он ехал в город.
  Приехал домой - туда, где жил у своей подруги. Но и там никого нет. Даже никто и не ждал, и не готовился к его приезду - любимая, видимо, на работе. Так оно и было. Ему самому пришлось приготовить праздничный ужин встречи после долгой разлуки.
А его жена действительно была на работе. Она была властным, сильным и неглупым человеком, который давно забыл (или забыла), что он, человек, - женщина. Но, как все настоящие женщины, она всегда следила за собой - это было необходимо для работы. Наталья Михайловна считала себя преуспевающим человеком, но оставалась глубоко несчастной. Ведь единственным смыслом, целью и счастьем жизни почитала КРЕСЛО. Кресло и еще раз кресло. Кресло чиновника - её служебное место, которому она посвятила всю себя. И жизнь её оказалась убогой, однобокой. Даже сны приходили только о карьере, интригах и борьбе за это пресловутое кресло. Чем дальше, тем меньше в ней оставалось человечности, женственности. Только служение инструкциям, начальникам, бюрократизму. Из сильных человеческих чувств в ней остались только злоба, месть для врагов и вожделенное чинопреклонение. Она не была хорошим организатором, потому что могла «строить» только подчиненных, а при руководстве сама робела. Даже самое необходимое для своего учреждения, даже то, что положено, она не могла требовать в вышестоящих инстанциях - только просить слабым срывающимся голосом. В результате и она, как её гражданский муж, старалась все переложить на плечи подчиненных. Чтобы на местах выкручивались сами. А подчиненные вынуждены были либо просить у своих сограждан, так сказать, клиентов, что являлось скрытой формой взятки. Либо подчиненным, по возможности, приходилось решать за свой счет производственные проблемы. Но Наталья Михайловна оставалась грозным начальником и требовала, распекала у себя в кабинете. Перетасовывала кадры по своему желанию. Тот, кто осмеливался ей перечить, вынужден был писать заявление и уходить. Постепенно она окружала себя послушными людьми, безвольными и исполнительными, но безынициативными. Кроме этого, она благоволила разным наушникам и подхалимам. Её учреждение оставалось на хорошем счету, но реального развития не было, для этого нужны инициативные люди с собственным мнением и чувством собственного достоинства. А таких Гнигорова старалась задавить, сломать - они ей только мешали. И всех она считала быдлом. Всех, кроме себя.
Но жить ей было неприятно. Она не познала счастья материнства. И дома, по большому счету, её никто не ждал. Она никого не любила, кроме самой себя.
Люди, самые обычные люди – подчиненные - не вызывали в ней никаких положительных эмоций. Для неё это был мусор, из которого сложены ступени лестницы, и по этим ступеням она гордо шагает наверх. Ей приходилось иногда отступать вниз. Тогда она оставляла себе и бережно хранила атрибут своей бывшей власти - табличку с двери начальственного кабинета. И ждала, ждала момента, чтобы отомстить, растоптать и вновь возвыситься. Жизнь ради чина, и чин - смысл всей жизни.
Поэтому у неё не было близких людей. Поклонники долго не задерживались рядом. Выдержать рядом с собой чиновника, который всегда оставался таковым, даже и на кухне, - это под силу далеко не всем. Попутчики по жизни, которые оставались с ней, не искали в ней нежности и любви, теплоты и душевности. Им не нужна была в ней женщина. Это была игра, целью которой было воспользоваться плодами чужой власти. Гнигорова это быстро понимала. И снова, и снова оставалась наедине с собой и своим сиятельным креслом. Она была похожа на сотни других начальников, которые добирают важности своим поведением. Скрывают свою ненужность за раздутыми щеками. Они, как надутые шары, ходят по городу, ездят в важных машинах и отличаются друг от друга только внешними параметрами пузыря. А внутри - пустота. Иногда эти шары лопаются и падают на грешную землю. И опять пытаются надуваться. Разве можно жить рядом с надутым пузырем?
Только Трусаватов надолго задержался рядом, относительно, конечно. Он был покладист и не искал дополнительных выгод от возможностей подруги. Он терпеливо сносил скверный характер и безропотно любил, как-то по-своему, по-собачьи.
Но сейчас он был рад, что вернулся домой. И никакие условности, как он называл проявления характера гражданской супруги, не могли испортить настроение.
Любимая появилась вечером, часов в восемь. И немолодые влюбленные провели замечательный вечер. Ужин не был слишком шикарным - Джафер Шаипович не обладал талантами повара. Но это не главное. Главное - встреча. И сердца мужчины и женщины растаяли от счастья и любви. Была замечательная ночь. А на утро любимая вновь ушла на работу. Она могла бы и остаться. Но работа есть работа. Любимый человек не стоит её работы, даже на день.
Джафер тоже показался на своём производстве. Ему причитался отдых - отпуск. И он вскоре вернулся домой счастливым отпускником. Опять ожидание. Он решил скрасить тоску коньяком. И к вечеру выпил больше, чем было надо. Но вернувшаяся подруга на удивление спокойно восприняла такое состояние мужа.
На следующий день все повторилось. И следующим вечером Трусаватов уже получил взбучку. Потом был еще и еще день. И Джафер Шаипович все никак не мог с собой справиться. То сосед зашел, предложил по маленькой. Потом Джафер сам пошел в магазин и там встретил своего сослуживца. А каждый вечер были ссоры. Даже скандалы. Хотя Джафер Шаипович и был в изрядном подпитии и очень миролюбиво и покорно все сносил, но это еще больше распаляло начальственные чувства жены. В среду она ударила сожителя по щеке, а в четверг уже откровенно отхлестала. А он на следующее утро, клялся, что с выпивкой покончено. И держался почти полдня. Но всегда находилась важная причина или повод. Он и сам не понимал, что у него два скрытых повода: тяга к спиртному и холодная встреча любимой, которая лишь продолжение их обычных взаимоотношений. Эти отношения только высветились, выпятились в день приезда, а были всегда. Но именно в этом Трусаватов не собирался давать себе отчет, в душе надеясь на русское авось.
Идиллия разрушилась. А Наталья Михайловна считала себя оскорбленной. Еще бы, в собственном доме вопиющее неподчинение. А Трусаватов и сам не мог понять, почему так происходит. Ведь он не пьяница и никогда им не был. Может, где-то внутри проснулся дух противоречия, проснулся лев в заячьей душе? Нет, скорее всего, он пил от безысходности. Даже сейчас, когда он вернулся переполненный чувством собственного достоинства после страшной аварии, вернулся как герой, для НЕЁ Джафер оставался мелким, серым человечком.
Как бы там ни было, но утром в субботу, когда Джафер Шаипович еще был трезв, а Наталья Михайловна осталась дома, произошел крупный разговор. Не помогло Трусаватову его спокойное, тихое молчание, посыпание головы пеплом и клятвы. Его выгнали из дома. Эта квартира, почти в центральной части Уфы, принадлежала Гнигоровой. Но у Джафера было где жить. В ста километрах от Уфы у него был небольшой домик в поселке Павловка. Трусаватов доехал туда за три часа на автобусе. И вечером, когда уже стемнело, пришел в свой дом. Ключ нашел на старом месте. В доме было запустение, всё безжизненно. Пыль и паутина по углам. Но всего этого не замечал Джафер Шаипович, немного выпивший и в состоянии глубокой тоски.
Он и не заметил, что в том же автобусе ехали три человека, внимательно за ним следивших. Он их не заметил и в аэропорту, когда вернулся на родину, и возле дома своей, теперь уже бывшей, подруги. Он их не замечал. А они, сменяя друг друга, наблюдали.
Утром в воскресенье Джафер Шаипович пошел в магазин. Там же можно было и выпить. Он пил не один. Мужчина сомнительного вида разделил и скрасил его одиночество. А потом вместе пошли в гости к одинокому и несчастному Трусаватову. Напились так, что вечером Джафер Шаипович уже потерял возможность ориентироваться во времени и пространстве.
А когда очнулся, то не мог понять, где он находится и кто с ним рядом. Сознание постепенно восстанавливалось. Джафер Шаипович лежал в своей кровати, в своем родном доме. Но рядом сидела незнакомая женщина в медицинском халате и с маской на лице. Она молчала. Даже на с трудом произнесенные вопросы она не ответила, только делала неопределенные знаки руками. Джафер попытался приподняться, но не смог. Силы его совсем покинули. В доме, в его доме, она была не одна. Здесь было еще два человека в белых халатах, такие же молчаливые, но за медицинскими масками угадывались мужские лица.
Его дом сильно изменился. Везде все было прибрано и чисто. Даже работал старый телевизор. Ему показали записку, в которой было написано, что он сильно болен, ему нельзя разговаривать. Никто не желает ему зла. И его вылечат. Только все это было очень странно. Последние воспоминания Трусаватова относились к совместному застолью с малознакомым собутыльником. А теперь собутыльника нет. А вместо него какие-то врачи молчаливо его лечат в собственном доме. Ему сообщили, также письменно, что уже 4 апреля. Значит, он был без сознания три дня.
Все это было очень странно. Что же произошло за эти три дня? И почему эти люди постоянно молчат? Даже между собой общаются знаками. Правда, откуда-то из кухни Трусаватов слышал приглушенный разговор, но понять ничего было нельзя. Даже принадлежность голосов не определить. За больным был прекрасный уход, хорошее питание, но вставать ему не разрешали. А Джафер не мог даже понять, чем болен.
Так шли дни, и больной постепенно набирался сил. Вскоре ему стали разрешать самому посещать уборную, но под бдительным конвоем. При этом ему жестом дали понять, что все его «лишние» действия будут пресекаться и наказываться. Кричать и звать на помощь было бесполезно. Его дом на отшибе, и никто ничего не услышит. А наказания совсем не хотелось. Тем более, что ему не причиняли никакого вреда. И наоборот, всячески угождали.
В туалете, где внутренних запоров не было, он разглядел, что все туловище его перевязано бинтами. Раньше Джафер только чувствовал, что весь торс у него скован, сжат, но постепенно привык к этому ощущению. А вскоре ему повязку поменяли. Однако увидеть, что под ней, не дали. Джафер и по природе был не из героев, а под молчаливыми спокойными взглядами и уверенными действиями врачей он робел. Боялся сделать лишнее движение. И вопросы перестал задавать.
Однажды, когда Трусаватов еще был без сознания, его «тюремщики» собрались на кухне. Они сняли свои маски. После ужина, который проходил почти в молчании, перешли к чаю. Женщина хлопотала, убирая и перемывая посуду. А мужчины не спеша пили чай. Потом и женщина присоединилась к ним.
-Ну что, мальчики, все-таки мы победили, - говорила она приглушенно.
-Еще не победили. И причем здесь вообще победа? - сказал молодой человек.
-Мы молодцы. Не всё удалось сохранить, но у нас теперь главное, - рассудил их мужчина. Потом он продолжил:
-А помните, как все начиналось?
-Конечно, если бы не я, мы ничего бы не нашли, - перебила женщина. Она хотела продолжать, но вступил парень:
-Всё удалось благодаря всем нам. Если бы мы не действовали вместе, то ничего не получилось. Да еще предательство… всё могло бы закончиться плачевно. Ваш план, - парень посмотрел на мужчину, - был просто замечательный. Я о таком и в детективах не читал. Как же вы это придумали?
Это были уже знакомые нам Лявок Юрий Александрович, Козлова Валентина Михайловна и Пидлабузенко Дмитрий. И в этом доме они оказались далеко не случайно. Но в разговорах старались не называть никаких имен. Видимо, им нужна была такая скрытность.
-Сначала я испугался, - сказал Лявок. И подумав, добавил:
- Как и вы.
Козлова и Пидлабузенко вразнобой замахали головами в знак согласия.
-У меня было единственное желание, чтобы всё поскорее закончилось и мы вернулись домой, - продолжал Лявок. - Я думал, что мы нашли эту штуку на территории племени. И значит, она принадлежит им.
Козлова возразила:
-Мы нашли её сами, и без нас им бы с этим не справиться нипочем.
-Я тоже так подумал. А еще я подумал, что послание было направлено именно русскому человеку. Значит, именно русскому человеку был завещан камень. - Юрий Александрович осекся и посмотрел в строну комнаты. Но там всё было тихо. Он продолжил:
-И «это» нашли мы, а не кто-то другой. Значит, мы тоже имеем полное право… Но, с другой стороны, жизнь дороже. Чтобы не рисковать, я все-таки решил «это» отдать. Но надо было сделать так, чтобы снизить наш риск до минимума. Ведь они находятся у себя дома. И они совсем не заинтересованы в том, чтобы кто-то еще знал об «этом». Мало ли что туземцам придет в голову. - Лявок перевел дух. А Пидлабузенко становилось скучно. Он сожалел, что напомнил эту историю. Видимо, он слышит её уже не в первый раз. К тому же он считал себя самым умным в этой компании. И только сожалел, что не ему пришел в голову блестящий план. Козлова, наоборот, слушала, затаив дыхание.
-Мне пришла мысль: спрятать в сейф. Но тогда ключ от сейфа будет почти равен его содержимому. К тому же среди нас появился предатель. Ключ они могут забрать силой, так же как и «это», которое опасно было держать при себе. Тогда я подумал, что мы можем использовать предателя в своих интересах. И туземцы не будут сомневаться, где «это» спрятано. А чтобы ключ не стал для них легкой добычей, я спрятал и его…
-Мы спрятали, - перебила Козлова.
-Да, ты права. Мы. Спрятали первый ключ в другом сейфе. А так как пигмеи установили круглосуточную слежку за первым сейфом, то мы смогли это сделать, когда прогуливались, когда нас не опекали. Теперь ключ у нас был другой, и где находится сейф, неизвестно ни Тане, ни… - Лявок закрыл себе рот. Он опять проговорился. На этот раз Козлова сходила в комнату - все нормально.
-Ты расскажи, как «этого» в сейфе не оказалось, - поторопила рассказчика Козлова.
-Мы уже знали, что среди нас есть предатель, - уже в который раз помянул Лявок. - Поэтому мы находились под двойным колпаком. Но когда я продумывал, как организовать хранение в сейфе, то мне пришла идея. Я решил попробовать. Я купил две одинаковые шкатулки и 3 набора упаковочной бумаги и ленточек. Мы знали, что Таня, - Лявок опять осекся. Но Козлова махнула рукой:
-Он ничего не слышит, - она закрыла дверь. А Лявок стал говорить еще тише:
-Таня будет сидеть рядом с камнем, не отходя. Поэтому Дима преспокойно находился в соседней комнате и делал своё чёрное дело, - пошутил Юрий Александрович и продолжил: - Один набор предназначался для Тани. Она сама выбрала обертку по вкусу, сама выбрала ленточку. Сама упаковала шкатулку. Так что у неё и мысли не было, что можно подготовить всё точно так же, не зная заранее, что же она выберет. Но я сделал несколько снимков камня и упакованной шкатулки. Фотографию я отнес Диме. Он «нашу» шкатулку упаковал в такую же обертку и повязал такой же ленточкой. Даже всё получилось с первого раза. Нашу шкатулку он положил в одно из отделений кейса. И когда я вынес кейс, то наша шкатулка уже была на месте. В другое отделение попала настоящая шкатулочка. Всё на глазах у Татьяны. И потом она не спускала глаз с кейса., пока сама не положила шкатулку, но только уже другую, в сейф. Я дал ей время внимательно осмотреть «золотой ключик». И я видел, что она запоминает не только его внешний вид, но и номер. Таким образом, камень в нашей шкатулочке остался у нас. А те ребята, не без помощи Татьяны, были уверены, что камешек в сейфе. И охраняли его с утра до вечера, чтобы, не дай бог, мы не подменили.
Козлова даже похлопала в ладоши. А Пидлабузенко сидел, немного надувшись.
-А если бы мы послали в банк кого-нибудь постороннего и неизвестного для наблюдателей, он подменил бы или забрал шкатулочку, и не надо было вообще ни с чем мудрить, - вставил Дима. - А потом камушек принес бы...
-…К себе домой, - закончила за него Козлова. - А эфиопы убили бы нас. Продолжай, - повернулась она к Юрию.
-Но надо было еще попытаться вывезти камень домой, нельзя же его с собой таскать. К тому же, к нам на таможне наверняка будет особый интерес. Доверить камень кому-то - значит потерять его. Я с ним не расставался. Помог случай. Вы помните, к нам попал россиянин, водитель. - Лявок махнул рукой в сторону комнаты, где в забытьи пребывал Трусаватов. - Я быстро принял решение. Надо было только в нужный момент отвлечь из операционной Татьяну. Это было несложно. И тогда камень оказался в живом контейнере. Спокойно пересек границу и вернулся к нам.
-Всё это хорошо, - сказал Пидлабузенко, - но как нам быть дальше?
-Надо продать камень, - вступила Козлова.
-Чтобы нас тут же сцапали, - недовольно сказал Дима.
-Я думаю, - начал Лявок, - что в России нам не стоит продавать камень. Более того, не стоит и показывать его кому-нибудь.
-А если он ничего не стоит? - спросила Козлова.
-Вы видели, как он играет на солнце, как переливается, а весу в нем каратов двести. Дима, - Лявок посмотрел в сторону Пидлабузенко, - облазил весь интернет. Нигде и упоминания нет о подобном камне.
-Можно подумать, что вы везде проверили. Или вы специалисты-ювелиры, - вспылила Козлова.
-Если бы камень ничего не стоил, то за ним не было бы такой охоты, - отрезал Дима.
-Мы должны принять, что камень дорогостоящий, и покончить с этим. Если кто-то не согласен, он может не рисковать вместе с нами, - жестко проговорил Лявок. Все помолчали. Лявок продолжил:
-Нам надо камень вывезти за границу. Там есть много всяких коллекционеров. Я уверен, что мы сможем на них выйти.
-Ага, нам дадут по голове и камень заберут, - опять не выдержала Козлова.
Лявок молча посмотрел на неё и спокойно продолжил:
-Эту тему мы сейчас обсуждать не будем. Принципиально кто-нибудь против вывозить камень за границу? - спросил Лявок, оглядывая собеседников. - Ясно, молчание - знак согласия.
-Давайте купим турпутевки, - предложил Пидлабузенко.
-И тогда наши фамилии тут же окажутся где-то на столе ФСБ. Вам что, мало предыдущей встречи? - предостерег Лявок.
-Ну и что тут такого? Мы решили прокатиться, отдохнуть за границей, - сказала Козлова.
-Ну, хорошо… Я предлагаю поехать в Крым. Там в Турцию ходит морской паром. Ты же помнишь Клаву? - обратился он к Козловой. - Она моталась за шмотками.
-А турпоездка все же лучше, - вставила Валентина.
-Вы не понимаете, что на таможне будут проверять не так, как в Ялте. Ну, если вы так хотите, давайте бросим жребий. Все согласны? - предложил Лявок. Против жребия возражений не было. Никто из них не знал, что камень уже сам себе выбрал путь. Козлова тянула бумажки - выпал Крым.
-Теперь решение принято, - подытожил Юрий Александрович.
-Дима, ты дома все проблемы утряс? - обратился Лявок к Пидлабузенко.
-Да, всё нормально. Я оставил достаточно денег. И сказал, что еду в длительную командировку. Недавно я звонил домой. Кто-то к нам наведывался. Ну а так всё хорошо.
-Мы дома показываться не будем. И вообще, отсюда поедем другим путем. Сначала пару недель отсидимся где-то в глубинке. Наш больной может и в милицию пойти, тогда в Уфе нас будут искать. А недели через две всё немного успокоится, - говорил Лявок.
-А я не согласен, - сказал Дима, - когда мы тут закончим, то надо, наоборот, поскорее улепетывать. В Уфу, потом на поезд, и нас никто не увидит.
-У нас теперь есть достаточно времени, чтобы не делать ошибок. А спешка - это ошибки. Многие попадаются из-за того, что слишком спешат, - убеждал Лявок.
-Пока мы будем отсиживаться, нас начнут так разыскивать, что найдут и в глубинке.
-Я так не думаю. Он, - Лявок махнул в сторону комнаты, - простой работяга. С него взять нечего. Поэтому милиция вообще может ему не поверить. И заниматься его делом им нет никакого интереса. В первое время они будут делать вид, что активно работают. А потом и забудут. Я даже думаю, что нам стоит задержаться на месяц. Тогда мы решим две проблемы: милиция успокоится, и в Ялте начнется сезон. Там будет много людей, легко затеряться.
-Ну почему Ялта? - не сдавался Дима.
-Потому что Ялту я немного знаю. И там есть знакомая хозяйка. Она и паспортов не спросит.
-А что мы будем две недели делать в захолустье? Можно с ума сойти, - спросила Козлова. Ей это не улыбалось.
-Мы будем ходить на экскурсии, гулять по окрестностям, устраивать пикники. В общем, развлекаться и отдыхать, - сказал Лявок уже довольно жестко. Ему надоело их уговаривать. - Когда попадем в Турцию, то, может быть, там всё и решим. Положитесь на меня. Вы разве не убедились, что мозги у меня работают? В крайнем случае где-нибудь в Европе официально сдадим камень государству. Я думаю, что и часть всей суммы обеспечит всех нас и наших родных на всю жизнь и более. Может и не найтись такого частного лица, которому под силу купить у нас камень. Этот камень не числится в розыске. О нем никто ничего не знает, и преследовать нас не будут - наша находка. А историю можем придумать. Какую захотим. Ещё будет время.
-Кто-то против? - сказал Лявок начальственным голосом, заканчивая обсуждение.
Больше таких важных разговоров в доме Трусаватова они не вели. Ухаживали за больным. В магазин ходили вечером, когда улицы уже пустели. Это делала Козлова, закутав лицо платком, как монашка. Здесь разносолов не было, но всё необходимое купить можно.
Так проходили долгие дни. И Трусаватов потерял счет времени, он старался больше спать, и ему это удавалось. А иногда впадал в забытье и вообще терял ориентацию во времени. Он мог приблизительно определять время, улавливая слабые искорки света сквозь плотные шторы. То ли он действительно был слишком слаб, то ли его подкармливали снотворными средствами. Это была тюрьма на дому, безмолвная и от этого очень тягостная. Если бы ему хотели причинить вред, то незачем было его лечить и ухаживать за ним. Если его действительно спасли, - неизвестно ведь, что случилось в роковое воскресенье, - то почему все это делается молча и, по существу, принудительно? Джафер сначала очень мучился этими вопросами, но потом смирился со своей судьбой. У него даже прошла тоска по своей бывшей жене. Но иногда она вспоминалась. И тогда приходила мысль, что все это произошло из-за неё и как-то с ней связано. Но мысль эту Трусаватов гнал от себя. Он стал покорно ожидать развязки.
И развязка наступила. Однажды утром он проснулся и почувствовал, что в доме совершенно один.
Он попытался встать и сделал это с трудом и не с первой попытки. Ему стало не по себе, немного кружилась голова. Оставшись один, он пожалел о вновь обретенной свободе.
От его тюремщиков не осталось и следа, кроме записки на столе с печатным текстом: «Повязку можно снять».
Холодильник полон качественных продуктов. Но спиртного не было. А Джафера сейчас и не тянуло выпить. Он обошел свой небольшой домик - везде идеальный порядок, который только возможно было создать в этих условиях.
Позднее, выйдя на улицу, он пытался угадать в прохожих своих тюремщиков. Но это оказалось невозможно. Джафер не стал обращаться в милицию - себе дороже. И его дальнейшая судьба нам неизвестна.
А троица хирургов, оставив выздоравливающего больного, перебралась в Петропавловку. Это небольшое село недалеко от Уса-Степановки. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, Пидлабузенко поселился отдельно, на другом конце села. Хозяйки квартирантов-медиков обе были старенькие бабушки, чем-то похожие друг на друга, как все старушки. Обе жили одиноко и были бесконечно радушны. Козлова готовила сама. А Диме готовила бабушка. Он был не брезгливый, поэтому с удовольствием поедал свой завтрак и ужин. А днем его обычно дома не было.
Троица вместе бродила по окрестностям. Даже купались в холодной речной воде. У старушек были телевизоры, очень старые, как и они сами, поэтому дома и заняться было нечем. Дима и Лявок накупили себе еще в Павловске книг и журналов и много читали. Козлова читать не любила, поэтому маялась от скуки или что-то стряпала.
Встречались где-нибудь за селом и шли гулять. Устраивали пикники с шашлыками. Смотрели кино в местном клубе. Но первое время в другие населенные пункты не выезжали. Да и в Петропавловке сторонились людей.
Пребывание в захолустье быстро всем наскучило. И сферу своего туризма постепенно стали расширять.