Колбаса Одесская по два шестьдесят

                Рассказ

Ираида Сергеевна решила сократить путь к дому от остановки автобуса, и пошла напрямик через парк. Собственно, это поле ещё трудно было назвать парком. Слабенькие деревца были посажены в июне этого года, когда саженцы уже распустились нежной листвой. Их привязали верёвками – каждое к двум колышкам – и полили по одному разу. А потом работники треста озеленения, наверно, понадеялись на естественные осадки, которые в этом большом городе в июне начинались именно в первых числах. Но в разгар перестройки в стране под названием СССР нарушились даже природные погодные циклы, и июнь в последнем году существования этой страны выдался в городе необычайно жарким. А если учесть, что на всё происходящее в стране все уже давно махнули рукой, то неудивительно, что больше половины саженцев лип, клёнов и дубов в только что заложенном парке просто засохли.

Стоял уже конец сентября, на выживших деревцах ещё болтались желтовато-оранжевые и коричневатые листья. Листва не мешала видеть дома микрорайона, строящегося за молодым парком, и Ираида Сергеевна уверенно держала направление на свой дом, который просматривался метрах в четырёхстах. Далековато от остановки транспорта, но это был новый микрорайон, который худо-бедно строился и во время перестройки, но с транспортом было туго: к закату перестройки как-то сразу все городские пассажирские транспортные средства развалились, на новые троллейбусы и автобусы то ли средств не было, то ли «Икарусы» в Венгрии перестали выпускать, но добираться в новый спальный микрорайон из центра города, где находился проектный институт, в котором работала Ираида Сергеевна, стало так же плохо, как и всё остальное в этой жизни. Так думалось Ираиде Сергеевне. Да и не только ей – всем, кого она знала.


       Ираиде Сергеевне было тридцать восемь, поэтому на работе сверстники её звали пока ещё Ирой. Но сотрудники помоложе обращались к ней уже по имени-отчеству. До замужества она была хохотушкой, но хохотушкой умной. Такое сочетание импонировало многим – её любили в коллективе проектировщиков. Из-за этого, наверно, она долго не задержалась в девушках, и, поработав некоторое время в институте после окончания техникума, вышла замуж. Какое-то время после замужества она оставалась всё той же хохотулей, пока не родила сына. А через год и второго.

Будучи в отпусках по уходу за детьми, совместила необходимое с полезным – заочно закончила институт. Как это ей удалось – она и сама не могла объяснить. Муж ей помогал, но когда второй ребёнок пошёл в школу, запил. Пожалуй, с этого времени в ней уже трудно было узнать ту самую хохотушку. Ираида боролась за мужа. Но он опускался всё глубже в алкогольную пучину. Они расстались. К её счастью, бывший муж довольно быстро нашёл себе пристанище у какой-то женщины, и хотя материально он никак не помогал Ираиде, она была счастлива уже оттого, что в доме установился покой и порядок. Домом к этому времени для семьи стала квартира, полученная на четверых.
 

       И стала Ираида Сергеевна тянуть семейный воз одна: кормить, одевать-обувать и учить двоих сорванцов. От такой жизни не то, что похохатывать, – дышать перестанешь. А тут ещё вскоре опустели полки магазинов, начали разваливаться предприятия, в институте упала зарплата, а цены на товары и продукты росли не по дням, а по часам. Ираида не теряла оптимизма – это было не в её характере, и крутилась, сколько было сил, чтобы накормить сыновей. Беготня по магазинам в обеденный перерыв и после работы отнимала силы, и бывало, что она впадала в отчаяние, но не надолго. Всё же она радовалась, когда удавалось прикупить чего-нибудь посущественнее в «столе заказов» института – атрибуте распределительной системы умирающего развитого социализма.


         Вот и сейчас она шла через молодой полузасохший парк к своим сыновьям, предвкушая радость оттого, что побалует их вкусной полузабытой полукопчёной колбасой «Одесская», колечко которой лежало в её сумке среди других, раздобытых в беготне по магазинам, продуктов. Колечко так себе, может, чуть больше полкило.

Больше в «столе заказов» не давали. И то – радость. Ушло, правда, много денег на этот «заказ» – несколько тысяч рублей, а ведь совсем недавно такая колбаса стоила всего два рубля шестьдесят копеек за килограмм. Привыкнуть к деньгам, которые получали теперь тысячами, было очень трудно, так же, как и рассчитать семейный бюджет от получки до получки: цены опережали зарплату непредсказуемо. Это обстоятельство и незапланированно потраченные на колбасу деньги внесли в её мысли изрядную толику горечи, и в какой-то момент она почувствовала усталость, замедлила шаги, задумавшись о том, что же будет дальше, как жить, чем прокормить стремительно подрастающих ребят. О себе она не думала. Пока ещё было во что одеться из старых запасов – все её девичьи наряды идеально подходили к её нынешней фигуре, которая почти не изменилась за годы материнства, лишь мягче, женственнее сделались линии её тела. Питание её походило на жёсткую диету, но, конечно, это было не от желания сохранить фигуру. Работа, уход за детьми, постоянный контроль их учёбы, а по существу, учительский труд, который учителя почему-то переложили на плечи родителей, считая их такими же профессионалами, как и сами, что, впрочем, стало недалеко от истины, не оставляли времени на уход за собой, но всё же Ираида Сергеевна выглядела, как и прежде, привлекательно. Однако всё чаще она ощущала себя уставшей. И не столько физически, сколько морально. Впрочем, она понимала, что и тот, и другой вид усталости имеют свойство взаимного перетекания.

       Так размышляя, Ираида прошла почти половину пути, и мысли её становились всё горше. Мало того, что переполненные автобусы ходят редко по магистральной улице, так сколько ещё придётся преодолевать каждый раз немалое расстояние от дома до остановки? Похоже, что в этом году уже не успеют уложить асфальт на дорогу, строящуюся от магистрали в их квартал, и придётся осенью в слякоть, а зимой в снега преодолевать пешком эти почти полкилометра от дома до остановки.

Набегавшись после работы по магазинам, она начала уставать и шла всё медленнее. Сумка становилась всё тяжелее: ну да, там же и картошка, и крупа, вермишели вот тоже удалось купить, ещё чего-то. Но главное – колбаса. "Одесская" полукопчёная…
Мысли о колбасе в сумке уменьшали её тяжесть.
   
        Ираида Сергеевна и не заметила, откуда вдруг появилась и встала перед нею большая породистая собака. В том, что это собака породистая, Ираида даже не засомневалась. Может, потому, что ни разу не видела вживую такую собаку. Женщина остановилась, не сводя с неё глаз. Нет, Ираида Сергеевна не испугалась, просто не успела испугаться, потому что глаза собаки излучали нечто такое, отчего её сердце сжалось окончательно, но не от испуга. Никогда ещё в своей жизни женщина не видела в других глазах столько тоски, отчаяния и безысходности. Вообще, – она впервые увидела всё это сразу в одних глазах. Кроме того, в них ещё стояла мольба о помощи, причём, мольба страстная, а оттого – благородная.  И потому Ираиде пришла в голову мысль, что собака – мать. И впрямь, c отощавшего брюха животного свисали такие же тощие сосульки вымени. Две матери смотрели друг на друга долго, молча, не отрывая глаз, чувствуя одно и то же. Это не было мысленным общением – два существа, человек и животное, оказались на одной волне первозданного языка чувств, который возникает между ними как последнее средство спасения души.
    
      Ираида не выдержала - из её глаз хлынули слёзы. Собака тихонечко и виновато заскулила. Ираиде Сергеевне показалось, что собака тоже плачет, женщина судорожно начала копаться в сумке, нашаривая завёрнутую в грубую обёрточную бумагу колбасу. Слёзы мешали ей, она по-детски смахнула их рукавом куртки. Найдя колбасу, вынула, разломила дохнувшее ароматом свежей копчёности кольцо пополам, половину положила обратно в сумку, вторую половину протянула собаке. Та медленно, не сводя, ставших виноватыми, глаз с женщины, подошла к ней, и на секунду опустив глаза, осторожно взяла из её руки колбасу. Затем подняла на неё благодарный взгляд и, повернувшись, медленно пошла прочь, в сторону.

          Ираида Сергеевна потеряла из виду затрусившую среди деревцев собаку и продолжила путь домой, уже не придерживаясь тропинки. Она разрыдалась в голос -  ревела, как в детстве, всхлипывая, прерываясь, сморкаясь и снова принимаясь реветь. Но странное дело: чем сильнее она плакала, тем легче становилось ей. Скоро шаги её стали убыстряться, слёзы уже прекратились, и в душе начало подниматься озорное, жизнерадостное чувство. Подходя к своему кварталу, пробираясь через развороченную стройкой полосу будущей улицы, она уже начала улыбаться, а затем ей захотелось засмеяться и бежать по узкой, наспех проложенной асфальтовой дорожке к дому, подпрыгивая, как бывало в детстве от неизвестно отчего нахлынувшей радости.


        Ираида Сергеевна поднялась на лифте на свой девятый этаж, тихонько открыла своим ключом дверь своей квартиры. Мальчики, ожидая мать, смотрели телевизор в большой комнате. Она вошла в комнату, сияя счастьем. Дети обернулись:
 – Мама!!
 – А что я  вам принесла-а-а?!

                2014 г.