Кротус

Научно-фантастическая лоскутная повесть.




КРОТУС



Он нечаянно спас мир…


Уважаемый читатель! Сразу же оговорюсь во избежание всевозможных нападок и недоразумений, что автор данного произведения не является противником каких – либо стран или национальностей, весьма ошибочно было бы окрашивать его точку зрения в чёрный или белый, красный или белый и другие цвета. Автор всего лишь показывает, к каким последствиям могут привести человеческая ненасытность, алчность, жестокость и нежелание отвечать за последствия, а ситуация с «холодной войной» является одной из лучших иллюстраций этого. Автор призывает лишний раз задуматься о том, что мы в ответ за наш мир, за наши в нём действия. Всем мирного неба над головой! А специальное послание, заряженное особой энергетикой, Вы прочтёте чуть ниже.

Мы так часто стесняемся сказать о вещах столь простых и столь важных. Мы так привыкли прятать в себе искренность, считая её атавизмом прошлого. Поэтому, дорогой читатель! Да, именно ты, читающий сейчас это – ты очень хороший, очень красивый и очень умный Человек! Да, именно Человек с большой буквы. Верь в свои силы, верь в свой путь и никогда не сдавайся! У тебя обязательно всё получится! Счастья тебе и пусть в душе твоей всегда будет мир!
Автор.

Часть 1.

Глава 1. Мысли.

Здравствуйте. Не помешаю? Я совсем ненадолго, честное слово. Знаете ли, там где я живу, ну, под землёй, то есть, порой бывает очень и очень скучно. Чтобы хоть немного развеяться, я частенько выбираюсь  к поверхности (иногда надо признать на очень даже опасное расстояние, ведь меня могут заметить). На поверхности много всего интересного. Не то что здесь, у нас.
Человек.
Хмм…
Ещё один человек.
Бфффввууу!
Мне очень нравятся люди. Они всегда потрясают меня своей самоуверенностью и кажущейся им собственной значимостью и важностью. Однако на самом деле люди очень маленькие и слабые. Но я всё равно боюсь их.
А ещё люди живут так, как будто планируют просуществовать ещё целую вечность. Они ругаются, воюют, вечно что-то делят, повсюду мусорят. Наверное, человеком быть очень сложно.
Но благодаря людям я стал таким, какой я есть. Мой интеллект стал значительно выше и многие вещи, которые я раньше не понимал, стали теперь просты и понятны.
Однако я очень одинок. Мне не с кем здесь даже поговорить – сородичи не приняли меня сразу же после произошедших со мной изменений. Да я и не виню их. Тем более что иногда вижусь всё же со старыми друзьями.
Поэтому я так часто стараюсь подобраться поближе к поверхности, чтобы узнать, чем живут те, кто меня породил. На поверхности есть люди, животные, машины, есть целые города. Много всего интересного.
 Иногда я слушаю, о чём говорят люди. Как правило, они говорят о своих проблемах или о работе. Люди мало говорят о сокровенном. Они мало говорят о  вещах по-настоящему стоящих.
Есть только один минус подобных вылазок. На поверхности очень светло, а мои глаза привыкли лишь к кромешной темноте. Я пытался закалять их, подбирался всё ближе и ближе к поверхности, но пока не добился серьёзных успехов. Но я бы хотел хотя бы однажды выбраться днём на поверхность. Мечта-с, да. Заветная.
Один раз я уже выбирался на поверхность ночью, почему, собственно и знаю про магазины, машины и город. Меня заворожил ослепительный блеск неоновых огней. Поразили машины, а точнее их количество. Меня поразило абсолютно всё, что я видел (а видел я ещё много вещей, значение которых подземному обитателю не совсем понятно). Я мог бы любоваться городом значительно дольше, но меня заметили. Женщина, стоявшая, как оказалось, рядом и всё это время наблюдавшая за мной, истошно завопила и замахала на меня своими пакетами и  сумкой.
Чудовище! – исступлённо кричала она.
Я сразу же испуганно завертел головой в поисках опасности. Наконец, до меня дошло, что это оскорбление  в мой адрес, поскольку рядом никого не оказалось.
Пришлось убираться восвояси назад под землю, пока на её крик не сбежалось полгорода.
Я даже немного обиделся. Ну какое я чудовище? Я же очень хороший и даже очень воспитанный. Ну скажите, что я очень хороший и воспитанный, ведь правда? Пожааалуйста!



Глава 2. Из мемуаров подполковника Соломатина.

Взвейтесь кострами, синие ночи!
Мы пионеры - дети рабочих.
Близится время светлых годов.
Клич пионера: "Всегда будь готов!"

Радостным шагом с песней веселой
Мы выступаем за комсомолом.
Близится время светлых годов.
Клич пионера: "Всегда будь готов!"

Грянем мы дружно песнь удалую
За пионеров семью мировую,
Будем примером борьбы и трудов.
Клич пионера: "Всегда будь готов!"

Мы поднимаем красное знамя.
Дети рабочих, смело за нами!
Близится время светлых годов.
Клич пионера: "Всегда будь готов!"

Неизвестный автор.

Отца я запомнил как человека невероятно спокойного и уравновешенного. Ни разу на моей памяти он ни на кого не кричал и даже не повышал голос. Его походка всегда была уверенной и спокойной, а от взгляда его ясных голубых глаз ничто не могло утаиться. Отец во всём служил для меня эталоном поведения, я всегда старался быть похожим на него. Иногда не получалось. Но я очень старался.
-Никогда не теряй головы, - поучал он меня. – неприятелю только этого и нужно. Потерял равновесие – считай всё: верти-крути тобой, как попало. Поэтому надо ко всему подходить рассудительно, не спеша, но и без промедления. Это важно. Ругают – просто стой молча и делай выводы. Захочется ответить – не отвечай и не оправдывайся. Ни-ког-да. Хвалят – также молча стой, опусти голову и думай, сколько и кто помог тебе и что ты можешь ещё полезного сделать. А победы считать, а тем более упиваться ими не стоит.
Запомнилось мне и ещё одно поучение.
-Никогда ни на кого не повышай голоса. Умный человек может так произнести фразу, что она подействует лучше, чем три часа брани и ругани. Особенно никогда не повышай голоса и не поднимай руки на женщин. Поднял руку – считай не мужчина.
Его окончательно забрали от нас, когда мне исполнилось 18 лет. Отец знал  и страшно не хотел этого, но сделать ничего не мог. Всю жизнь он работал в секретной воинской части, всю жизнь хранил какие-то тайны и секреты, а когда получил доступ к особо секретной информации, ему поставили ультиматум. Либо они его забирают, и всю оставшуюся жизнь он работает с секретными архивами, оставив жену и сына, либо остаётся с нами, увольняется без всяких денежных выплат и пособий  никто не даёт гарантии, что в один прекрасный день его не зачистят.
Отец и здесь не потерял лица. Он оставался абсолютно спокойным, правда, стал ещё молчаливее обычного. Рассудил абсолютно здраво, раз в любом случае семью придётся так или иначе оставить, нужно выбрать меньшую из двух зол. Лучше пусть семья будет в безопасности, лучше пусть будет иметь какие-то льготы и выплаты, а там, быть может, что и удастся придумать.
Я навсегда запомнил тот день. «Чёрная волга» приехала рано утром. Из неё никто не вышел, лишь раздался сигнал. Отец бережно обнял маму, наклонился ко мне и сказал самую важную вещь, которую я тогда, разумеется, не понял, но очень хорошо запомнил.
-Запомни, сынок, сейчас такое время, когда интересы государства преобладают над интересами личности. И потеря личности в интересах государства – обычная норма. Мне кажется, что несколько позже придут другие времена, когда все будут говорить о преобладании интересов личности. Но хорошего из этого тоже ничего не выйдет. Это будут лишь слова, а люди разобщатся между собой, каждый будет за себя и бардак начнётся не хуже сегодняшнего. Этим вопросам человечество будет задаваться ещё очень и очень долго, оно будет думать, как сделать так, чтобы всем было хорошо. Но Рай на земле силами одних людей возвести невозможно, вот в чём парадокс. Переходя из рая в рай, мы будем открывать двери руками, которые будут по локоть в крови. Поэтому, в первую очередь береги самое ценное, что у тебя есть – твою душу и твою честь. И оставайся всегда человеком, что бы ни случилось. Береги маму!
Мне показалось, что впервые в жизни его глаза слегка тронула влага. Он похлопал меня по плечу и, не оборачиваясь, вышел.

***

С тех пор мы о нём ничего больше не слышали. Мама очень сильно переживала первое время, ведь она по-настоящему любила отца, но затем успокоилась. Но что-то в ней с той поры сломалось, огонь в её глазах больше не загорался.
Первое время было очень сложно. В послевоенные годы вообще было сложно выжить, ведь все силы и ресурсы тогда уходили на восстановление страны. Мать занималась всем, чем могла, чтобы хоть как-то раздобыть денег и продуктов. Она сильно исхудала, лицо раньше времени заострилось и покрылось морщинами. Мне было очень жалко её, ещё при жизни я почитал её почти как святую. Какие-то деньги нам приносили в счёт ухода отца, но приносили их как-то уж очень нерегулярно, и закрадывалось подозрение, что доходила далеко не вся сумма.
Спасение пришло неожиданно в виде человека, представившегося папиным товарищем. Здоровый усатый дядька уверял, что тоже служит в каком-то секретном ведомстве (правда не в таком секретном, в каком служил наш отец). Сказал, что знает про наше положение и хочет помочь. Приводил доводы в пользу того, что меня всё равно нигде не примут так, как в его ведомстве, ведь к сыну агента спецслужб всё равно будут все относиться  предвзято и с крайней опаской. Денег по его словам хватит на то, чтобы мать могла спокойно отдохнуть, да и я не останусь голодным. После недолгого консилиума решено было, что я отправлюсь с ним.

***

Ко мне сразу же был представлен краснолицый майор Казаченко – человек неприятный, с маленькими злыми глазками и чересчур аккуратно прилизанными усикамими, какие рисуют на лицах игрушечных солдатиков. Вместо того чтобы обучать меня работе с секретными документами и шифрами, майор решил плотно заняться муштрой. Я и ещё несколько новобранцев бегали по всему штабу, отжимались до тех пор, пока не проступит кровь на костяшках, обливались холодной водой и изучали какие-то малоприменимые в реальных условиях восточные единоборства. Причём во время их проведения Казаченко давал себе полную волю и, как котят, раскидывал нас по всему тренировочному залу. Если кто-то делал что-то не так, майор мог плюнуть провинившемуся в лицо или отлаять такими словами, которых мы отродясь ещё не слышали. Казаченко боялись, остерегались и люто ненавидели. Перед высшем начальством он докладывал что всё проходит как надо и бойцы готовятся уже завершить курс подготовки в ближайшее время.

***

Однажды я всё же не выдержал. У нас проходил заключительный урок восточных единоборств, бойцы вызывались по одному. Каждый выходил назад как оплёванный, ведь сколько мы не тренировались, одержать победу над краснолицым майором так никто и не мог. Я заходил последним. Порядком разгорячившись, майор взглядом хищника, почувствовавшего добычу, уставился на меня.
-Соломатин? Последний? Ну-с, начнём-с!
И резко откинув в сторону полотенце, которым только что обтирался, Казаченко врезал мне ногой в челюсть. Я отлетел на противоположный конец маленькой душной комнатки и плюхнулся в угол с гулким стуком костей о стену.
-Вставай!  Соберись! Борись, тряпка! - подбежавший Казаченко схватил меня за грудки и швырнул уже в противоположный конец зала. Я больно стукнулся затылком об пол. В глазах потемнело,  потолок надо мной закружился и поплыл. Из разбитой губы сочилась кровь, неприятно солёная на вкус.
-Бориииись! – майор поднял меня рывком с пола и зажал в свои стальные объятья так, что я почувствовал, как мой язык  выходит наружу. Его лицо раскраснелось сильнее обычного.
И тут я понял, что раз я последний, то майор решил отыграться на мне по-полной. Изобьёт до полусмерти, а начальникам потом опять скажет, что всё хорошо и всё по плану. Кстати, где эти начальники? Почему нас никто не контролирует, не проверяет, а все так безоговорочно верят этому багроволицему? Неужто все они так заняты своими секретными делами? До меня вдруг дошло, что здесь каждый за себя, никому не до кого нет дела и на помощь никто не придёт. От этого мне стало как-то не по себе. Возможно то что я отвлёкся на эти мысли и спасло мне жизнь.
Майор, увидев что его мёртвая хватка ни к чему особо не привела, отпустил меня, поставил на землю и, наверное, собирался уже врезать по морде своими кулачищами, но я опередил его. Изогнувшись, словно кошка, я увернулся из-под его огромной лапы и приложив всю оставшуюся  силу в один удар, врезал ему прямо в солнечное сплетение. Из багроволицего майор моментально стал бледнолицым, его губы жадно принялись хватать воздух и завалившись на бок, шевеля растопыренными в воздухе пальцами, он рухнул на грязный пол.
От столь сильного удара меня самого занесло, я едва не потерял равновесие и не упал рядом. Пританцовывающей походкой, я направился к выходу. Достигнув спасительного рубежа в виде дверного проёма, со всех ног кинулся прочь. За такое сразу уволят. Даже разбираться не будут. Что же я наделал!

***
В кабинете генерала я был готов уже ко всему. Вредный майор, конечно же сразу нажаловался и меня вызвали аж к самому генералу Шереметьеву – личности крайне засекреченной и даже далеко не всем просящим аудиенции с ним доступной.
Я сидел на стуле с мягким сиденьем и рассматривал собственные пальцы. Шереметьева пока ещё не было. Что они теперь со мной сделают? В лучшем – просто уволят и всё. И начнётся опять невыносимая жизнь, снова мы с матерью будем бороться за собственное выживание, перебиваться какой-нибудь чёрной работой и жить на какие-то гроши. Ну а в худшем случае вообще расстреляют. И скажут, что не было никогда такого молодого бойца. Проверить ведь не удастся.
Часы со сломанной кукушкой пробили три часа дня. Я осмотрел генеральский кабинет. Ничего говорящего о том, что здесь обитает генерал, не было даже в помине. Скорее кабинет Шереметьева можно было принять за кабинет какого-нибудь партийного работника. Грубый дубовый стол, два стула для посетителей и кресло для самого генерала, часы на стене и портрет Дзержинского – вот и весь интерьер. Нет, в углу аккуратно пристроился ещё маленький сейф. Интересно, что там?
-Государственных тайн там нет, молодой человек, - генерал Шереметьев вошёл абсолютно неслышно. – было бы крайне глупо…
Он, крякнув, присел в своё огромное кресло. Несмотря на солидный возраст, генерал был подтянут и строен, весь с иголочки. Седые усы смешно подрагивали и если бы не волевые скулы, можно было бы подумать, что это обычный мягкий умудрённый опытом пожилой человек.
-Так это вы ударили майора Казаченко? – генерал строго приподнял брови.
-Да, я.
-За что вы его ударили?
-За дело.
-Вы хоть представляете себе, что за это обычно бывает?
-Представляю.
Так некстати или, наоборот, в самый раз мне вдруг вспомнились наказы отца. Я сохранял полное спокойствие. Что уж теперь отпираться? Сделал, будь добр ответить. Поэтому на вопросы Шереметьева я отвечал чётко, коротко, с чувством собственного достоинства.
-Нет, вы не представляете, если так спокойны! – заорал генерал. Я даже представить себе не мог, что столь спокойный человек может так громко кричать. – Да вас под трибунал за это легко могут!..
Я молчал. Под трибунал, так под трибунал. Мать только жалко.
-Но, голубчик, вас-то нам теперь и надо! – внезапно с Шереметьевым произошли перемены. Он заулыбался, протянул ко мне руки, по - отечески обнял и похлопал меня по плечу. - Вы прошли тестирование.
-Какое тестирование, - не понял я.
-Вы единственный, кто не стал молчать. Все молчали, а вы встали и дали сдачи! Не понимаете?- генерал привстал.- Все готовы были принимать ситуацию, а вы были вне её, вы смотрели шире, чем остальные. Они будут хорошими солдатами – исполнительными, точными, послушными. А вы видите из ситуации множество лазеек и выходов, не миритесь с обстоятельствами. Вот поэтому вы нам и подходите, - при этих словах генерал поднялся с кресла и, заложив руки за спину, принялся взад-вперёд ходить по кабинету.
Я переваривал услышанное. Так быстро сменялись события, что я просто не успевал переварить их.
-Получается, что майор Казаченко всего-навсего лишь катализатор пригодности бойцов? – мне вдруг стало стыдно перед бедным майором.
-Получается что так, - вновь пошевелил усами  генерал.
-Почему же он так по-хамски ведёт себя с бойцами? Почему под удар подставился?
-Он не знает, что является «катализатором». Вспыльчивый человек, он уверен в том, что учит жизни бойцов и ни о чём не знает. Он всего лишь часть отлаженного механизма. Шестерёнки крутятся. Механизм точен, как швейцарские часы, - усмехнулся Шереметьев.
-То есть он совсем ничего не знает?
-Нет. Меньше знаешь, лучше спишь. А то станешь вон как я, седой, - усмехнувшись, генерал показал на свои седины. – Вообще правильно в умных книжках пишут. Все беды от знания. Иногда такое узнаёшь, что лучше бы и не знал никогда и не слышал. Но в то же время незнание не освобождает от ответственности. Парадокс, однако!
-А вы много знаете? – не удержался я.
-Да уж побольше твоего! – в усы усмехнулся Шереметьев. – Ты вот что, парень, вопросы такие смотри здесь никому не задавай больше. Опасно это. Помяни моё слово. Здесь каждый знает столько, сколько ему положено и ни-ни, чтобы больше. А механизм, тем не менее, вертится. И всё на своих местах. Ты вот думаешь, какое самое страшное оружие? Танки, пулемёты? Знания – вот самое опасное оружие. И с ним ты будешь работать. Правильно Иванов тебя рекомендовал. Будешь теперь с нами. Но смотри у меня, чтоб всё без глупостей. Иначе… сам знаешь.
Так вот какая фамилия была у друга моего отца. А может, это всего лишь партийное прозвище, кто его знает. В голове у меня всё это никак не хотело укладываться: должны были наказать, а, наоборот, похвалили; майор всего лишь пешка; меня берут в особо секретный отдел; больше никакой муштры и тренировок; знание – самое страшное оружие…
Но главное, что они меня приняли. Что мама не останется без средств к существованию. Что я живой.

***

Служба шла в гору. Разбирался со всем я недолго и скоро получил доступ к секретным документам особой важности. Даже по прошествии стольких лет, учитывая, что страны, которой принадлежали эти бумаги больше нет, я не могу даже перечислить даже названий их. Не хватало мне, пожалуй, только одного. Несмотря на то, что генерал Шереметьев частенько ворчал, что «влюблённый солдат – не солдат», сам он искренне желал, чтобы я нашёл себе хорошенькую девушку.
Аня вполне подходила на эту роль. Скромная и тихая, почти незаметная, но столь необходимая, она была медсестрой в нашем секретном штабе. Конечно, это были дополнительные уши, но обходиться без медсанчасти было никак нельзя. Поэтому весь медперсонал подвергался жесткой проверке и каждую неделю выслушивал длинные инструктажи, проходил какие-то глупые тесты.
Замечала ли она меня? Я не знал. И, возвращаясь, к своим особо секретным архивам, чувствовал какой-то непривычный доселе привкус горечи и отчаяния. Такого со мной ещё никогда не было.

Удобный случай выпал на танцах. Несмотря на то, что наш штаб был особо секретным, а для внешнего мира его не было вообще, периодически высшее руководство устраивало нам небольшие сюрпризы и праздники – этакие приветы из прошлой жизни. Танцы проходили где-то раз в месяц и устраивались по высшему разряду – с гармошкой, балалайкой, веселой музыкой и праздничным столом, правда весьма скромным и как мы говорили в шутку «весьма аристократичным».
Есть мне в этот раз совершенно не хотелось.  Я всё посматривал в сторону Ани и с нетерпением ожидал, когда же, наконец, будет объявлен танец. Товарищи тыкали меня в бок, орали в ухо какие-то дурацкие шутки, которые я даже не слышал, но делал приятную улыбку и слегка кивал.
На небольшую импровизированную сцену вышел багроволицый Казаченко, в последнее время заметно остепенившийся (То ли от удара, то ли от выговора генерала, то ли сам по себе, а может, и всё вместе) и пронзительно заорал:
-А теперь танцы!
Парни тут же выскочили из-за стола и расхватали своих подружек. Поскольку девушек в секретной части было примерно в соотношении одна девушка на пятерых парней, то те, кто не обзавелся второй половинкой вовремя, усиленно налегали на «аристократические» яства и завистливым взглядом провожали танцующие пары.
Аня застенчиво стояла в уголке. К моему счастью на танец её пока никто не позвал, да и ухажёра, как такового, насколько я знал, не было. Я сразу же кинулся к ней.
-Позвольте пригласить вас на танец! – я улыбнулся и протянул руку.
Аня улыбнулась в ответ, а затем вдруг засмеялась, показывая куда-то вниз. Я посмотрел на свои ноги и обнаружил, что у меня развязались шнурки на берцах.
-Одну секунду, - я густо покраснел и нагнулся, чтобы завязать так не вовремя вылезшие шнурки.
-Позвольте пригласить вас, - раздавшийся прямо над ухом голос резанул как слух, так и сердце.  Я поднял голову и обнаружил, что рядом с Аней оказался бритоголовый солдат нашего секретного подразделения Ухарев. Довольно неприятный тип. К тому же ленивый.
-Извини, браток, но я уже девушку пригласил на танец, - хлопнул я его по плечу. Хотел, чтобы обошлось без конфликта, хотя внутри всё кипело. Не вышло.
-А ты пока берцы шнуруй, - с наглой мордой сплюнул под ноги в моём направлении Ухарев.
-Слышь, проваливай, пока череп тебе не натёр, - я сразу же вскочил и схватил за грудки нахала.
-Чё, крутой? – бритоголовый со всего размаха шибанул мне своей сверкающей башкой прямо в нос. Я отшатнулся, сделал несколько шагов назад, едва не опрокинув чей-то столик и схватился за нос. Когда отнял руку, то обнаружил, что она вся в крови.
Аня растерянно смотрела на нас.
-Ну всё, череп, хана тебе! – с этими словами я врезал бритому прямо по наглой морде. Мой удар был значительно сильнее, поскольку на ногах он не устоял. Вмазался в стену, а когда стал подниматься, стянул скатерть с чьего-то стола.
Послышался женский визг и громкие крики генералов. Но уже ничего не могло помешать нам. Схватка только начиналась.
Ухарев вне себя от ярости, сжимая кулаки, кинулся в мою сторону. Я уже ожидал удара и успел перехватить его поперёк, сдавив изо всех сил. Но вопреки моим ожиданиям, кряжистый Ухарев не остановился, а продолжал двигаться, протащив и меня за собой. Теперь уже мы вместе оказались на праздничном столе, круша и переворачивая всю посуду, попадавшуюся нам под горячую руку. Мой противник навалился на меня сверху и принялся душить. Оказавшись в невыигрышной ситуации, я всё равно пытался съездить ему по роже, но когда очередная попытка не увенчалась успехом, вцепился ему в лицо всей пятернёй. Ухарев рычал от злости. Я молча терзал своего противника. Дышать стало совсем уже нечем. Долго я так не мог протянуть. Нужно было срочно что-то придумать. Перед глазами уже вовсю плыли цветные круги. Кстати, почему нас до сих пор не разняли?
Последнее что я увидел, как кто-то разбил о голову Ухарева бутылку и тот, всхлипнув, завалился на бок. Мир завертелся разноцветной каруселью и разом внезапно потух.

Очнулся я уже в госпитале. Из окна прямо на меня стекал приятный солнечный свет. Тело было непривычно расслаблено, я с удовольствием подставил лицо солнечным лучам.
Что-то сильно мешало. Я вынул ватку из носа, ощупал горло (оно было перевязано шалью). Голова тоже была перетянута бинтом.
-Очнулся, - услышал я тихий женский голос.
Я осторожно повернул голову и не поверил своим глазам, не поверил своему счастью. Рядом стояла Аня и улыбалась мне. Я кивнул головой.
-Ты лежи. Правда, до вечера только. А там Шереметьев сам придёт, разбираться будет.
До Шереметьева мне уже не было никакого дела. Да пусть хоть все сюда сбегутся! Всё равно я уже счастлив. Всё равно я уже получил свою награду. А Шереметьев мужик умный, смекнёт уж что к чему.
Я поморщился:
-А ты и правда стала бы танцевать с этим… Ну с лысым?
Некоторое время вопрос висел в воздухе, а потом Аня рассмеялась:
-Нет, конечно! А кто, по-твоему, бутылкой по башке его огрел? Теперь вот вместе с тобой от генерала огребать будем!
Я рассмеялся вслед за ней. Так мы и познакомились.

***

Вот уже трое суток мы сидим вообще без дела. На дворе 1988 год. Чтобы хоть как-то убить время и не сойти с ума от напряжения, я пишу мемуары, как какой-нибудь старик. Хотя пережито уже столько, что хотя бы на хиленькую книжечку точно бы хватило. Воспоминания яркими рисунками возникают в моей голове, и их становится лишь только больше. Какие – то приятные, какие – то не очень.
Мы сейчас в состоянии боевой готовности. Дело в том, что в секретное управление поступила информация о том, что у наших оппонентов по «холодной войне» появилось некое новое «оружие». Вся загвоздка в том, что выяснить, что же скрывается под кодовым словом «оружие» пока так и не удалось. Мы отправили самого лучшего из наших шпионов, но вот уже третьи сутки не можем дождаться от него вестей. Известно также, что «оружие» они планируют применить в самое ближайшее время, а что это, с чем же нам предстоит бороться, мы до сих пор не знаем.
Это может быть всё что угодно: новый танк, невидимый самолёт, особо мощная бомба или даже некое бактериологическое или химоружие (чего бы уж точно не хотелось).
Ожидание – вот самое тяжёлое испытание. А ожидание в сочетании с неизвестностью – просто невозможное.

Ага! Я слышу громкие голоса бойцов. Значит, наш шпион уже вернулся. Посмотрим, какие вести он нам принёс…

Октябрь 1988 года.


Глава 3. Из блога диггера Димана.

(Автор постарался сохранить речь главного героя преимущественно без изменений, корректируя лишь места, перенасыщенные специфическим сленгом, где простому смертному весьма затруднительно было бы понять, о чём вообще идёт речь. Остальная часть оставлена практически без изменений с сохранением авторской пунктуации).

RECENT ENTRIES        FRIENDS      ARCHIVE     USER INFO      RSS
Блог диггера Димана.
Записки из-под земли.

Необычное происшествие.
                DiggerDiman   
June 2, 2014
Всем хаюшки! Вот бодяга со мной приключилась, девочки и мальчики, жескач ваще! Ща я всё по порядку тут быстренько вам изложу. Постараюсь покороче как-то, ибо и писать лень и терпение ваше испытывать не хочется, но эмоции переполняют, внатуре! Всё что я напишу здесь – в реале было.
Как я рассказывал вам ранее, мы с пацанами нашли заброшенный тоннель метростроя. Ну понятно, что решили слазать туда, посмотреть как и что. Говорят, там в войну ещё бомбарь был, может даже хабар какой найти можно, поживиться чем. Наше предположение подтверждала будка с засевшими там чопперами. До нас никто в этом тоннеле ещё не был, городские диггеры давно на него зарились.
Я как про вылазку обмолвился, все чё-то в отказ пошли – у кого картошка, у кого моркошка, у кого рожает кошка. Ну я почесал репан немного, решил, чё я, один могу в принципе – не пиггер какой-нибудь, есть опыт. И весьма солидный (смотрите предыдущие мои отчёты, а особенно летний за прошлый год).
Полез ночью, еле дождался, пока униформисты зевать начнут. Ну и дёру по тоннелю прямо мимо их поста. Один за мной сиганул – толстый такой кабанище, но бегает, блин, не хуже чем Сашка – спортсмен. В затылок прямо дышит.
Стой, - кричит. – Стрелять буду! Нельзя туда!
Чем ты стрелять-то будешь? Огурцом что ли? Ща только в сторожке сидели, закусывали, а вылетел ты с пустой кобурой. Фиг возьмёшь меня теперь! – подумал я и прибавил ходу.
И зачем, спрашивается, охранять такую рухлядь? Что там такого ценного? Даже не пользуется тоннелем никто. Жалко им что ли?
Чувствую, сдавать толстый начал. Стал запыхиваться. Но расстояние меж нами всё равно сокращалось. Тут до меня ещё полный дестрой кто-то устроил, арматура всякая под нагами валяется, какие-то кабели и рельсы. Спотыкаться я начал, а он меня почти догнал уже. Ну всё думаю, капец! Схватит, приволокёт в чопперятник, а потом станут консилиум созывать – родителей, собак с ментами… То есть ментов с собаками. Чё делать?
Тем времен толстый догнал меня и схватился своей огромной лапой прямо за мой капюшон. Я рванул что было сил, раздался треск и капюшон остался в руках чоппера.
Пнув ему под ноги какую-то попавшуюся кстати железяку, я резко завернул в боковой проход. Передо мной появилось отверстие, наглухо заколоченное досками. Однако, заколотили их, видимо, уже очень давно, поскольку они изрядно позеленели. К доскам криво была прибита ржавая табличка с надписью «Опасно!»
Сзади послышался дикий топот и громогласные крики. Когда я пнул железяку, то попал охраннику в коленную чашечку, так что теперь тот вернулся для отмщения. Выбора у меня не оставалось, не зная, что ждёт меня в заколоченном лазу, я со всей силы врезал по доскам фомичом и сиганул в образовавшееся отверстие.
Последнее, что я запомнил, так это дикий душераздирающий крик чоппера:
Стооооооооооой! Там опасно!

Высота была довольно приличная. Я очнулся посреди огромного тоннеля, пол которого был точно также усеян различными ржавыми деталями, каким-то тряпьём (которое сгнило и теперь ужасно воняло) и обмоткой от проводов. Руки-ноги вроде бы целы. Чоппер исчез. Непонятно только где теперь я и как отсюда выбираться.
Назад наверх уже никак не залезешь, оставалось только идти вперёд и надеяться, что выход где-то рядом.  Я осторожно шёл по узкому коридору, который  всё никак не заканчивался. Становилось довольно темно. Сыро. Споткнулся обо что-то, да так и дрюпнулся. Падение, видимо, сказалось. Блин, думаю, что там за зараза такая – вожу рукой по шершавому полу, нащупал что-то металлическое. Поднёс к глазам, смотрю и глазам не верю. Маузер! Настоящий! Проржавел только насквозь, один корпус и остался. Продать такой вряд ли получится, а вот себе в качестве трофея вполне захавать можно. Сунул я маузер за пояс и дальше двинулся. Тоннель становился всё уже и уже. Не по себе мне как-то стало. Я вдруг понял, что до меня никто тут ещё не был ещё со времён царя Гороха, а точнее со времени использования маузеров. Правильно – какой нормальный чел полезет под табло с надписью «Опасно!»? А у меня и выхода-то не было.
Дальше пришлось свет достать. Ни фига не видать! Назад идти – чопперы подкараулят, вперёд идти без снаряжения тоже опасно – не зря же закрыли проход. Думалка ваще не варила, сделал ещё пару шагов вперёд и… полетел вниз!
Не, полетел не в том смысле как птица, а вниз шибанулся. Далеко вниз. Снова. Упал как кошка – на все четыре конечности, чуть руки не выбил. Коленки тоже бы в хлам разбил, но наколенники от роликов спасли. Правда, размочалились в клочья. Второе падение они выдерживать не намеревались. Как и я, собственно.
Свет куда-то в сторону улетел – только звон битого стекла послышался. Ну дела, думаю. Ни в жизнь никуда больше один не полезу! Правда, может и не придётся. Я ж теперь отсюда не выберусь. Я же не человек-паук какой-нибудь, чтобы по стенам отвесным взбираться. Сижу я в темноте кромешной, башку потираю (после падения шумела сильно) и мысли невесёлые в голову лезут. Про охранников, которые на поверхности, в тепле и пьют себе спокойно чай, про друзей моих диггеров, которые горбатят хребтины на огородах (зато хоть тоже на поверхности). Разозлился я на всех на них не на шутку и полез вперёд на ощупь. Будь что будет, всё не хуже. Заброс этот я теперь до конца жизни помнить буду!
Впереди раколаз. Лезу я по нему, башкой в потолок упираюсь. Изредка КЦ-шки  зажигаю, они единственным источником света остались. Сыро, скользко, со всех сторон затхлостью какой-то веет. Под ногами металлическое что-то звенит, да времени смотреть нет. Поскорее на волю, подальше из этих мест! Так и кажется, что кто-то вслед за тобой по тоннелю пробирается. Даже зубы стучат!
Раколаз постепенно сузился до шкуродёра. Теперь по нему можно было только ползти по - пластунски. У меня дыхание спёрло, пот по лицу проступать начал. Вот как застряну я здесь! Даже не вытащит никто. Но обошлось, кажется, лаз расширяться начал. Я как пробка из бутылки шампанского выскочил и оказался на небольшой абсолютно сухой площадке.
Зажёг КЦ-шку, смотрю, а по сторонам четыре тоннельных отверстия. Ну и куда мне теперь? Стою, словно богатырь на распутье и медленно соображаю.
Вдруг со стороны одного из отверстий раздался непонятный шорох. Я думал, что это штукатурка посыпалась или ржавчина какая. Но я ошибся. В одном из проходов виделось что-то чёрное и мохнатое!
Я опешил от неожиданности. Что это ещё за новости такие? Мною овладели страх и любопытство, причём второе чувство, видимо оказалось сильнее. Я выхватил маузер (как будто тот мог выстрелить или дать мне хоть какую-то малейшую защиту) и ткнул им в эту мохнушку.
Фуф! Кажется обычный мох.
Неожиданно мох зашевелился и стал двигаться в мою сторону!
Я оцепенел. Нужно было бежать, но я стоял как вкопанный и наблюдал как нечто большое и мохнатое возвышается надо мной.
Да и не мох это оказался вовсе, а зверюга огромная, с легковую машину, наверное! На крота похож или на землеройку какую. Трояк по биологии был, не могу сказать. Так и уставилась на меня налитыми кровью красными глазищами.
Вот что бы вы сделали? Заорали бы? Побежали? А я маузер выставил и говорю ему: Двинешься – пристрелю!
Он вроде бы как даже понял. Застыл. Головой даже вертеть начал! Он подслеповатый был, видать на шум среагировал больше. Ну а я дёру, конечно же, сразу! Заскочил в один из ходов и припустил во весь опор! А он как засвистит мне вдогонку! Знаете, прямо как у этого… Как его там… у соловья-разбойника былинного свист. Аж до костей пробрало!
Сколько бежал, я не помню, не знаю. Мне казалось, что целую вечность, хотя минут двадцать должно быть вышло. Я ещё ни один кросс с такой скоростью на физре не сдавал! Под ногами мусор всякий, хлам – дестрой полный. Только уже не рельсы всякие, а бутылки и коробки какие-то. Ребят, я всё понимаю, ну блин, под землёй хоть не сорите! Самим же потом ходить по этому!
Ругая неизвестных мне чуваков, несся я во весь опор в поисках выхода. Всё боялся, что зверюга эта за мной погонится, не оборачивался даже.
Впереди полоска света забрезжила. Я туда сразу же! Смотрю – а дыра вообще на другой конец города выходит! Я со всех ног туда. Выскакиваю на поверхнуть и на миг слепну от ультрафиолета. Светать уже стало. Всю ночь пробродил я по этим тоннелям.
Делать нечего, отдышался, маузер спрятал, пошёл такси ловить до дома. Поймал только через час где-то, на улице вообще ещё ни одного пакса не было. Когда приехал, предков дома уже не было – на работу свалили. Похавал и спать завалился, проснулся уже ток к самому вечеру.
Так что вот такая вот история, девочки и мальчики! Это не фейк, не выдумка, описываю всё так, как в реале было!
Если кто располагает информацией, что это там за зверь такой, пишите сюда. Даже интересно стало. Это природный экземпляр или там под землёй может быть и правда мутантов выращивают? Почему засекретили так строго?
P.S. Буквально вчера тоннель этот полностью закрыли. И чопперов там больше нет. И будки их тоже.

COMMENTS

Светlanka.
Ой, Дима, ты как всегда такой смелый! Жду от тебя новых историй! Я бы ни за что в жизни в мрачный сырой тоннель спускаться бы не стала – боюсь очень! ;

Ира.
Это всё правда??? Жесть!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Как ты там, бедненький, вообще ноги унёс? Ребят, может правда кто-то слышал про этот тоннель? Интересно же!

Геннадьич.
Ты чё тут малой заливаешь?! Я диггер со стажем, каких легенд только не слышал, а ты мне тут о кротах гигантских рассказывать будешь?? Ты соплякам своим байки такие рассказывай, понял! Нет там никаких кротов и слухов даже нет таких. И врать тут нечего. Люди читают!

Smail.
Димана знаю как честного диггера. Это я был на картошке в тот день. Если он сказал, значит правда. Я ему верю. А ты, Геннадьич, разве что динозавров видел ))) Каким и сам являешься! ))))))))))

Digger DaO.
Я тоже слышал легенду такую о гигантском кроте. мне ребята рассказывали. но они сами от кого-то слышали, поэтому значения сразу не придал как-то.

Алёна.
Тоннель правда закрыт. Я там рядом живу) По крота ничего не знаю.

Просто Вася.
Враки всё! Гигантских кротов не бывает!

Приложение 1.

Из разговора охранников тоннеля.
…Город изначально враждебен человеку. Появление городов обусловлено мощным развитием инфраструктуры. Но с их появлением пропасть между городом и деревней стала весьма колоссальной. Города «управляют» деревнями, но при этом «выкачивают» из них средства, необходимые к существованию самого города. Деревенские такому положению вещей рады далеко не всегда. Они прекрасно понимают, что город – артерия страны, но при этом также им становится понятно, что вся тяжесть снабжения этих «артерий» для их благополучной работы ложится на них.
Возьмём жизнь в деревне (да хотя бы даже посёлке) и городе. В деревне воздух свежий, продукты свои, самолично выращенные, безо всяких там ГМО, связь с землёй как-то больше чувствуется. А что город? Тут с городом вообще отдельный разговор!
Во-первых, город – это поле битвы. Здесь собираются наиболее амбициозные люди, которые хотят город «завоевать», а мир улучшить, иногда даже не особо разбираясь при этом в используемых средствах. Здесь больше чувствуется сила денег, их власть. Ты либо находишь где их взять, либо оказываешься на обочине жизни. Но и когда обнаружишь «денежный источник», скорее всего его уже занимает твой сородич. И тебе придётся применить силу или же хитрость, чтобы сородича «устранить» - вы же конкуренты. Места под солнцем ограничены, спешите приобрести незанятые, либо выталкивайте предыдущих.
Во-вторых, город – это скорость. Здесь каждая минута на счету. Нужно быть быстрым везде: на дорогах, в магазинной очереди, быстро шуршать мозгами в душном прокуренном офисе  и т.д. Иначе ты не приспособишься к обстановке и будешь постоянно получать пинка. Особенно чувствуется это в крупных городах.
В-третьих, в городе гораздо больше соблазнов. Деньги, власть, слава – ты постоянно смотришь на всё это и начинаешь понемногу задумываться: а почему я не могу получить всё это, как получили те, кого я постоянно вижу на экранах телевизора или вон в том красивом здании? Все вещи эти сами по себе не плохи. Вопрос в реализации. Но трудно остаться в здравом разуме, когда хоть к чему-то ты прикоснулся из этого списка.
В конце - концов, человек должен развиваться гармонично. В человеке должны сочетаться качества духовные, нравственные, интеллектуальные и физические. С последними как раз возникает проблема. Врачи давно отметили, что движение – жизнь. В городе же человек, скажем, не работает в поле, в огороде, в саду. Он работает умственно. Весь день сидит в офисе перед компьютером, по приходу домой ужинает с телевизором и опять же садится за компьютер. Информации много. Движения мало. Эмоций, которые бы подпитывали - вообще ноль. Отсюда и берутся потом депрессии и психозы. Мужики спиваются или мельчают и становятся слабыми подкаблучниками, потому что им не хватает воли, не хватает размаху, труда и свободы действий. Женщины, наоборот, превращаются в этаких стальных «бизнес – вуман», нет в них больше ни женственности, ни ласки, а глаза загораются лишь при появлении на горизонте очередной новой в этом сезоне норковой шубки или красненького «Феррари». Всё меняется местами, всё неправильно, шиворот – навыворот. Вместо детей – маленькие противные слюнявые собачки, вместо работы на открытом воздухе – посещение замкнутого вонючего тренажёрного зала, вместо прогулки куда-нибудь к природе – поход на выходных в новый паб. Молодёжь стремится из деревни в город, где якобы больше возможностей для самореализации, но город безжалостно сжирает их. Молодые и неокрепшие, они ещё не знают что плохо, что хорошо. Поэтому мы видим так много спивающихся у подъезда молодых ребят, которые полностью сидят у родителей на шее, которые в упор не видят завтрашний день и не хотят нести ни за что ответственность. А им строить будущее страны! Им трудиться ещё на её благо!
Кстати о труде. Люди обленились настолько, что хотят, чтобы всё им доставалось легко и без труда. Некто спросил у старца Паисия Святогорца:
-Геронда, почему люди сегодня так страдают?
-Потому что они избегают труда, - ответил он.- Комфорт — вот что приносит людям болезни и страдания. В нашу эпоху удобства отупили людей. А мягкотелость, изнеженность принесла и множество болезней. Как раньше люди мучались, обмолачивая пшеницу! Какой же это был труд — но ведь и хлебушек — какой же он был тогда сладкий! Разве можно было увидеть где-нибудь брошенный кусок хлеба? Видя упавший кусок хлеба, люди поднимали и целовали его. Те, кто пережил оккупацию, видят лишнюю краюху хлеба и бережно откладывают ее в сторонку. А остальные выбрасывают лишний хлеб — не понимают, какой ценой он достается. Хлеба не ценят — выбрасывают его на помойку целыми кусками. Бог дает людям Свои благословения, но большинство людей не говорит за них даже: “Слава Тебе, Боже.” Сегодня все достается людям легко, без труда.
Вот ещё, к слову о молодёжи: есть у меня знакомая девушка, лет двадцать пять. Работает она два через один. Причём эти два дня с восьми утра до десяти вечера сидит в душном офисе, где все на нервах и работает за компьютером. Приходит она, бедная, на свой единственный выходной день.. и не знает, куда его деть. Не может уже распорядиться временем. Пьёт. Ребёнок вообще сам по себе где-то валакается. У мужа такой же режим. Хорошо, что родители с готовкой и уборкой помогают.
Неправильно. Всё это как-то неправильно. Зарабатывание денег давно уже стало целью, а не средством. Одни порабощают других, чтобы получить больше прибыли. Где это видано? Крепостное право отменили? Точно?
Живут такие люди – пешки и боятся в завтрашний день заглянуть. Какая им политика? Какая им культура? Ими движет страх того, что завтра нечего будет есть, фирма, на которой они работают, лопнет как мыльный пузырь и камнем на шее повиснут ипотека и кредит за машину. Они живут в страхе. Они уже загнаны в эти рамки. И кажется, что выхода нет. Так и происходят всеобщие спады, кризисы и деградации.
Любви стало меньше и совести – вот ещё в чём проблема. Все проблемы, что есть сейчас, были и сто и двести лет назад. Взяточничества не было? Было, да ещё как! Воровства не было? Было! «Яма» Куприна тоже всегда была актуальной. Только совести больше был. Упавших не добивали. Стариков жалели. Церковь чтили. Даже самый последний грешник уважал своих родителей. Так вот.
Ну и продолжим.
Так что такое город? «Каменные джунгли», как ещё называют его. Состоят эти джунгли из небоскрёбов. А что такое небоскрёб? Правильно, большое нагромождение домов друг на друга! Когда-то очень умные люди придумали такую технологию. Наверное, они провели множество экспериментов, прежде чем им удалось такой дом соорудить. Но своего они добились. Место сэкономлено, деньги сэкономлены. А что получили жители небоскрёбов и многоэтажек? Они получили бетонную клетку, этакий скворечник, высоко оторванный от земли. То есть чувства земли нет вообще у человека. Задумывались ли вы над тем, что мы висим в воздухе? Нет? Напрасно! Так оно и есть. Помимо этого, как стоят дома в деревне? Отдельно друг от друга. В многоэтажке же слеплен большой ком из домов, в каждом из которых бурлит своя энергия. И энергия эта смешивается. Где-то радуются, где-то грустят, где-то ещё что-то – вся эта энергетика смешивается и застаивается и неизвестно ещё как сказывается на людях. Тут энергетические потоки перемешаны, а не идут отдельными.
Правильно говорил герой фильма «Брат»: «Хм. Город? Город – страшная сила. А чем больше город - он сильнее. Он засасывает. Только сильный может выкарабкаться»…

Но что ещё хотел сказать в своей столь длинной и сбивчивой, но не лишённой смысла речи толстый лысый охранник, мы так и не узнаем. Тут его сбил с мысли и заставил погнаться за собой уже знакомый нам диггер Диман.

Приложение 2.

Небольшой словарь диггера.
• Абориген — местный житель.
• Болгарин — УШМ.
• Болтун, болтик — болторез (ножницы арматурные).
• Бомбарь, бомб — бомбоубежище.
• ВадМих — Вадим Михайлов.
• Верьё — альпинистская верёвка и прочие принадлежности.
• ВШа, вэшка — Вентиляционная Шахта.
• Герма, гермуха — гермодверь (дверь герметичная).
• Гермофорточка — герметичная дверца вентиляционной системы.
• ГорКал — канализационный коллектор.
• Дачло — датчик, установленный охраной.
• Дестрой — разрушения, наносимые объекту некоторыми диггерами.
• Дозик — дозиметр.
• Заброс — проникновение на исследуемый объект.
• Залаз — незаметный проход на объект в обход сигнализации или недоступного входа.
• Запал — запалом называется обнаружение диггеров на объекте.
• Запал залаза — запалом залаза именуют действие, приводящее к ликвидации повторного проникновения на объект (установка датчиков или камер, заваривание решеток, забутовка проходов, бетонирование стволов шахт).
• Запилиться — удачно проникнуть без дестроя.
• Красная шапка, красная пилотка — дежурная по станции в метрополитене.
• Кабло — кабельный коллектор.
• ЛДЧ — Лагерь дождевого червя (Reganwurmlager), подземная крепость на Укрепрайоне Восточный вал (Ostwall).
• Мо;нтер — рабочий или другой человек, находящийся на объекте по долгу службы.
• Мо;нтерка — рабочая куртка монтера или реже оранжевый жилет.
• Монтеря;тник — бытовка рабочих.
• Негла, Неглинка — река Неглинная.
• Объект — место, представляющее интерес для залаза.
• Протик — противогаз.
• Пруха — маленькое ПротивоРадиационное Укрытие, обычно располагающееся под домом.
• Разводло — разводной ключ
• Ракоход, раколаз, рачник — Узкий лаз, не позволяющий встать в полный рост.
• Свет — фонарик.
• Хабар — имущество или некоторый артефакт, который может быть унесен с объекта. Чаще всего к хабару относятся химзащита, противогазы, АИ-2, оборудование, лабораторная посуда, карты, схемы, сумки, датчики и др.
• Цивилы, паксы, социум — в момент залаза идущие неподалеку обычные люди.
• ЧОП, чоппер — охранник (Частное Охранное Предприятие).
• Шкуродёр, шкурник — узкое отверстие, пролезть через которое можно, лишь сняв с себя все лишнее.
• Элька или Аладдин — костюм химзащиты Л-1. Преимущественно нижняя его часть.
• Фома, фомич — гвоздодер.


Глава 4. Мысли. Продолжение.

Ну соврал диггер Диман, соврал изрядно! Во-первых, я ни за кем не гнался, он сам кинулся улепётывать – только пятки засверкали, а во-вторых, сам себе Диман противоречит – то глаза у меня красные, то подслеповатые и почти незаметные. Как же это так? Определился бы. Ну да ладно.
Подслушал я его чисто случайно, когда он хвастался перед товарищем о своих подземных «подвигах». В этот момент мне захотелось целиком выбраться на поверхность и посмотреть на его реакцию, как он теперь будет храбриться, но поскольку сделать этого я не мог, оставалось лишь беззвучно смеяться.
Ну и пусть себе хвастает. Мы-то с вами знаем правду, ведь так?
Недавно мне пришла в голову весьма странная мысль. И даже не столько странная сама по себе, сколько странно то, что она пришла ко мне в голову. Я подумал: а зачем я нужен? Нет, даже не так: зачем миру нужен гигантский крот? Говорят, что всё закономерно и все случайности не случайны, но почему я такой?
По правде говоря, я же теперь стал изгоем. Сородичи не принимают, люди меня боятся, а я получил сомнительный дар понимания окружающей обстановки. Зачем?
Оказывается, стать носителем интеллекта очень непросто. Раньше мною двигали просто животные инстинкты, я никогда ни о чём не задумывался и просто знал, что надо именно так. Теперь же я вынужден анализировать каждое своё действие, у меня накопилось много вопросов…
 Бедные люди! Как же им тяжело, наверное, держать ответы за свои поступки. Ведь они с самого рождения уже наделены интеллектом.
Кстати, именно в этот день несколько лет назад я и стал таким. Я хорошо запомнил  26 апреля 1986 года . В этот день у людей произошла какая-то страшная авария на производстве и под действием выброса (кажется так люди называли её последствия) я изменился навсегда. Сколько уже прошло лет! Мне даже некому было об этом поведать. Я даже не могу сказать, хорошо, что я стал таким или нет.
Большой размер и интеллект очень удобны, не спорю. Но я одинок.
Очень.
 Хорошо, если забредают сюда вот такие шальные диггеры или рабочие. Они хотя бы немного веселят.
 А так одиноко.
 Сыро.
 Темно.
И скучно.


Глава 5. Свидетельства очевидцев ЧАЭС.

Когда они приблизились к зданию, ветер с реки задул сильнее и теплый день вдруг стал прохладнее. Городской шум, приглушаемый ветром, уже не так докучал им, и они остановились покурить; господин Умэдзаки поставил чемодан, зажег Холмсу сигару, и они сели на упавшую бетонную колонну (удобный обломок среди сорняков и бурьяна). Тени тут было ровно столько, сколько могли дать несколько недавно посаженных деревьев; вокруг было почти пусто и безлюдно, если не считать какой-то пожилой женщины и при ней двух помоложе; все напоминало пустынный берег после урагана. Они смотрели, как в нескольких ярдах от них, у ограды, которой был окружен Атомный купол, женщины встали на колени и смиренно положили по бумажному журавлику к тысячам таких же, лежавших там. Затягиваясь и выпуская сложенными бантиком губами дым, они сидели, завороженные железобетонным строением – символом опустошения возле самого эпицентра взрыва, грозным памятником погибшим. Это было одно из немногих зданий, не целиком обращенных бомбой в оплавленные камни; над развалинами, чернея на фоне неба, изгибался подобный скелету стальной каркас купола, но едва ли не все под ним раздробилось, сгорело и исчезло. Внутри не было перекрытий, поскольку ударная волна смела все в подвал, оставив одни стены.
Но в Холмсе это здание поселило некие чаяния, отчего  – он не вполне понимал. Судя по всему, задумался он, они были связаны с воробьями, рассевшимися по ржавой арматуре, и с клочками синего неба в дырявом куполе, или же – на фоне небывалого разрушения – дерзкая стойкость здания сама по себе сулила надежду. Между тем только что, когда он взглянул на него в первый раз, самая близость купола, знаменующего огромную силу страшной смерти, наполнила его горьким сожалением о том, что современная наука привела человечество в этот ненадежный век атомной алхимии. Ему припомнились слова одного лондонского врача, которого он когда-то допрашивал, – умного, мыслящего человека, отравившего без всякого видимого повода свою жену и троих детей стрихнином и затем поджегшего свой дом. После многократных вопросов о причинах его преступления врач, не желая говорить, наконец написал на листе бумаги три фразы: «На землю со всех сторон давит великая тяжесть. Посему мы должны остановить себя. Мы должны остановиться; иначе земля замрет, перестав вращаться под гнетом того, что мы на нее взвалили». Только сейчас, много лет спустя, он мог увидеть хоть каплю смысла в этом загадочном объяснении, сколь бы неубедительным оно ни было.
– У нас мало времени, – сказал господин Умэдзаки, бросив и затоптав окурок. Взглянул на часы. – Боюсь, что совсем мало. Если мы хотим посмотреть сад и успеть на паром до Миядзимы, нам нужно идти  – разумеется, если мы еще хотим к вечеру заглянуть на воды под Хофу.

Митч Каллин «Пчёлы мистера Холмса».


Я ведь была там, когда произошла авария...
— Ночью?
— Да. Мы строили пятый блок. Его должны были запустить ко Дню энергетика. 26 апреля я работала в ночную. У нас как раз была пересменка. Помню, моя напарница стояла ко мне лицом, а я — лицом к четвертому блоку. Ночь, темно... Вижу — на крыше вроде как огонь. А это уже свечение радиоактивное было. Я только подумала: что там может гореть? Даже напарнице не успела сказать. И тут — хлопок, искры, и гриб повис.
— Вы поняли, что произошла авария?
— Даже в мыслях такого не было. У нас хлопки и раньше были. Там над реакторами много труб было под зонтами по 3,5 тонны веса. Мне раз пришлось такой зонт на оттяжку тянуть. Из этих труб выхлопы бывали часто. Звук такой, вроде ливень пошел. Мы столько раз спрашивали, не опасно ли это? «Нет-нет, это не вредно». А утром встаешь — улицы помыты. Значит, что-то не ладилось? Мы это на своем здоровье ощущали. С пуском первого блока количество онкобольных в городе увеличилось.
И в ту ночь мы ничего не поняли. Побежали к диспетчеру, говорим: «На блоке какой-то пожар». Она позвонила начальнику стройки. Тот приехал и по селектору объявил: «Не покидать рабочие места». Думаю, он и сам толком не знал, что произошло. Какая уже там работа... Больше на пожарных смотрели. До самого утра. Автобусы за нами не приехали, и мы пошли пешком. Обошли блок, поглазели на разваленные стены...
Зоя АНТОНЕЦ в прошлом машинист широкого профиля, строила все блоки ЧАЭС. На стройку приехала из Сибири, где вместе с мужем-водителем работала на строительстве Красноярской ГЭС.

14 апреля 2012 года.

Не кинули.
Сопровождающий ждал в обусловленном заранее месте. Водила с хитрой сладенькой физиономией умудрился проскочить до самой Припяти, подсовывая стражам «зоны» какие-то бумажки, хотя сегодня как-то не очень жаловали журналистов КППшники. Теперь же, получив от меня полагающийся презент в виде приятно хрустящих купюр, он отсалютовал мне и, резко газанув, обдав выхлопными газами, скрылся из вида.
Странное дело. Когда мы проезжали Чернобыль, моему взору представал самый обычный город. Город с жилыми домами. С магазинами. С прогуливающимися людьми. Даже с работающей церковью, в которой велись службы. Жуликоватый водила с бегающими глазками пояснил, что здесь теперь мало фонит, люди благополучно здесь живут и здравствуют, работают, проводят исследования и вообще жизнь здесь кипит. Но как только мы подъехали к Припяти, пейзаж сразу же сменился на диаметрально противоположную картину. Улицы здесь были пустые, дома заброшенные, да и вообще в воздухе висело что-то тягостное и тревожное.
-Здрав буде, мил человек, - поприветствовал меня обещанный провожатый. – Пахомыч. – представился он, протянув мне грязную мозолистую руку. - Тебя как звать мне без надобности – всё равно забуду, много вас тут шатается. Зачем ты, мне тоже не особливо интересно, сказали, что энтот…как его…журналист с телевидения, вот. Деньги-то есть у тебя, мил человек?
Я скептически осмотрел своего «экскурсовода». Седенький плотно сбитый дедок. Обещали опытного человека, знающего всю окрестность, все ходы и выходы на случай чего, а сами… Да из этого горох разве что не сыпется! Н-да уж, не сталкер, это явно.
-Деньги есть, - задумчиво протянул я. – Было бы за что платить. А контора выделила, не поскупилась.
-Да ты не переживай, мил человек, сейчас мы тебе такой экскурсьон устроим, только рот закрывать не забывай, когда по сторонам смотреть будешь! – оживился сразу дед. - Энтот-то водила с Нижнего Тагила покажет тебе то, что и всем – энергоблок недостроенный, тени Чернобыльские, а я тебя тайными тропами вести буду – никто так не проведёт больше.
-И не страшно вам? – я ещё думал, в какой форме обращаться к моему невольному спутнику, на «ты» или на «вы».
-А чего бояться-то? – заговорщически подмигнул старик. - Я уже слишком старый, чтобы бояться, а ты слишком молодой, чтобы отказаться от авантюры. Всё одно, не отговоришь. К тому же, - дедок крякнул. – Последняя вылазка будет у меня сегодня. Двадцатая по счёту. Хватит. Не буду судьбу больше испытывать.
-И не забирали вас ни разу?
-Было один раз, - дед сощурился. – Да сразу отпустили. Сын у меня, понимаешь, в органах работает. А простого смертного сюда иначе бы и не пустили. Или бы пустили, да не ко всему допустили, – присказкой ответил мой провожатый. - Ну, двинули что ли, или так и будем ляса да баляса точить? И ещё, зови меня Пахомычем. Чай не барины какие!
Я молча кивнул и мы двинулись в путь. Марлевая повязка была одета заранее, все необходимые меры предосторожности тоже были приняты. Дед тоже маску натянул. Вообще непростой старик он. Видно, что присматривается ко мне, понимает, что я присматриваюсь к нему. А иначе здесь нельзя, «зона отчуждения» – запретная зона. Всё не совсем легально, не совсем законно. Но начальству нужен репортаж. Шеф, тот ещё скупердяй, даже на средства в этот раз не поскупился. Где хочешь, там и бери – вынь и выложи ему эксклюзивный материал о Чернобыльской катастрофе. Оплачу по высшему классу, говорит. Ну а что, самому что ли охота сюда было тащиться? Фиг его знает, не опасно ли тут ещё, не шкалит?!
-Ну вот, по сторонам если смотришь, то видишь панельные дома, а-ля Back in USSR. Они выглядят совсем как новые, но давно уже заброшены и внутри пришли в негодность, - начал дед свой «экскурсьон». – Захочешь в такой дом попасть, придётся воевать с деревьями. Они тут хозяева теперь – всё заполонили. Даже к подъездам не подойдёшь.
Только тут я заметил огромное количество деревьев, растущих совсем рядом друг с другом. Их ветви переплетались меж собой, создавая причудливые и замысловатые узлы. В этом виделось нечто таинственное и потустороннее. Кое-где деревья даже проросли сквозь асфальт, что уж совсем было чем-то неестественным. Однако, к некоторым домам вполне можно было подобраться.
Первое, что сразу же поразило в Припяти – это громкая тишина.  Да, именно громкая, потому что тишина эта давила на уши, сдавливала мозг, она была неестественной и какой-то жутковатой. Даже привычного щебета птиц не было слышно.
Второе, на что следовало бы обратить внимание – это сам город в целом, его панорама. Город – призрак, город – фантом. Заброшенные дома смотрели ослепшими окнами вслед немногочисленным путникам. Серые, поникшие, эти дома больше никогда не смогут принять жильцов, слово «жизнь» здесь теперь вообще как-то неуместно. Я наконец-то понял, что так угнетало меня здесь. Всё окружающее было мертво. Мёртвые дома, мертвые кусты, мертвые безлиственные деревья. Даже солнце светило сюда как бы с неохотой и некоторым опасением.
От всего этого слегка передёргивало.
Узенькая полоска дороги впереди на удивление неплохо сохранилась, хотя колдобины и кочки были довольно частым явлением. То ли маршрут уже был проторен многочисленными посетителями, то ли само по себе вышло так.
Мы остановились.
-Ну вот мы и пришли, - сказал Пахомыч.
-Куда пришли-то? – я принялся настраивать камеру и оборудование.
-Куда и положено, - Пахомыч вздохнул. – В больницу.
-В смысле в больницу? Зачем в больницу? – не понял я.
-Тебе репортаж нужен? – мой проводник забавно склонил голову на бок. – Ну так здесь и будет тебе отличный репортаж. Лучше не придумаешь!
Больница как больница. Самая обыкновенная. Обшарпалась немного. В иной глубинке именно в таком состоянии её и застанешь. Ещё и очередь в коридоре приличная будет.
Пахомыч подождал, пока я возился с камерой, и мы двинулись к больничному корпусу.
Гнетущая тишина только усиливалась. Несмотря на то, что до больницы оставалось каких-нибудь метров сто, мне показалось вдруг, что добирались мы до неё как минимум вдвое больше по времени. Как-то уж очень болезненно тишина сдавливала и скручивала тугим узлом мозг, к тому же казалось, что ноги вдруг отяжелели и я двигаюсь в густом и вязком вакууме. Во рту появился нехороший привкус железа.
Усиливалось ощущение какой-то непонятной тревоги. Казалось, что чем ближе мы приближаемся к зданию, тем опаснее становится окружающее пространство. Ещё и немного и произойдёт некий воздушный взрыв, который разнесёт всё вокруг. Почему-то вспомнился фрагмент из советского фильма «Сталкер» режиссёра Андрея Тарковского, когда один из главных героев, которого все называли «писатель» решил сократить путь, чего никак нельзя было делать в «зоне» и, попав в какую-то непонятную ловушку, он в панике бежит к своим приятелям, предупреждавшем его. «Писателю» тогда повезло – он выжил.
-Ну как, непривычно? Ничего, это пройдёт сейчас, - проговорил Пахомыч, который вдруг почему-то зарябил и поплыл волнами. Слова как-то особенно и смешно растягивались: «Пройдё-ё-ё-о-о-о-от».
Я пошатнулся и понял, что падаю.

«В Чернобыль сначала бросили всех, — рассказывает корреспондентам Infox.ru Борис Богданов, ныне полковник в отставке, кандидат технических наук. — Только в июне поступил приказ, после которого всех младше тридцати убрали». «Нас не спрашивали, готовы мы, или нет. Родина сказала — и — коммунисты вперед!» — вспоминает Илдус Камалов, бывший начальник связи чернобыльской зоны. «Была ли у нас возможность не участвовать? Мы даже не думали об этом», — говорит Геннадий Галибин, член оперативной группы по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС в 1986 году.

Разрывая пространство, я буквально выскочил из этого вакуума на порог больницы, а затем с таким же усилием рванул в дверной проём. Неожиданно всё сразу же закончилось, причём так же внезапно, как и началось. Дыхание и слух постепенно возвращались ко мне. Я стоял, тяжело дыша и сплёвывая горькую слюну с привкусом чего-то противного и металлического. Тошнота тоже стала проходить.
-Эк же тебя развезло, - пристально осмотрел меня Пахомыч. – И таких ещё в журналисты допускают! Эх, молодёжь пошла! Да у журналиста как у космонавта должно быть здоровье!
Пахомыч поднёс мне к носу кусочек марли, от которого резко чем-то пахнуло, причем случилось это так неожиданно, что откинув голову назад, я больно стукнулся затылком о стену. Посыпалась штукатурка.
-Уй-ю! Ты чего? – прикрикнул я на него.
-Нашатырь, - пробормотал мой провожатый, убирая марлю. – Чего так реагируешь-то?
От нашатыря мне и правда стало ещё немного лучше. Мы двинулись осматривать больничные палаты. Коридоры были грязные и обшарпанные. Стены кое-где уже позеленели, потрескались и дали трещины. Под ногами валялся различный мусор. Прямо посреди коридора кое-где стояли кресла, валялась разная больничная утварь. Пахомыч уверенно шёл впереди, иногда покрякивая и хмыкая. Я молча шёл за ним и всё старательно фиксировал при помощи камеры.
Пахомыч толкнул какую-то дверь. Та противно скрипнула и мы оказались в небольшом герметичном помещении с резким запахом.
-Операционная, - озвучил мой проводник.
Выглядела «операционная» довольно угнетающе. Кругом был такой бардак, что поневоле задаешься вопросом: так всё было или поработали мародёры? На полу валялись ящики, операционные инструменты: различные скальпели там, шприцы. Пустыми глазницами взирали осветительные лампы. Койки пришли в абсолютную негодность. Во многих местах со стен слетел кафель.
-Такие вот дела, - подвёл итог Пахомыч. – Пошли дальше, журналист.

Внешне это была весьма впечатляющая картина. Вот как она выглядела издалека со стороны пруда-охладителя ЧАЭС, на берегу которого отдыхавшие работники ЧАЭС Романцев О.А., и Рудыка А.М. ловили рыбу:
«Я увидел очень хорошо пламя над блоком № 4, которое по форме было похоже на пламя свечи или факел. Оно было очень тёмным, тёмно-фиолетовым, со всеми цветами
радуги. Пламя было на уровне среза трубы блока № 4. Оно вроде как пошло назад и раздался второй хлопок, похожий на лопнувший пузырь гейзера. Секунд через 15 – 20
появился другой факел, который был более узким, чем первый, но в 5-6 раз выше. Пламя также медленно выросло, а потом исчезло, как в первый раз. Звук был похож на
выстрел из пушки. Гулкий и резкий. Мы поехали».

Дальше мы шли такими же грязными коридорами, время от времени заглядывали в палаты. Везде оказывалась такая же разруха, везде был такой же бардак. Скелеты от кроватей, обшарпанные стены, упавший кафель – всё приводило в удручающее состояние. В одной из палат прямо на полуизломанном стуле сидела оставленная кем-то кукла, каких ещё делали в Советском Союзе. На кукле были пыльные непонятного уже цвета выгоревшие обрывки платья. Волосы на её голове также покрылись слоем пыли и хорошенько спутались. Но больше всего поразили её глаза. Стеклянные неподвижные, они смотрели прямо на меня и будто бы молили о чём-то.
-Ну ты чего встал-то? – Пахомыч сердито толкнул меня. - Время не ждёт! – он показал на часы.
Я наконец-то сумел оторвать взгляд от куклы и отправился вслед за моим проводником. Зашли ещё в несколько палат, в перевязочную. Всё это я тщательно заснял.

Когда мы вышли на улицу, солнышко уже палило вовсю. Не было больше ощущения вязкости и чего-то давящего. Правда, после посещения больницы остался не самый приятный осадок.
-Теперь на аттракционы? – подмигнул мне Пахомыч. – Вишь и погодка-то как разошлась! А то утром совсем пасмурняк был.
Некоторое время мы шли молча, затем Пахомыч вдруг снова заговорил:
-Представляешь, сколько народу просто так вдруг сорвалось и уехало? Им-то говорили, что только на время. Пришла милиция, так и так говорят, авария небольшая тут у вас приключилась, полчаса вам на сборы, потом все в автобус грузитесь. Погрузились. Автобусов много было, милиция слаженно работала – даже нервяка никакого не было. На верху, конечно, было всё известно, но людям ничего говорить не стали. И никто, представляешь, никто из них не думал, что сюда они больше не вернутся!
Весь это монолог Пахомыча я тоже заснял на камеру.
-И что же потом?
-А что потом? В Киев их расселили, а Припять потом отмывали долго. Ликвидаторы приезжали, за каждый метр боролись. В любую погоду. Водой поливали на стены, чтобы всю пыль радиоактивную сбить.
-А из-за чего катастрофа-то случилась?
И тут я понял свою главную ошибку. Отправляясь сюда, я должен был хотя бы немного справиться об истории аварии, о состоянии города и последствиях катастрофы. Но мои знания ограничивались лишь школьным учебником, я знал, что была такая история в 1986 году 26 апреля, и было мне этого достаточно.
Пахомыч хоть и покривился, но принялся рассказывать.
-Да кто ж теперь его разберёт-то. Ошибка в том была, что молчали об этом, молчали долго. Как ребёнок, нашкодит, а потом скроет всё от родителей. Знает, что лупить потом будут. А тут молчать нельзя никак было – масштаб не тот! Вот и скрывали друг от дружки! Михал Сергеичу докладывали, что пожар там, а не взрыв, когда схватились, что взрыв, от Европы скрывать начали. Французы чухнулись. Радиационный фонд замерили, а он шкалит у них. Они и начали шуметь, мол утечка где-то. Штаты подключились. Сделали снимок со спутника, а там наш четвёртый энергоблок с дыркой! Вот и доскрывались. И теперь наш мирный атом вся Европа кроет матом!
Тут Пахомыч усмехнулся.
Друг на друга валить потом стали. Там ведь задача какая была: из военного объекта сделать объект, направленный на мирные цели. Энергетику, блин, развивали, понимаешь! Передали из одного ведомства в другое. Простому человеку факт этот ничего не скажет, а вот с точки зрения академика Александрова, который при Хрущёве эту затею и придумал, попал объект теперь в руки людей некомпетентных. Директором станции стал Виктор Брюханов, его за глаза «завхозом» называли ещё. Ну вот, якобы и распустил он работников. На грудь те принимали. Испытание пройдёт – обмыть нужно. Ещё одно пройдёт – так подарок судьбы!
Решили проверить, сможет ли самоохладиться реактор после аварии. Причём проверка не с пустого места, а плановая – год назад на третьем энергоблоке та же история была. Только третий энергоблок прошёл испытания, а четвёртый вот бабахнул. Так вот, говорят, что и тогда на грудь приняли. Да и торопились – три свадьбы было в тот день. Быстрее завершишь – быстрее гулять пойдёшь. Не успел диспетчер среагировать вовремя, когда процесс из-под контроля стал выходить и… всё. Поздно нажали кнопку аварийной защиты. Одна кнопка, всего одна лишь кнопка, - Пахомыч вплотную прильнул к камере,- а видишь, сколько бед!
-Вот и валили они друг на друга, кто виноват – персонал или конструкция. А реактор этот академики про себя «самоваром» называли. И идея о создании самовара им после шутки Райкина про балерину пришла. Вот, - говорит, - крутится балерина, а если к ней агрегат подключить, ток начнёт давать! Вот тебе и идея. А над руководителем суд потом был.
Помолчали.
-А потом пошло, - Пахомыч вздохнул. – Началась катавасия. В мире, представляешь, в мире подобных аварий не было! Вообще не знали что делать. Сначала сами пытались, потом и мировых учёных приглашали. Спонсировали нас из-за рубежа. Долг отдавать нужно было. Ещё удар по экономике. Ещё одна предпосылка, считай, развала союза.
Сначала песком дыру в энергоблоке стали засыпать. Вертолёты подлетали. По несколько вылетов в день. Потом тоннель стали прокапывать под реактором, чтобы туда воды для охлаждения залить. А потом саркофаг придумали. Прежде чем одевать его, строить, нужно было от радиоактивных стержней крышу очистить. А там от графитового стержня как раз смертельную дозу получить можно было. И представляешь, сконструировали роботов специальных! Роботы эти ездили, стержни с крыши скидывали. Людей берегли. Только не долго. Радиация там настолько шкалила, что и роботы все из строя повыходили! Сломались. Так и пришлось туда людей засылать. Одевали специальные костюмы, брали лопаты в руки и вперёд. Чтобы смертельную дозу не получить скидывали пару раз, затем спускались. Следующая смена шла. Представляешь, там такая площадь, а они по две лопаты! А иначе никак! Ну и саркофаг потом установили. Только прохудился он уже порядком. И стены тончают. Борьба за Чернобыль продолжается.

Как проводилась эвакуация из 10-ти и 30-ти километровой зоны вокруг Чернобыльской АЭС, а также из городов Припять и Чернобыль.

    Официальное решение об эвакуации города Припять правительственная комиссия приняла 27 апреля в 17 часов дня. Однако некоторые пожилые люди не пожелали уезжать с насиженного места и начали прятаться от милиции. Сотрудники милиции обнаружили их лишь через несколько дней, когда занимались подключением опустевших домов к охранной сигнализации. Прятавшихся было около 20-ти человек, и все они были немедленно посажены в автобус и вывезены.
    Радиационная обстановка продолжала ухудшаться, так как из разрушенного реактора продолжал подниматься в небо столб радиоактивных частиц и разносился ветром по округе. Поэтому правительственная комиссия приняла решение эвакуировать всех людей из 10-ти километровой зоны вокруг Чернобыльской АЭС, а затем и из 30-ти километровой зоны.
    10-ти километровую зону начали очищать от людей 2 мая в 18 часов и закончили эту операцию к 19 часам 3 мая. Всего за 25 часов из зоны было вывезено 100 тысяч человек.
    Из 30-ти километровой зоны эвакуация началась 4 мая, и эта территория уже охватывала и территорию Белоруссии, и территорию Украины. Проводилась эта операция поэтапно. В Киевской области вывоз людей из Чернобыля и других населенных пунктов начался также 4 мая, для чего было приготовлено 1167 грузовых автомобилей и автобусов. Кроме людей из зараженной зоны вокруг Чернобыльской АЭС нужно было вывозить большое количество скота, для чего было подготовлено 1486 специальных автомобилей. Для того, чтобы эвакуация из зоны ЧАЭС происходила непрерывно и без задержек, на границах зоны были организованы пункты санитарной обработки населения, дезактивации транспорта, а также мобильные автозаправочные станции.     Город Чернобыль был самым крупным населенным пунктом, из которого вывозилось население, и для этого нужно было собрать всех людей с достаточно тесных улиц, на которых находилась большая часть частных и государственных домов. Пришлось проводить эвакуацию со сборных пунктов, и это удалось сделать спокойно, организованно и быстро. Все течение одного дня из Чернобыля были вывезены все люди и расселены на новых местах.
    Из 50-ти населенных пунктов Гомельской области 4 и 5 мая были вывезены все люди, а вместе с ними на специальном транспорте тысячи свиней, лошадей, овец и голов крупного рогатого скота. Территория вокруг Чернобыльской АЭС, г. Припять и г. Чернобыль продолжали пустеть.
    Когда стало ясно, что возвращение в покинутые дома состоится не скоро, если вообще состоится, встал вопрос об оставленном в домах имуществе, так как во время эвакуации людям было разрешено взять с собой только самые необходимые вещи. Поэтому 25 июля 1986 года эвакуированным их зоны Чернобыльской АЭС было разрешено забрать из оставленных квартир и домов личные вещи, которые сразу проверялись дозиметрической службой на предмет наличия высокого уровня радиоактивного загрязнения. По состоянию на 1 ноября более 20 тысяч семей уже вывезли свое имущество из города Припять, 4 тысячи – из города Чернобыль, и еще почти 8 тысяч – из Чернобыльского района. Государственные ценности, находившиеся в опасной зоне вокруг ЧАЭС, также немедленно вывозились из 30-ти километровой зоны.
    Всего из зоны Чернобыльской АЭС, охватившей территорию Украины, Белоруссии и Брянскую область России, было вывезено 116 тыс. человек, что коренным образом изменило жизнь этих людей, но позволило им избежать серьезного радиоактивного облучения.

Ссылка на источник: http://bluesbag6.narod.ru/index33.html


По огромному колесу обозрения, показавшемуся из-за деревьев, я понял, что мы почти пришли.
-Вот и парк, - Пахомыч показал рукой в сторону колеса. – Пройдём мы его быстро, дело у меня ещё одно есть. Так что сразу снимай, на ходу.
Огромное колесо порядком проржавело и смотрелось довольно уныло на фоне такого яркого летнего солнышка. Вряд ли теперь кто-нибудь когда-нибудь на нём прокатится. Рядом с ним стояла пустующая будка контролёра.
Прошли мимо детской карусели, находившейся в таком же жалком состоянии. Когда пошли к машинкам, Пахомыч присел на корточки и опустил голову.
-Ты это, снимай пока тут, - пробурчал он.
-Что-то случилось? – спросил я.
Только этого сейчас здесь не хватало! Я даже не знаю, куда здесь за скорой помощью обращаться!
-Нет, всё нормально. Потом объясню, - Пахомыч взял меня за рукав. – Иди.
Ну, потом, так потом. Странный он какой-то. То торопит, то вдруг останавливается, а то и вовсе заявляет, что дело у него тут неоконченное есть.
Парк представлял собой тоже весьма удручающее зрелище и впечатлял не меньше больницы. Колесо было в точности как в компьютерной игре. Да и прочая обстановка тоже.
Я отснял валявшиеся на боку ржавые машинки, снял облезлые карусели, покрытые густым зелёным мхом дорожки и присел рядом с «хозяином зоны», как я уже успел окрестить моего провожатого.
-Ну, двинем, - мой прводник тихонько привстал, - Заедем сейчас в одн деревеньку, а там я тебя на трассу вывезу. Архаровец твой будет ждать тебя там. Я позвонил ему уже.
Когда успел? Видимо, пока я отходил, чтобы получше рассмотреть парк. Да и на чём поедем? Я испуганно посматривал на деда, а не тронулся ли тот разумом? Но нет, как только мы вышли с центральной площади, где и были аттракционы, как перед нашим взором предстала серебристая «девятка». Машина, видимо, была заготовлена заранее.
-Мы ненадолго, - Пахомыч кивнул мне и сел в машину.
Мне оставалось лишь последовать за ним. Что бы это всё значило? В голове роились самые разные мысли…

Юрий Юрьевич Бадаев. Работал в ту ночь на
информационно-вычислительном комплексе "СКАЛА".

Все происходило очень просто. Был взрыв, я был на смене в 40
метрах от реактора. Мы знали, что идут испытания. Испытания шли по заранее
подготовленной программе, мы эту программу отслеживали. Вычислительная
машина наша регистрирует все программные отклонения и записывает их на
специальную ленту. Отслеживался режим работы реактора. Все было нормально.
И прошел такой сигнал, который говорил о том, что старший инженер
управления реактором нажал кнопку на полное погашение реактора.

Буквально через 15 секунд - резкий толчок, и еще через несколько
секунд - толчок более мощный. Гаснет свет, и отключается наша машина. Через
несколько минут подали какое-то аварийное питание, и с этого момента мы
начали спасать оборудование, потому что наша информация нужна всем. Более
того - это самое важное, это диагностика развития аварии. Как только подали
питание, мы стали бороться за выживание машины.

Сразу после взрыва мы абсолютно ничего не почувствовали. Дело в
том, что нашей ЭВМ создаются тепличные условия, поддерживается температура
22-25 градусов, постоянно работает нагнетающая вентиляция. Нам удалось
запустить машину, удалось прикрыть "шкафы" (то есть ЭВМ. - Ю. Щ.) от воды,
которая в это время стала литься с потолка. Машина работала, диагностика
шла. Что она регистрировала - трудно было понять. Только тогда мы подумали:
что же все-таки произошло? Надо выйти посмотреть. И вот когда мы открыли
нашу дверь, мы ничего не увидели, кроме пара, пыли и прочего, прочего... Но
в это время отключились "шкафы", контролирующие реактор. Ну, это святая
святых, мы должны все сделать, чтобы контроль был. И я должен был подняться
на 27-ю отметку, где находятся "шкафы". Отметка - это вроде бы этаж. Я
бросился по обычному пути, но попасть на отметку уже нельзя было. Лифт был
смят, раздавлен, а на лестнице валялись железобетонные блоки, баки
какие-то, а главное - там не было освещения. По-прежнему мы не знали ни
масштабов аварии, ничего. Я все-таки хотел туда попасть и даже сбегал за
фонарем. Но когда с фонариком я прибежал вторично, понял, что не
пробьюсь... Вода лилась с девятого этажа, хорошо лилась. Мы снимали
запасные щиты и прикрывали наши ЭВМ, чтобы предохранить, чтоб работала
"СКАЛА".

Мне вдруг подумалось, насколько же слаб и насколько могуч человек. И даже не сам человек, а то, что он может взять в руки. Этот взорвавшийся реактор может служить предупреждением для всего человечества. Если бы огонь дошёл до пятого энергоблока, насколько бы более мощным был тогда взрыв, насколько бы больше было пострадавших, а быть может, создалась бы угроза всепланетного масштаба. Атомная энергия в руках человека – это очень опасная вещь. Да и не только она. Одно неверное движение и всё – никого больше нет! Люди вырастают, а вместе с тем растут и улучшаются игрушки. Это всё равно, что дать маленькому ребёнку нож. Только, если тот поранится, то пострадает сам, а в этом случае расхлёбывать пришлось бы всем. Люди-люди, что вы делаете? Уберите оружие, уничтожьте ракеты, почему вам никогда не живётся мирно? Ведь ни один природный ресурс, ни одна территория не стоят не то что сотен или десятка, даже одной человеческой жизни!

Внезапно Пахомыч прервал мои невесёлые мысли, остановившись перед одним из полуразрушившихся домиков. Мы оказались в одной из небольших деревенек, где, как мне уже рассказал Пахомыч, живут так называемые «самосёлы». После взрыва Припять эвакуировали, Чернобыль уцелел, а жители окрестных деревенек стали возвращаться на свои места. Как правило, люди старые, в радиацию не верящие, да и не собиравшиеся оставлять своё хозяйство. И так сейчас в этих краях одни мародёры. Беглые преступники скрываются в этих местах, животных много расплодилось, волков, в частности. С Гомельской области соседи вообще разбирают Припять по кирпичику. «Зона кормит», - говорят. Опасно было бы хозяйство оставить.
Так вот и возвращались люди, селились, разводили огороды, в общем, жили привычной жизнью. Многие сейчас стали «звёздами» - их и иностранные туристы опрашивают по приезду, и наши журналисты. А они, знай себе урожаем хвастают, да долгими жизненными годами. Мол, живём и ничего!
-Это и был мой дом, - Пахомыч вышел из машины, подошёл и с каким-то отрешённым видом уставился на жалкие развалины. А затем всхлипнул. – Всё детство здесь.
Я убрал камеру. Хотелось, конечно же заснять такой материал, но возобладало элементарное человеческое чувство. Нельзя из чужого горя делать шоу.
-Я всё это время мог сюда зайти, а не решался, понимаешь? Не мог. Девятнадцать раз сюда ходил, а не мог! Сердце обливалось кровью!
 Я взял Пахомыча за руку, не зная абсолютно, что ему сказать и что нужно сделать в такой ситуации. Явно, что у человека было горе. Но теперь всё равно уже ничего не вернёшь…
По лицу старика градом текли слёзы.
-Слушай, подожди меня, а? Я только ради этого сюда и пришёл. В последний раз, понимаешь? - мой экскурсовод схватил меня за рукав и начал трясти, что было силы. – Если сейчас не найду, то потом совсем уже... Помоги калитку отпереть. Дверь рассохлась вся.
Я абсолютно не понимал ничего из этой несвязной речи. Ради чего дед сюда пришёл? Что найти? Но безумные жалобливые глаза Пахомыча сделали своё дело, и я послушно, сам не понимая почему, согласно закивал головой.
-Вот и хорошо, вот и славно. Вот и хорошо, вот и славно, - принялся бурчать себе под нос старик. Мне показалось, что у него просто съехала крыша. Помутился рассудок от всего этого, да и не мудрено! Ого-го тут психика какая нужна, чтобы пережить такое. Только как вот теперь выбираться отсюда, да ещё и с сумасшедшим дедушкой, я не мог представить себе.
-Держи, сынок, - Пахомыч протянул мне невесть откуда взявшийся ломик. – Сейчас мы её!
Надо сказать, что высоченный забор был сделан на славу. Обливаясь потом, я изо всей силы орудовал ломиком, а Пахомыч толкал дверь. Мне казалось, что сейчас нас кто-нибудь заметит за этим занятием и просто вышвырнут из «зоны» за мародёрство. Или того хуже…
- Дава-а-а-й! – кряхтел дед.
Я приподнимал дверь молча.
Когда мы вытащили наружу и перевернули её, сзади оказался проржавевший почтовый ящик.
-Ну вот и всё, - Пахомыч вытер со лба проступивший пот. – Спасибо тебе, мил человек! Век не забуду!
-Да не на чем, - растеряно сплюнул я. - Только вот пыль-то как?
-Ну ты же не глотал её?
-Вроде нет.
-Ну и хорошо тогда. Нормально все будет.
Пахомыч открыл ящик и принялся там что-то искать. Я не торопясь осматривался. Снимать тут особо нечего, разве что на выезде из деревни.
Тем временем дед, видимо, обнаружил то, что он так старательно искал. Предметом поиска оказался небольшой белый конверт. Пахомыч непослушными пальцами распахнул его, вынул содержимое и улыбнулся, но как-то горько. А потом зарыдал. Прямо как маленький. Конечно же, я не смог удержаться, чтобы не посмотреть из-за чего же оказался весь этот сыр-бор.
Пахомыч держал в руках фотокарточку. На ней была изображена невероятно красивая женщина, лет тридцати. Она улыбалась, в руках держала букетик из молодых ромашек.
-Кто это? – осторожно спросил я.
-Это она, - вздохнул тяжело дед. – Нина.
-А кто она? Где сейчас? – я с любопытством рассматривал фотокарточку, которая почти не выгорела, находясь в надёжном, защищённом от попадания солнечных лучей месте.
-Женщина, которую я любил всю жизнь. Прямо перед самой катастрофой мы сильно поругались, - Пахомыч тупо немигаючи уставился перед собой. – Не помню даже из-за чего уже. Она мне в знак примирения эту фотографию и записку бросила в почтовый ящик. А я молодой был, гордый, даже вынимать не стал… А тут взрыв на ЧАЭС, эвакуация… Мы так с ней больше и не встретились. Я пытался как-то разыскать её, кого только не подключал, в Москве искали, в Киеве, а найти никак не удалось. Вот так вот и бывает в жизни, - Пахомыч уставился на меня. – Ты молодой, учись вот на ошибках старика. Вот так вот выходишь из дома и не знаешь…
Он помолчал.
-Я найду её, - тихо ответил я. – Я журналист, у меня много знакомых повсюду. Я найду её, если она… Если она…
Я не смог произнести это. Да и Пахомыч всё прекрасно понял. Кивнул. Мы осторожно пристали сорванную с петель дверь на место.
 К трассе мы оба шли молча.
На какое-то мгновение мне даже показалось, что эта грустная история любви перешибает всё ощущение от Чернобыльской катастрофы. Фильм снимать можно! Но я поймал себя на мысли, что мнение это ошибочно. На самом деле таких историй было множество, да и не только таких – вот они все и составляют «Чернобыльскую катастрофу». Катастрофа была не во взрыве. Катастрофа заключалась в том, что произошло после взрыва. Как потом распорядилась судьба  человеческими судьбами.
А ещё я подумал о том, сколько бед и несчастий приносят людям подобного рода катастрофы и войны.
Пахомыч нёс конверт с собой.
-Не опасно? – поинтересовался я.
-Сердцу не опасно точно, - отозвался Пахомыч. – А остальное меня уже не волнует. И так старик. Терять нечего.
Блестючая серая Волга уже вовсю сигналила нам. Хитромордый водила махал мне рукой – торопил, ведь в Чернобыль ещё успеть нужно.
-За тобой, как за особо важным чиновником – срок в срок прямо, - пошутил Пахомыч. – Вот и пришла нам пора расстаться. Повезут тебя в Чернобыль ещё. Посмотришь там на энергоблок, на «рыжий лес», на «кладбище техники». Сома Борьку покормить не забудь! Плавает там в охладительном канале, зараза!
Я хотел что-то спросить, но он прервал.
-Ну, будь здоров, - Пахомыч по-отечески вдруг обнял меня. – Хороший ты человек, но… Паршивая у тебя, парень, работёнка! Горя человеческого много видишь. Ну да ничего, свыкнешься. Ты с горем человеческим, главное, не свыкайся. Черствеешь так быстро. Нельзя черстветь. И в жизнь окунайся. С головой, тебе говорю, окунайся! Хорошая штука – жизнь.
Я тоже обнял его.
-Я постараюсь её найти! Спасибо вам за всё!
Дед лишь махнул рукой. Водила, паразит, снова принялся сигналить.
Я кивнул Пахомычу и пошёл к машине.
-Торопимся. Время, - жуликоватый показал на часы. Он чему-то слащаво улыбался, но про наше с Пахомычем расставание не спросил ни слова. Тем лучше.
Я достал мобильник и набрал номер шефа.
-Шеф, это я. Материал в Припяти отснял, в Чернобыль сейчас еду. Что? Да нет. Спасибо! Да, помочь можете. Нужно женщину найти. Зовут Ниной. Эвакуировалась из Чернобыля, а дальше следы теряются. Есть фотография фотографии, правда которой двадцать с гаком. Зачем? Нужно очень. Одному хорошему человеку нужно помочь. Да, привезу. Всё, спасибо, шеф!
Водитель хмыкнул.
В голове перемешались все сегодняшние события. В висках сильно стучало, и я слегка сдавил их. Нет, в чернобыле пробуду недолго. Туда и обратно. Хватит на сегодня! Насмотрелся уже!
Я закрыл глаза и откинулся на сиденье. По всему телу навалилась приятная усталость. А перед глазами почему-то стояла всё та же кукла, сидящая совершенно одна в пустой больничной палате и пытающаяся о чём-то предупредить своими тусклыми стеклянными глазами.

P.S.: Нину удалось найти лишь через месяц. Не в Москве и не в Киеве, а в северной столице, городе Санкт – Петербурге. Замужем всё это время она так и не была. Сначала работала в музее, а потом рисовала картины. Узнав о том, кто её ищет, очень обрадовалась. На момент встречи им обоим было по шестьдесят восемь лет.


Часть 2.

Глава 6. Сказка дядюшки Сталина.

Красная звезда на зелёной тоске,
Чёрная беда на волоске,
Красная беда на холодной груди,
Чёрная звезда горит впереди.
(ДДТ «Звезда»).

Иосиф Виссарионович осторожно приоткрыл дверь и вошёл в маленькую уютную комнатку с довольно низким потолком. Ему даже пришлось немного пригнуться. На детской кроватке спал его сын Василий. Мальчик простыл и теперь лежал, весь завернутый в одеяло, да ещё и одетый в тёплый отцовский свитер.
Иосиф Виссарионович тяжело вздохнул. Участвуя в политической борьбе за первенство в партии, он совсем мало уделял внимания сыну и это тяжёлым камнем давило его сердце. Чем выше цель, тем к большим жертвам она приводит…
Мальчик открыл глаза. Увидев отца, он сразу же заулыбался, потянулся к нему и зашёлся в сиплом кашле. Сталин покачал головой.
-Здравствуй, Вася. Я принёс тебе чай с малиновым вареньем. Ты ведь любишь малиновое варенье?
Мальчик кивнул.
-Пей чай. Так ты быстрее поправишься, - будущий вождь народов улыбнулся и бережно поправил сползший на пол краешек одеяла. – А я пока расскажу тебе сказку.
Но сказки Иосифу Виссарионовичу на ум никак приходить не хотели. В голове вертелись какие-то партийные задания, отчёты – в общем, всё то, что здесь и сейчас никак не было нужно. Тогда в голову вождю пришла замечательная и очень простая мысль – он сам придумает сказку! Только про что? Не про партийную же борьбу за власть… Тут подумать нужно.
-Были раньше такие времена, Василий, когда все люди были счастливы. Все-все, абсолютно. Представляешь, не было тогда ни богатых, ни бедных; ни больных, ни здоровых, не было ни кулаков, ни буржуев. Они не знали что такое война, что такое предательство и ложь. Жили себе люди в таком вот благоденствии, но потом сделали что-то не так. Прогневали небо чем-то. Кто его теперь знает, - Сталин задумался. – Да только вот счастье вдруг взяло и упорхнуло, словно птица. Люди погоревали тогда, погоревали, да и поняли – делать нечего, нужно за счастьем в путь-дорогу собираться. Только куда идти? Пришли люди к мудрецам и стали спрашивать, где им счастье искать теперь. Мудрецы были старые, много чего в жизни повидали, много чего слышали, должны знать, где теперь счастье, как вернуть его. Почесали-почесали бороды мудрецы да и говорят: далеко-далеко счастье теперь, за лесами, за горами, за полянами да за долинами, в Тридевятом царстве, в Тридесятом государстве. Ступайте, там счастье и найдёте. Только учтите, что опасностей будет много на пути вашем, не все туда дойдут, не все из вас счастье увидят. А улетело оно от вас, потому что грешили вы много. Кто до счастья дойдёт, забудь про грех!
Поблагодарили люди мудрецов и отправились в путь-дорогу. А мудрецы людям ещё и клубок волшебный дали, который к счастью должен их привести. Клубок катится, люди за ним идут. Клубок катится, а люди за ним.
Вася отхлебнул чай и во все глаза уставился на отца. Он редко рассказывал сказки. А эту он вообще не разу ещё не слышал.
-Много дней и ночей так они шли, - продолжил Иосиф Виссарионович, заметив Васин взгляд, - Прошли люди через лес густой, зверей диких там видимо-невидимо -  нету счастья. Прошли они через горы, птиц огромных там видимо-невидимо – нету счастья. Полянами прошли, цветов там видимо-невидимо – нету счастья до сих пор. Устали люди. Многие состарились уже. Кто-то совсем не дошёл. Как отдохнули – полянами пошли. Как только прошли поляны, так счастье им и открылось.
Вася с нетерпением ждал продолжения. Даже ложечку серебряную забыл изо рта вынуть.
- Открыться-то открылось, да далеко оно только. Далеко-далеко, высоко-высоко. Не дойдут люди, разве что дети их. А может и внуки вовсе.
Опечалились тогда люди. Но делать нечего, назад не повернешь, а счастье всё равно хоть приблизить надо. Пошли снова люди. Идут и смотрят на счастье, не стало ли ближе. Да только далёко уж оно слишком, сразу и не разберёшь.
И видилось людям, будто счастье в виде Орла, что о Двух Головах. Боялись люди, а шли. Как поближе подошли, так стало им казаться, что это не орёл вовсе, а звезда. Красная. Пошли они к Красной Звезде этой. Идут люди к счастью – сдаваться не хотят. Мало уже осталось из тех, кто мудрецов спрашивал о счастье. Всё больше дети их и внуки. Проторили им старики дорогу ценой своих жизней.  Новые люди идут. Сильные, отважные. Отступать от счастья не намерены, хоть и далеко оно. Кто ж знает, может дойдут уже скоро?
Иосиф Виссарионович замолчал. Очень уж  какой-то практичной и прагматичной  его  сказка получилась. Нескладной. Зато правдивой.
-Понимаешь, Вася, - повернулся он к мальчику. – Мы с тобой тоже эти люди. От нас с тобой зависеть будет, будут люди в СССР счастливы или нет, дойдём ли мы с тобой до этой Красной Звезды. Но чтобы до неё дойти, нужно иметь много силы, решительности и мужества. Врагов не бояться – как внешних, так и внутренних. С позиции силы говорить! Запомни, Вася, если ты сильный, значит, тебя будут бояться. Если тебя будут бояться, значит, будут и уважать. Поэтому, говорить со всеми нужно именно с позиции силы, чтобы тебя боялись и уважали. И никогда не показывай свою слабость, иначе враги внутренние воспользуются. Но ничего, мы с товарищами постараемся, чтобы к тому времени как ты вырастешь, таких врагов не было, а счастье чтобы намного стало ближе. Договорились, Василий?
Вася вяло кивнул. Глаза его слезились от болезни.
-Вот и ты, когда вырастешь, станешь сильным, уверенным и поведёшь народ к Красной Звезде. К всеобщему счастью. Слышишь?
Но мальчик уже не слышал. Он сладко посапывал, полностью укрывшись одеялом.
-Однажды ты станешь таким, - Сталин осторожно взял стакан с недопитым чаем и, пятясь назад, бережно прикрыл тяжёлую дверь, которая на удивление даже не скрипнула.

А Васе снилась огромная пульсирующая Красная Звезда. Она была столь великолепной, что очень хотелось её снять и потрогать. И мальчик тянулся к ней, тянулся изо всей силы, а звезда всё никак не приближалась, дразня своим красным манящим пульсированием.

Сентябрь 1927 года.


Глава 7. Мысли. Продолжение продолжения.

Это опять я.  Ещё не устали? Не надоел я вам? Точно? Тогда поделюсь ещё кое-какими мыслями и соображениями с вами.
Недавно, прокладывая себе очередной маршрут к поверхности, я оказался прямо под детской библиотекой. Поскольку слух мой после произошедших со мной изменений, обострился и улучшился, то я имел возможность всё превосходно слышать. Я слышал, как библиотекарь рассказывала детям о романе Льва Толстого «Война и мир», слышал, как безрезультатно она пыталась привлечь их внимание, но те лишь зевали и тихо переговаривались между собой. Для детей тема не представляла интереса. Когда же я услышал, о чём идёт речь, то стал вслушиваться гораздо сильнее. Вот что рассказывала библиотекарь:
- В романе-эпопее «Война и мир» Льва Николаевича Толстого особенно занимал вопрос о движущих силах истории. Писатель считал, что даже выдающимся личностям не дано решающим образом влиять на ход и исход исторических событий. Он утверждал: «Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, — то уничтожится возможность жизни». По Толстому, ход истории управляется высшим сверхразумным основанием — Божьим промыслом. В финале романа исторические законы сравниваются с коперниковской системой в астрономии: «Как для астрономии трудность признания движения земли состояла в том, чтобы отказаться от непосредственного чувства неподвижности земли и такого же чувства движения планет, так и для истории трудность признания подчиненности личности законам пространства, времени и причин состоит в том, чтобы отказаться от непосредственного чувства независимости своей личности. Но как в астрономии новое воззрение говорило: «правда, мы не чувствуем движения земли, но, допустив ее неподвижность, мы приходим к бессмыслице; допустив же движение, которого мы не чувствуем, мы приходим к законам», так и в истории новое воззрение говорит: «правда, мы не чувствуем нашей зависимости, но, допустив нашу свободу, мы приходим к бессмыслице; допустив же свою зависимость от внешнего мира, времени и причин, приходим к законам».
    В первом случае, надо было отказаться от сознания неподвижности в пространстве и признать неощущаемое нами движение; в настоящем случае точно так же необходимо отказаться от сознаваемой свободы и признать неощущаемую нами зависимость».
    Свобода человека, по Толстому, состоит только в том, чтобы осознать такую зависимость и постараться угадать предначертанное, чтобы в максимальной мере следовать ему. Для писателя был очевиден примат чувств над разумом, законов жизни над планами и расчетами отдельных людей, даже гениальных, реального хода сражения над предшествующей ему диспозицией, роли народных масс над ролью великих полководцев и правителей. Толстой был убежден, что «ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное», поскольку «великие люди суть ярлыки, дающие наименование событию, которые так же, как ярлыки, менее всего имеют связи с самим событием». И войны происходят не от действий людей, а по воле провидения.
    По мысли Толстого, роль так называемых «великих людей» сводится к следованию высшему велению, если им дано его угадать. Это хорошо видно на примере образа русского полководца М.И. Кутузова. Писатель старается убедить нас, что Михаил Илларионович «презирал и знание и ум и знал что-то другое, что должно было решить дело». В романе Кутузов противопоставлен как Наполеону, так и генералам-немцам на русской службе, которых роднит друг с другом стремление выиграть сражение, только благодаря заранее разработанному подробнейшему плану, где тщетно пытаются учесть все неожиданности живой жизни и будущего действительного хода битвы. Русский полководец, в отличие от них, обладает способностью «спокойного созерцания событий» и потому «ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит» благодаря сверхъестественной интуиции. Кутузов влияет лишь на моральный дух своего войска, так как «долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся со смертью нельзя одному человеку-, и знал, что решают участь сражения не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этою силой и руководил ею, насколько это было в его власти». Этим и объясняется и гневная кутузовская отповедь генералу Вольцогену, который от имени другого генерала с иностранной фамилией, М.Б. Барклая де Толли, сообщает об отступлении русских войск и о захвате всех основных позиций на Бородинском поле французами. Кутузов кричит на принесшего дурные вести генерала: «Как вы... как вы смеете!.. Как смеете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения несправедливы и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему... Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге... Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля... Отбиты везде, за что я благодарю Бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской».
Здесь фельдмаршал кривит душой, ибо подлинный неблагоприятный для русской армии исход Бородинского сражения, следствием чего и стало оставление Москвы, известен ему не хуже, чем Вольцогену и Барклаю. Однако Кутузов предпочитает нарисовать такую картину хода битвы, которая сможет сохранить моральный дух подчиненных ему войск, сохранить то глубокое патриотическое чувство, которое «лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека».
    Резкой критике подвергает Толстой императора Наполеона. Как полководца, вторгающегося со своими войсками на территорию других государств, писатель считает Бонапарта косвенным убийцей множества людей. В данном случае Толстой даже вступает в некоторое противоречие со своей фаталистической теорией, согласно которой возникновение войн не зависит от людского произвола. Он полагает, что Наполеон был окончательно посрамлен на полях России, и в результате «вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров». Толстой верит, что «нет величия там, где нет простоты, добра и правды». Французский император после занятия союзными войсками Парижа «не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки...». И даже когда Наполеон опять захватывает власть во время ста дней, он, по мнению автора «Войны и мира», лишь нужен истории «для оправдания последнего совокупного действия». Когда же это действие совершилось, оказалось, что «последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
    И проходят несколько лет в том, что этот человек в одиночестве на своем острове играет сам перед собою жалкую комедию, интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
    Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
    — Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а я двигал вас?
    Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого».
    И Наполеон, и другие персонажи исторического процесса у Толстого — не более чем актеры, исполняющие роли в театральной постановке, срежиссированной неведомой им силой. Эта последняя в лице столь ничтожных «великих людей» являет себя человечеству, всегда оставаясь в тени.
    Писатель отрицал, что ход истории может определяться «бесчисленными так называемыми случайностями». Он отстаивал полную предопределенность исторических событий. Но, если в своей критике Наполеона и прочих полководцев-завоевателей Толстой следовал христианскому учению, в частности, заповеди «не убий», то своим фатализмом он на самом деле ограничивал способность Бога наделить человека свободной волей. Автор «Войны и мира» оставлял за людьми лишь функцию слепого следования предначертанному свыше. Однако позитивное значение философии истории Льва Толстого заключается в том, что он отказался, в отличие от подавляющего большинства современных ему историков, сводить историю к деяниям героев, призванных увлекать за собой инертную и бездумную толпу. Писатель указал на первенствующую роль народных масс, совокупности миллионов и миллионов индивидуальных воль. Насчет же того, что именно определяет их равнодействующую, историки и философы спорят по сей день, сто с лишним лет спустя после публикации «Войны и мира» .
Я задумался. Так вот, оказывается, насколько важен вопрос человека в истории! Может ли человек, пусть даже герой, изменить ход истории? А может ли ход истории изменить крот?..

Глава 8, В которой расписана схема крота.

( Глава не обязательна для прочтения. Тем, кто видел крота вживую, можно пропустить её без ущерба для чтения повести в целом. Тем же, кто видел крота лишь на картинке или спал на уроке биологии, когда учитель «увлекательно» рассказывал про этих замечательных зверюшек, автор даёт уникальную возможность познакомиться с ними подробнее и ближе ).

Кроты (Talpa).

Крот, который с рождения и до смерти живет под землей и света белого почти не видит, как землекоп не знает себе равных. Все в нем для рытья наилучшим образом приспособлено: и тело вальковатое, чтобы удобнее под землей передвигаться, и мех короткий, гладкий, чтобы за землю не цеплять (но он быстро вытирается, а потому крот линяет три раза в год!). Ушной раковины нет (тоже чтобы не мешала под землей ползать), а лишь складочка кожи - она ухо закрывает, потому земля и песок кроту в уши не сыплются.
Глазки крохотные ("с зернышко маковое"!), веки их плотно закрывают, когда надо. А у некоторых наших кротов глаза и вовсе заросли кожей: совсем слепой такой крот, да ведь под землей все равно ничего не видно.
Передние лапы у крота - настоящие лопаты, когти на них плоские, а кисть вывернута так, чтобы удобнее было рыть землю перед собой и кидать ее назад мордой на маленького зайчонка, притаившегося в полной недвижимости, пока мать его удалилась подкормиться, без жалости его съест.
Кроты к соседям нелюбезны и в своих норах никаких жильцов и других кротов не терпят. А если их посадить вместе в тесный ящик, сильный слабого убьет и съест. Потому и говорят: если б ростом крот был со льва, не нашлось бы зверя равной ему свирепости! Только когда время размножаться, обычно в марте - мае, сожительствуют недолго самец и самка. Возможно, что самец остается с детьми, пока они не подрастут, и даже будто бы приносит им червей и другое пропитание. А если половодьем зальет, помогает матери перетащить детишек в сухие отнорки. Но так ли это на самом деле, с точностью еще неизвестно.
Беременность у кротов 30-40 дней. Обычно в мае (иногда в конце лета) роды: 3-9, в среднем 5 сосунков. Мать кормит их молоком три недели и очень к ним привязана. Если гнездо раскопают, забыв о своей безопасности, хватает одного за другим зубами и тащит в нетронутые норы или прячет в кучу, в рыхлую землю - куда угодно, лишь бы поскорее унести из гиблого места.
Зимой кроты не спят, как ежи, а копаются под снегом, только зарываться им теперь приходится глубже. Нередко выбрасывают землю на поверхность, прямо на снег, и под ним по обледенелой земле путешествуют. Пропитания зимой меньше, чем летом, и, чтобы не голодать, кроты запасают на зиму "консервы" из червей: откусят им головы и замуровывают в стенах своих нор, иногда сотнями штук сразу. Без голов черви далеко уползти не могут, но и не умирают, а потому не портятся.
Ареал обычного, или европейского, крота - обширные пространства лесов, полей, лугов и лесостепей от Испании на западе до Западной Сибири (а возможно, и дальше) на востоке, от берегов Белого моря до степей Украины, Нижнего Поволжья и Казахстана (где его уже нет). Кроме того, в СССР обитают еще пять видов кротов. У четырех из них глаза закрыты кожей и снаружи не видны. Дальневосточный крот, могера, охристо-серый, все другие черные или черно-бурые (молодые сероватые), но попадаются, очень редко, желтые и белые.
Кроты из семейства тальпид, достойный представитель которого и наш обычный крот, обитают только в Европе, Азии и Северной Америке. Их девятнадцать видов. Некоторые не ограничивают себя чересчур строго жизнью в подземельях, часто и довольно быстро бегают по земле. Многие, впрочем, как и наш крот, неплохо плавают. И уж совсем отлично плавает и ныряет североамериканский крот-звездорыл. Это поразительное создание: на конце носа
Крот копается неутомимо и быстро: за день в среднем прорывает двадцать метров новых подземных ходов.
Один исследователь раскопал и измерил лишь некоторые ходы одного крота. Когда общая длина их приблизилась к 158 метрам, он бросил эту работу. Вооружившись затем карандашом, зоолог подсчитал, что крот соорудил под землей вентиляционную и дренажную систему (весьма необходимую для плодородия почв!) с рабочей поверхностью в 28,5 квадратного метра. И это только малая часть того, что один тот крот сделал. Подземные лабиринты иных кротов простираются по прямой (а не теми сложными извивами, как они прорыты) и на четыре километра!
Молодой окольцованный крот уже через двадцать часов снова попался в ловушку, но в семистах метрах (по прямой) от того места, где его выпустили. А другой через шесть дней - уже в двух километрах.
 
Обыкновенный крот (Talpa europaea)
Земля под нашими ногами там, где много кротов, по-видимому, сплошь пронизана запутанной сетью кротовых нор. Наши зоологи подсчитали однажды на двухстах гектарах общую протяженность всех кротовых тоннелей и объем выброшенной ими на поверхность земли. И цифры получились весьма впечатляющие: все ходы, сложенные вместе, протянулись на 87 километров, а земли кроты выкопали 204 тонны!
Ходы у крота двух сортов: гнездовые, в которых он отдыхает, когда сыт, что случается редко, ибо аппетит велик, и кормовые: эти обычно неглубоко от поверхности. Чуткое обоняние указывает кроту, в каком направлении копать, чтобы скорее добраться до дождевого червя, медведки или личинки майского жука. Но если в нору к нему заползут мышь, землеройка, ящерица, медянка, уж, лягушка, он их не упустит, а с проворством, просто поразительным для полуслепого и косолапого, загрызет и съест. Даже если и не заползут, а просто по неведению приблизятся к подземелью, в котором он случайно окажется, крот, под землей почуяв добычу, выскочит, схватит прохожего и под землю утащит. Видели кротов, задом пятившихся и тащивших в нору лягушек (и даже будто бы змей!). Один крот снизу тайно подвел подкоп под птичье гнездо, пробил дно (самого гнезда с места не сдвинув!), сцапал птенца и уволок под землю. Другой будто бы из-под земли учуял какое-то насекомое, сидевшее невысоко на стебельке, и таким же хитрым маневром, пробив рядом землю, овладел добычей.
Все это свидетельства, как говорится, очевидцев, но можно ли им доверять? Тут пусть каждый решит, наблюдая за кротами, способны ли они на такие трюки. Я ничего не утверждаю: просто привожу рассказы о кротах, на мой взгляд, не самые невероятные.
Порой охотится крот и на земле, шаря носом в опавших листьях и во мху. И тут (это, кажется, точно бывает), наткнувшись подслеповатой, но чутьистой мордой на маленького зайчонка, притаившегося в полной недвижимости, пока мать его удалилась подкормиться, без жалости его съест.
Кроты к соседям нелюбезны и в своих норах никаких жильцов и других кротов не терпят. А если их посадить вместе в тесный ящик, сильный слабого убьет и съест. Потому и говорят: если б ростом крот был со льва, не нашлось бы зверя равной ему свирепости! Только когда время размножаться, обычно в марте - мае, сожительствуют недолго самец и самка. Возможно, что самец остается с детьми, пока они не подрастут, и даже будто бы приносит им червей и другое пропитание. А если половодьем зальет, помогает матери перетащить детишек в сухие отнорки. Но так ли это на самом деле, с точностью еще неизвестно.
Живет этот удивительный крот (там, где сыро, у воды) на северо-востоке США и юго-востоке Канады. Он черный или темно-бурый, зрячий, небольшой (сантиметров двенадцать, да хвост еще сантиметров семь). А хвост у него особенный: толстый посередине, у корня и конца уже. В толстом своем хвосте звездорыл на зиму запасает жир.
Американские кроты как землекопы не менее работоспособны, чем наши. После дождя ночью один из них прорыл под землей свежий стометровый ход.
"Оценить обширность этой работы мы можем только из сравнения. Для выполнения соответствующей задачи человеку пришлось бы в одну ночь прорыть тоннель в шестьдесят километров и ширины, достаточной для его тела" (доктор Гарт Мерриан).
Из кротовых шкурок шьют шубы. Хоть и не пышен их мех, но довольно красив. Но известно ли, что крота забивают на пушнину, пожалуй, больше, чем любого другого зверя (кроме водяной крысы), - 20 миллионов штук во всем мире ежегодно!
Недавно еще в Америке ондатры добывали 20 миллионов, теперь и там и у нас вместе - немногим больше 10 миллионов. Белки - около того. Но водяная крыса, пожалуй, все-таки впереди крота: лишь в СССР в 1958 году было "закуплено почти 22 миллиона" ее шкурок (В. В. Дежкини С. В. Мараков).
В Африке обычных кротов нет, но есть к югу от Конго и Великих озер златокроты (15 видов). Наши кроты по происхождению близки к землеройкам и выхухолям, а златокроты - скорее к ежам. Золотыми названы они за металлический блеск своей золотисто-зеленой шерсти (у некоторых видов с медным оттенком). У них не все пальцы преобразованы эволюцией в роющее устройство, а лишь один, средний. Коготь на нем широкий, острый на конце и действует как заступ, так же как у сумчатого крота (у которого, впрочем, два таких когтя). Золотые и медные кроты не любят богатых перегноем почв, а роются преимущественно в песчаных. Чтобы песок в глаза не попадал, они у златокрота наглухо затянуты кожей, а ушная пора крохотная и плотно закрыта шерстью. У наших кротов есть небольшие хвостики, у златокротов их совсем нет, зато на носу большой хрящевой щиток, чтобы нос в кровь о песок не истереть.
В песке сухих саванн и пустынь ищут златокроты червей и насекомых.

Источник: Игорь Акимушкин. Мир животных. Т. 1


Глава 9. Из совершенно секретных архивов противников по «холодной войне».

Пока трубит Гавриил.

Пока трубит Гавриил,
Мы ещё можем успеть,
Мы ещё можем спастись,
Можем во тьме не сгореть.

Что-то сказать и успеть,
Что будет поздно потом,
Нам не дано это знать –
Дату с последним концом.

Всё, что кипело вокруг,
Снова уйдёт в небытьё,
Только не бойся, мой друг, -
Каждый получит своё.

В эти последние дни
Каждый пожнёт по счетам,
Не были судьи слепы –
Волос здесь взвешен на грамм.

Всё, что казалось важно,
Рухнет, исчезнет во тьме,
Останется только твоё –
Душа в оболочке своей.

Прежде, чем смолкнет труба,
Пустим ковчег из сердец,
Мир был всего лишь обман –
Есть только ты и Отец.

Нужно бежать со всех ног,
Что-то успеть донести,
Сделать всё то, что не смог,
Выплеснуть капли любви.

Громче надрыв у трубы,
Нужно бежать со всех сил,
Ну же, труби, Гавриил!
Будем ли мы спасены?

Нам не дано это знать,
Скоро ли судные дни,
Только бы не растерять,
Пока трубит Гавриил.

Эсэр.


Из книги современных историков.
«...Вполне определенно начиналось формирование образа нового противника (взамен
нацизма, поверженного и признавшего свое поражение). В марте... этот процесс получил
мощный импульс. Сначала образ былой жестокости на пропагандистском уровне
продемонстрировал Черчилль в Фултоне, а затем Сталин в ответах иностранным
корреспондентам. Первый говорил о «железном занавесе», контроле Москвы, о
политическом режиме в СССР и ряде других стран, где не соблюдаются принципы демократии. Второй, не стесняясь в выражениях, приравнивал недавнего союзника к поджигателям войны, что он призывает к нападению на СССР».
С1. В какие годы происходили эти события? Какое название получил период
международных отношений, начало которому было положено в описанное время?
С2. Какие посты занимали названные в отрывке государственные деятели?
С3. Почему началось «формирование образа врага» в странах, участвовавших в
совместной борьбе против нацизма? Назовите не менее трёх причин.
С1. Ответ:
Может быть указано, что
1) описанные события происходили во второй половине 1940-х гг.;
2) название периода — «холодная война».
С2. Ответ:
Должно быть указано:
1) И.В. Сталин — руководитель советского правительства и Коммунистической партии
Советского Союза;
2) У. Черчилль — лидер консервативной партии Великобритании; в годы Второй мировой
войны — глава правительства Великобритании
С3. Ответ:
Могут быть названы следующие причины «формирования образа врага» в СССР
и странах Запада:
1. рост симпатий в мире по отношению к СССР как стране-победительнице, внесшей
наибольший вклад в разгром нацизма;
2. недовольство руководства стран Запада усилением роли СССР на международной
арене;
3. обеспокоенность СССР ядерной монополией США;
4. расхождение интересов бывших союзников по антигитлеровской коалиции в борьбе за
лидерство в мире.
 
(Из примерных заданий ЕГЭ по истории).



- Смит, что вы думаете по поводу «оружия»?
Высокий человек в костюме и чёрных очках наклонился к молодому агенту. Смит невольно съёжился и втянул голову в плечи. Агент, курировавший его работу, производил впечатление не самое приятное. Нет, он никогда не кричал, почти не ругался, но от него всегда исходила некая угроза. Видимо, сам по себе такой человек. Смит сравнил бы его с акулой. Большой. Хищной. Расчётливой. И безжалостной. Почему, интересно, он всегда носит чёрные очки? Наверное, их носят те, кому есть что за ними спрятать. А что спрятать? Ум? Жестокость? Жажду наживы?
- Наша работа - не думать, наша работа – действовать, - вяло откликнулся Смит, ожидая в заданном вопросе некой каверзы.
- Полковник МакКлафлин дал более чем чёткие инструкции, это верно. Я бы даже сказал, жёсткие, - агент сочно хрустнул пальцами. – Я бы хотел услышать ваше мнение, но, похоже, что я его не дождусь. Вы политкорректны, как советский посол. Лишнего никогда не скажете, - улыбнулся он. - Тогда скажу я. План грандиозный, но грандиозный он только в том случае, если замечательная советская разведка не рассекретит его раньше времени. Чуете, каким скандалом тогда это обернётся? Мы с полковником, конечно же, приняли меры… Не знаю, подействует ли. «Оружие» не должно быть раскрыто, в крайнем случае, только кодовое название.
Смит слушал молча. Оба агента находились в просторном кабинете, вдоль стен которого тянулись какие-то провода и были расставлены приборы. Приборы всё время что-то фиксировали, и трудно было бы непрофессионалу определить, что именно. Можно было бы предположить, что это связной или технический отдел. Смит сидел на стуле прямо посреди кабинета, а его куратор расхаживал вдоль приборов. В маленькое оконце на противоположной стене отчаянно пыталось пролезть солнце.
- Пока что нас ещё финансируют. Война – это выгодно, да будет вам известно, Смит. Знаете, сколько денег удалось получить за Первую Мировую? А за Вторую? Да, Смит, у всех есть свой интерес. Кому-то нужны деньги, кому-то нужна власть, ресурсы… Вы-то чего хотите, Смит?
Смиту не хотелось отвечать на этот вопрос. Не потому что ему не хотелось всего вышеперечисленного. Он думал.
- Да не напрягайтесь вы так! – агент расхохотался. – Куда уж вам! Без году неделя с нами работаете, а я к вам с такими вопросами!  Ну да ничего. Поймём ещё, что вы за человек такой – впереди у нас долгая работа. Если не сократят сразу же после первого провала! Вы понимаете, что я имею в виду наше сегодняшнее дело, Смит? Главное, чтобы об оружии никто не догадался. Это наша главная задача. Всё! Мы будем задействованы, если только возникнут осложнения. А они возникнут, обязательно возникнут! Знаете почему, Смит? Потому что нет идеальных планов! Их нет в природе. Любой план требует модификации в зависимости от обстоятельств, над которыми мы не властны, как известно. О, как же я люблю осложнения! Иначе особо и заняться было бы нечем. Вот с Афганистаном сейчас осложнения… Но это уже не в моей компетенции.
Смит барабанил пальцами по спинке кресла. Псих. Как есть псих. Ещё и с манией величия. Такому лучше особо не перечить.
-А, вот что я у вас хотел спросить ещё, Смит, да всё забывал! Хорошо, что вспомнил. Как вы относитесь к творениям Макиавелли? Нужно не скупиться в любых средствах для достижения цели, каково, а? Я знаю, можете не отвечать. Но помяните моё слово, Смит! Придут времена, когда оживут призраки прошлого. Вспомнят и Макиавелли, и многих других. Сейчас их подзабыли, но вспомнят, труды их не пройдут напрасно. Мысли предков будут восприняты как доктрина ко дню сегодняшнему, и не нужно будет притаскивать «за уши» новые концепции. Ловили ли вы себя на мысли, что как бы не умны были Тамерлан, Чингисхан, Наполеон и Гитлер, они всё равно никогда не завоевали бы мир. Они действовали слишком явно, слишком открыто. Они умели лишь размахивать топором. Есть другой путь. Более долгий, но зато более верный и точный. Я как-нибудь потом вам скажу. Итак, должно быть, утомил вас своими лекциями и расспросами. Но что поделаешь. Должен же я хоть что-то вбить в вашу молодую, ещё восприимчивую ко всему голову! Должен же вести хоть какую-то пропаганду!
- Вы что, пророк? – вопрос, который задал Смит, оказался каким-то неловким.
- Нет, что вы! – рассмеялся человек в чёрных очках. – Я хорошо знаком с геополитикой. И мне этого достаточно. Раз уж мы заговорили, учтите, Смит, что фашизм ещё не самое страшное, что может быть в мире. Понимаю, сейчас вам и это кажется чересчур ужасным, страшнее этого, казалось, ничего придумать нельзя, но… Фашисты имели идеологию, хоть и весьма… своеобразную. Они за что-то бились, пытались что-то доказать. Бывали даже случаи, когда они соблюдали правила войны. Но представьте себе, Смит, армию молодых людей, которые с самого детства выращивались в условиях агрессии и неприязни. У них нет в голове абсолютно ничего. Ни принципов, ни цели. Они безумцы. Они жаждут громить и уничтожать всё живое. Они не пощадят ни лежачего, ни раненого, ни старика, ни ребёнка, ни даже своего брата. Фашист на фоне их покажется испуганным осклабившимся волчонком. А за этими людьми стоят кукловоды. Они знают, как направить эту агрессию в нужное русло, что разрушить, а что оставить. Вот что по-настоящему страшно, Смит.
Немного подумав, он добавил:
- Холодная война затягивается. Но скоро она подойдёт к концу. Нефтяной насос сейчас перекрыт, а это удар по экономике Советов. Плюс, Чернобыль. Плюс, все их затраты на военный потенциал. Знаете, какую концепцию придумали наши острословы? Пусть вооружаются до тех пор, пока не лопнут! Доля истины в этом есть. Люди стали жить бедно. В стране дефицит. А на вооружение тратится порядка восьмидесяти процентов бюджета. Так или иначе, но победа будет за нами, Смит. Дни Союза сочтены. Перестройка не пойдёт, она покатится!
Дверь неожиданно распахнулась и в кабинет ввалился толстый раскрасневшийся полковник МакКлафлин.
- Идиоты! – его усы дрожали от гнева. – Они всё знают!
- Что знают? – агента внезапное появление полковника ничуть не смутило.
-Они знают про «оружие»! – взревел полковник голосов молодого Кинг-Конга. – Вы всё провалили! Теперь вы сами должны туда отправиться!
Агент продолжал молчать, скрестив на груди руки.
Смит судорожно взглотнул.


Глава 10. Мысли. Опять.

Впервые я осознал значение человеческого слова «депрессия». Раньше я всё никак не мог его понять и осмыслить. Так вот, кажется, что у меня началась депрессия. Или она была у меня ещё задолго до этого.
Мои вылазки к поверхности всё больше заставляют меня жалеть о том, что вот сейчас я нахожусь здесь, под землёй, а не среди какого-нибудь красивого города. Как, наверное, замечательно жить людям! Если, конечно, они это ценят. Бывает, что красота приедается. Это случается от того, что взор наш замыливается, мы видим предмет только с одного ракурса и не замечаем его с других, хотя каждый предмет многогранен. Вы никогда не сумеете познать ни один предмет полностью.
Возьмём хотя бы цветок. Вы смотрите на него, видите его прямой ровный стебель и лепестки. Вам уже знаком его цвет. Вам уже знаком его запах. Вам кажется, что вы знаете о нём всё, вам хочется поскорее уйти дальше, чтобы найти цветок, который будет красивее и лучше. Но… Не факт, что вам удастся его найти! Во-первых, полянка, на которой произрастают цветы, может закончиться и вообще больше никаких цветов на вашем пути не встретится. Во-вторых, остальные цветы могут быть намного меньше и невзрачнее, чем тот первый цветок, который вы видели ранее. В-третьих, понятие о красоте у всех абсолютно разное, вы можете идти далее и не заметить того цветка, который бы был красивее первого, а кто-то другой найдёт. Найдёт, потому что у вас с ним разные представления о красоте, а не потому что вы невнимательный, хотя может быть и так.
Но это с позиции сравнительного анализа. Теперь же вернёмся к нашему цветку. Вы привыкли видеть его в одном масштабе, но возьмите увеличительное стекло и вы заметите, что цветок этот не просто цветок, а дом для маленьких чёрных букашек (ням-ням, ой, простите!). Теперь вы будете смотреть на этот цветок немного по-другому, нежели раньше. А если вы возьмёте очень-очень невероятно сильный микроскоп, то сможете заметить молекулы, из которых цветок состоит. Вы и теперь будете смотреть на цветок иначе – как на сумму молекул, которые и составляют видимый вами цветок. Вдобавок, молекулы окажутся красивыми сами по себе и заставят вас любоваться ими. Я никогда сам не видел молекул, но мне кажется, что внешне они очень похожи на снежинки. Да и не могут они быть некрасивыми, потому что я не знаю вещей, созданных Богом, которые были бы некрасивы.
Вот видите! Оказывается, вы ничего не знаете о цветке! Вы можете не знать о тех богатствах и возможностях, которые вас окружают повсюду, стоит лишь расширить восприятие, открыться всему новому и неизведанному и протянуть руки. Видите, как вы богаты!
Я же прозябаю в этом сыром и неуютном подземелье и задаюсь вопросом, почему я создан кротом, а не человеком. Но, наверное, зачем-то и кому-то это нужно. Я просто ползаю и ем. Но я хочу чего-то большего. С приобретением разума я стал хотеть большего.
Но для того, чтобы добиться большего, придётся покинуть свою привычную зону комфорта, придётся начинать строить заново, приобретать новые навыки, сталкиваться с новыми трудностями. Пятьдесят процентов, вставших на этот путь, повернут назад. Ещё двадцать процентов так на нём и останутся, боясь сделать новый шаг. И лишь остальные будут упорно идти к своей цели.
Но помимо успехов, вставших на этот путь, ждут новые разочарования и опасности. Вы рискуете столкнуться с завистью, предательством, коварством и жадностью просто потому, что вы стремитесь к новому. Но это жизнь. Приходится порою снять розовые очки и увидеть мир таким, каков он есть. Многие ломаются на этом. Им показывают пряник, но о кнуте обычно не говорят. Важно пережить это и идти дальше.
Может получиться так, что вы откроете и в себе на этом пути какие-то нехорошие черты, ранее не замечавшиеся. Например, вами охватит жадность или вы готовы будете идти к власти по чужим головам. Это тоже нормально. Это значит, что эти качества чёрной дурно пахнущей массой уже лежали давно в уголках вашей души. Не проявись сейчас, они проявились бы чуть позже и при других обстоятельствах – это лишь вопрос времени. Но не нужно бояться этого. Знание своих грехов – есть половина победы над ними. Вы знаете, с чем теперь вам следует бороться. Возможно, вы поймёте это не сами, а вам укажут на это ваши друзья или близкие. Вы, конечно же, разозлитесь на них, вам, конечно же, станет это больным уколом, но поблагодарите их от всего сердца, они указали вам на ваши ошибки и слабости. Теперь вы имеете шанс стать лучше. Только и всего.
Только теперь осознал я истинное значение названия произведения Грибоедова «Горе от ума» (услышал в той же библиотеке, где читали Толстого). Меня всегда мучил вопрос: как же так? Если есть ум, то какое же может быть горе? Ведь это – счастье! Но чем больше ты знаешь, тем труднее тебе жить. Потому что ты знаешь! Знаешь то, чего не знают другие. Или не желают знать. Эти знания давят. Гнетут. От них больше вопросов, чем ответов. Но незнание не освобождает от ответственности!
Я теперь знаю очень многое. После произошедших изменений это мой побочный эффект. Я задаю вопросы, но мне неоткуда взять ответы. Мне с кем поделиться мыслями, поговорить. Есть ли большая трагедия личности, как непонимание своего места в мире? Есть ли большая трагедия, как в том, что ты даже не можешь найти себе собеседника?