172. Улица несчастной Любви. Девица Флора

                172. Брелок девицы Флоры


«Мы подъезжали к Николаевской.
    - Вы еще долго пробудете здесь? – спросила я.
    - Хочется еще с неделю. Надо бы нам видеться почаще, каждый день.
     - Приезжайте завтра вечером ко мне, – неожиданно для себя самой предложила я. Антон Павлович удивился.
     - К вам?
 Мы почему-то оба замолчали на время».
Лидия Авилова.

Нет, не Флора, и не девица (ее имаджина, под которой она, шутя, представилась Чехову) – замужняя дама, мать маленького сына.
И талантливый прозаик притом (не верите, сами почитайте ее новеллы), но –
не сложилась литературная судьба, бывает такое. Не смогла она, по выражению Бунина, завязать свою жизнь в тугой писательский узел. А по ее версии – слишком женщиной была во всем, и внешне, и внутренне, и вдоль и поперек, «и на три шага перед собою, женщина». Вот если б родилась мужчиной…

Мне очень нравится Лидия Авилова. Она была самой красивой из писательниц своего времени. А из красавиц – сочиняла лучше всех.

С Чеховым Авилову связывали небанальные отношения. Сама она, несомненно, обожала Антона Павловича, а вот насчет его чувств существуют разные мнения.

Некоторые верят, что Чехов красивую эту писательницу (не верите, сами ее фото посмотрите, стройная, вся какая-то сияющая, она действительно похожа на букет цветов)  по-настоящему любил. Другие, в их числе, сестра писателя, яростно это опровергают. На роль лирической героини жизни Антона Павловича раз и навсегда определена Лика Мизинова. А вакансия зрелого, семейного чувства – за Ольгой Книппер.

Вопреки всему скепсису, аромат живых цветов исходит от той истории (метафора, использованная потом в их переписке). Флора в весеннем венке…

Плохо, что в их отношения встрял декаденский Карнавал:  на костюмированном балу, под маской Лидия предприняла робкую попытку объясниться со своим кумиром, но Антон Павлович, всегда немного боявшийся женщин, сделал вид, что обознался – перепутал  девицу Флору с записной клеопатрой, актрисой Яворской, которая «косила свои жертвы десятками» (см. Великая обезьянья палата).

Авилова клеопатрой не была. Разоблаченная, выслушала покорно, что «молодым девицам бывать в маскарадах не полагается».

Впрочем, по ее свидетельству, Чехов не раз признавался ей в любви – и даже во время того самого памятного визита на Николаевскую.

«Знаете ли вы, что я был серьезно увлечен вами? Это было серьезно. Мне казалось, что нет другой женщины на свете, которую я мог бы так любить. Вы были красивы и трогательны…»

У героини хрестоматийного рассказа Чехова «О любви», Анны Луганович  (красивой молодой женщины, замужней и с ребенком) – инициалы Лидии Авиловой.

Они встретились в квартире писательницы, наедине, но какие-то фатальные мелочи, неосторожно оброненные и неправильно воспринятые замечания вновь помешали им.

Очень по-чеховски – упустить счастье из-за чепухи, рениксы; в его прозе, как, может, ни у кого, черт прячется в мелочах.

« – Я вас любил, – продолжал Чехов уже совсем  гневно и наклонился ко мне, сердито глядя мне в лицо, – Но я знал, что вы не такая, как многие женщины, которых я бросал и которые меня бросали; что любить вас можно только чисто и свято на всю жизнь. И вы были для меня святыней. Я боялся коснуться вас, чтобы не оскорбить. Знали ли вы это?»

Просто онегинская «отповедь» Татьяне (сквозная тема).

Чехов ушел, и Авилова принялась терзать себя, сожалея, что не была посмелее.

«Промучавшись еще два дня, я приняла решение. В ювелирном магазине я заказала брелок в форме книги. На одной стороне я написала: «Повести и рассказы. Соч. Ан. Чехова». А с другой: «Стран 267 стр. 6 и 7».

Еще одна наша сквозная тема – кольцо ( «помпейский перстень» Веневитинова; кольца Пушкина, Нижинского…). Брелок – это не кольцо. Не символ вечности. Не звено цепи ненарушимой. Нечто более эфемерное, многозначное.

Есть много родов любви, но «брелоки в форме книги» имеют такое же право на существование, что и обручальные кольца.

«Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми ее». Может быть, это самое талантливое, что сделала в литературе небесталанная беллетристка Лидия Авилова.

Иван Алексеевич Бунин, ее знавший: «Она принадлежит к той породе людей, к которой относятся Тургеневы, Чеховы. Я говорю не о талантах, – конечно, она не отдала писательству своей жизни, не сумела завязать тот крепкий узел, какой необходим писателю, не сумела претерпеть все муки, связанные с искусством, но в ней есть та сложная и таинственная жизнь…»

Слова, выгравированные на брелоке, как помним, вошли в пьесу «Чайка». Нина Заречная и Тригорин.

Таким образом, в Нине есть черты не только Лики Мизиновой, но и Лидии Авиловой. А еще, конечно, актрисы, исполнившей эту роль на премьере – Веры Комиссаржевской. В записной книжке Чехова имеется ее адрес «Николаевская, 55».

С Антоном Павловичем Комиссаржевскую сблизило участие в постановке «Чайки» в Александринке. Спектакль провалился.

Хор современников:

- Публика с первого же действия стала смотреть на сцену с тупым недоумением и скукой…

- Это продолжалось в течение всего представления, выражаясь в коридорах и фойе пожатием плеч, громкими возгласами о нелепости пьесы, о внезапно обнаружившейся бездарности автора и сожалениями о потерянном времени и обманутом ожидании...

Это был случай, когда искусство обгоняет действительность.

«Чайка» скоро стала символом русского театра.

Трапеция, спружинив, высоко подбросила и Комиссаржевскую, и Чехова-драматурга.

Мистический смысл ситуации: Лика Мизинова и Лидия Авилова, литературный персонаж – Нина Заречная, а также, актриса, воплотившая ее на сцене – Вера Комиссаржевская  и Антон Чехов – создают вневременной виртуальный мета-образ Чайки. Не первый, возникший в фэнсионе (см. Астреллы – эмблемы бессмертия).