Царапина на стекле. Глава вторая

– Так, а что ты думаешь о ней? – Странный задаёт этот вопрос, тыкая пальцем по очереди в проходящих мимо учеников уже, наверно, раз в сотый.
Мы сидим на скамейке в вестибюле. Она тихонько поскрипывает.
– На вид – настоящая хиппи, – пожимаю я плечами, – даже истинная.
– Я зову её Розовой, – на мгновение лицо Странного становится серьёзным. – Она смотрит на мир сквозь розовые очки, поэтому у тебя есть очередная тема для миниатюры.
Вот так и сидим. Странный назвал это «церемонией посвящения». Шутник из него, как из меня писатель.
– Может, расскажешь что-нибудь? – его голос доносится сквозь шум школьного звонка.
– Да запросто, – подмигиваю я. – Всё равно целый урок впереди.
– Прогуливаешь? – его улыбка растягивается до ушей. – Тогда лучше поспешить.
И вот уже через секунду мы выбегаем из школы, как ошпаренные. Я не первый раз делаю что-то подобное. Я обычный подросток с безграничной тупостью, прикрывающийся только моралью и наличием «особого мышления».
– И что же ты мне расскажешь? – Странный сел рядом со мной на землю, вернее на резиновое покрытие школьного стадиона.
– Не знаю, – развожу я руками. – Предложи.
– О себе, – без раздумья отвечает он.
Почему-то я этого ожидала.
– Знаешь, я не любитель говорить о себе, это равноценно ведению дневника, только в устном формате, – ловлю себя на том, что грызу ногти.
– Я понимаю, – кивает Странный. – Но давай я просто задам тебе пару простых вопросов. Ответы на них для меня будут достаточны. Я сразу пойму кто ты, чтобы не затруднять рассказом.
Я сразу придумываю для себя правила: а) не говорить ничего особенно личного б) быть честной, врать запрещено.
– Сколько вопросов я задам зависит от того, как ты ответишь на первый, – Странный ухмыляется, наигранно потирая руки.
– Ладно, товарищ следователь, – закатываю я глаза, одновременно смеясь.
Лицо Странного становится серьёзнее. На него падают лучи майского солнца, от чего каштановые волосы засветились золотом.
Мы уже больше минуты сидим в молчании. Он обиделся? Да нет, не мог. Обижаются только отличающиеся от меня своим розовым мышлением фанатки молоденьких певцов, которые поют девчачьими голосами, или же парни женского мышления, обливающиеся соплями при виде тех же молоденьких певцов.
– А какая твоя любимая песня? – наконец обращается ко мне Странный.
После этого вопроса у меня в голове начинает звучать гитара. Аккорды той самой песни, благодаря которой я живу и буду жить. Это то, что меня вдохновляет. Я слушаю её уже много лет и никому не говорю её название, так как у каждого в жизни есть своя песня, именно та, которой ни с кем не хочется делиться.
***
I have lost the will to live
Simply nothing more to give
There is nothing more for me
Need the end to set me free. [2]
***
– «Fade to black»[3], – выдыхаю я от нахлынувших воспоминаний. Не знаю, почему я решила рассказать Странному об этой песне. Надеюсь, что этому человеку можно доверить то, что спасает меня всю жизнь, и я не пожалею об этом.
– Шедевр 1984 года, – хмурится он, вертя в руках мобильный телефон, – но как-то мрачновато для тебя.
МРАЧНОВАТО?!
– Если ты не способен понять смысла песни, то не надо говорить, что она «мрачновата»!
Сказать, что я разозлилась – это весьма мягко выразиться. Я встаю и начинаю расхаживать по стадиону. Меня трясёт от злости. Психанула.
– Преданная, – слышу я голос из-за спины и прямо ощущаю затылком его кривую улыбку. – Значит, тебе можно доверять. Расскажи мне о смысле, пожалуйста.
Я стараюсь взять себя в руки. То, что я псих мне известно уже давно. Как говорят, все творческие люди ненормальные. Может... Очень может быть.
– Getting lost within myself, [4] – цитирую я, глядя в глаза Странному. – В этом и есть весь смысл.
– Душевные мучения человека, который стоит на перекрёстке двух дорог: жизни и смерти, – бормочет он, не отводя глаз.
– Песня не мрачная, она мотивирующая, – мой голос звучит на пол тона ниже. – Я не хочу взять и потеряться в себе. И буду бороться за право жить дальше.
Странный смотрит на меня удивлённо. Его округлившиеся глаза кажутся ещё светлее, чем раньше.
Не знаю почему, я начинаю смеяться. Хотя знаю – вы бы просто видели его лицо.
– А что, я оказалась страннее тебя?
Его лицо приобретает нормальный вид. Ну как, нормальный. Если улыбка, натянутая до ушей, и глаза, выпирающие из-под век чуть ли не на сантиметр – это нормально, то да. Его видок возвращает меня к мысли о парнях женского мышления.
– Нет, это не странно, поверь, – говорит Странный. – По-моему, это очень тонко.
– Вот только не переоценивай меня и не льсти, – я смотрю на Странного как будто вижу впервые. – И... Я пойду.
– А в чём дело? – поднимает он на меня взгляд.
– Рассыпать комплиментами ты можешь перед другими, я в этом не нуждаюсь, – я говорю это абсолютно спокойно, правда, не могу смотреть на своего собеседника. – Они ни на чём не основаны.
– Может дашь мне почитать свои миниатюры, – подмигивает Странный, – раз уж хочешь иметь доказательства тому, что я не льщу?
– Ладно, но только одну, – соглашаюсь я и достаю ежедневник
из сумки. – Только предупреждаю, что мои мысли и их написание весьма глупы и...
– Ой, ну перестань! – перебивает меня Странный, – Я сам скажу, что мне не нравится, если такое, конечно, будет. То, что ты самокритичная, я уже понял.
Новенькая, Необычная, Преданная, Самокритичная. И это всё я, по словам Странного.
В то время, когда я сидела и размышляла над этим, Странный уже начал читать.
Его лицо, по ходу чтения, совершенно не меняется. Голубые глаза вчитываются в каждую строчку моего текста, словно фотографирует их на память.
Меня переполняют странные чувства, видимо, я не готова делиться своими мыслями с другими...
***
No one but me can save myself, but it's too late. [5]
__________
[2] Смысл жизни потерял,
      Миру ничего не дал.
      Здесь ничего нет для меня.
      В конце свободным стану я.
(это и далее перевод Катрисс Фриман)

[3] «Угасаю во тьме» – сингл группы «Металлика» (eng. «Metallica»)
[4] Потерялся сам в себе.
[5] Никто, только я смогу спасти себя, но уже слишком поздно.