3. Захожу в класс, говорю здрасьте!

Вообще-то с детства все прочили мне стать врачом. Врачом была моя
мама. Она, младшая и единственная в семье, сумела получить высшее
образование, закончив Пермский медицинский институт.  Остальные
дети малмыжского городского головы, выпускника Петербургского и
Казанского университетов Василия Батуева остались без образования.
В 30-е годы их никуда не принимали (в том числе и в  ВКП(б), -
из-за неподходящей классовой принадлежности.

И я думала пойти по стопам мамы, но с физикой у меня было еще
хуже, чем с математикой. На выпускном экзамене в школе, когда я никак не
могла решить задачку про какую-то бабу и какую-то кувалду, наш физик
Виктор Андреевич Труфакин (ныне уже покойный) пригрозил: пока не
решишь - из кабинета не выйдешь, хоть до утра сиди. Я промучалась часов
пять, вышла с экзамена последней, в высохших уже слезах, и поняла, что
про мединститут мне надо забыть (там один из экзаменов - физика). Тогда
я и подумала о журналистике, но как все это осуществить, пока не знала.

- Да, журналистика - это хорошо, - согласилась Маргарита Михайловна, -
но, по-моему, знаний у тебя маловато, не пройдешь по конкурсу. "Кто ж
виноват, если вы пришли нас учить так поздно!" - возразила я ей
мысленно.

- Тебе бы, Таня, куда-нибудь в художественное училище - вазочки
и чашечки расписывать. Что-нибудь по керамике, - добавила
директор Галина Александровна.

Словом, поступать на журфак МГУ я тоже струсила. Несмотря на то, что
за сочинения я всегда получала "отлично" и научилась хорошо
фотографировать, мне казалось тогда, что журналист должен быть какой-то
исключительной личностью. А когда вышел фильм Герасимова "Журналист"
с молодым Юрием Васильевым в главной роли, я в этом еще раз убедилась.

Так - главным образом под нажимом мамы (ах, мамы, мамы, как мы порой
непростительно давим на наших детей!) - я оказалась в нашем педе, то есть
на филфаке Кировского пединститута имени Ленина, куда поступила легко
и без всяких проблем.

У кировских школьников середины шестидесятых годов ХХ века он
не считался престижным вузом. В ту пору пед был ориентирован в
основном на выпускников сельских школ. Начитанные,
насмотренные, хорошо подготовленные, развитые городские ребята
ехали учиться куда-нибудь в столицу или в тогдашний центр научной
мысли - Новосибирск, искали что потруднее, поинтереснее.

Наши медалистки Ольга Решетникова и Нина Винокурова поступили
одна - на только что открывшееся отделение кристаллографии геофака
МГУ, другая - в московский менделевский, а Кларка Курина уехала в
Новосибирский академгородок. С той поры в Вятке они были лишь
наездами и каждый раз, клянясь городу в любви, признавались однако,
что дырее дыры нету...

На первом же вступительном экзамене в пед я затеяла перебранку с
педагогом по литературе, которая отчитала меня за длинные ногти
умопомрачительно яркого цвета.

- Школьному учителю не к лицу носить маникюр, тем более - такой
вызывающий! - зашипела она. - Какой пример вы, советский педагог,
будете подавать детям?

- А что, разве учитель - не человек, может не следить за собой и не
должен нравиться своим ученикам?

Засилие в учебной программе общественных дисциплин и
специальных предметов типа "Школьной гигиены" нагоняло
тоску. Серьезной творческой работой с русским языком и
литературой, на что я рассчитывала искренне любя и то и другое,
поступая в пед, и не пахло. Темы курсовых оставляли желать
лучшего, хотя одну из них я все же написала с удовольствием.
Курсовая по русскому называлась "Междометия и междометные
выражения в романе Михаила Шолохова "Тихий Дон". Я
старательно перелопатила оба тома, отметила, выписала,
сгруппировала всякие "цыц", ась", "хо" и получила "отлично".

Учиться было неинтересно. Вполне возможно, мне не хватало таких
близких и сердечных отношений с кем-нибудь из вузовских
преподавателей, какие сложилось у меня с Маргаритой в школе. Ведь
любой процесс обучения - это в первую очередь общение с личностью.
Личности, безусловно, были (Симонов, Мохирев, Троицкий, Горева,
Солоницын), но общения с ними как-то не получалось: то ли они
проходили мимо меня, то ли я проходила мимо них. Скорее всего,
второе, потому что лекциям я нередко стала предпочитать свидания.

Я откровенно прогуливала, по многим предметам имела
"хвосты", частенько моя фамилия значилась в черном
списке должников, который вывешивался на факультете.
После каждого семестра я собиралась бросить учебу, но кто-
нибудь меня уговаривал, я продолжала без всякого
энтузиазма плестись дальше и как-то незаметно для себя
доплелась-таки до выпускных экзаменов и благополучно
получила диплом.

Единственным развлечением, как вы уже догадываетесь, была
факультетская стенгазета, которую мы делали вместе с Аней
Вожеговой (ныне Зыковой – бывшим директором средней школы №1 в
Котельниче), но отчего-то эта работа не доставляла мне большой
радости. Обычно мы с Анькой горбатились вдвоем, тексты если
кто и писал, то скучные - для отписки.

Педпрактика с каждым разом все больше отбивала желание
преподавать в школе. Сценарий урока нас заставляли не только
писать, но и учить наизусть, начиная со слов "захожу в класс,
говорю детям "Здравствуйте!". Говорят, что был даже такой
анекдотический случай, когда одна студентка-практикантка,
перезубрив дома и волнуясь так, что зуб на зуб не попадал,
открыла дверь и заявила во всеуслышание: "Захожу в класс,
говорю детям "Здравствуйте!".

Нет, школа - не мое призвание, это было ясно. У меня не было
никакого желания вдалбливать в головы детей правила и
исключения из правил, стихи, которые каждому положено знать
по программе и многое другое, что одним нравится, а другим
вовсе нет. Второй Маргариты из меня никогда бы не
получилось. Но иногда нужно окончить институт, чтобы
убедиться, что ошибся в выборе. Встал весьма актуальный
вопрос, где работать, так как моему сыну было уже почти три
года, отношения с мужем - на грани развода, а на маминой шее
висеть вдвоем с ребенком вовсе не хотелось.