4. За ленинские юбилейные

В многотиражку Кировского шинного завода я пришла в то
время, когда на место бывшего директора Василия Ивановича
Комиссарова готовилась заступать Галина Михайловна
Голоулина - весьма передовой по тем временам руководитель.

Ее "коньком", как известно, была культура производства. Это
означало не только модернизацию производства и автоматизацию
сборочных процессов, но и повсеместное благоустройство. В начале
70-х по инициативе Голоулиной на территории завода были
посажены десятки елей и берез, разбиты газоны с цветами, в цехах
созданы зеленые уголки отдыха для рабочих, а сами рабочие
обряжены в одинаковые комбинезоны, кроме того, на головах у
женщин были косынки, а у мужчин нечто, вроде бейсболки. Хотя и
обычный ватник все еще пользовался спросом. Выдали такой и мне -
для походов во всякие цеха, где много пыли и сажи.

Одной из первых вятских руководителей Голоулина создала у
себя на заводе лабораторию промышленного дизайна.
Лаборатория эта находилась на одном этаже с редакцией и
вызывала у меня чуть ли не священный трепет, поскольку слово
"дизайн" только-только входило в моду, никто толком не знал, что
это такое, и все относились к художникам-дизайнерам с большим
почтением. Однако, выяснилось, что дизайнеры - тоже люди: Рита
Аюпова, Владимир Козлов, Володя Глушков и другие оказались
простыми, веселыми, пальцев не гнули, и поэтому мы сразу же
подружилась.

Однако до полиграфии прогресс в те годы еще не дошел. Когда я
впервые попала в Кировскую областную типографию и увидела,
как делается газета, то чуть не онемела. "Да, это тебе не
стенгазету красить", - мысленно сказала я себе.

Машинописные тексты на специальных станках - с шумом и лязгом
- линотипистки отливали в металлические строчки опредеденного
формата, строчки эти вручную складывались в статью (взял колонку
небрежно - и рассыпал!), статьи - в газету. Заголовки были как
цельными, отлитыми на станке, так и собранными опять же
вручную из отдельных буковок. Фото, переведенное методом
цинкографии в металлическую пластинку, клеилось на деревянную
плашку, которая по высоте должна была обязательно совпадать с
высотой всего набора - иначе фотоизображение не пропечатается.
Все это заключалось в большую железную рамку, намертво
закручивалось гаечными ключами, и с такой вот тяжеленной штуки,
которую на тележке везли в печатный цех, делались оттиски на
бумагу.

Главное заключалось в том, чтобы хорошо вычитать машинописные
тексты, поскольку из-за ошибки или опечатки приходилось
переливать целую строчку. "Принеси-ка мне правку", - командовал
метранпаж, я бежала в наборный цех и тащила на влажных
бумажных гранках стопку еще тепленьких металлических строчек с
исправленными ошибками. Но вот газета набрана и отправлена в
печатный цех, а я сижу и жду контрольный экземпляр. "Посылайте
Таню, - звонят из печатного, - будем тискать" (понимай, делать
оттиск, оттискивать).

Тому, кто, придя в журналистику, сразу же сел за компьютер, все это,
наверное, представить трудно так же, как понять смысл слов линотип
(наборная машина) и метранпаж (верстальщик).

Редактором "Кировского шинника" была Надежда Васильевна
Макарова - маленькая щупленькая женщина пенсионного возраста,
которая не скрывала, что сидит на своем посту только ради
квартиры. Но к работе она относилась самым
наидобросовестнейшим образом. Утром первым делом раскрывала
свежую "Правду", внимательно просматривала материалы и
готовила свою копию номера.

- Та-а-к, очерк о передовике, - с удовольствием констатировала
она, шурша страницами. - Пойдешь в первую сборку, напишешь о
победителе соцсоревнования. Фамилию там спросишь... А вот,
смотрика, я так и думала: отклики рабочих на новое
постановление партии. Надо будет тоже сделать отклика два-три
на первую полосу. А заголовок-то, заголовок какой - запишем-ка
его в нашу тетрадку...

Через полгода от передовиков у меня зарябило в глазах: все они
казались мне на одно лицо. Рабочие были людьми скромными,
стеснялись, говорить не умели, отвечали односложно, а что у них
спрашивать, я понятия не имела.

Я тогда еще не знала, что главное для очеркиста - испытывать
искренний интерес к человеку, уметь вникнуть в суть его проблем,
попытаться вместе с ним в них разобраться, поискать выход из
сложившейся ситуации, вызвать доверие к себе, расположить,
разговорить. Впрочем, в то время люди боялись говорить о проблемах
- как бы, мол, не наделать себе же хуже.

Первые мои статьи походили одна на другую, как близнецы-
братья, но поскольку в школе и в вузе писать меня все-таки
научили, окружающих мои опусы вполне устраивали, оценило их
и заводское начальство. А особенно зауважало после того, как
весной 1970 года в "Кировской правде" (да еще на первой
странице, рядом с заголовком!) - за моей подписью появилась
статья под названием "За Ленинские юбилейные!" - про
передовиков, соревнующихся за почетную медаль "К 100-летию
со дня рождения В.И.Ленина". Это была моя первая публикация, о
которой я тут же оповестила всех подруг и знакомых.

Придя к Наташке, я интригующе спросила:

- Вчерашнюю "Кировскую" читала?

- Ну, читала - и что?

- Как что? Как что?! Первую-то полосу видела?

- Да я не очень-то читаю первые полосы. Начинаю с конца. А что
случилось-то?

- У меня же статья вышла на первой полосе, заголовок - вот
такими буквами!

И я бросилась к стопке газет, которые обычно лежали у них в доме на
рояле. Разрыв стопку газет и журналов (сколько люди выписывали в то
время!) я нашла нужный номер и обомлела. Именно на этом месте был
ровненько оторван кусочек бумаги. После этого я перестала хвастаться
публикациями, а потом и вовсе перестала следить за ними: раз гонорар
начислен - значит материал прошел.

... Когда редактриса получила квартиру и с чистой совестью ушла на
заслуженный отдых, меня вызвали в партком завода и с глазу
на глаз сказали: хочешь быть на ее месте - вступай в партию. Иначе -
никак. А в партию я не хотела, потому что уже тогда начала
подозревать, что творится в ней что-то неладное. Я и в комсомол-то
вступила только под нажимом, зная, что иначе не примут ни в один вуз.

Про партию я поняла все только лет через десять, а то и больше, и
убедилась, что была права в подсознательной нелюбви к ней, когда
народ начал массово выходить из КПСС, а кинорежиссер Марк
Захаров, который одно время вел передачу "Кинопанорама" на
центральном телевидении, сжег свой партбилет в прямом эфире.