7. Как рыба об лед

Десять лет службы в Кировской областной конторе по прокату
кинофильмов закалили меня, как журналиста: я еженедельно писала для
"Кировской правды" "Путеводитель по экрану", делала обзор новых
фильмов на областном радио, вела передачи "Фильмы недели" на
Кировском телевидении, занималась издательским делом, выпуская
плакаты и каталоги по кино, и начала разбираться, что почем. Это
была хорошая практика.

Но мало кто знает, каково было мое существование внутри этой самой
конторы. С детства любя кино, я, естественно, клюнула на халяву: вот
классно - целый день сидеть и смотреть новые фильмы да еще и
получать за это зарплату! Фигушки - на деле все оказалось не так
сладко.

Это был маленький гадюшник, где процветали все пороки времен
застоя: кляузничество, крючкотворство, нечистоплотность, подкуп,
подхалимаж, самодурство. Здесь любили унижать человека, не признавая
в нем личность. 

Здесь нельзя было иметь собственное мнение и высказывать его,
спорить с начальством, шагать не в ногу с коллективом, даже если он
идет не в ту степь, а главное - хоть на шаг, плечо, голову или волосок
выступать вперед. Каждый должен быть ровненьким зубчиком в одном
гребешке, в общем, колесиком и винтиком, как и полагалось тогда во
всем необъятном СССР. Иначе - по зубам и на место.

Поступив во ВГИК по направлению и с рекомендацией
облкинопроката, я считала, что, как говорят в Одессе, оно ему надо.
Оказалось наоборот. Ни одной тебе благодарности за хорошую учебу,
ни премии, ни даже устного упоминания в каком-нибудь нудном
отчетном докладе про молодого специалиста, героически сочетающего
учебу и труд. Более того, я еле-еле добивалась, чтобы учебный отпуск
оплачивался, а после него с трудом выбивала очередной (два отпуска
подряд - это, мол, слишком жирно).

За получасовую бесплатную рекламную передачу "Фильмы недели"
на телевидении мне полагался небольшой гонорар (рублей 40-60 в месяц),
что со временем вызвало у начальства кинопроката самое настоящее
бешенство, и оно мудро решило не отплачивать мне дневные часы
видеозаписи на студии. Причем, делалось все втихую, без всяких
уведомлений: приходишь в бухгалтерию за зарплатой, а тебе вместо
законных 130-ти выдают всего 80 рублей.

Не буду называть имен, скажу только, что у руля кировского кинопроката
стояли люди весьма необразованные и далекие от искусства. Один - в прошлом
недоучившийся в средней школе сельский киномеханик. Другой - партийный
работник, рванувший из района в город на непосильную для него руководящую
работу. Он говорил «киномотография», часто сидел по-школьному сложа руки за девственно чистым письменным столом и слушал, скажем, радиопередачу
"В рабочий полдень", а вообще же любил проводить время в гараже. Третий - забитый и зачуханный партийный босс местного масштаба, ежедневно прогибающийся под райком, горком и обком и прочие вышестоящие органы.

Кино было им неинтересно. Фильмы смотрели обычно следующим
образом: вторую часть (по законам драматургии это завязка), пятую часть
(как правило, кульминация) и последнюю (финал). Так составлялось
впечатление о фильме и тут же решалась его судьба: если может дать
деньги - выпустить его на два, а то и на три экрана, а если нет - то
отправить в район или вообще положить на полку, оставить гнить в
фильмохранилище, независимо от призов и наград. Иной раз мы с
методистом отдела репертуарного планирования Галей Макаровой едва-едва
успевали ухватить нужный нам фильм для показа в киноклубе
"Сталкер".

Все, что относилось к настоящему искусству, киношным чиновникам
было просто недоступно, следовательно - непонятно, а поэтому считалось
белибердой. Но больше всего в этой ситуации их бесило то,
что мы отчего-то пребываем в явном восторге от этой белиберды,
причем, держимся за нее двумя руками, да так, что готовы за нее глаза
выцарапать (а выцарапать, признаюсь, очень хотелось!).

Зато настоящим праздником для всего коллектива было поступление в
прокат нового индийского фильма. Тут уж собирались все и, щелкая
семечки, смотрели две серии без всяких сокращений - с утра и до вечера.
Много лет подряд индийские фильмы выпускались сразу на несколько экранов
в лучшие кинотеатры города, а фильмы Тарковского, Панфилова, Михалкова,
Муратовой и других мастеров отечественного кино - на один-два сеанса в
какой-нибудь захудалый или окраинный кинотеатр.

Терпеть, что "Андрея Рублева" показывают в малом зале "Смены", а "Зиту и
Гиту" или "Танцова диско" - в "Победе" или "Алых парусах", было совершенно невозможно: руки чесались написать если не фельетон, то хотя бы критическую статью, да при этом вдарить, как следует, по невежеству и вкусовщине.

Однако мое положение в кинопрокате было и так сложным и весьма конфликтным по причине постоянной борьбы за свои права, кроме того, я не могла открыто выступать в прессе против тех, с кем работала под одной крышей: во-первых, со стороны это выглядело бы неэтично, а во-вторых, никто бы не понял, почему нельзя решить вопрос изнутри. А решить его было невозможно, ибо, как говорится, плетью обуха не перешибешь. Однажды дело дошло до того, что мне пригрозили психушкой.   

Тем не менее мы постоянно раскручивали в местных газетах дискуссии по
проблемам прокатной политики в городе. В "Комсомольском племени", где долгое время существовала страничка "Стоп-кадр", постоянно писали на эту тему Михаил Коковихин и Валерий Фокин, их поддерживали Михаил Ненашев, Евгений Останин и другие авторы.

Для "Кировской правды" мы с Галей Макаровой готовили материал сами, но
статьи подписывали киноклубники, которые вполне разделяли нашу точку
зрения на безграмотную работу проката. Газета об этом, конечно, не знала.

Вот в этой разнице взглядов на кино, а по большому счету на жизнь вообще, и состояла суть неразрешимого конфликта, который тянулся почти десять лет. Борьба, даже при поддержке прессы, была неравной, и когда под угрозой оказалось здоровье, я сдалась и плюнув на все, ушла. Я поняла, что как бы ни билась, что бы не предпринимала, куда бы ни писала и к кому бы ни обращалась, - все бесполезно. Такое тогда было время.