После семидесяти. Часть 4. Учительница 19-30. 04

Я стала работать учительницей русского языка и литературы в школе номер девять в институтской части Дубны. С помощью сестры мы сняли квартиру в Дубне-3 – крохотный домик, бывший когда-то баней. В Дубне уже жили замужем мои бывшие коллеги по Губин-Угольской школе – Лида, с которой мы дружим до сих пор, и Света. Света работала воспитательницей в детском садике, куда я устроила сына.

Сын, привыкший сидеть дома один, очень неохотно посещал садик. Часто бывало так: я вела его утром в сад, возвращалась домой, а он уже другим путём вперёд меня вернулся обратно. А мне надо было ещё на автобусе ехать в школу. В конце концов я сдалась, и сынишка охотно оставался дома под присмотром хозяйки бабушки Мани. Они с ней играли в подкидного дурака, читали книжки.

Спустя полгода Ивану дали квартиру – класс в бывшей начальной школе. Там жили семьи милиционеров. Жилось нам трудно: готовили на плитке, дорога в школу занимала по часу в день, полоскать бельё приходилось в соседнем ручье. Да и Иван стал выпивать ещё чаще. Через год его уволили из органов. Я же подала заявление на развод.

Мы с сыном стали жить в моей же школе: директор поселила меня в классе. Сашу я всё же устроила в садик рядом со школой. Конечно, было очень неудобно такое житьё-бытьё. Я очень часто ходила в райисполком просить хоть какую-то свою жилплощадь, но мне всегда отказывали. И. приходил, уговаривал вернуться, но я держалась.

В школе работа моя шла, как всегда, хорошо, нагрузка была приличная, с классным руководством в седьмом классе. Любовь между мной и детьми была взаимная. Я впервые работала в большой городской школе, где классы были по 44-45 человек, но не замечала трудностей.

Помню празднование 50-летия со дня образования СССР. Из каждой союзной республики приезжали делегации по 10-15 человек. Детей размещали в семьях наших ребят. Каждая делегация в своих национальных костюмах выступала на общем празднике, рассказывала о традициях, о жизни в своей республике, пела народные песни. Дети за это время сдружились, и я свято верила, что отношения между нашими народами были действительно добрыми.

В нашей школе учились дети ученых из разных социалистических стран. У меня в классе были полячка Тамара, немец Франк, венгр Андриеш и другие. Дети приезжали с родителями, которые работали в институте ядерных исследований по пять-десять лет. Тогда-то я и убедилась, что иностранного ребенка научить русскому языку легче, чем русского ученика - его родному. Иностранцу не мешает окружающая его с рождения языковая среда, он сразу учится читать и говорить правильно, по учебнику. Случалось так, что к десятому классу эти венгерские, немецкие, польские мальчики и девочки знали русский язык лучше, чем наши, и легче поступали в московские институты.

Летом 1972 года, как и во всех школах, у нас образовался лагерь труда и отдыха. Я поехала руководителем этого лагеря (было около тридцати ребят из десятых классов) в Молдавию убирать овощи и фрукты. В колхозе нас тепло приняли, очень хорошо кормили, но мне было стыдно каждое утро ходить на планёрки и получать задания, потому что городские мои дети каждый день доказывали, что у них лагерь не только труда, но главное – отдыха: наедятся абрикосов или вишни, или помидоров, и ложатся отдыхать прямо на рабочем месте. То есть помощь от нас была небольшая.

В конце смены, нагруженные фруктами, мы вернулись в Дубну. В сентябре 1972 года я снова пошла в райисполком насчёт жилья и снова получила отказ. Иван не переставал к нам ходить, и в конце концов, обиженная на весь свет, я согласилась с ним поехать жить в Белоруссию к его родителям.