Встреча, ставшая судьбой

Шебутные белки промчались над головой, осыпав меня сосновой хвоей.
Я стояла в садике у своего дома, поправляя розовые кусты.
Подняла голову, посмотрев, куда умчались пушистые проказницы.
Не спокойно как-то стало, тревожно.
Хотя вроде бы, день начинался хорошо.
Я оглянулась.
Моя собака подошла ко мне, отбежала к калитке, снова подбежала ко мне.
Зовет. Куда-то зовет.
Значит, надо идти.
-Ну веди, белки-то уже упрыгали.
И собака, постоянно оглядываясь, побежала в глубину леса.
Странно.
Я не любила ходить в эту сторону.
Заросли кустов, крапивы по пояс, зимой бурелом.
Что там могло произойти?
Собака нырнула в эти самые заросли, и вдруг выскочила оттуда, метнулась ко мне, и схватив зубами потащила туда, прямо в колючки.
Выбора не было.
Я закрыла глаза, и разводя ветви кустов руками, протиснулась на свободное от веток место.
Маленькая лужайка была занята единорогом, лежавшим на боку и тяжело дышавшим.
Раненым единорогом.
Кто то стрелял в него, и как он попал сюда - мне не узнать, да, собственно, это было не важно.
Стреляли не в моем лесу.
Это было абсолютно точно.
Память услужливо вдруг подсказала, что единороги могут проходить сквозь пространства.
Значит, в своих путешествиях он наткнулся на людей с ружьями.
И они его ранили.
Хорошо, что он смог протиснуться сюда, в мое пространство, в мой лес, в мою жизнь.
И хорошо, что белки пронеслись над моей головой.
Это все пролетело в голове разом, и тут же забылось.
Вдруг как-будто зрение прояснилось, расширилось и я стала видеть гораздо больше.
Собаку, которая лизала морду единорога.
Кровь, которая толчками выходила из раны наружу.
Белки, которые замолкли высоко над нами.
Я подползла к зверю.
Надо же.
Черный раненый единорог.
Я посмотрела на рану.
Кровь еле заметно мерцала на его потускневшей шкуре.
Как его перевязать?
Что делать, если пуля застряла внутри?
Господи, ну как же так?
Что мне делать?
Собака вдруг метнулась ко мне, и села, глядя в глаза.
Она что-то знала, о чем-то хотела сказать, но как понять?
Я погладила морду зверя.
Он чуть слышно застонал.
Перетащить бы его ко мне, там и травы есть, и вода ключевая, живая.
Я оглянулась.
Мне его не поднять.
Но собака вдруг вскочила и пару раз пролаяла.
Единорог услышал.
Шкура его дернулась, кровь запульсировала сильнее, побежала из раны, и он начал исчезать у меня на глазах.
А собака, взглянув на меня вдруг метнулась прочь.
Я бросилась за ней, успев заметить, что на месте исчезнувшего зверя осталась кровь.
Значит, рана была сквозная.
И это было хорошо.
До моего дома было недалеко, и спустя несколько минут я увидела, как единорог материализовался во дворе, а его уже успокаивала собака.
Значит, все правда.
Они могли подчинять себе пространства, находить дыры в них и пересекать их только им одним ведомыми способами.
Я вошла во двор, заперла калитку, метнувшись в дом, вытащила одеяла, покрывала и как могла подтолкнула их под единорога.
Он тяжело дышал, но дышал, хотя это перемещение отняло у него последние силы.
И это обнадеживало.
Я промыла его рану травяными настоями, как смогла перевязала, и напоила водой.
Ночь я провела, прижавшись к его боку, обнимая своего колли, грея замерзшие на ночном воздухе руки в собачьей  пушистой шерсти.
Колли изредка поднимал голову, принюхивался и снова успокаивался.
Хорошо.
Значит, с единорогом все было хорошо.
Утром примчались белки, протрещали что-то, посмотрели на нас и умчались дальше.
Я сходила, нарвала травы, и предложила единорогу.
Он лежал, открыв глаза, смотрел на меня, пил воду, но есть не стал.
Оставив с ним собаку, я прибралась в доме, приготовила поесть, и вышла во двор.
Нужно было осмотреть рану.
Приготовив воду, я убрала повязку.
И ахнула.
За ночь рана прилично затянулась и кровь по краям мерцала гораздо сильнее.
Выздоравливает?
Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.
Я погладила единорога по морде и он посмотрел на меня.
Прямо глаза в глаза.
И дрожь пробежала внутри меня.
Меня затрясло.
Руки опустились.
И я увидела все, что с ним случилось.
Как он вышел на поляну в другом мире, как его увидели странные люди с ружьями, как выстрелили, и как ему удалось открыть мое пространство.
Он шагнул в него, но пуля успела его достать.
Она прошла навылет, но сил отняла немало.
Мне вдруг стало очень больно.
Я почувствовала удар пули, как-будто она пронеслась в моем теле, как покинула его.
Я опустилась на землю рядом с ним.
Слезы лились ручьем, и мой колли участливо смотрел на меня.
Он тоже все понимал.
И чувствовал.
Кто же мог хотеть убить единорога?
Кому помешал этот великолепный зверь?
Это были не люди.
Люди не могли так поступать.
По-меньшей мере, в моем мире.
Я обняла его, гладя по гриве, по мускулистой шее.
Он вдруг фыркнул мне в ухо и меня отпустило.
Он поправится.
И он поправился.
Через неделю он уже резво бегал и во дворе моего домика и вокруг него.
Вся ближайшая живность уже его знала и подружилась с ним.
Двор пестрел лисьими хвостами, заячьими ушами, беличьими мордашками.
Собака удивленно смотрела на всю эту звериную вакханалию, но я чувствовала, что ей тоже это все нравилось.
И однажды утром я вышла во двор, единорог подошел ко мне и ткнулся мягкими губами в щеку.
Я угостила его горбушкой свежевыпеченного хлеба.
А потом поманила за собой.
Колли, конечно же, потянулся за нами.
Мы шли к маленькому лесному озеру, на поверхности которого плавали сосновые иголки.
Единорог остановился, принюхался и медленно вошел в воду.
И поплыл.
Я села на берегу, обняв колени руками, колли привалился к моему боку.
Мы сидели и смотрели, как великолепный красавец рассекал водную гладь.
Он плавал, набираясь сил.
А я знала, что приходит время ему уйти.
И не хотела прощаться.
Не хотела оставаться без него.
Но и держать его я не имела права.
Он вышел на берег, отряхнулся и посмотрел на меня.
И снова, как тогда, как в первый раз, внутри меня все задрожало и я увидела его лес.
Его поляну.
Его горы.
Я смотрела на это, отрешенно думая, что как же его мир похож на мой.
Только небо другое.
Какое-то неуловимо чужое.
Но для него - самое лучшее.
Я поняла.
Он прощался.
И я, утерев слезы рукой, кивнула ему.
Подошла, обняла прижалась из всех сил, пытаясь отдать ему и свою любовь и ту привязанность, которую обрела за эти прошедшие дни.
Он принял, он понял, он почувствовал.
Аккуратно освободился, фыркнул, глядя на собаку, и отступил назад.
И вдруг пространство стало колебаться, мерцать и я увидела, как оно расходится по сторонам, пропуская моего единорога.
И потом замкнулось.
Навсегда.
Я медленно повернулась и пошла к домику.
Собака бежала рядом со мной.
И не очень веселым вышло наше возвращение.
Вездесущие белки уже успели разнести весть о том, что единорог покинул нас.
Во дворе моего дома наступила прежняя тишина.
И постепенно жизнь вошла в свою колею.
Наступила осень.
Тихая, спокойная, золотая.
Без дождей, без ветров.
Она прошла, оставив деревья раздетыми, подготовив их для зимней спячки.
Зима была снежной.
Пушистый снег засыпал крышу моего дома, я чистила дворик лопатой под веселый лай колли, который зарывался носом в снег и гавкал на падающие на нос снежинки.
Глядя на него, хотелось смеяться самой.
И тоска по летнему происшествию почти отступила.
А потом пришла весна.
Как-то сразу, как-то за одну ночь.
Ложились спать еще зимой, а утром солнце взошло над нами и мир стал ярким, зеленым и цветущим.
Я стояла за домом, подставив лицо солнцу, а колли лежал рядом со мной, когда мы услышали беличий гомон.
И собака метнулась от меня.
А я не могла сдвинуться с места.
Ноги как-будто приросли к земле и я не могла поверить.
А потом медленно, очень медленно оглянулась.
И почувствовала, как внутри начинается почти забытая дрожь.
И образы заполнили меня.
Чудесных цветов, голубого неба и аквамаринового моря.
И высоких гор и страшной грозы и запаха соснового леса после дождя.
И я увидела его.
Черного, могучего, с искрящейся шерстью, которая лежала волосок к волоску.
Стоящего у моего крыльца.
И смотрящего прямо на меня.
И колли смотрел на него снизу вверх, и честное слово, улыбался.
И счастье стало полным.
Потому что не может быть счастья, если рядом нет того, кто стал твоей судьбой.